Кстати, несколькими днями раньше «неприятностей», утром, меня встретила девочка в
зеленой панамке из соседнего дома:
— А ваша Саша вчера пла-а-акала! Ей Соня (между прочим, та самая) сказала, что у нее па-
а-апы нет.
— А ябедничать н хорошо-о-о, — протянула я тем же тоном, улыбнулась и умчала на
работу.
Дети. Спичечный макет мира. Они моделируют будущее поведение во взрослом социуме.
Подсознательно. Без анализа. Пробуют, ошибаются, определяются, кем быть лучше? Другом, трусом, ябедой, героем, предателем?
Мне кажется, стоит всего лишь вовремя подсказывать ценности.
Соня с Сашей на следующий день играли в том же дворе как ни в чем не бывало. С ними
условно-Ира, Миша, Леша, Алиса, Тема. Дети выясняли отношения, сорились, мирились и снова
дружили...
О вчерашних «неприятностях» напоминала только детская коляска у мусорного бака, публично вышвырнутая в знак протеста против несовершенства мира. Тюки с когда-то
бережно переданными шмотками покоились там же. Я вынесла их рано утром без всякой
бравады. Впрочем, покоилось все это недолго, кто-то забрал.
Трещина во взрослых отношениях ремонту не подлежит.
MediaPort blogs, сентябрь, 2010 г.
СПЕШИТЕ! ДО КОНЦА АКЦИИ ОСТАЛОСЬ...
050 323 04 03
Знаете, что это? Это артефакт! «Предмет, появление которого в наблюдаемых условиях по естественным
причинам невозможно или маловероятно». (Википедия)
Листочек передается пенсионерами из рук в руки. Вместо подписи убедительный
комментарий (произносится многозначительно, с вертикальными движениями головы широкой
амплитуды): «ОНО РАБОТАЕТ!». «Оно» — не уничижительное обращение к владельцу десяти
волшебных цифр, «Оно» — фишка, прием, гаджет.
Старейшина семьи сначала готовит взвешенную речь, после церемонно надевает очки и, вдумчиво щурясь, целится в мелкие кнопочки мобильного:
— Алло! Геннадий Адольфович?!
Это заклинание. Заговор на сломанные лифты, текущие крыши, ветхие деревья…
Четыре часа назад наш обычный панельный подъезд со стороны юга, запада и востока имел
лишь еле уловимые очертания. Наличие стен и окон угадывали только коренные жители, и то
— по памяти. Окружающую дом среду последние двадцать лет затмевал американский клен.
Хамоватое, надо признать, растение. В ветреные дни он угрожающе скрипел и хлестал
жильцов ветками по окнам. Родители, с первого по девятый этаж, велели детям к
подоконникам не приближаться.
«Разобьет — не разобьет» — любимый ребус жителей. В аутентичном варианте звучит
непечатно. Главное, замереть с веником-совком на безопасном расстоянии, и можно гадать
часами. Такие себе адреналиновые вечера нашего подъезда.
Признаться, лично я представителя буржуйской флоры (уж не знаю, за что клен
«американский») уважала. Он служил шторой, занавеской и жалюзи. Причем одновременно.
«Супер-Анти-Любопытин». В условиях «колодца» (четыре дома лицом к лицу) — вещь
незаменимая. Можно было смело переодеваться, не запираясь в ванной, и вообще, заниматься
черт-те чем. Например, летать на метле по периметру комнаты, ну или печатать деньги.
Однако соседи конспиративных качеств дерева не ценили. Обвиняли его в распущенности
веток, мрачности помещений и, как результат, в чрезмерном пожирании дорогостоящего
электричества. Каждый год к обвинителям добавлялся один этаж.
Тетя Лена живет на третьем. Ее с кленом связывает многолетняя история, заключенная в
эпистолярный жанр. Она писала в инстанции и собирала подписи. Звонила и подолгу слушала
произведения раннего Моцарта, где в качестве конферансье выступал приятный женский
голос: «Абонент ответит вам через сорок... пять... минут». Ожидала пару дней, пока чиновник