Другого преступника задержал тоже будучи еще курсантом школы милиции. Это было в апреле 1978 года. Я и еще два курсанта-литовца находились на дежурстве от Ленинского РОВД г. Каунаса в городском парке. К нам приблизилась группа местных ребят, мы с ними поговорили и пошли дальше. Все же, что случилось потом, было как во сне. К парням, с которыми мы только что разговаривали, подъехал на мотоцикле парень и выстрелил в одного из них из обреза. Тот с разбитой головой грохнулся на землю, а остальные просто остолбенели и стояли как в каком-то шоке. Тем временем мотоциклист, пытаясь уехать, стал разворачивать мотоцикл, но тот заглох. Бросив его, он с обрезом в руках стал убегать. Изо всех кто был свидетелем этого дикого случая, в том числе и нас, троих курсантов, за мотоциклистом побежал один я. Гнался километра два. Пытаясь меня испугать, преступник стрелял вверх, но я продолжал преследование. Конечно же, был риск, что он остановится и выстрелит в упор. Но этого, к счастью, не случилось. Я его догнал, свалил на землю и скрутил руки, связав их ремнем.
За это задержание я был награжден Почетной грамотой министра внутренних дел СССР Н. А. Щелокова. Грамоту вручал при всем личном составе начальник школы. Потом мне пришлось не один раз ходить в суд в качестве свидетеля. Кто же был этот убийца на мотоцикле? Оказалось, что его девушка ему изменила и стала встречаться с другим парнем. Этот парень-то и был среди ребят, с которыми мы разговаривали во время дежурства. Подъехав на мотоцикле, ревнивец вроде бы хотел только попугать своего соперника, но выстрел оказался смертельным. Преступник был осужден к двенадцати годам лишения свободы.
...Наконец учеба в школе милиции закончена. Началось распределение. Меня упрашивали остаться работать в Каунасе или любом другом городе Литвы. Предлагали должность оперуполномоченного. Но я настойчиво добивался направления в Воронеж. Сколько же можно жить на чужбине? И так -- два года в армии, потом учеба в школе милиции. Своего добился: в октябре 1979 года я был назначен оперуполномоченным нашего Советского РОВД. Так в звании лейтенанта началась моя оперативная служба в органах внутренних дел.
Начальником Советского отдела милиции был в то время Василий Иванович Глазков, а заместителем начальника по оперативной (теперь -- криминальной) работе -- Мурат Владимирович Багаев. Он мне сразу понравился: грамотный, воспитанный, хороший юрист-практик. Не хитрил и не мудрил, как некоторые, все вещи называл своими именами. Начальником уголовного розыска, то есть моим непосредственным руководителем, был Алексей Яковлевич Журавлев. Он с большим пониманием относился ко всем оперативникам, но особенно был внимателен к молодым. Так что в этой части мне с начальством крепко повезло.
Еще обучаясь в школе милиции, я, вполне естественно, многое думал-передумал о своей дальнейшей службе. Не раз представлял и фантазировал, как буду раскрывать преступления. Но мечты и фантазии это одно, а конкретная работа -- совсем другое. Все как-то случалось неожиданно, а потом надо было много думать и крутиться-вертеться. А если преступлений несколько и сроки по их раскрытию поджимают? Тут уж без волнений не обходится и пахать приходится, что называется, днем и ночью, на износ. Такая уж служба у сотрудников уголовного розыска, и они не должны быть равнодушными и спокойными, если преступления не раскрываются и преступники находятся на свободе. Но это общие слова, хотя они и отражают непростую специфику нашей работы. К трудностям службы я был готов и не был настроен пасовать. Кроме того, был хорошо подготовлен физически, что очень важно. В 1981 году поступил в ВГУ на юридический факультет, в 1986 окончил его. И еще об одном не могу не сказать: я и тогда не пил и не курил, и сейчас, находясь на пенсии, не пью и не курю. Для большинства бывших, да и нынешних оперативников выглядел как белая ворона. Ведь как бывает в реальной жизни -- оперативники пьют, если преступление раскрыто, и пьют, если раскрытие по каким-то причинам не идет.
