И тут случается такая вещь. То ли я на карандаш свой излишне нажал, то ли еще почему, но только объявляется сбоку от меня дверь, и я в нее вваливаюсь. Длинная комната, как кишка. Вдоль стен — железные полки. А на полках — чего только нет! И все непонятное. Какие-то стеклышки блестят, лакированные плоскости отсвечивают, вроде как в радиорубке на тральщике, когда нас в десант везли в устье Тары… Сколько там народу полегло, а нас так и не высадили… Ну ладно.
А в дальнем конце этой кишки стоят какие-то двое — один в белом халате, другой в рубашке и опять с надписью. Надпись: «ЛЕОНИДА». Не знаю, что это может значить. Наверное, тоже какая-нибудь планета, которую они терзают. Что они там делают, я, конечно, не понял. Один тянет прямо из стены полосу голубой бумаги, а другой смотрит и приговаривает: «Два квадрата… четыре квадрата… ромб… опять ромб…» Ну и так далее, всякую такую чепуху. А первый только такает: «Так… так… так…» Сначала я хотел уйти отсюда сразу же, ну их, однако тот, но в халате, вдруг заорал: «Есть!» и так рванул за эту бумагу, но она вовсе лопнула, и с этой бумагой, волоча ее за собой, понесся прямо ко мне. Я уж подумал — сшибет, отскочить приготовился, но он до меня не добежал, а остановился возле самых дверей и принялся ползать по этим железным полкам, приговаривая, как сумасшедший: «Двести шестнадцать триста два… Двести шестнадцать триста два…» И второй набежал, и тоже принялся ползать и бормотать. Сумасшедший дом, ей-богу, но интересно. Потом они вытянули откуда-то длинную тонкую штангу, блестящую, маслянистую, развинтили ее на две половинки и вынули изнутри какого-то розовенького червячка. С этим червячком они кинулись ко мне, отпихнули меня в сторону, как предмет какой-нибудь, а сами взялись за высокий, в рост человека узкий ящик или шкаф, один сдвинул какую-то шторку кверху, и образовалась в стенке ящика ярко освещенная ниша. В эту нишу они положили своего червячка — а червячок был и в самом деле как червячок, он то скручивался в колечко, то снова распрямлялся, совсем как живой, потом шторку задвинули, раздалось короткое гудение, вспыхнул на шкафе желтый глаз, этот, который «Леонида», снова поднял шторку и — смотри-ка! — в этой самой нише уже два червячка. Оба розовые, оба скручиваются и раскручиваются. «Леонида» опять опустил шторку, опять загудело, опять загорелся желтый глаз, опять поднял шторку — четыре червячка! И пошло у них, и пошло… Я только стою и глазами хлопаю, а они шторку вверх, шторку вниз, гудок, желтый глаз, шторку вверх, шторку вниз… Через минуту у них этих червячков набралась полная ниша. «Давай», — сказал тот, что в халате, и «Леонида» сбегал и принес какой-то таз, вроде эмалированный. Выгребли они своих червячков в этот таз — меня чуть не стошнило от этой розовой шевелящейся кучи — и, не говоря ни слова, выскочили из комнаты и унеслись куда-то по коридору. Так.
Ничего я не понял, да здесь никакой нормальный человек бы не понял. Но одно я понял: это надо же, какая машина! Осмотрел я этот шкаф, даже попробовал сзади заглянуть, но голова не пролезла, только ухо прищемил. Ладно. А шторка поднята, и ниша эта так светом и сияет мне в глаза. Змеиное молоко! Я поглядел кругом, смотрю — бумага валяется. Оторвал клочок, смял, бросил в нишу — издали бросил на всякий случай, мало ли что. Нет, ничего, бумажка лежит себе, ничего ей не делается. Тогда я осторожненько взялся за эту шторку и потянул ее вниз. Она легко двинулась, прямо-таки сама пошла. Щелк! И так же, как у них: загудело, и зажглась желтая лампа. Ну, Кот! Потянул я шторку вверх. Точно. Два клочка. Я их оттуда карандашиком осторожно выгреб, смотрю — одинаковые. То есть точь-в-точь! Отличить совершенно невозможно. Я их и так смотрел, и этак, и на просвет, даже, дурак, понюхал… Одинаковые.
