Пять минут спустя я подошел к старой, поросшей мхом сосне, перегородившей Улицу. Она рухнула совсем недавно, переломившись в нескольких футах от основания, и теперь ее крона полоскалась в озере. Ствол, однако, не оторвался от пня, держась на честном слове. Я присел на корточки, чтобы пролезть в узкий зазор между стволом и землей, и увидел свежие следы, кто-то только что прошел тем же путем. И еще я увидел вторую ленту Ки и отправил ее в карман вслед за первой.
Уже вылезая из-под сосны, я услышал, как падает очередное дерево, совсем близко. За грохотом падения последовал вскрик - не боли или страха, а удивления, даже злости. А потом, сквозь дождь и ветер, до меня донеслись слова Роджетт:
- Остановись! Не ходи туда, это опасно!
Я вскочил, даже не почувствовав, как острый конец обломавшейся ветви разорвал рубашку на пояснице и царапнул кожу, и побежал по тропе. Через маленькие деревья я перескакивал, не сбавляя ходу, через те, что побольше, перелезал, не думая о царапинах и порезах. В яркой вспышке молнии я увидел сквозь деревья серую громаду “Уэррингтона”. В тот день, когда я впервые повстречал Роджетт, большое здание практически полностью скрывала зеленая стена, но теперь лес напоминал лохмотья. Два громадных дерева свалились на заднюю часть дома, так что и ему требовался изрядный ремонт. Чем-то они напоминали вилку и нож, которые после завершения трапезы положили крест на крест на пустую тарелку.
- Уходи! Не нузна ты мне, седая нанни! Уходи! - голосок Ки звенел от ужаса, но как же он меня обрадовал!
В сорока футах от того места, где я на мгновение застыл, вслушиваясь в слова Роджетт, еще одно дерево лежало поперек Улицы. Роджетт стояла по другую сторону ствола, протягивая руку к Ки. С руки капала кровь, но смотрел я не на руку, а на Ки.
Понтонный причал между Улицей и “Баром заходящего солнца” уходил в озеро на добрых семьдесят, а то и на сто футов. Удобный такой причал, пройтись по которому в теплый летний вечер под руку с подругой или возлюбленной - одно удовольствие. Ураган еще не развалил его - пока не развалил, - но от ветра настил ходил ходуном. Мне вспомнился фильм, который я видел в далеком детстве: подвесной мостик, пляшущий над горной речкой. То же самое происходило и с причалом, соединяющим Улицу и “Бар заходящего солнца”. Вода то и дело захлестывала его, причал скрипел, но держался. А вот от перил не осталось и следа. Кира уже преодолела половину хлипкого настила. Я видел по меньшей мере три черные прогалины между берегом и тем местом, где она стояла: совместными усилиями ветер и вода вышибли три доски. Металлические бочки, на которых покоился настил, то и дело бились друг о друга. Некоторые сорвало с якоря и отнесло к берегу. Доски под Кирой гнулись, и она, чтобы сохранить равновесие, подняла ручонки, словно канатоходец в цирке, балансирующий на тонком канате. Подол черной футболки обтягивал ее коленки.
- Возвращайся! - кричала Роджетт. Ее седые волосы торчали во все стороны. Черный блестящий плащ изорвался в клочья. Теперь она протягивала к Кире обе руки.
- Нет, седая нанни! - Кира затрясла головой, показывая, что возвращаться не собирается, а мне хотелось крикнуть - не тряси так головой, ты можешь упасть. Ее качнуло. Одна ручонка взлетела вверх, другая пошла вниз, в этот момент она походила на самолет, закладывающий резкий вираж. Если бы сейчас настил чуть накренился, Кира полетела бы в воду. Но она удержалась на ногах, восстановила равновесие, хотя мне и показалось, что ее босые ножки заскользили по мокрым доскам. - Уходи, седая нанни, ты мне не нузна! Уходи.., пойди поспи, ты отень устала!
Меня Ки не видела, она смотрела только на седую нанни. И седая нанни не видела меня. Я упал на живот, по-пластунски заполз под дерево. Раскат грома прокатился над озером, эхом отразившись от далеких гор. Вновь приподнявшись на корточки, я увидел, что Роджетт медленно приближается к причалу. Но на каждый ее шаг Кира делал свой, отступая к “Бару заходящего солнца”. Роджетт протягивала к ней здоровую руку, и на мгновение мне показалось, что она тоже кровоточит. Однако я тут же понял, что на пальцах у нее не кровь, а более темная субстанция. А когда она заговорила, догадался, что это шоколад.
- Давай поиграем в нашу игру, Ки, - ворковала Роджетт. - Начнешь первой?
Она шагнула к Ки, девочка отступила на шаг, покачнулась, взмахнула ручонками, чтобы удержаться на ногах. Сердце у меня остановилось, потом продолжило бег. И я двинулся на эту омерзительную старуху. Но не бегом. Я не хотел, чтобы она вышла из транса и сообразила, что ее ждет. Могла ли она выйти из транса? Не знаю. Меня нисколько не волновало, удастся ли ей это или нет. Черт, я же смог расколоть молотком череп Джорджа Футмена! А уж врезать этой уродине - одно удовольствие. На ходу я сжал пальцы в кулак.
