Не успели мы докончить завтрак, как в столовую влетел Лев Львович и Рыкачев.
- Хлопцы, поторапливайтесь, - сказал командир полка. - Выходите на построение!
Итак, мы идем на помощь друзьям-морякам. Пока над кораблями не свистят бомбы, говорит Рыкачев, но если мы будем медлить... Сегодня нам предстояло впервые встретиться с фашистскими асами, которые раньше участвовали в боях на Средиземноморском театре против английского военно-воздушного флота. Это волки стреляные, матерые, и потому законом для каждого из нас должно быть: бдительность, взаимовыручка, натиск.
Уже через десять минут мы были в воздухе. Выйдя на боевой курс, увидели километрах в двадцати от берега военные корабли - эскадренные миноносцы "Безупречный", "Бойкий", "Беспощадный". Сердце бешено колотилось от радости: наши, родные, пришли на помощь Одессе...
Мы еще не успели приблизиться к цели, как заметили идущий с запада косяк "юнкерсов-87". До этого мы с ними встречались редко, но тактико-технические данные этих одномоторных бомбардировщиков знали хорошо. Самолет предназначен для удара по так называемым точечным целям, пикирует под большим углом.
Получилось так, что враг опередил нас на какую-то минуту и, пользуясь выигрышем во времени, с ходу атаковал эсминец "Бойкий". Корабельные зенитки открыли интенсивный огонь, но "Юнкерсы", лавируя и изворачиваясь, шли в отвесное пике. Возле кораблей взметнулись фонтаны воды, бомбы упали и на палубу.
Атаковать противника оказалось делом сложным. Огонь наших батарей мешал приблизиться к самолетам противника на дистанцию действительного огня. Тому, кто осмелился бы на такой шаг, грозила опасность попасть под осколки своих же снарядов. Тем не менее, наша девятка была настроена по-боевому. Асы не имели охраны, и в этом было наше преимущество.
Ведущий, правильно оценив сложившуюся обстановку, отдал команду: перехватывать "Юнкерсы" на выходе из атаки, оттеснять подальше от кораблей и расправляться с каждым поодиночке.
С первого же захода Рыкачеву удалось поджечь "юнкере", второго подбил Королев, Они стали стремительно снижаться, волоча за собой черные хвосты. Наш наступательный дух поднялся, мы были полны решимости победить. Но и противник не собирался сдавать позиции. После потери двоих восьмерка не только не ослабила напора, а наоборот, стала действовать еще нахальнее. Несмотря на сильный зенитный огонь кораблей, на наши непрерывные атаки, фашисты с бешеным исступлением бросали самолеты в отвесное пике, стремительно набирали высоту и под вой сирен и грохот разрывов снова пикировал.
Полчаса длился этот поединок, пока, наконец, измотанные, фашисты вынуждены были пойти на попятную. Нам удалось отрезать от основной группы пару "Юнкерсов", прижать их к воде. Остальные, поняв, что к кораблям им уже не прорваться, сбросили остаток бомб с горизонтального полета и стали поспешно отходить.
Труднее пришлось второму эшелону, который пришел нам на смену. Его вел капитан Елохин. Фашисты во что бы то ни стало решили потопить советские корабли. Девятнадцать вражеских пикировщиков закружили над эсминцами.
Несмотря на превосходящие силы противника, Елохин не растерялся и принял решение расчленять его боевые порядки. Семерка "Юнкерсов" завязала бой с "ястребками", остальные прорвались к кораблям и, невзирая на плотный огонь с палуб, стали атаковать эсминец "Беспощадный". Несколько фугасок попало в полубак, вспыхнул пожар. На корабле появились раненые. Зенитные батареи ослабили стрельбу, и, воспользовавшись этим, противник повторил атаку. Однако и на этот раз встретил сокрушительный отпор. Эсминцы, израненные, почти на последнем дыхании, все же добрались своим ходом до Севастополя, где их "подлечили", и они снова стали в строй.
А тем временем десант продолжал бои восточнее Новой Дофиновки.
После артиллерийской подготовки в наступление пошли войска восточного сектора Одесского оборонительного района. Удар с суши и с моря ошеломил противника. К исходу дня наши войска овладели Чебанкой, Новой Дофиновкой. Основные силы и десант соединились.