Что же это получается? Золотой бы мне сейчас, я бы в миллионах ходил. Стал я рыться по карманам. Ну, не золотой, думаю, так хотя бы грош медный… Нет гроша. И тут нашариваю я свой единственный патрон. И ведь надо же: даже в этот момент я еще не понимал, что здесь к чему. Дай, думаю, раз уж денег нет, так хоть патронов наделаю, они тоже денег стоят. И только когда в нише передо мной шестнадцать штучек медью засверкали, только тогда меня как по башке стукнуло: шестнадцать патронов, да ведь это же обойма! Полный магазин, ребята!
Стою я перед этим шкафом, смотрю на свои патрончики, и такие интересные мыслишки у меня в голове бродят, что я даже спохватился и поглядел вокруг, не подслушивает ли кто… Хорошую машину они здесь себе придумали, ничего не скажешь.
Полезная машина. Много я здесь у них всякого повидал, но вот полезную вещь всего второй раз вижу. Ну что ж, спасибо. Собрал я патрончики свои, рассовал по карманам и повернулся к двери. И конечно, носом в глухую стену. Никак я к этому привыкнуть не могу. Но я даже толком психануть не успел — ткнул ладонью в стену, она растаяла, и я пулей вылетел в коридор. Привыкай, алаец, привыкай! Деваться тебе некуда. Посмотрел я, как эта дверь затянулась снова, вывел возле нее крестик, обвел кружочком, потом, для верности, вторым. Эта комнатка нам еще пригодится.
Ну, настроение у меня, конечно, поднялось. Иду это я по коридору, перебираю в кармане патрончики, и сам не заметил, как замурлыкал родимый марш, и уже не иду я, а марширую. А как заметил, одернул себя: все-таки в разведке, нельзя. Но на душе все равно светло. То есть не то чтобы светло, но появилось в этой темной ночи хоть какая-то светлая звездочка. Хоть что-то я теперь уже имею, хоть чему-то я здесь теперь научился. И стал я на радостях кулаком в стены постукивать. Как я раньше до этого не додумался — не понимаю. Сейчас десять шагов сделаю — ткну. Еще десять шагов — опять ткну. Время от времени попадаю. То комнаты открываются, то каморки, а то и целые залы. Народу здесь, оказывается, полным-полно. Я даже сначала удивился: откуда их здесь столько, ведь их и в коридорах редко встретишь, а уж в доме наверху я их вовсе не видел, но потом допер: здесь, оказывается, почти в каждой комнате эта стеклянная будка, точь-в-точь такая же, как у Корнея в саду. Ну, для этой… для переброски с места на место. Так что нужды проходить через Корнеев дом им нет. И народ все молодой, здоровенный, гвардейцы, чепухой только какой-то занимаются. Ну, и не народ там встречается — только взглянешь, задрожишь и дальше. Короче говоря, настоящая это подземная крепость. И хоть на вид они здесь только с машинками какими-то возятся, да бумажки перебирают, да какое-то кино смотрят, но дело здесь, ребята, по всему видно, закручивается немалое. И конечно, не моя башка нужна, чтобы во всем этом разобраться и понять, как все это прекратить.
Надо сказать, внимания все они на меня почти что вовсе не обращали. Так, который-нибудь взглянет рассеянно, кивнет и снова носом в свои дела. Обидно даже, змеиное молоко. Все-таки я — Бойцовый Кот его высочества, не шпана какая-нибудь, передо мной такие шпаки с тротуара сходили и шляпу еще снимали… правда, не каждый день уступали, а только в дни тезоименитства, но все равно. Так и хотелось мне встать этак в дверях и гаркнуть по-гепардовски: «Смир-рна!» То-то забегали бы! Потом я запретил себе на эти темы думать. Я свое достоинство унижать права не имею. Даже в мыслях. Пусть все идет, как идет. Мне одному их всех по стойке смирно все равно не переставить. Да и нет передо мной такой задачи. Другая передо мной задача.