- Что? Не хочешь начинать? Стесняешься? - От этого медового голосочка мне хотелось скрипеть зубами. - Хорошо, давай я. Хлопушка. Что рифмуется с хлопушкой, Ки? Зверушка.., и игрушка.., у тебя была игрушка, когда я пришла и разбудила тебя, верно, Ки? А как насчет того, чтобы посидеть у меня на коленях, деточка? Мы покормим друг друга шоколадом, как и прежде… Я расскажу тебе веселую сказку…
Еще шаг. Она подошла вплотную к причалу. Если б Роджетт просто хотела избавиться от Ки, то начала бы швырять в нее камни, как совсем недавно в меня, пока один из них не сбросил бы девочку в озеро. Но у нее и мыслей таких не было. За некоей чертой безумие - это дорога с односторонним движением, причем, в отличие от автострады, съездов на ней нет. И в отношении Ки у Роджетт были другие планы: утопить девочку в озере собственными руками. Только так и не иначе.
- Подойди, Кира, поиграй с седой нанни. - Она вновь протянула к девочке руку с шоколадной конфетой “Херши киссес”. Шоколад протекал сквозь порванную фольгу. Кира оторвала от нее взгляд и наконец-то увидела меня. Я покачал головой, как бы говоря: не выдавай меня! Но куда там. Она просияла. Выкрикнула мое имя, и я увидел, как дернулись плечи Роджетт.
Последний десяток футов я пробежал, вскинув сцепленные руки, как дубинку, но в критический момент поскользнулся на мокрой земле, а Роджетт чуть отклонилась. Поэтому мой удар пришелся не в основание черепа, а лишь скользнул по плечу. Она покачнулась, припала на одно колено, но тут же поднялась. Стаза ее напоминали синие лампочки, только спирали в них светились не от электрического тока, а от ярости.
- Ты! - прошипела она.
А на причале Ки радостно выкрикивала мое имя, подпрыгивая на мокрых досках, взмахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Волна перехлестнула через край причала, накрыла ее босые ступни.
- Держись, Кира! - крикнул я. Роджетт воспользовалась тем, что я на мгновение отвлекся, повернулась и побежала к девочке. Я метнулся за ней, схватил за волосы, и они остались у меня в руке. Все. От неожиданности я даже остановился и уставился на мокрый седой скальп, облепивший мне пальцы.
Роджетт оглянулась через плечо и оскалилась - злобный лысый гном, вымоченный дождем, и я подумал: это же Дивоур, он совсем не умирал, каким-то образом он заставил эту женщину занять его место. Она покончила с собой, ее тело отправили в Калифорнию на…
Она отвернулась, но я и так все понял. К Ки бежала именно Роджетт, и напрасно я удивлялся ее сходству с Дивоуром. Просто тайное сделалось явным. Болезнь не только лишила ее волос, но и состарила. Я полагал, что ей под семьдесят. На самом же деле она была лет на десять моложе.
Многие называют своих детей схожими именами, как-то сказала мне миссис М. Макс Дивоур входил в их число, потому что назвал сына Роджером, а дочь - Роджетт. Возможно, и фамилия у нее была Уитмор - в более нежном возрасте она могла выйти замуж, но фамильное сходство не оставляло никаких сомнений в том, кто ее отец. Чтобы выполнить последнюю волю Сары, по доскам причала бежала тетя Ки.
***
А Ки быстро-быстро пятилась и уже не смотрела, куда ставит ножки. И я понимал, что теперь она точно свалится в воду, шансов остаться на причале у нее не было. Но прежде чем девочка упала, волна ударила о причал между ней и Роджетт, ударила в том месте, где из-под досок выбило несколько бочек и причал частично погрузился в воду. Брызги и пена поднялись и закружились, превращаясь в вихрь, из тех, что мне уже доводилось видеть. Роджетт остановилась по щиколотку в воде, я остановился в двенадцати футах от нее.
Вихрь превращался в человеческую фигуру, и прежде чем я сумел разглядеть лицо, я уже видел знакомые шорты и топик. Такие бесформенные топики могли продаваться только в “Кей-марте”. Я думаю, это положение закреплял федеральный закон.
Мэтти. Мэтти встала из могилы, чтобы пронзить Роджетт взглядом серых глаз. Роджетт вскинула руки, покачнулась, попыталась повернуться. В тот же самый момент волна поднырнула под причал, приподняв его, и тут же ушла, резко наклонив. Роджетт полетела в воду. А чуть дальше я видел Ки, лежащую на веранде “Бара заходящего солнца”. Должно быть, другая волна подхватила ее и перенесла в более безопасное место.
Мэтти смотрела на меня, губы ее шевелились, глаза не отрывались от моих. Я мог читать по губам Джо, но тут не сумел разобрать ни слова. Старался изо всех сил, но ничего не понимал.
- Мамотька! Мамотька!
Фигуре не пришлось поворачиваться, я видел, что под обрезом шорт ничего нет. Она просто перелетела к бару, где Ки уже поднялась на ноги и тянулась к ней ручонками.
