Я добрался до того места, где фея-крестная ловит мышей и превращает их в “мерседес”, когда бенадрил возымел действие. Вот уж действительно лекарство от грусти. Ки сладко спала у меня на руках, а чашка с какао практически опустела. Я вынул ее из ослабевших пальчиков, поставил на кофейный столик, убрал со лба прядку волос.
- Ки?
Никакой реакции. Она уже отправилась в страну Сновидений. Наверное, еще потому, что днем ее разбудили, едва она успела заснуть.
Я поднял ее и отнес в северную спальню. Ножки болтались в воздухе, подол харлеевской футболки провис между коленками. Я положил Ки на кровать и укрыл до подбородка. Гром гремел, словно артиллерийская канонада, но она даже не пошевельнулась. Усталость, горе, бенадрил.., все вместе они увели ее от призраков и печали. Оно и к лучшему.
Я наклонился и поцеловал Киру в щечку, которая уже не горела огнем.
- Я позабочусь о тебе. Я обещал, и позабочусь.
Словно услышав меня, Кира повернулась на бочок, положила руку со Стриклендом под щечку и умиротворенно вздохнула. Темная бахрома ресниц, полукругом лежащих на щеке, цветом резко отличалась от светлых волос. Меня захлестнула волна любви.
Позаботься обо мне, потому что я очень маленькая.
- Я позабочусь, малышка, - ответил я. Я прошел в ванную и начал наполнять ванну водой, как однажды наполнял во сне. Она так и не проснется, подумал я, если до того, как генератор окончательно выйдет из строя, я сумею набрать достаточно теплой воды. Пожалел о том, что у меня нет резиновой игрушки, которую я мог бы дать ей на случай, если она проснется, вроде Кита Вильгельма, но у нее была собачка, да и скорее всего она бы и не проснулась. Я не собирался устраивать Кире купание под ледяной струей из колонки. Я же не жестокий человек и не безумец.
В шкафчике для лекарств лежали только одноразовые бритвенные станки, которые совершенно не подходили для еще одного, оставшегося у меня дела. Толку от них чуть. Зато один из мясницких ножей на кухне мог сослужить нужную службу. И если бы мне удалось налить в раковину горячую воду, я бы ничего не почувствовал. Буква “Т” на каждой руке, с перекладиной на запястье…
На мгновение я вышел из транса. Голос, мой собственный, но с интонациями Джо и Мэтти прокричал: Что ты задумал?
Господи, что ты задумал, Майк? Громыхнул гром, лампы моргнули, дождь полил с новой силой, ветер все выл и выл. А я вернулся в то место, где все было ясно и понятно, а выбранный мною курс являлся единственно верным. Пусть все закончится: печаль, боль, страх. Я больше не хотел думать о том, как Мэтти танцевала на “фрисби”, которая казалась световым пятном на сцене. Я не хотел быть здесь, когда Кира проснется, не хотел видеть вселенской тоски, которая наполнит ее глаза. Не хотел терпеть тягот этой ночи, не хотел встречать следующий день или день, который пришел бы ему на смену. Жизнь - это болезнь. Я собирался искупать Киру в теплой ванне и излечить ее от этой болезни. Я поднял руки. И в зеркале на дверце шкафчика для лекарств увидел, как поднимает их туманная фигура, Тварь. То был я. Я был той туманной фигурой, всегда был, и это откровение не вызывало у меня ни малейшего неприятия. Наоборот, грело душу ***
Я опустился на колено, проверил воду. От нее исходило приятное тепло. Вот и отлично. Даже если генератор сейчас сломается, общая температура воды сильно не понизится. Ванна старая, глубокая. Шагая на кухню за ножом, я думал о том, что потом, после того, как вскрою вены в горячей воде в раковине, я тоже могу забраться в ванну. Нет, решил я. Это будет неправильно истолковано людьми, которые найдут нас, людьми с грязными умишками, которые выскажут еще более грязные предположения. Те, кто придет, когда ураган стихнет и дорогу расчистят от упавших деревьев. Нет, после ванны я насухо вытру ее и уложу в кровать вместе со Стриклендом. А сам сяду в кресло-качалку. Колени прикрою полотенцами, чтобы кровь не капала на ковер я тоже усну. Чтобы уже не проснуться.
Колокольчик Бантера все звенел. Только гораздо громче. Звон действовал мне на нервы, а кроме того, мог разбудить ребенка. Я решил это прекратить. Чего мне хотелось, так это тишины. Я уже направился к каминной доске, когда сильный порыв ветра обогнал меня. Меня обдало не холодным воздухом из разбитого окна, а теплым, как из тоннеля подземки. Порыв этот скинул с рукописи сборник кроссвордов, но папье-маше, прижимавшее страницы рукописи, осталось на месте. И как только я посмотрел на рукопись, колокольчик Бантера умолк.