Врагу был нанесен большой урон в живой силе и технике. Он потерял около шести тысяч убитыми и ранеными, наши части захватили 85 орудий, 6 танков, много другого военного снаряжения.
Одна дальнобойная пушка была доставлена в Одессу, на ее щитке были выведены слова: "По Одессе больше стрелять не будет!"
Большую помощь десантникам в осуществлении этой операции оказали и летчики. Дальнебомбардировочная авиация Черноморского флота наносила удары по резервам противника в его тылах.
Во время короткого перерыва между полетами начальник связи полка капитан Яков Носычев сообщил приятную новость: моряки-десантники продвинулись от села Григорьевки на запад и юго-запад на двадцать километров. Но противник пустил в ход танки, и наши просят поддержать их с воздуха.
Мы вылетаем. Наша шестерка разворачивается над Григорьевкой. Рыбачье село растянулось длинной грядой по крутому морскому берегу. В сентябрьской дымке тонут желтеющие осенние сады. На крыше самого высокого строения Григорьевки гордо реет красный флаг.
Некоторое время кружим над степью: надо определить, где проходит передний край. Снизившись, обнаруживаем на западных склонах возвышенности шесть вражеских танков, которые ведут интенсивный огонь по цепям наступающих морских пехотинцев.
Делаем разворот. Танки начинают сползать в долину. Две машины на полном ходу пытаются проскочить полосу камышовых зарослей и увязают в болоте. Тут мы и сбрасываем бомбы. Танкисты выскакивают на ходу из танков и попадают под огонь наших пулеметов.
Ищем своих. В конце концов замечаем маленькие черные точки на светло-желтом фоне жнивья. Моряки машут бескозырками, приветствуя летчиков.
На обратном маршруте вторично прошли над Григорьевкой, мысленно посылая поздравления рыбакам по случаю освобождения села от оккупантов.
Значение операции 22 сентября нам стало известно позже. Оказывается, что разгром вражеского аэродрома в Бадене, охрана кораблей и полет на Григорьевку - не отдельные эпизоды, они являлись звеньями одной цепи. Уничтожив группу вражеских самолетов, мы лишили "Юнкерсов" их надежного щита. Вот почему пикировщики, которые ставили целью потопить корабли, летали без прикрытия.
Десант у Григорьевки оказал неоценимую поддержку защитникам города. Враг вынужден был оттянуть свою артиллерию, которая обстреливала порт и предприятия Ленинского района. Одесса с облегчением вздохнула.
Глава XVIII.
Передислокация
Самолеты искусно замаскированы. И все же гарантировать безопасность нельзя. Линия фронта проходит рядом. Ежедневно десятки раз над нами пролетают разведчики, фотографируют местность, высматривают цели. Командиры отправились в эскадрильи, чтобы еще раз проверить надежность маскировки. Надо было углубить капониры, накрыть зеленью свеженасыпанную землю. Настрого запрещено передвижение людей по летному полю среди бела дня... Параллельно ведутся разговоры о передислокации. В штабе собрались комэски, инженеры, комиссары. Обсуждается один вопрос: найти выход из создавшегося положения. Летать практически невозможно, дольше оставаться на этом месте нельзя. Словно в подтверждение звучит сигнал воздушной тревоги. Все покидают помещение. Наблюдатель докладывает: две группы "Юнкерсов-88", высота три тысячи метров, идут на аэродром.
Восемнадцать машин плывут крыло в крыло, будто связанные. По надрывному гулу нетрудно определить: нагружены до отказа. Стоим на бруствере, прикрывая ладонью глаза.
- Ложи-и-и-сь! - кричит кто-то срывающимся голосом.
Поначалу слышится едва уловимый свист. Но вот он нарастает, приближается. Именно звук, словно тяжелый молот, клонит человека к земле. Преодолевая этот первобытный страх, высовываю голову из траншеи и вижу, как от плоскостей отрываются и, кувыркаясь, стремительно падают вниз овальные чушки. И почти тотчас упругая волна властно прижимает меня к стенке, забивает дыхание. Валятся, как подкошенные, деревья, громыхает сорванное с крыш железо, осыпается земля. Взрывы следуют один за другим. Кажется, еще один - и земля расколется на части и погребет тебя, ничтожно малую пылинку в этом хаосе.
