Ты знаешь наизусть таблицу Брадиса, а когда занимаешься с Сашкой, такое ощущение, что
только что закончил четвертый класс. Почему я не помню этих правил, пап!? Старшая внучка
звонит из Германии и просит объяснить ей высшую математику. И ты объясняешь. Часами.
Почему ты не уехал, пап? Знаю. «Это наша Родина, доча. Это как дом. Вот если в доме есть
проблемы, кран потек, свет погас — ведь мы же не убежим в другой дом...»
Почему ни разу не нарушил слова? Ну хоть разок можно было пообещать пойти в парк и не
смочь, по работе?!
Почему никогда не спросил у мамы, что надеть ребенку на прогулку? Можно ли мне
шоколад? Как зовут учителя? Я бы не считала эти вопросы идиотскими!
Зачем ты каждый день брился?! Я бы знала, что у мужчины бывает щетина (!) — ничего
такого, ну лень, господи.
И наконец, пап, ну почему ты никогда не лежал на диване? У нас же есть диван. :) Глупая, нелепая шутка природы — у тебя дочери. Ну ладно Ленка, она мамина, но я-то, пап, я точно должна была быть пацаном. Из-за этой дурацкой ошибки столько мужчин пострадало.
Пап, не считай меня неудачницей, что бы ни случилось в моей жизни, у меня был, есть и
будет самый лучший мужчина на Земле. И у него завтра день рождения. Я приеду вечером, и в
доме будет пахнуть тортом. Ты смущенно станешь принимать нехитрые подарки. Потом
потихоньку выйдешь в коридор и засунешь руку в мой сапог, не мокрый ли… А ведь мне уже
тридцать пять! Правда, за все эти годы я так ни разу и не сказала тебе: «Я люблю тебя, папа!»
MediaPort blogs, февраль, 2010 г.
ПО ПОВОДУ ГРАФОМАНИИ
Решила сделать уборку в папке «Документы». Ненужное поудалять, поностальгировать трохи. :) Открыла эту
многоуровневую систему «папка-надпапка-в подпапке-папка» и ужаснулась. Почти ГИГ доков… Пипец, я —
графоманка!
Ладно статьи, рассказы и очерки. А немыслимые сценарии к сериалам, клипам, передачам, праздникам, фильмам, роликам, рекламные стратегии, скетчи, песни, некрологи, оды, эпиграммы... На букву «И» восемьдесят четыре документа, и у всех окончание одинаковое
— «дея». И это только за последние пять лет. Благо предыдущее сгорело вместе с винтом.
Среди прочего, в папке «Фигня», попался мне забавный документик двухлетней давности
под названием «Стажерам читать. Местами учить наизусть». Поржала. От души.
Шедевральная статья одной коллеги (даже не знаю, что брать в кавычки — коллегу или
шедевральную). Не постебаться было грех, клянусь. Этот листок (статья с комментами
каждого абзаца) висел у нас в «Новостях» на туалетной двери. Изнутри.
Хотела увековечить опус тут (там слог, там тема, там логика, да там все — иллюстрация к
юмористической брошюре «Профнепригодность»). Но не стала. Не то чтобы меня тяготило
хорошее воспитание или коллегиальная честь, просто струсила взять на себя ответственность
публично осмеять. «Да кто ты такая?!» — справедливо возмутилась бы девочка и была бы
права. Писать-то все могут...
Вспомнилась мне одна история. Про зеленую тетрадь. Чужую.
В какой-то момент, еще школьницей, я вдруг стала считаться «писателем», ну или
«писарем», в общем, пишущим человеком. Сначала было: «Анька, напиши!» (стишок, сочинение, рефератик, стенгазетку — по нарастающей). И, если честно, мне это нравилось
всегда. А после появилось новое, и оно мне не понравилось категорически. Называлось:
«Анька, почитай!». Хотя вру, в этой ипостаси форма была уже поуважительнее
— Анечка, почитайте, я роман пишу. Вы уж только внимательно почитайте, там каждое
слово ценно…
Ценность слов я понимаю, я иногда не понимаю смысла. Смысл для меня, по старинке, важен. И порядок слов в предложении, и согласованность. От штампов переворачивает, может, я капризная?
Тетрадь та, зеленая (обильно пропитанная слезами и потом гения), много лет хранилась.
Принесла мне ее девушка с восьмого этажа. Ира.
— Анечка, почитайте, я роман пишу. Вы уж только внимательно почитайте, там каждое слово ценно…
На полях пометки, сноски типа «здесь автор имел в виду то-то», «тут автор подчеркивает
яркий образ того-то». Я улыбнулась и потерла руки, обожаю хороший стеб!
«В синеве синего неба, не омраченного дневными суетно кричащими, алчущими пищи презренной, чайками, под
клубящимися темными тучами, в густом, мрачновато-сером тумане горизонта еле виднелся слабо заметный