— Наверное. Хотя бы для того, чтобы больше не ревновать.
Мы вошли в кафе, которое было напротив, и оказались единственными посетителями. Валька заказал нам кофе и в ожидании, когда его принесут, сгреб мои руки и теперь улыбался, с интересом меня разглядывая. А я в который раз подумала: у него совершенно необыкновенные глаза. В них так легко утонуть… И лишиться последних мозгов.
— Я видел тебя во сне, — сказал Валька. — Классный сон. И совершенно неприличный.
— Я была голой?
— Абсолютно. И я тоже. Почти уверен. Хотя себя не видел. Но мы занимались любовью, а люди при этом обычно раздеваются.
— Надеюсь, я вела себя прилично?
— Не особенно. То есть ты была обольстительной, страстной, я бы даже сказал разнузданной, и мне это дико нравилось.
— Разнузданной? Меня это слегка беспокоит. Понятия не имею, что ты вкладываешь в это слово.
— Я тебе расскажу.
Тут нам принесли кофе, и Вальке пришлось заткнуться, а я знать не знала, стоило ли этому радоваться.
— Итак, девушка, — сделав глоток из чашки, совсем другим тоном начал он. — Мы познакомились пару недель назад. Я решил, что она симпатичная. Она решила, что я тоже ничего. Мы дважды встречались и были вполне довольны друг другом. — Я смотрела растерянно, не зная, как на это реагировать. — Потом появилась ты. И я забыл о девушке. Просто забыл, что, безусловно, не делает мне чести. А она меня не забыла. Я подумал, что если мы переспим в третий раз, мир не рухнет. Я не любитель воздержания, а ты ни о чем не узнаешь.
— Должно быть, все парни так думают, — усмехнулась я. — Извини. Ты совершенно ничем мне не обязан…
— Если ты не против, я закончу. Оказалось, что это плохая идея. Чувствовал я себя крайне скверно и вряд ли доставил удовольствие девушке. Потом наплел ей про отъезд и поспешил проститься, пообещав позвонить, когда вернусь. Сказать правду было жутко стыдно. Только редкий придурок тащит девушку в постель, а потом с трудом сдерживает тошноту. Зато я узнал о себе много нового, — засмеялся он.
— Поделишься?
— Не сейчас, если ты не против. Не то получится совсем уж слезливо.
— Я должна что-то сказать в ответ на твою исповедь?
— Необязательно. Одна просьба: в следующий раз, когда не захочешь меня видеть, так и скажи.
— Непременно. Ты сукин сын, Валька, — зло фыркнула я. — Рассказываешь о девице, с которой спал, а в результате я, по неведомой причине, чувствую себя виноватой.
— Не парься. Я тебя уже простил, — сказал он и засмеялся, и я засмеялась, хоть и качала головой в досаде.
Как бы то ни было, покидая кафе, я держала его за руку, а в душе царило умиротворение, как будто мировой хаос вдруг обернулся гармонией.
— Какие у тебя планы? — спросила я, когда мы направились в сторону дома.
— У меня? — вроде бы удивился Валька. — Всем здесь заправляешь ты, а моя задача — держаться поближе. Ну, и еще соблазнить тебя, конечно. Чем скорее, тем лучше. Чтобы посторонние девицы не вносили в мысли сумятицу, а ты наконец поняла, какой я замечательный парень. Дай знать, когда можно будет приступить.
— Ты ставишь меня в ужасное положение, сказать «прямо сейчас» гордость не позволяет, а если не сказать, ты, пожалуй, еще девицу найдешь.
— «Прямо сейчас» мне очень нравится, — заявил он, разворачивая меня к себе, и стал целовать.
Мы смущали старушек на остановке и затрудняли движение прохожих. Я легонько ударила Вальку по груди и отстранилась.
— По-моему, ты заслуживаешь того, чтобы немного помучиться.
— Ну конечно… Так я и знал, — усмехнулся он. — Что ж, буду мучиться. Только не переусердствуй с наказанием. Так какие у тебя планы?
— Я хотела встретиться с одним типом, — подумав, сказала я. — Но пойти к нему одна не решилась.
— Что за тип? — спросил Валька.
Я рассказала о Шмакове, которому Могилевская якобы дала доверенность, по которой был куплен дом.
— А адвокат что по этому поводу сказал? — спросил Валька.
— Он ничего о покупке дома не знает, может, врет, конечно. Но все как-то странно… На имя полубезумной старушки покупают дом, в нем временами кто-то появляется, хотя, как правило, он пустует. Пустовал долгое время. Должен в этом быть какой-то смысл?
— Обычно все упирается в корыстный интерес…
— В том-то и дело, что старушка ничего не потеряла, скорее, выиграла. Конечно, у нее могут быть неизвестные родственники, которые надеются получить наследство, но не проще ли было эти деньги, если они действительно бабкины, попросту присвоить? А не идти таким извилистым путем?
— Почему же? — пожал плечами Валька. — Вполне рабочая схема отмывания денег. Если деньги не старушкины, а ее родственника, конечно. После ее смерти он получает наследство, и деньги становятся легальными. Одно плохо: бабка может на этом свете задержаться.
— Вот именно, — сказала я. — Поэтому я уверена, дом был нужен для какой-то цели, а бабкой просто прикрывались, чтобы невозможно было выйти на того, кому дом в действительности понадобился.
— Что ж, — проговорил Валька, — возможно, ты права. Тогда это точно не Шмаков. Если его имя значится в договоре купли-продажи, выйти на него труда не составит.
— Он не более чем посредник? — нахмурилась я.
— Конечно.
— Но он ведь должен знать человека, для которого заключал сделку?
— Теоретически да. В реальности необязательно. Давай наведаемся к нему и узнаем.
— А если это опасно? Я вообще-то соседа хотела попросить.
— Я лучше соседа и непременно тебя спасу в случае чего. Адрес Шмакова знаешь?
— Конечно.
— Тогда идем за машиной.
Уже в машине по дороге к Шмакову Валька, помолчав некоторое время, заметил:
— Странно, что эта афера с домом не заинтересовала адвоката. То, что твоему соседу по барабану, как раз понятно. Кому же лишняя работа нужна?
— Думаешь, Дорин мне голову морочил и на самом деле знает, кто купил дом? — насторожилась я. — Вел он себя вполне нормально… Не похоже, что врал.
— Я так и не понял, откуда в этой истории появился Крест со своим ночным клубом.