2 января 1985 года
13:50
Пэтти иногда задумывалась, сколько времени, если его сложить, они с сестрой провели за рулем? Тысячу часов? Две? Может, два года, если учесть все поездки (как, например, считают фирмы по изготовлению матрацев: треть жизни человек спит, так почему бы не поспать на нашей продукции — она сделает сон особенно сладким!). Говорят, восемь лет мы стоим в очередях. Шесть лет уходит на то, чтобы справлять малую нужду. До чего отвратительна жизнь, если взглянуть на нее с этой точки зрения! Два года перед кабинетом врача, и только три часа на то, чтобы смотреть, как за завтраком Дебби хохочет до тех пор, пока молоко не польется у нее по щекам. Две недели — чтобы давиться комковатыми блинами с сырой серединой, которые напекли для нее дочери. Всего час видишь, как Бен водружает на голову бейсболку, с поразительной точностью повторяя движения деда, а ведь дед умер, когда он был еще крохой. Шесть лет унавоживания земли в поле; три года неприятных звонков из налоговой службы. Наверное, месяц секса, — хорошо, если день такого, который доставил удовольствие. За всю свою жизнь она спала с тремя мужчинами. Первым стал милый и добрый одноклассник; потом Раннер — удалой парень, который отбил ее у милого и доброго одноклассника и оставил с четырьмя (замечательными!) детьми на руках; с третьим она несколько месяцев встречалась, после того как ушел Раннер. Трижды они спали, когда дома были дети, и каждый раз это заканчивалось ужасно глупо. Одиннадцатилетний Бен, в то время страшно ревнивый, с мрачным видом усаживался на кухне и бросал на них недобрые взгляды, когда утром они выходили из ее комнаты и она шла в ванную, с ужасом думая, что от нее несет мужским семенем, которое пахнет так резко и агрессивно. С самого начала было совершенно ясно, что этот ее роман обречен, заводить кого-то еще у нее пока не хватает храбрости. Может быть, когда-нибудь потом, через одиннадцать лет, когда Либби закончит школу. Ей будет сорок три года — возраст сексуального расцвета женщины. Или в сорок три наступает климакс?
— Едем в школу?
Вопрос Дианы вернул ее из минутного транса к жуткой действительности и тому, что они должны сделать. Найти сына — а дальше что? Спрятать его, пока не пройдет буря? Отвезти в дом, где живет эта девочка, и все выяснить на месте? В фильмах мать семейства всегда ловит сына на краже, после чего отправляет обратно в магазин, где тот дрожащей ручонкой протягивает кассиру украденную конфету и жалобным голосом просит прощения. Она всегда знала, что Бен подворовывает какую-то мелочь. До того как он начал закрывать свою дверь на замок, она иногда натыкалась в его комнате на неожиданные предметы, которые помещаются в карман: свечу, батарейки, пакетик с пластмассовыми солдатиками, но, как это ни ужасно, ни разу ни слова ему об этом не сказала. Одна ее часть просто не хотела с этим связываться — тащиться куда-то в город и разговаривать в магазине с мальчишкой, который получает смешные деньги, и его эта кража совершенно не волнует. Другая же (и худшая) думала: а почему, черт побери, и нет! У мальчика так мало игрушек, так почему не сделать вид, что она посчитала это подарком приятеля? Пусть эта украденная мелочь у него остается — это такая малость во всеобщем обмане, который творится вокруг.
— Нет, в школу не поедем. Он работает только по воскресеньям.
— А куда?
Они подъехали к светофору, пристроившись в хвост очереди из машин, как перед прачечной. Если ехать прямо, дорога заканчивалась у самого пастбища жившей в соседнем штате Колорадо семьи, владевшей огромным земельным участком. Повернуть направо — и они двинутся в сторону самого Киннаки и школы. А если свернуть налево, то поедешь вглубь Канзаса, где, насколько хватает глаз, лежат земли фермеров. В этой стороне и живут двое друзей Бена, застенчивые ребята из «Будущих фермеров Америки», те самые, которые стесняются позвать его к телефону, когда трубку берет она.
— Давай налево — заедем к Мюллерам.
— Он продолжает с ними дружить? Это хорошо. Никому и в голову не придет заподозрить этих мальчишек…
— А Бена, стало быть, можно?