Однако лучше я вспомню о раскрытии тех дел, которые оставили в моей душе и памяти самый глубокий след. У каждого из них были свои особенности, да и люди, совершавшие те или иные преступления, были самыми разными. Память сохранила множество фамилий, имен, кличек, конкретных ситуаций, которые, возможно, кому-то и в чем-то могут быть полезными. Да, вот еще о чем забыл сказать -- о моей зоне обслуживания. Она была велика. В нее входили сады в районе улицы Острогожской и сады Советского района от улицы Острогожской до поселка Малышево, а еще полностью поселок Западный, улица Дорожная, частично поселок Малышево, от микрорайона энергетиков вплоть до стрельбища. Зона непростая, но особое беспокойство доставляли мне сады, где совершалось немало краж и других правонарушений, в том числе и убийств.
Покаяние
На должность инспектора уголовного розыска Советского РОВД города Воронежа, как я уже говорил, меня назначили после окончания Каунасской среднеспециальной школы милиции. Меня упрашивали остаться работать оперуполномоченным в Каунасе или каком-то другом городе Литвы, но я рвался в родной Воронеж и своего добился.
Территория по оперативному обслуживанию мне досталась непростая -- частный сектор поселка Западный. Преступлений на окраине района и города совершалось немало, плюс к этому добавились нераскрытые уголовные дела. «Висуны» или «Глухари», как их называют, стояли на учете и в районном отделе милиции, и в прокуратуре, и в УВД. За их раскрываемость приходилось отчитываться каждый квартал, вновь и вновь составлять планы по их раскрытию, отработке разных версий. Времени на это уходило немало, а ведь совершались и новые преступления, которые тоже надо было раскрывать. Честное слово, загружен был под самую макушку. Голова была постоянно забита кучей всяких мыслей, которые не давали спокойно жить и отдыхать. Приведу лишь один пример того, на что уходило служебное время.
Ранее поселок Западный обслуживал старший инспектор уголовного розыска отдела милиции Вячеслав Гирчев. Он передал мне несколько нераскрытых преступлений, среди которых было и дело по убийству жителя улицы Малявина Александра Тимофеевича Козловского. Знакомя меня в общих чертах с делом, Гирчев сказал, что труп Козловского обнаружила жена во дворе собственного дома, когда они с сестрой вернулись с богослужения из Никольской церкви. Детей в семье не было, в доме проживало трое: сам Козловский, его жена и младшая сестра жены Клавдия. Все трое были солидного возраста, занимались хозяйством, держали кроликов, коз, птицу. Сам Козловский в чем-то плохом ранее замечен не был. Соседи отзывались о нем в принципе положительно, хотя отмечали, что «старичок от жены подгуливал».
А еще Козловский увлекался радиотехникой, и его частенько видели возле комиссионного магазина по улице Краснозвездной, где шла бойкая торговля радиоаппаратурой и радиодеталями и где он был не прочь что-то купить или продать. Гирчев говорил также, что версия по спекуляции радиодеталями им отрабатывалась, но не подтвердилась: радиоприемник ВЭФ и имеющиеся у убитого радиодетали остались нетронутыми. Еще Гирчев говорил, что жена и ее сестра помещались на трое суток в камеру предварительного задержания (КПЗ) по подозрению в убийстве. К женщинам подсаживали сокамерниц, которые пытались хоть что-то выведать от них по убийству, но все впустую. Жена с сестрой молчали и все время молились. Отрабатывались через КПЗ и другие лица, которые подозревались в убийстве, но положительных результатов получено не было.
Вот такое, причем не одно, досталось мне от старшего оперуполномоченного нераскрытое преступление. Их надо было раскрывать. Много думал и прикидывал над этим. Скажу не хвалясь, что мои мозги в раскрытии, казалось бы, непростых преступлений в целом соображали неплохо. Вот и делом Козловского занялся вплотную: посетил родственниц погибшего, а также многих людей, проживавших по улице Малявина, стараясь вникнуть в детали как семейной жизни Козловского, так и всего, что помогло бы выйти на убийц.