В темной гостиной послышался голос. Слов я не разобрал. Да и что могли означать слова? Что мог означать еще один сигнал, еще один горячий привет из Потустороннего Мира?
Прогремел гром, я вновь услышал голос. На этот раз, потому что генератор окончательно сдох и лампы погасли, погрузив гостиную в серую темноту, одно слово мне удалось разобрать: Девятнадцать.
***
В нерешительности я потоптался на месте, потом начал поворачиваться и поворачивался, пока не оказался лицом к рукописи романа “Друг детства”. И тут меня осенило. Мне открылась истина.
Речь шла не о сборнике кроссвордов, не о телефонном справочнике.
О моей книге. Моей рукописи.
Я шагнул к столу, хотя и помнил о том, что вода перестала наполнять ванну в северном крыле. С отключением генератора перестал качать и насос. Ничего страшного, решил я, воды уже набралось достаточно. Теплой воды. Я искупаю Киру, но сначала надо кое-что сделать. Заглянуть на девятнадцатую страницу, а потом, возможно, и на девяносто вторую. Я мог просмотреть и ее, потому что рукопись моя оборвалась на сто двадцать третьей. Со шкафа, в котором у меня хранились несколько сотен грампластинок, я схватил ручной фонарь, включил его, направил на стол. Белый круг лег на рукопись. В сумраке этого дня луч ручного фонарика по яркости не уступал лучу прожектора.
На странице девятнадцать Тиффи Тейлор, девушка по вызовам, ставшая впоследствии Реджиной Уайтинг, сидела в своей студии с Энди Дрейком, вспоминая тот день, когда Джон Сэнборн (так называл себя Джон Шеклефорд) спас ее трехлетнюю дочь, Карен. И вот что я прочитал под раскаты грома и струи дождя, бьющие в сдвижную дверь, которая вела на веранду.
FRIEND, by Noonan/pg.19 over that way, I was sure of it” , she said, “but when I couldn t see her anywhere, I went to look in the hot tub” She lit a cigarette. “What I saw made me feel like screaming, Andy - Karen was underwater. All that was out was her hand. the nail were turning purple After that. I guess I dived in, but I don’t remember; I was zoned out. Everything from then on is like a dream where stuff runs together in your mind. The yard-guy - Sanborn - shoved me aside and dived. His foot hit me in the throat and I couldn’t swallow for a week. He yanked up on Karen s arm. I thought he d pull it off her damn shoulder, but he got her. He got her” In the gloom, Drake saw she was weeping. “God. Oh God, I thought she was dead. I was sure, she was”
<ДРУГ, роман Нунэна / стр. 19.
“Она не могла вылезти, я в этом не сомневалась. - сказала она. - но я не увидела ее и пошла к бассейну. - Она закурила. - А открывшееся мне едва не заставило меня закричать. Энди, Карен ушла под воду! На поверхности осталась только ее рука, и ногти уже начали синеть. Потом… Наверное, я прыгнула в бассейн, но не помню; я впала в транс. Все, что произошло потом, вспоминается мне как страшный сон. Этот парень, Сэнборн, оттолкнул меня в сторону и прыгнул в бассейн. Ногой он ударил меня по шее с такой силой, что я еще неделю ничего не могла глотать. Он дернул Карен за руку. Я подумала, что вырвет руку из плечевого сустава, но он вытащил девочку. Вытащил ее из воды. В полумраке Дрейк видел, что она плачет. - Боже, о Боже. Я думала, что она умерла. Я в этом не сомневалась” (англ.).>.
Я сразу все понял, но все-таки прикрыл! блокнотом левое поле страницы. И прочитал; первые буквы каждой строки, как слово кроссворда, записанное по вертикали. Получилось, что ответ, который я так долго искал, давным-давно ждал меня в моей же книге:
owls undEr stud 0
И если не обращать внимания на отступ на и горой строчке снизу, выходило совсем уж замечательно:
owls undEr studio
<Совы под студией (англ.).>
Билл Дин, мой сторож, сидит за рулем своего пикапа..