Диана со вздохом свернула налево:
— Я тебя полностью поддерживаю, Пи.
С самого рождения братья Мюллеры на Хеллоуин одевались в костюмы фермеров, родители отвозили их в Киннаки на одном и том же широкозадом грузовике, высаживали на Булхардт-авеню, и они в одежде и кепках с неизменным логотипом компании Джона Дира стучались в двери и, как полагается, предлагали взрослым откупиться конфетами, если они не хотят, чтобы над ними подшутили. Братья, как и их родители, разговаривали исключительно о пшенице и погоде, по воскресеньям ходили в церковь, и молитвы у них, наверное, тоже были о богатом урожае. Мюллеры — хорошие люди, но без воображения и настолько привязаны к своей земле, что даже кожа у них бугрится и морщится, как земля Канзаса.
— Знаю. — Пэтти потянулась к сестре, чтобы положить ладонь на ее руку как раз в тот момент, когда Диана переключила передачу, — рука повисела над рукой сестры и вернулась на колено.
— Ах ты, придурок! — в сердцах бросила Диана в адрес водителя машины впереди, которая плелась, мешая им ехать быстрее, подтянула свою машину почти вплотную, резко крутанула руль и пролетела мимо.
Пэтти смотрела вперед, не поворачивая головы, но боковым зрением почувствовала на себе взгляд водителя. Кто он? Небось, слышал о том, что произошло? Может, поэтому и смотрит, а то и пальцем показывает? «Ага, вот она — женщина, которая вырастила того парня». Если Диана узнала вчера вечером, сколько же телефонов разрывалось сегодня утром! А дома три ее девочки, наверное, сидят перед телевизором и бегают к непрерывно звонящему телефону, который отрывает их от мультиков. Им велено брать трубку, потому что может позвонить Бен. Но они вряд ли будут следовать указаниям — им передался ее утренний страх. Если кто-то вдруг приедет, то увидит, что в доме на полу в гостиной сидят три зареванные, перепуганные стуком в дверь, оставленные без присмотра девчонки десяти лет и младше.
— Может, кому-то из нас надо было остаться дома… на всякий случай, — сказала Пэтти.
— Пока эта история не закончится, я тебя одну не пущу, а сама я не знаю, куда ехать. Мы всё сделали правильно. Мишель — большая девочка, я за тобой смотрела, когда мне было меньше, чем ей.
Да, но в то время люди могли себе позволить уйти в гости на весь вечер, оставив детей одних дома, и никому при этом и в голову ничего дурного не приходило. В пятидесятые и шестидесятые годы, когда в старых добрых прериях ничего такого никогда не случалось. А сейчас маленьким девочкам нельзя кататься на велосипеде в одиночку или идти куда-то в группе меньше трех человек. Однажды Пэтти присутствовала на вечеринке, которую устраивала одна из коллег Дианы, — с продажей пластиковых контейнеров, которые распространяют исключительно на подобных мероприятиях, только на этой вместо контейнеров, не содержащих химических соединений, продавали приправу из мускатного ореха и протестовали против изнасилований. Она еще тогда пошутила насчет того, каким же надо быть кретином, чтобы тащиться в Киннаки кого-то насиловать, на что блондинка, с которой она там познакомилась, сказала: «Мою подругу однажды изнасиловали». Из чувства вины Пэтти тогда приобрела несколько баночек мускатного ореха.
— Меня считают плохой матерью. Так оно, наверное, и есть.
— Никто не считает тебя плохой матерью. Лично я считаю, что ты вообще супергероиня: содержишь ферму, ежедневно отправляешь в школу четверых детей и при этом капли в рот не берешь.
Пэтти тут же вспомнила об очень холодном утре две недели назад, когда от изнеможения она чуть не рыдала. Натянуть на себя одежду и отвезти девочек в школу показалось ей таким невозможным делом, что она оставила их дома, — они вчетвером целый день сидели перед телевизором, смотрели мыльные оперы и какую-то чушь. Бену пришлось ехать в школу на велосипеде, она закрывала за ним дверь, обещая, что обратится к администрации, чтобы в следующем году к ним заезжал школьный автобус.
— Нет, я плохая мать.
— Не говори глупости.