Запомнилась первая встреча с женой Козловского и ее сестрой. Представился, что я теперь их новый инспектор уголовного розыска, что начал раскрывать убийство родного им человека и буду очень рад, если они мне станут в этом помогать. Но что бросилось в глаза! Женщины были какие-то испуганные и, как мне показалось, нисколько не настроены говорить откровенно. Сразу возник, да и не мог не возникнуть, вопрос: почему? В мои понятия это совершенно не укладывалось: самые близкие Козловскому люди -- и не проявляют никакого интереса к поиску его убийц! «Что-то тут не так», -- подумал я. Чувствовал, что никакой симпатии я у них не вызвал. Но сам тоже решил пойти на хитрость и своего мнения о их поведении высказывать не стал, а вроде как поддержал. Заявил твердо и решительно, что если их по данному делу хоть кто-то станет дергать, расспрашивать, то я их защищу, а кого надо -- накажу. После этих слов бабушки явно воспряли духом. На всякий случай оставил им свой номер телефона, а сам нет-нет да стал к ним заезжать, но об убийстве -- ни слова. Интересовался кроликами, козочками, о том, как им живется, не мешает ли кто? В общем, общался, стараясь быть к ним поближе.
Прошла неделя, потом вторая, месяц... Время текло неумолимо, а по раскрытию дела пока никаких подвижек. Старушки меня охотно встречали, что-нибудь рассказывали о своей жизни, о козочках и кроликах, которых разводили, а потом приторговывали мясом крольчатины и козьим молочком. А вот как шло расследование убийства, их мало интересовало. Когда меня об этом спрашивали, то и я, подстраиваясь к ним, пожимал плечами, вздыхал, давая понять, что у меня и без того работы по горло.
Сестры были глубоко верующими и часто ездили в церковь на богослужения, отмечали все церковные праздники, блюли посты, усердно молились. Меня благодарили за заботу и внимание, просили почаще заезжать. Я и заезжал, но по-прежнему не покидал вопрос -- почему они так равнодушны к расследованию? Точила мысль, что женщины от меня что-то скрывают. И если так, то как проникнуть в их души? Нет, к ним нужен был какой-то другой подход. Похоже, они меня воспринимают все-таки настороженно. И постепенно созрел дерзкий план. Задумка, в общем-то, была проста, но ее реализация могла помочь войти в полное доверие к бабушкам. Что это был за план?
На улице Малявина жила семья Власовых, в которой были два брата, склонных к употреблению спиртного и мелкому воровству. Они у меня были на постоянном учете. Под большим секретом я попросил их своровать у бабушек несколько кроликов. Совершить кражу было несложно, зная, когда старушки уедут в церковь на богослужение. Сказал, что за кражу им ничего не будет, так как она мне необходима в целях проведения оперативных комбинаций по раскрытию убийства. Но строго-настрого предупредил братьев, чтобы ни один кролик не пропал, а то за это ответят на всю катушку.
Они согласились и вскоре позвонили, сообщив, что кроликов и двух козлят у старух сперли, и вся эта живность под замком в их сарае. Еще раз предупредив, чтобы все было в сохранности, я стал с нетерпением ждать звонка от старушек. Знал, непременно позвонят, и не ошибся. Вскоре позвонила вдова Козловского, Евдокия, и в расстроенных чувствах попросила побыстрей заехать к ним.
-- Что-то случилось? -- спросил я. Но по телефону она объяснять ничего не стала, заявив, что все расскажет при встрече. Велев больше никому не звонить, я, не задерживаясь, выехал.
При встрече старушки сквозь слезы поведали о том, что я, собственно, уже знал, и Христом Богом просили найти воришек. Пообещав обязательно найти воров, я рванул к братьям Власовым. Забрал козочек и кроликов и погрузил в машину, решив вернуть их хозяйкам на следующий день. Передержать живность у меня было где.
Ой, как были рады старушки, когда я им вернул в целости и сохранности кроликов и козлят! Это надо было видеть. Они от счастья плакали и всё благодарили, благодарили. Я сказал, что воры задержаны и ответят по всей строгости. Пришлось врать, но с того дня я стал их лучшим другом.