Наконец наступает тишина. Выбираюсь из щели наверх, отряхиваюсь. Мир словно остановился в своем движении. Чувствую себя оглушенным и только по белым шапкам разрывов, возникающим в небе, понимаю, что наши зенитки продолжают пальбу. Но выстрелов не слышу.
Постепенно приходим в себя, силимся улыбаться, шутить. Чистимся. Сколько на нас пыли, грязи! Трудно узнать Елохина. Костюм испачкан, новенькие сапоги... Какая жалость!
- Эх, увидела бы меня сейчас жена... - растерянно говорит он, поправляя пилотку.
- Да уж не думал - не гадал, что придется вот так носом землю пахать, смущенно бормочет Алелюхин.
Аггей Александрович долго шарит в карманах брюк и, найдя табак, пытается свернуть "козью ножку". Но у него никак не получается: бумага рвется, табак рассыпается. Он чертыхается себе под нос. И тут нас разбирает смех. Ну и ну, бывали ведь и не в таких переделках, но головы не теряли, а тут... Впрочем, все объяснимо: в небе мы орлы, от противника не прячемся, сами атакуем, а на земле чувствуем себя безоружными и бессильными,
Из щелей выбрались Алелюхин, Шилов, Королев, Сечин... Нет Маланова. Комэск забеспокоился:
- Где Алешка? Разыскать!
А вот и Маланов. Однако вид у него... Костюм, будто корова жевала, Шилов начинает над ним подшучивать, и Алексей огрызается незлобиво:
- Погляди на себя, чучело огородное! Елохин крепко прижал к себе Маланова.
- Цел и невредим, ярославец? А мы уж думали, мил человек, что тебя где-то придавило...
- Да я бессмертный! - басит Маланов. - Хотя... - он наклоняется и поднимает с земли обуглившийся ребристый осколок. - Нд-а-а, такая штука стукнет по башке - и прости-прощай, родная!
Просигналили отбой, и все побежали на командный пункт. Больно было видеть изуродованное летное поле. Десятки глубоких и мелких воронок, черные глыбы вывороченной земли, словно раны на живом теле. Поблескивают совершенно невинные с виду разноцветные игрушки - красно-белые шарики, голубые "бабочки", зеленые "лягушки". Но они начинены взрывчаткой, тронь - и упадешь замертво. Однако хитрость врага давно разгадана, и нас на такие уловки не возьмешь. "Игрушками" займутся саперы. А мы спешим: каждому не терпится узнать, цел ли его самолет.
На стоянке уже хозяйничает мой неизменный помощник Алексей Филиппов.
- А где наш командир? - лицо его тревожно вытянулось.
- Жив, - успокаиваю его. - Все живы...
Техник уже успел осмотреть машину. Повреждений нет, кое-где царапины. Но это не беда! Самолеты Маланова и Королева тоже в порядке. Так что в полной боевой готовности.
Кому досталось основательно, так это эскадрилье капитана Демченко. Одну машину опрокинуло воздушной волной, погнуло винты, в двух других осколками повреждены моторы. Есть и человеческие жертвы. Убит солдат из батальона авиационной охраны, механики Валерий Ефимов, Иван Бочкарев и инженер первой эскадрильи Николай Бутов ранены. Все происшедшее еще раз подтверждает: нельзя больше оставаться на старых местах, необходимо передислоцироваться. Но куда, если враг находится у стен города, если его артиллерия достает уже до предместий? Начальство по-прежнему обсуждает этот вопрос.
Между тем полеты продолжаются. Рыкачев ушел восьмеркой на Сухой лиман штурмовать вражеские танки. Мы своим звеном ожидаем приказа. Минут через сорок Рыкачев возвращается, но пока восьмерка кружит над аэродромом, заходя на посадку, на нее неожиданно сваливается десять "мессеров". Бой завязывается прямо над нашими головами, "Ястребки" забираются повыше, пикируют, немцы увертываются и сами атакуют наших. Все, кто снизу наблюдают за этим поединком, понимают: Рыкачев в невыгодном положении, у него на исходе боеприпасы, горючее. И противник, зная это, старается измотать наших ребят, заставить их идти на посадку, чтобы потом расстрелять поодиночке.