Приехав сюда, он преследовал две цели: поздравить с возвращением в Тэ-Эр и предупредить насчет Мэтти Дивоур. Теперь с этим покончено, и он готов к отъезду. Он улыбается мне, демонстрируя дешевые вставные зубы. “Если у тебя будет возможность, поищи сов”, - говорит он мне. Я спрашиваю его, зачем Джо потребовалась пара пластмассовых сов, и он отвечает, что вороны боятся сов и, видя их, не устраивают из крыш сортир. Я принимаю это объяснение, мне и без него есть о чем подумать, но… “Она словно приезжала только для того, чтобы распаковать сов…” - говорит он. И мне и в голову не приходит, во всяком случае, тогда, что по индейскому поверью совы нужны и для другого: они отгоняют злых духов. Если Джо знала, что пластмассовые совы отгоняют ворон, она наверняка знала и про духов.
Моя жена всегда, собирала такие вот крупицы информации. Моя любопытная жена. Неисчерпаемый кладезь всяких полезных, и не очень, сведений.
Гремел гром. Сверкали молнии. Я стоял в гостиной, держа рукопись в трясущихся руках.
- Господи, Джо, - прошептал я, - что тебе удалось узнать?
И почему ты мне ничего не сказала?
Но ответ я, похоже, знал. Она не сказала мне, потому что чем-то я походил на Макса Дивоура; наши прадеды срали в одну выгребную яму. Но она ничего не сказала и своему родному брату. Меня почему-то это успокоило.
Я начал пролистывать рукопись, и по коже побежали мурашки.
Прежде чем переехать во Флориду, Джон Шеклефорд жил в Студио-Сити, штат Калифорния. Первая встреча Дрейка и Реджины Уайтинг прошла в студии. Последний известный адрес Рэя Гаррети: Апартаменты-студио, на Ки-Ларго. Лучшая подруга Реджины Уайтинг - Стеффи Андервуд. Муж Стеффи - Тоул Андервуд. Тут - двойное попадание в десятку <Underwood (Андервуд) - дословный перевод “под лесом”, если от имени Towie (Тоул) в английском написании отбросить первую и последние буквы, получится owl - сова.>.
Совы под студией.
И так везде, на каждой странице, все равно что имена, начинающиеся с “К” в телефонном справочнике. Вновь монумент, только построила его не Сара Тидуэлл, тут сомнений быть не могло, а Джоанна Арлен Нунэн. Моя жена незаметно от бдительного надзирателя отправляла мне послания, молясь всем сердцем, что я их замечу и пойму.
На девяносто второй странице Шеклефорд беседовал с Дрейком в тюремной камере для встреч с посетителями. Он сидел, зажав руки между коленями, глядя на цепь, сковывающую его лодыжки, отказываясь посмотреть Дрейку в глаза.
FRIEND, byNoonan/pg. 92 only thing I got to say. Anything else, fuck, what good would it do? Life s a game, and I lost. You want me to tell you that I yanked some little kid out of the water, pulled her up, got her motor going again? I did, but not because I m a hero or saint…
<Единственное, что я могу сказать. Говорить что-то еще смысла нет. Жизнь - это игра, и я оказался в проигравших. Вы хотите, чтобы я рассказал вам, что вытащил маленькую девочку из воды, а потом помог ей запустить тот моторчик, что бьется в груди. Да, помог, но не потому, что я - герой или святой…>
Дальше я читать не стал. Зачем? Первые буквы строк, как и на девятнадцатой странице, складывались в то же послание: owls under studio. Наверное, я мог бы найти его же и на других страницах. Я вспомнил, как радовался, когда осознал, что психологического барьера больше нет и я вновь могу писать. Барьер исчез, все так, но не потому, что я разрушил его или нашел обходной путь. Его уничтожила Джо. Джо разделалась с ним, но отнюдь не для того, чтобы я и дальше мог писать второсортные детективы-триллеры. Я стоял под вспышками молний, чувствуя, как кружатся вокруг мои невидимые гости, и вспоминал миссис Моугэн, мою первую учительницу. Когда наши усилия написать на классной доске буквы английского алфавита не приводили к желаемому результату, она накрывала детскую ручку своей, а уж две руки выводили на доске то, что и требовалось.
Вот так и Джо помогала мне.
Я пролистывал рукопись и повсюду натыкался на ключевые слова, иногда расположенные друг над другом так, чтобы прочитать их не составляло труда. Как же она старалась заставить меня услышать.., а я не желал ничего делать, не докопавшись до причины.
Я положил рукопись на стол, но, прежде чем успел придавить ее пресс-папье, яростный порыв ледяного ветра налетел на меня и разметал листы по всей гостиной. А если б мог, разорвал бы их на мелкие клочки.
Нет! - вскричал источник арктического холода, когда я взялся за рукоятку фонаря. Нет, сначала закончи свою работу!