Гм, но другом-то хоть и стал, а вот про гибель Александра Тимофеевича они по-прежнему молчали, хотя по всем другим вопросам охотно откровенничали. Меня это расстраивало и вновь заставило задуматься. Что же их сдерживает рассказать всю правду, ведь всем своим нутром чувствовал, что они знают, как все было... Ну и упертые же попались бабушки-богомолки! Только и слышишь -- помилуй, нас, Господи, помилуй души наши грешные!..
В раздумьях я больше склонялся, что это могла сделать жена хозяина. Общаясь с некоторыми соседями, узнал, что Александр Тимофеевич был хоть и пожилым, но чувствовал себя еще этаким резвым козликом и не раз изменял жене, из-за чего в доме происходили ссоры и скандалы. Но шло время, и она его каждый раз прощала. А куда денешься в такие-то годы, надеялась, что муж со временем перебесится. Поделиться кроме сестры Клавдии было не с кем, вот и изливала ей свое горе. Да сестра сама все видела и понимала.
Клавдия переехала в дом Козловских несколько лет назад. Собственная семейная жизнь у нее не сложилась, детей не было, вот и откликнулась на просьбу сестры пожить вместе. Так и жили, радуясь домашнему хозяйству -- кроликам, козочкам, курочкам. Я к Клавдии долго присматривался и все больше убеждался, что не такая уж она и «бабушка», а, что называется, женщина еще в соку. Но такая божественно-робкая, скромная, тихая! Нет, эта на убийство вряд ли могла пойти. А вот старшая сестра, Евдокия, -- наоборот: нервная, невыдержанная, эта вполне могла сорваться и в порыве гнева пырнуть мужа ножом.
Как-то сестры затеяли разговор при мне, что надо бы по церковному обряду освятить дом и двор. Да вот пока не клеится...
-- А почему не клеится? -- встрял я в разговор.
-- Знакомый батюшка слишком занятый, -- отвечают.
-- Понимаю, понимаю, -- кивнул я. -- Власть такие дела не особенно приветствует, потому и не каждый священник пойдет на это...
Сестры-то, как я смекнул, хотели провести обряд по-тихому, чтобы не привлечь внимания соседей. Но разве от людей что скроешь...
И этот разговор навел меня на интересную мысль. А что если к освящению домовладения привлечь своего человека, которому они могли бы признаться в содеянном? Стал шевелить мозгами. Такой человек у меня на примете был: он приторговывал на рынке джинсами, рубашками и разным другим барахлом. Миша-артист, как звали его все, кто с ним общался, умел поговорить на любую тему. Уж он точно подойдет на роль священника, решил я. Фигура и внешность что надо, волосы длинные до плеч. Если одеть в рясу, да повесить на шею крест (а это достать будет не сложно у священнослужителей, проживающих в конце улицы Острогожской), то у старушек никаких сомнений не возникнет. Но, конечно, надо с Мишей поработать и разъяснить, что от него потребуется. Священника он должен сыграть, как говорится, без сучка и задоринки. Моя задача заключалась в том, чтобы обеспечить своего человека церковными атрибутами да заставить хоть разок сходить в церковь и посмотреть, как ведут богослужение. Я был почти уверен, что Миша сможет добиться признания старушек. И он на мое предложение согласился.
Все до конца продумав и взвесив, я приступил к подготовке этой непростой операции. И когда все было готово, сообщил бабушкам, что сумел договориться с одним толковым молодым попом, который согласился приехать вечером и совершить обряд освящения их домовладения. Уж так обрадовались мои подопечные, что словами не передать.
В назначенное время я привез «Отца Михаила», будем так его теперь называть, к дому Козловского. Между ним и старушками сразу завязалась оживленная беседа, а потом начался и сам обряд освящения. А я сидел в машине и дожидался, чтобы отвести «Отца Михаила» домой и узнать, чем же все закончится.