И вдруг — вижу: впереди, шагах этак в тридцати выходит из стены сам господин Корней собственной персоной. Приостановился, сказал что-то через плечо кому-то, пересек коридор наискосяк и скрылся в противоположной стене — я даже не успел сообразить, что мне лучше: обнаружить себя или, наоборот, затаиться. Сначала я хотел мимо этого места пройти на цыпочках и продолжить свой поиск где-нибудь в другом месте, а потом думаю: по всему ведь видно, что Корней здесь не последний человек, может быть, он даже голова здесь всему, и если уж он здесь чем-то занимается, в этом подземелье, так уж наверное самым наиважнейшим делом. Не червячками какими-нибудь красненькими, не бумажками, а тем самым, ради чего вся эта крепость построена. Правильно я рассудил? И пошел я, ребята, к тому месту, куда Корней скрылся. Если честно, то было мне, ребята, не по себе. Конечно, вроде бы он мне и сам разрешил везде здесь ходить, и вопросиков я пару на всякий случай тут же заготовил — один насчет мешка с глазами, а другой про Леониду — что это, мол, такое, Корней, я вас тут случайно увидел, и очень мне захотелось у вас спросить… Но все равно робел, дело прошлое. Остановился я перед этим местом, куртку одернул, кашлянул и деликатно этак ткнул пальнем в стену. Не открывается, собака. Видимо, не рассчитал я. Глазомер меня, значит, подвел. Стал я пальцем тыкать в разные места, метр вправо, метр влево. Хожу, как дурак, и пальнем тычу в стену. Во, наверное, видик! Но в конце концов, конечно, попал куда надо. То есть открылась передо мною стена, но там почему-то темно. Я даже засомневался. Не было еще такого случая, чтобы я тут попадал в темное помещение. Может быть, это у них кладовка какая-нибудь? И вдруг оттуда, из темноты, — голос Корнея:
— Прогоните еще раз с самого начала…
После этого сюжет возвращается в свою обычную колею: Гаг слышит разговор Корнея с крысоедом, а затем Вольдемар случайно ударяет Гага в лоб.
Позже, когда Гаг осматривает позицию для мортиры, Авторы убрали и определение Гагом дома Корнея как «лукавую подземную крепость, набитую…», заменив его на «лукавый дом, набитый…», но оставили продолжение: «…невиданными и невозможными механизмами, невиданными и невозможными существами вперемешку с такими же, как Корней, людьми-ловушками, шумно кипящей беспорядочной деятельностью без всякой видимой разумной цели…»
Как это обычно бывает в черновиках АБС, в рукописи ПИП присутствует достаточное количество стилевой, мелкой правки. Возможно, читателю, интересующемуся сюжетными линиями или идейным содержанием творчества АБС, перечисление, порой нудноватое, примеров такой правки не интересно, а то и не нужно. Такой читатель может смело пропускать эти подглавки и переходить к следующим разделам. Но для любителей изучения стилистики художественных произведений, а особенно для молодых авторов, только начинающих свой путь в литературе, изложенный ниже материал будет не только интересен, но и весьма полезен. Ибо молодой автор на достойном примере убедится, что мало придумать и более-менее связно изложить интересный сюжет (такого рода рукописи десятками, если не сотнями бродят по разным издательствам и чаще всего отвергаются редакторами), нужно еще каждое слово в рукописи проверить на прочность, на правильность, на его нужность в тексте.
Один из членов семинара БНС, сам известный стилист, Святослав Логинов как-то говорил, что «проверку на крепость» лучше всего проводить так: автор должен прочитать вслух свое произведение, глядя на себя в зеркало и стараясь по возможности подсмеиваться над читаемым текстом. При чтении вслух лучше видятся стилевые погрешности и «слова-паразиты». Заметим, что АБС писали и правили (ибо у них никогда первонаписанный текст не отдавался в печать, он обязательно проходил две стадии — черновика и чистовика) именно так, только каждый из братьев был «зеркалом» по очереди: один читал, другой слушал и ловил огрехи.
