— Все? — спрашивает Володя.
— Пока достаточно, — отвечает Гай. — Спасибо, одолжил ты меня…
Володя хлопает его по плечу и возвращается к своей работе.
Ночь. Володя и Гай не спят в своей палатке. Гай сидит на своей постели, понурившись. Володя лежит, заложив руки за голову, и смотрит в нейлоновый потолок, сквозь который просвечивает луна.
— …Это и у нас было когда-то, — негромко говорит Володя — Здесь нужно понять, что все эти герцоги, императоры, императоры были очень скверные люди, мелочные, жестокие, просто-напросто хулиганы. От подданных они требовали и кровопролитием добивались беспрекословного повиновения. От соседей — тоже. Ну, тут уж кто кого… Вот как твой герцог Алайский и император…
— Герцог не такой, — хрипло шепчет Гай.
— Все они одним миром мазаны. Гай, дружище, пойми, мне очень неприятно говорить тебе это, ты оскорбляешься, обижаешься, но ведь это так! Вся туша твоего герцога, набитая алкоголем и нечистыми вожделениями, не стоит ногтя с твоего мизинца…
Гай молчит. Володя садится на постели, смотрит на него.
— Старая истина, — говорит он со вздохом. — Лучше раз показать, чем сто раз рассказать… Устал я немного сегодня, и Корней непременно свернет мне шею, но ничего не поделаешь… Ладно, я тебе покажу его высочество герцога Алайского, каким видел его сам. Смотри сюда! — Володя кладет палец себе на переносицу и впивается взглядом в глаза Гая. — Смотри внимательно… внимательно… внимательно…
Глаза Гая расширяются, он судорожно вздыхает, он не в силах оторваться от глаз Володи.
Возникает и нарастает пронзительный звенящий звук. Полутьма палатки заполняется розовым туманом, и сквозь этот туман начинают просвечивать движущиеся образы.
Герцог Алайский, толстый, плешивый, в окружении свиты стоит перед грудой трупов, хохочет, похлопывает по плечу рослого мужчину в маскировочном комбинезоне и плоском, как тарелка, шлеме…
Герцог Алайский пирует в тесном кругу блюдолизов и полураздетых дам, он вдребезги пьян и, пытаясь подняться, валится под стол; его извлекают и ставят на ноги, а он шатается и вдруг пьяным размахом сбивает со стола посуду…
Герцог Алайский в пыточной камере смотрит, как истязают полуголого человека, вздернутого на дыбу, и вдруг, подскочив, расталкивает палачей и принимается избивать жертву тростью; толстое лицо его искажено, из разинутой пасти летят брызги…
— Хватит! — гремит чей-то голос.
Звон обрывается, видение исчезает. Снова в сумраке палатки сидят друг против друга Гай и Володя.
— Хватит… — слабым голосом произносит Гай и боком валится на постель. Володя проводит ладонями себя по лицу.
— Герцог… — бормочет Гай. — Его высочество… Да что мне в нем теперь? Его, может, уже и в живых нет, если он бежал… Народ у нас сердитый… — Он вдруг снова садится. — Разве в герцоге дело? — кричит он исступленно. — Мне сейчас дома быть надо, дома! Там перемены, там все решается, а я здесь! Нет, не понять вам этого, никогда не понять… в вашем раю…
Речной пляж под обрывом. Жаркий полдень. На песке рядышком сидят Жак и Гай. Жак, весело насвистывая затейливый мотивчик, бросает в реку камешки, ловко делая «блинчики». Гай пригорюнился, обняв руками колени и положив на колени подбородок.
— Сыграем в четырехмерные шашки, — предлагает Жак. Гай отрицательно качает головой.
— Ну, в трехмерные…
Гай отрицательно качает головой.
— Тогда поборемся?
— Неохота, — со вздохом произносит Гай.
— Жалко, — огорчается Жак. — А то бы я тебя в два счета положил…
Гай не реагирует.
— Слушай, — укоризненно-жалобно говорит Жак. — Перестань. Нос выше. Ну?
Гай бледно улыбается.
— Пойдем, я тебя хоть плавать поучу…
— Иди сам, Жак, иди с богом…
Жак крякает, поднимается, шумно входит в воду и ныряет. Гай рассеянно глядит на реку.
Солнце бьет из бездонной сини, на волнах ослепительно переливаются «зайчики».
Метрах в двадцати от берега реки из воды высовываются ноги Жака.
Гай рассеянно смотрит, вздыхает и отворачивается. Снова смотрит.
Голые ноги не то судорожно, не то азартно подергиваются. Гай присматривается внимательнее, брови его поднимаются. Дергаются торчащие из воды ноги, белые пятки сверкают на солнце.
Гай встает, не сводя с них глаз.
Пятки исчезают под водой и снова взбрыкивают, подняв столб брызг.
— Жак, — негромко говорит Гай и делает несколько шагов в воду.
— Жак! — вопит он в ужасе. — Драмба! Ребята! Жак!
И, расплескивая воду, он неуклюже бежит в реку, в глубину, на стремнину. Мелькают его растопыренные пальцы, он с головой погружается в воду, выныривает, бьет по воде руками и снова погружается.
Жак, отплевываясь, выволакивает Гая на песок и садится с ним у ног подбежавших Володи и Галки. Галка сейчас же опускается на корточки и берет лицо Гая в свои ладони. Гай тяжело дышит, из носа у него течет вода, глаза закрыты.
— Что случилось? — спрашивает, хмурясь, Володя.
— Не знаю, — говорит Жак. — Просто понятия не имею. Я там на дне сома нашел, большой такой сом, импозантный… Ну, завел с ним беседу, щекочу его, ублажаю всячески… сам знаешь, как с большой рыбой… И вдруг шум, плеск, на меня налетают, сбивают на бок… Сом, конечно, наутек… Вынырнул я, гляжу — тобианин наш тонет, пузыри пускает… Как он там очутился, это же все-таки метров двадцать, а он плавать не умеет…
Гай открывает глаза, пристально смотрит во встревоженное лицо Галки. Нагибает голову, выплевывает воду.
— У-ух… — произносит он — Испугался я… Думал, ты тонешь…
Наступает пауза. Все смотрят на Гая.
— Ты же… ты же плавать не умеешь, — каким-то вибрирующим голосом произносит Жак.
Гай отпихивает его, встает и ложится на песок лицом к воде.
— Я же говорю, — произносит он раздраженно. — Я испугался… Торчат, понимаешь, ноги… Думал, под корягу его завело или что…