Но закончилось неудачно. Когда возвращались обратно, «Отец Михаил» рассказал, что все делал как задумали: он и со старушками толково поговорил, и убедительно попросил, чтобы они раскаялись и открыли свои души. Но те только переглядывались да молились, а о своих душевных тайнах -- ни слова. После освящения в каждой комнате «Отец Михаил» приклеивал к стенам небольшие бумажные квадратики со словами «Освящено», а внизу две буквы «Х. В.» -- (Христос Воскрес). Но бумажки почему-то держались слабо и падали на пол. Из-за этого «Отец Михаил» пытался склонить женщин к большему откровению. Но откровения не было. И он заявил старушкам, ходившим за ним по пятам, что освящение никак не получается, а почему -- сам не знает. И хозяйки очень расстроились, когда «Отец Михаил» сказал, что обряд придется перенести на завтра, и посоветовал им «хорошенько подумать», чтобы все прошло удачно.
Да-а-а, если бы женщины услышали наш разговор в машине, то, наверное, сошли бы с ума. Я расстроенно говорил ряженому Михаилу, что если к его «Божьим» словам они не прислушались и души ему не открыли, значит, он плохо сыграл роль священника.
-- Да может, им и не за что каяться, -- оправдывался Михаил.
-- Ты это прекрати, -- сердился я. -- Всем нутром чую -- есть за что.
-- Не знаю, делал все как надо. Даже в церковь ходил и смотрел, как батюшка служит, машет кадилом и окропляет водой богомольцев. Да я и сам когда-то собирался стать церковником.
-- Ты то артистом хотел, то церковником... -- проворчал я, сбавляя свое недовольство. Он ведь и в самом деле старался.
-- Не вышло ни то, ни другое. Торгую вот шмотками. Жить-то надо!
-- Ладно-ладно, не обижайся, -- утешил я несостоявшегося артиста. -- Завтра всё повторишь, но уж так, чтоб наверняка получилось.
Договорились, во сколько за ним заехать. Михаил снял рясу, крест и сложил все во вместительный пакет.
На другой день я привез его, и он вновь приступил к освящению дома и двора, снова перед этим душевно поговорив с хозяйками. Рассказывал им о чудодейственной силе иконки Божьей Матери, которую привез с собой.
Я же уехал в райотдел и с нетерпением стал ждать звонка.
Дождался.
Михаил обрадовал, сказав всего лишь несколько слов: освящение прошло удачно. Приезжайте -- признались!
А было у них так.
-- ...Ладно, все расскажу... -- вздохнула наконец Клавдия. -- Бога грешно обманывать... -- Она достала из-под половицы завернутый в тряпку нож. -- Всё как есть расскажу... Я мужа сестры убила, отец Михаил...
А вот что Клавдия рассказала в подробностях потом мне.
-- ...Мы с сестрицей Дусей в тот вечер были в церкви. Когда вернулись, то она себя плохо почувствовала и попросила, чтобы я покормила козочек и кроликов. Александр Тимофеевич был дома, глядел телевизор. Я вначале покормила козочек, а потом стала в сарайчике резать кроликам траву. Слышала, как из дома вышел хозяин. Войдя в сарайчик, он сказал, что жена приняла таблетку и уснула. «Слава Богу, -- говорю, -- уж дюжа на боль в голове жаловалась». А сама не оборачиваюсь, согнувшись, режу ножом траву. А потом... -- Не знаю, что на него нашло, но вдруг всем своим передом стал прижиматься к моему заду, а руками полез куда не надо лезть. И все упрашивал, уговаривал полежать с ним в этом сарайчике. «Чуешь, -- говорил, -- как весь горю! Давай потешимся, ну чево тебе стоит?.. Не бойся, Дуся не узнает».
Он и раньше приставал ко мне, когда сестры дома не было, предлагал втихую с ним посожительствовать. Но разве я могла помешать родной сестре? А в этот раз совсем обнаглел. Ах, думаю, кобеляка ты старый! Сестра лежит больная, а тебя на такую похоть тянет! Да разве можно!.. Не знаю уж, как получилось, я и не думала его убивать, а просто хотела оттолкнуть от себя...