Дом Мюллеров стоял на приличном участке земли площадью не меньше четырехсот акров. Домик казался крошечным — ярко-желтое пятнышко на километры зелени озимых и снежной белизны. Ветер усилился, а по радио передали, что ночью ожидается обильный снегопад, после которого температура резко поднимется до весенней. Это обещание застряло у нее в голове: температура резко поднимется до весенней.
Они свернули с шоссе и поехали к дому по узкой негостеприимной дорожке мимо культиватора, который диковинным животным притаился в амбаре: его крючковатые лопасти отбрасывали на землю когтистую тень. Чтобы заполнить тишину, Диана громко покашляла, что она делала всегда, когда чувствовала себя не в своей тарелке. Они вышли из машины, не глядя друг на друга. На деревьях без умолку сварливо перекликались бдительные граклы. Один пролетел у них над головой, за птицей блестящей серебряной нитью плескалось на ветру рождественское украшение, которое она тащила в клюве. В остальном все вокруг было неподвижным — ни шума мотора, ни щелканья задвижки на заборе, ни звука телевизора внутри — тишина погребенной под снегом земли.
— Что-то я нигде не вижу велосипеда Бена, — только и сказала Диана, когда они постучались в дверь.
— Он мог оставить его за домом.
Дверь открыл Эд. Джим, Эд и Бен учились в одном классе, но братья не были близнецами, один из них (кажется, Эд) однажды оставался на второй год. А может, и дважды. Несколько секунд он удивленно на нее смотрел — мальчишка невысокого роста, но атлетического сложения, — потом засунул руки в карманы и оглянулся.
— Здрасте, миссис Дэй.
— Здравствуй, Эд. Извини, что беспокою во время каникул.
— Ничего страшного.
— Я ищу Бена, он не у вас? Ты его не видел?
— Бе-е-на? — протяжно произнес он, словно эта мысль его заинтересовала. — He-а, я его в этом году вижу только в школе. Он сейчас с другой компанией.
— С какой компанией? — спросила Диана, и Эд первый раз посмотрел на нее.
— Ну как ее…
Из глубины дома к ним двигался Джим — его силуэт вырисовывался на фоне кухонного окошка у него за спиной. Он выглядел неуклюжим и был больше и шире брата.
— Чем мы можем вам помочь, миссис Дэй?
Он подошел ближе и медленно оттеснил брата таким образом, что вместе они практически закрыли собой проход. Пэтти даже захотелось вытянуть шею и посмотреть, что там за ними находится.
— Я тут спрашивала Эда, не видели ли вы сегодня Бена, а он говорит, что в этом учебном году вы мало общаетесь.
— Мм, его у нас нет. Жаль, что вы не позвонили, а то столько времени потеряли.
— Нам очень нужно его найти, не знаете, где он может быть? Дела семейные, так сказать, — вмешалась Диана.
— Мм, нет, — снова сказал Джим. — К сожалению, тут мы вам ничем не поможем.
Эд уже успел отойти назад и теперь подал голос из тени гостиной.
— Пусть звонит в справочную и узнает, как связаться с дьяволом, — фыркнул он.
— Что?
— Ничего. — Джим смотрел на дверную ручку, словно размышляя, не пора ли закрыть дверь.
— Джим, помоги нам, пожалуйста, — бормотала Пэтти. — Пожалуйста.
Мальчишка нахмурился и постучал носком о пол, как балерина. Он упорно не поднимал глаз.
— Он сейчас в этой компании, которая общается с дьяволом.
— Что это значит?
— У них там главный один парень, не знаю, как его зовут. Он постарше нас. Наркотики у них там, кактусы с дурью — не знаю точно. А еще они убивают коров и других тварей. По крайней мере, я так слышал. Они все из другой школы, кроме Бена, конечно.
— Но может, ты все-таки кого-нибудь из них знаешь?
— Честное слово, не знаю, миссис Дэй. Мы не связываемся с этой фигней. Ничем не могу помочь, извините. Мы старались оставаться с Беном друзьями, но… Мы в церковь ходим, родители у нас строгие. Мм… честное слово, ничем не могу помочь.
Он уставился себе под ноги и замолчал. Пэтти не нашлась, о чем еще его спросить.
— Ладно, Джим, спасибо.
Он закрыл за ней дверь, но не успели они отойти, как услышали внутри злобный окрик:
— Ты, кретин, на фига было это говорить! — и тяжелый удар в стену.