— Значит, ребрышки, — кивнула я и пошла варить пельмени.
За столом мы устроились минут через пятнадцать, Людка принесла пива, что несколько примирило Глазкова с действительностью. Я подождала, когда он выпьет, и спросила:
— Новости есть?
— А то… — ухмыльнулся он.
— Не тяни! — взмолилась я. — Это Емельянов?
— Нет, дорогая, это не он. С ключицей у нашего трупа полный порядок. Кстати, спасибо тебе большое, выставила меня полным идиотом…
— Ну уж, — хмыкнула Людка, — а то коллеги не знают, с кем работают…
Глазков взглянул с возмущением, а я поспешила вмешаться:
— Как же так? Это совершенно точно не Емельянов?
— Совершенно точно. А я лезу в чужое расследование, придумываю дурацкие версии, в общем, веду себя как придурок. И все благодаря тебе. Когда заказ принесут?
— Обещали в течение получаса.
Я уткнулась в тарелку, но о еде в тот момент не думала. Версия вполне логичная, даже безупречная, как мне казалось, внезапно обернулась простой фантазией.
— Ты нотариуса Мелентьеву знаешь? — спросила Людка, ее крах моей версии, судя по всему, не опечалил.
— Раису Ивановну? Кто ж ее не знает, милейшая женщина, — хихикнул Глазков.
— Это ты в ироничном смысле? — нахмурилась Людка.
— Мелентьева тебе зачем?
— Чего молчишь? — повернулась ко мне подруга. — Объясни служивому, что к чему.
— Дом купили по доверенности, какой-то тип по фамилии Шмаков. Адвокат Дорин, который занимается делами старушки, о покупке дома ничего не знает.
— И что?
— Как бабка могла дать эту доверенность, если уже находилась в богадельне? Нотариус должен быть уверен, что старушка за свои действия отвечает… Разве нет?
— Когда это было? Шесть лет назад? У бабки могли быть просветления, а в богадельне живут и вполне нормальные старички, которые соображают не хуже нас.
— Но нотариус должен был знать о диагнозе.
— Необязательно. Главное, что в тот момент клиент был вменяем и отдавал отчет в своих действиях. Что было до или после, уже не играет никакой роли. Историю болезни нотариус не спрашивает.
— Главврач не помнит, чтобы нотариус приезжал.
— И что? Шесть лет прошло. Главврач мог быть в отпуске, еще где-нибудь… В конце концов, бабке дом купили, где здесь преступление?
— Что ты за человек?! — возмутилась Людка. — Ведь ясно: здесь какая-то афера…
— Скорее всего, так и есть, — радостно кивнул Глазков. — Милейшая Раиса Ивановна широко известна своей склонностью к этим самым аферам… Будь кто другой, я бы усомнился, а тут можно с большой долей вероятности сказать: афера. Хотя смысл видится с трудом. Бабка дом приобрела, а не потеряла. Раиса Ивановна стойко блюдет свой интерес, и расценки у нее кусаются, а за что в этом случае ей отсыпали недрогнувшей рукой?
— Вот и выясни, — сказала Людка.
— Соваться к ней — дело зряшное. Я не буду и вам не советую. Баба она ушлая и обставляется аккуратно. Два года назад ее чуть было за руку не схватили, но… — Глазков поджал губы и пожал плечами.
— Значит, это прекрасный повод попытаться еще раз, — не отставала Людка.
— Не смеши. На чем ты ее здесь прижмешь? А то, что она выдала кому-то доверенность без ведома старухи, надо еще доказать. Как, скажи на милость? Если прошло шесть лет и никто ничего толком не помнит. Не вздумайте к ней соваться! — сурово глянув на нас, повторил Тимка. — Толку ноль, а нарваться можете по полной. Особенно если врать начнете.
— Вообще-то мы на тебя надеялись, — вздохнула я. — С нами она и говорить не будет.
— А вы теперь вместе? — съязвил Глазков. — В смысле, нашли занятие по душе? Сыщики-любители?
— Кстати, ты тоже обещал помочь, — напомнила я.
Тут в дверь позвонили, Людка пошла открывать, прихватив деньги. Мы с Тимкой остались за столом, пялясь друг на друга.
— Тинка, — вздохнул он, переходя на доверительный тон, — представь, что я лезу в твою работу, при этом ни черта в ней не смысля. Вот почему людей должен лечить специалист, а расследованием могут заниматься все, кому не лень?
— Потому что вы ни хрена не делаете, — буркнула Людка, поставив на стол пакет с заказом. — Налетайте.
— Повторяю для слабоумных: к Мелентьевой не суйтесь. А я к ней тем более не пойду. Как я начальству свой визит объясню? У меня следствие на стороне? Типа халтурки?
— А что, такого не бывает? — съязвила Людка.
— Все, отвяньте, — перекладывая на тарелку ребрышки, отмахнулся Глазков.
— Возможно, с Емельяновым я ошиблась, — сказала я, дождавшись, когда он немного успокоится. — Но сегодня я кое-что узнала. От подруги Эммы. Девять лет назад была убита Анжелика Кураева, выигравшая местный конкурс красоты. Ты об этом что-нибудь слышал?
— Ну, слышал, конечно. В городе только об этом и болтали. Но не забывай, в то время я был еще слишком юн и…
— Подозревали ее гражданского мужа и бывшего любовника, — перебила я. — По мнению журналистов, Эмма и охранник Анжелики Петр Емельянов, возможно, были к покушению причастны. А спустя три года Эмма исчезла, через пару дней после этого исчезает Емельянов, а вслед за ним и любовник. Некто Александр Бережной, или Саша Крест.
— Ни фига себе! — ахнула Людка.
— Саша Крест… — хмыкнул Глазков. — Он до сих пор в розыске. Где-нибудь в Швейцарии фондю жрет и шнапсом запивает. Или какой у них там национальный напиток?
— Почему в Швейцарии? — удивилась Людка. — Они же вроде все в Англии?
— Потому что в Англии нет швейцарских банков, а именно там Крест хранил свои денежки, если верить знающим людям.
— Логично предположить, что мужской труп — Саша Крест, — сказала я.
Тимка закатил глаза: