В полдень, как и предусматривалось планом операции, был введен в сражение 5-й танковый корпус. Он без задержки устремился к поселку Эргли.
Немцы, не ожидавшие такого удара, поспешно откатывались на запад. Захваченный в плен командир отделения обер-ефрейтор Зеприк заявил: "Когда русские начали артподготовку, мы все побежали к реке. Огонь был настолько сильным, что едва ли кто уцелел из нашей роты. Когда русские перешли в атаку, я приказал своим солдатам поднять руки и всем отделением в составе семи человек сдаться в плен".
Фашистам крепко досталось в тот раз от нашей артиллерии, от наших бойцов. За день до боя командир роты старший лейтенант Ложечников получил награду орден Александра Невского. При этом Ложечников дал слово, что его рота с честью выполнит поставленную задачу. Слово отважного офицера не разошлось с делом. Рота первой форсировала реку Арона, уничтожила более 30 гитлеровцев и захватила 12 пленных.
Храбро сражались гвардии рядовые Михаил Савенков, Иван Малиновский и Александр Уколов. Переправившись через реку, они ворвались в траншею гитлеровцев, уничтожили четырех немцев, семерых захватили в плен. В тот же день герои были награждены орденом Славы III степени.
Достигнув успеха в начале операции, мы стремились развить его. Войска двигались вперед с непрерывными кровопролитными боями. Утром 18 августа 150-я стрелковая дивизия овладела городом Марциена. Передовые части 5-го танкового корпуса прорвались в район Эргли, преодолев более 30 километров и выполнив свою задачу. Однако во второй половине дня противник нанес мощный контрудар пехотой и танками по левому флангу 79-го стрелкового корпуса. При отражении этого контрудара погиб полковник И. П. Микуля, энергичный и смелый командир 207-й стрелковой дивизии.
Когда об этом трагическом случае докладывал генерал Переверткин, я с генерал-лейтенантом Герасимовым находился на НП, Обстановка на участке корпуса продолжала оставаться напряженной. Семен Никифорович Переверткин просил скорее назначить нового командира дивизии. Я давно уже хотел перейти на командную должность и попросил командарма:
- Пошлите меня.
- Нет, товарищ Семенов, - ответил он, - командира дивизии нам могут прислать завтра, а вот начальника оперативного отдела быстро не подберешь.
Отказ был вежливый, но твердый.
Через два дня отдел кадров фронта прислал нового командира 207-й дивизии полковника А. В. Порхачева. А я так и остался на своей должности.
Немецкое командование ввело на участке нашего наступления три свежие пехотные дивизии. В течение десяти дней они непрерывно контратаковали наши войска, стремясь во что бы то ни стало задержать их продвижение. Только 22 августа фашисты предприняли против 3-й ударной более тридцати контратак. Немецкая авиация весь день бомбила боевые порядки 5-го танкового и 100-го стрелкового корпусов, имевших наибольший успех. Всего за сутки было произведено более 500 самолето-вылетов.
Вечером" того же дня гитлеровцы при поддержке танков, артиллерии и авиации предприняли одновременную контратаку силами нескольких полков. После ожесточенного боя они оттеснили на восточный берег реки Огре передовые подразделения и части 21-й гвардейской и 28-й стрелковой дивизий, находившихся на подступах к поселку Эргли.
В очень трудном положении оказались части 5-го танкового корпуса. Им пришлось с боем пробиваться из окружения.
Только после многодневных и упорных боев войска 3-й ударной армии вышли наконец в район Эргли и южнее его. Обе стороны понесли значительные потери. Положение стабилизировалось, на фронте наступило некоторое затишье.
Соседние с нами армии тоже перешли к обороне. В полосе 1-го Прибалтийского фронта противнику удалось оттеснить 3-й гвардейский механизированный корпус генерала Обухова от побережья к Елгаве. Бои там шли западнее Добело и около Шяуляя.
В батальонах нашей армии осталось мало людей, были израсходованы почти все боеприпасы. На наши просьбы штаб фронта отвечал: "Ничем помочь не можем. Москва все внимание сейчас уделяет фронтам, действующим на главных направлениях".
А между тем части противника усиленно пополнялись людьми, оружием, техникой и боеприпасами. Пленные из 553-го пехотного полка сообщили, что 24 августа в Ригу из Данцига прибыло три больших транспорта. На том транспорте, где следовали они, находилось 2000 солдат и танки. На двух других транспортах были орудия, боеприпасы, автомашины и пехота. 27 августа маршевый батальон численностью 300 человек прибыл на подкрепление 553-го пехотного полка в район Эргли.
По другим данным нашей разведки, в этот же день из Риги на восток проследовало еще три маршевых батальона. Было ясно, что бои предстоят тяжелые.
8
Почти весь сентябрь 3-я ударная медленно продвигалась к Риге. Немцы бросали против нас свежие дивизии, в том числе 14-ю танковую. Однако остановить армию им не удалось.
К концу месяца части 79-го стрелкового корпуса вышли в районе станции Кайбала к реке Даугава и форсировали ее, использовав подручные средства и понтонный мост, наведенный саперами возле населенного пункта Яунелгава.
27 сентября 3-я ударная получила из штаба фронта приказ переправиться на юго-западный берег реки всеми силами, совершить марш в район южнее Елгавы и сменить оборонявшиеся там войска 51-й армии и 1-го Прибалтийского фронта. Одновременно на левый берег Даугавы переправлялись в районе Кокнесе войска 22-й армии.
Решением Ставки крупные силы советских войск сосредоточивались в районе Шяуляя, откуда им предстояло нанести удар на Клайпеду (Мемель) и выйти к Балтийскому морю на участке Паланга, Клайпеда, устье реки Неман. Это мыслилось для того, чтобы перерезать пути отхода прибалтийской группировки немцев в Восточную Пруссию.
Генерал Букштынович поручил мне подготовить план передвижения всех наших дивизий и частей усиления. Одновременно мой заместитель подполковник Тур разработал плановую таблицу марша и написал приказ на марш.
В первом эшелоне двигались дивизии 79-го стрелкового корпуса. Они должны были 1 октября сосредоточиться в районе Яунземьи, Брамберде, Стапатас. Во втором эшелоне, на сутки позже, следовали дивизии 100-го стрелкового корпуса.
Утром 29 сентября командующий армией и член Военного совета с небольшой группой офицеров выехали на автомашинах в штаб 51-й армии. Погода стояла сухая, дороги были хорошие. К вечеру мы оказались на месте. Пока генерал Юшкевич знакомился у генерала Крейзера с обстановкой, я встретился с начальником штаба армии генералом Я. С. Дашевским. Он коротко рассказал о своих войсках, о группировке противника, затем дал мне заранее подготовленную для нас карту с положением войск и штабов 51-й армии. Наши разведчики, связисты и артиллеристы получили в соответствующих отделах штаба этой армии необходимые им сведения.
Смена войск происходила в течение двух ночей. Для контроля за перегруппировкой в полки и дивизии разъехались офицеры штаба и политического отдела армии. Я с заместителем начальника разведотдела подполковником Алешиным и артиллеристом майором Буцким отправился на окраину Елгавы, на командный пункт командира 207-й стрелковой дивизии полковника А. В. Порхачева. В недавних боях, при отражении войсками 51-й армии контрудара противника, город наполовину сгорел. Мы находились на пепелище. Осенняя ночь была темной и холодной. На переднем крае было неспокойно, то и дело вспыхивала пулеметная перестрелка. Опасаясь нашей разведки, немцы непрерывно освещали ракетами подступы к своим позициям.
По данным штаба 51-й армии, противник на этом направлении имел до четырех танковых и четырех пехотных дивизий: ту самую группировку, которая участвовала здесь в нанесении контрудара в конце сентября. В ее составе могло быть до 300 танков и свыше 800 орудий и минометов. Однако следовало учитывать, что часть этих соединений фашисты могли вывести в резерв или перебросить в другое место. Нашей разведке предстояло в первую очередь уточнить все это.
Основные силы 3-я ударная сосредоточивала на елгавском направлении. Сюда выдвинулись дивизии 79-го корпуса с четырьмя отдельными артиллерийскими полками. Корпус получил задачу не допустить прорыва пехоты и танков противника в южном и юго-восточном направлениях. 100-и стрелковый корпус с 39-й противотанковой артиллерийской бригадой оборонялся на левом фланге армии. Правее нас находилась 22-я армия; слева действовали войска 51-й армии.
Пока наши дивизии занимали отведенные им полосы, в штабе армии разработали план, в котором определялись начертание и последовательность инженерного оборудования позиций. Были предусмотрены варианты отражения ч возможного наступления противника, подготовка контратак и контрударов корпусов и дивизий, организация взаимодействия пехоты с артиллерией, создание противотанковой обороны на танкоопасных направлениях, организация устойчивого управления и материально-технического обеспечения.
Однако события в тот период развивались столь стремительно, что многие пункты тщательно разработанного плана остались на бумаге.
5 октября 1-й Прибалтийский фронт нанес удар на клайпедском направлении, в результате которого более 30 немецких дивизий оказались отрезанными от Восточной Пруссии. В ходе наступательных боев были захвачены пленные 7-й танковой дивизии и танковой дивизии СС "Великая Германия", показавшие, что их части переброшены из района Добеле. До получения этих сведений мы предполагали, что указанные дивизии действуют перед войсками нашей армии. Снова потребовалось срочно выяснить, какой же противник находится перед нами. Во всяком случае, было ясно, что фашисты ослабили свою группировку перед 3-й ударной.
На рижском направлении 42-я и 10-я гвардейская армии нашего фронта совместно с войсками 3-го Прибалтийского фронта, который наступал с северо-востока, продолжали медленно продвигаться к столице Латвии. Немцы, боясь, что их отрежут восточнее Риги, в ночь на 6 октября начали постепенно отводить свои войска в западном направлении. Одновременно они усиленно готовились к эвакуации города. Еще вечером 4 октября нашей разведкой была перехвачена радиограмма следующего содержания: "Зимнее обмундирование получить не удалось, так как эвакуация Риги в полном разгаре. Что делать?"
Разведчики, находившиеся в тылу врага, видели сплошное движение обозов, войск и артиллерии по шоссе из Риги на Тукумс. В этом же направлении гнали большие гурты скота.
Воздушная разведка фронта 6 октября тоже сообщила, что противник отводит свои тылы. В донесении летчиков говорилось: "Из Риги через Слока на Тукумс прошло до 900 автомашин, 250 повозок и до батальона пехоты; от Риги на Джуксте прошло до 300 автомашин и 100 повозок; от Тукумса на северо-запад - до 400 автомашин". Характерно, что в обратном направлении в это время двигались лишь одиночные автомашины.
Все эти данные, взятые вместе, позволяли нам сделать вывод: в обороне долго не засидимся!
9
Можно назвать немало армий, в которых командующие в годы войны менялись редко или даже вообще не менялись. Генерал Чуйков, ставший впоследствии Маршалом Советского Союза, провел свою армию от берегов Волги до самого фашистского логова. Естественно, что такие генералы знали командный состав и потенциальные возможности своих войск, у них сложились устойчивые взаимоотношения с подчиненными. Значительно меньше сказывался на управлении войсками фактор субъективности, значительно проще было работать штабу.
3-й ударной в этом отношении не повезло. В начале октября 1944 года у нас вновь сменился командующий. Вместо генерала В. А. Юшкевича прибыл генерал-лейтенант Н. П. Симоняк - Герой Советского Союза, отличившийся при обороне полуострова Ханко и при защите Ленинграда. Он возглавлял 30-й гвардейский стрелковый корпус, который участвовал в снятии блокады города Ленина.
Среднего роста, плечистый, крепкий, генерал Симонян одевался по-кавалерийски: носил синюю венгерку, отделанную серым мехом. Папаху сдвигал немного набок, что придавало ему этакий молодцеватый вид. Говорил генерал мало и кратко.
У нового командарма оказалось много таких особенностей и привычек, которые нельзя было не учитывать при работе с ним. Николай Павлович Симоняк любил, например, "чувствовать пульс боя", как он выражался. Он требовал, чтобы наблюдательный пункт для него оборудовали близко от переднего края - на уровне позиций 82-миллиметровых минометов. Это вызывало порой большие трудности: далеко не всегда в нужном районе оказывалась высота, с которой просматривался бы значительный участок местности.
Было принято, чтобы на НП вместе с командармом находился начальник оперативного отдела. Но Симоняк изменил этот порядок.
- Для вас, Семенов, достаточно работы в штабе, - сказал он. - А мне хватит хорошего офицера-оператора.
Генерал Букштынович попытался вежливо возразить командарму, но бесполезно.
Я выделил в группу командарма на наблюдательный пункт одного из опытнейших наших офицеров - подполковника Бориса Васильевича Вишнякова. Он начал войну на границе, дважды пробивался из окружения, прошел большую практическую школу и в обороне и в наступлении. Кроме того, Борис Васильевич отличался завидной уравновешенностью, вдумчивостью. Он сразу пришелся по душе новому командарму, и у них не возникало никаких трений.
У Симоняка наблюдалось ярко выраженное стремление чаще бывать в частях, непосредственно на передовой. Он был человеком конкретных дел, любил руководить сам, без посредства различных инстанций. Часто выезжая в боевые порядки дивизий, он давал указания на местах.
Новый командарм не требовал комфорта: мог спать на досках и на соломе. Ел из общего котла, не брал в рот спиртного.
Ежедневно общаться, разговаривать с солдатами было его потребностью. Почти каждый вечер, поставив очередные задачи войскам, Симоняк уезжал в какое-нибудь подразделение. Иногда это была артиллерийская батарея, иногда - рота, располагавшаяся на отдых где-либо в сарае. Генерал попросту присаживался к огоньку, и как-то сразу завязывался разговор о солдатских нуждах, о международном положении, о поведении наших бойцов на вражеской земле - словом, обо всем понемногу. Было такое впечатление, что Симоняк в подобных беседах проверяет себя, черпает духовные силы. Ну и, разумеется, настроение солдат он знал превосходно.
Вместе с командармом к нам прибыл новый командующий артиллерией армии генерал-майор И. И. Морозов. Они были старые друзья, воевали рука об руку, начиная с Ханко. Сработались прекрасно.