Примеры такой правки черновика ПИП представлены ниже.
«На площади около фактории стояла полевая кухня». Авторы уточняют: не СТОЯЛА, а ДЫМИЛА. Дикобраз (повар) «выкатил глаза, облизнулся и просипел»… Авторы правят ОБЛИЗНУЛСЯ на ПОШЛЕПАЛ ГУБАМИ.
Гаг размышляет о слабости увиденной воинской части: «…из тыловой вши сколоченная, да еще наспех…» Позже Авторы добавляют: «…да еще кое-как…»
«Я сразу усек», — описываются сначала мысли Гага, затем Авторы правят УСЕК на ПОНЯЛ.
«Двое других раненых лежали неподвижно — то ли они спали, то ли умерли уже». Авторы правят УМЕРЛИ УЖЕ на УЖЕ ОТОШЛИ.
Барон Трэгг «смотрел на него [Гепарда. — С. Б.] из-под ОПАЛЕННЫХ бровей». Позже — СГОРЕВШИХ. Он же обращается к Гепарду: «Слушай, храбрец…» Авторы добавляют — «брат-храбрец». Штаб-майора барон Трэгг называет сволочью, позже — старой рухлядью (получается более изысканно) и рассказывает о нем: «Прятался в деревне со своими дикобразами и смотрел, как мы гибли». Авторы изменяют МЫ ГИБЛИ на НАС ВЫЖИГАЮТ ОДНОГО ЗА ДРУГИМ. Далее он рассказывает: «Рация к черту…» К ЧЕРТУ заменяется на ВДРЕБЕЗГИ. Затем, когда он уже начал бредить, «скрюченные пальцы его беспокойно шарили вокруг, хватаясь то за края циновки, то за комбинезон». Последнее Авторы правят: «…вцепляясь то в края циновки, то в комбинезон».
Броневездеходы Авторы называют более кратко: бронеходы; ракетометатель — ракетомет.
«От самого Гагрида мы нашли только генеральскую фуражку, набитую мозгами…» НАБИТУЮ МОЗГАМИ, пожалуй, грубо даже для Бойцового Кота… вернее, не грубо, а недостойно генерала (вспомним его уважение к старшим по званию), и Авторы изменяют на ЗАСКОРУЗЛУЮ ОТ КРОВИ. Точно так же, когда Корнея Гаг поначалу считает офицером, его описание как КОСТЛЯВОГО Авторы исправляют на СУХОПАРОГО.
«От крысоеда остались только рыжие ботинки С ТОЛСТЫМИ ПОДОШВАМИ». Авторы добавляют деталь — НА ТРОЙНОЙ ПОДОШВЕ.
Описывая позицию, Гаг сначала замечает, что НЕКОТОРЫЕ дикобразы палили костры. Авторы находят более разговорный вариант: «ОДНИ, ЗНАЧИТ, собравшись кружками, палили костры…» О пожилом дикобразе, сидевшем на лафете: «…ПРОСТО СИДЕЛ и ковырял щепочкой в ухе». Исправлено на СИДЕЛ СЕБЕ. О двух ссорившихся дикобразах: «Не поделили они между собой ТАБУРЕТКУ — ДЕРЖАЛИ ЗА НОЖКИ, И каждый тянул к себе…» Выделенное исправлено на ДЕРЕВЯННОЕ КОРЫТО. Гаг сначала показывает им кивком головы в сторону Гепарда. Затем Авторы находят более точное и краткое описание: «…мотнул головой в сторону Гепарда».
О пленных крысоедах: «Белобрысый этот хромает. РАНЕНЫЙ, значит, — ногу В НУЖНИКЕ подвернул. Ничего, НЕДОЛГО ТЕБЕ ХРОМАТЬ ОСТАЛОСЬ». Авторы исправляют на ТЯЖЕЛО РАНЕННЫЙ, В БАНЕ и более коротко — ДОХРОМАЕШЬ. Клещу, старшекурснику, Гаг вначале ОБЪЯСНЯЕТ, откуда он взял пленных, затем — ДОКЛАДЫВАЕТ.