Что-то схватило меня за ногу.
Я посмотрел вниз и увидел чудище, вылезающее из бурлящей воды. Глубоко запавшие глаза таращились на меня из-под лысого черепа. Роджетт кашляла, выплевывая воду из раззявленного рта. Губы ее стали лиловыми, словно сливы. Ее рука тянулась ко мне. Пальцы разжимались.., и сжимались. Разжимались.., и сжимались. Я опустился на колено. Протянул ей руку. Она вцепилась в меня мертвой хваткой и дернула, пытаясь утащить за собой. Лиловые губы разошлись в зверином оскале, обнажив желтые зубы, такие же, что торчали в черепе Сары. Все так - я подумал, что в тот момент смеялась уже Роджетт.
Но я сумел удержаться на причале и, наоборот, с силой дернул ее руку, вытаскивая Роджетт из воды. Действовал я чисто инстинктивно, не думая о том, что делаю. Весом я превосходил ее на добрых сто фунтов, так что она на три четверти вылезла из воды, будто гигантская форель-мутант. Она закричала, наклонила голову и впилась зубами мне в запястье. Резкая, безумная боль пронзила все тело. Я вскинул руку еще выше, а потом разом опустил. Я не хотел ударить ее, я думал только о том, как вырвать запястье из зубов этой твари. Еще одна волна ударила в причал и расщепила доску, на которую наткнулась Роджетт. Один глаз выскочил из орбиты, щепка вонзилась в нос, как кинжал, другая, как ножом, взрезала кожу на лбу, обнажив кость. А потом озеро потащило ее с причала. Еще мгновение я видел изуродованное лицо Роджетт, потом она скатилась в воду и черный дождевик укрыл ее, как саван.
А повернувшись к “Бару заходящего солнца”, я увидел еще одного пришельца из потустороннего мира, но как разительно отличался он от Сары, чье лицо проступило в Зеленой Даме или от отвратительного, страшного силуэта Твари. Кира уже стояла на веранде, вокруг валялись перевернутые столики и стулья, а перед ней едва проглядывала сквозь дождь полупрозрачная женская фигурка. Опустившись на колени, женщина протягивала к Кире руки.
Они попытались обняться, но ручонки Киры прошли сквозь Мэтти.
- Момми, я не могу тебя обнять! Женщина заговорила, я видел, как шевелятся ее губы. А потом, всего на мгновение, Мэтти повернулась ко мне. Наши взгляды встретились, и ее глаза были цвета озера. Она стала Темным Следом, который был здесь задолго до того, как я появился в Тэ-Эр, и останется, когда меня уже не станет. Я поднес руки ко рту, поцеловал ладони и раскрыл их к ней. Мерцающие руки Мэтти поднялись, чтобы поймать мой воздушный поцелуй.
- Момми, не уходи? - Кира обхватила ручонками полупрозрачную, сотканную из водяных капелек фигуру. Но только вымокла насквозь и отпрянула, протирая глазки и кашляя. Рядом с ней никого не было. Только вода полилась на доски, чтобы, просочившись сквозь щели, воссоединиться с озером, берущим начало от глубоких ключей, что бьют из разломов в скалистом основании, на котором покоится Тэ-Эр и эта часть нашего мира.
Осторожно, чтобы не угодить ногой в щель, чтобы не свалиться при неожиданном крене причала, я направился к “Бару заходящего солнца”. А поднявшись на веранду, взял Киру на руки. Она крепко прижалась ко мне, дрожа всем тельцем.
- Пьиходила Мэтти, - сообщала она.
- Знаю. Я ее видел.
- Мэтти пьогнала седую нанни.
- Это я тоже видел. Сиди тихо, Кира. Мы должны вернуться на берег. Пожалуйста, не крутись у меня на руках, а не то мы окажемся в воде.
Она замерла, как мышонок. На Улице я попытался было поставить ее на землю, но она еще крепче ухватила меня за шею. Я не возражал. Поначалу я решил подняться с ней в “Уэррингтон”, но передумал. Да, там нас ждали полотенца, сухая одежда, но, возможно, и ванна с теплой водой. Опять же дождь заметно ослабел, а небо на западе просветлело.
- Что сказала тебе Мэтти, цыпленок? - спросил я, шагая по Улице на север. Ки разрешала мне опускать ее на землю, когда нам приходилось проползать под деревьями, но потом снова поднимала руки, желая занять прежнее место.
- Велела быть хоесей девотькой и не гьюстить. Но мне гьюстно. Отень гьюстно.
Она заплакала, и я погладил ее по мокрым волосам.
К тому времени как мы подошли к лестнице, Ки уже выплакалась.., а на западе, над горами, я заметил маленькую, но очень яркую полоску синевы.
- Все дейевья упали. - Ки огляделась. Ее глаза широко раскрылись.
- Ну.., не все, - возразил я. - Многие, но не все.
Одолев половину лестницы, я остановился, чтобы перевести дух. Но я не спросил Киру, можно ли опустить ее на землю. Мне не хотелось опускать ее на землю. Я остановился лишь для того, чтобы собраться с силами.