Вспоминая школу Бойцовых Котов, Гаг упоминает площадь, Авторы исправляют ее на плац. Кровать, на которой оказался Гаг после боя, Авторы исправляют на койку…
Размышляя о выбранной позиции, Гаг предполагает, что бронепехота оттуда может ПОДПОЛЗТИ — исправлено на СУНЕТСЯ.
О снарядах. ВЫБРОСИЛИ исправлено на более разговорное ПОВЫБРАСЫВАЛИ.
Картину боя Авторы описывают сначала так: «Над ухом оглушительно грохочет пулемет. У меня в руке нож. С ножа на руку течет. Кто-то дергается у ног… <…> Передышка. Как-то сразу наступили сумерки. Ракетомет цел, я тоже цел. Вокруг меня целая куча дикобразов, человек десять. Опять курят. Кто-то сует мне в рот горлышко фляги. Отталкиваю руку, вглядываюсь… Заяц?» Затем исправляют на рваную, обрывками сознания: «Над ухом у меня оглушительно грохотал пулемет, в руке был нож, а у ног моих кто-то дергался, поддавая мне под коленки… <…> Потом вдруг наступила передышка. Были уже сумерки. Оказалось, что ракетомет мой цел, и сам я тоже цел, вокруг меня собралась целая куча дикобразов, человек десять. Все они курили, и кто-то сунул мне в руку флягу. Кто? Заяц?»
О кино, которое Гаг смотрит у Корнея. Бой на мечах, в черновике: «Один рубанул мечом, так без обману, тот на две половинки так и развалился»; в изданиях: «Один там другого ткнул мечом, так уж без обману: лезвие из спины на три пальца вылезло и даже вроде дымится…»
О загадочном доме. Голоса, которые раздаются в доме, когда в нем никого нет, «потому что Корней либо в бассейне плещется, либо где-то летает». Позже исправлено на «потому что Корнея в доме нет, шляется где-то, беса тешит».
Когда Гаг подслушивает разговор Корнея с крысоедом, Корней разговаривает по-имперски и «таким тоном, какого я до сих пор не то что от Корнея — вообще на планете не слыхивал». Позже исправлено — «на таких басах, каких я до сих пор не то что от Корнея — вообще на планете ни от кого не слыхивал». «Засветил» Гагу тогда (в темноте ведь стоял) этот самый Вольдемар не плечом («стоит, потирая плечо»), а локтем.
Убирается из эпизода, когда Гаг осматривает позицию для мортиры, первоначальное «луна, которая все еще пугала Гага».
Корней, говоря о том, что они ошиблись в сроках окончания войны на Гиганде, добавляет: «Но это, знаешь ли, хорошая ошибка. Согласись, что мы ошиблись в нужную сторону… Управились за месяц». Позже Авторы изменяют ХОРОШАЯ на ДОБРАЯ.
Увидев бронеходчика в кабинете Корнея, Гаг описывает свое состояние: «У меня по старой памяти МОРОЗ ПО КОЖЕ», позже заменено на КОЖА НА СПИНЕ СЪЕЖИЛАСЬ.
Первое, журнальное издание ПИП («Аврора», 1974) при изучении текста оказалось наиболее полным, то есть несокращенным вариантом. Второе издание (межавторский сборник «Незримый мост», 1976), третье (совместно с ПНВС, 1979) и все последующие оказались основательно сокращены, даже «подчищены» из расчета на детей; расчета, который предполагал, что дети не должны читать ни о грубости, ни о жестокости вообще.
Из-за этой «подгонки к детскому восприятию» очень сильно изменился сам образ Гага, Бойцового Кота. Если в рукописи восприятие мира Гагом (особенно это заметно в главах, написанных от первого лица) подано с солдатской точки зрения (грубо, местами жестоко, выпукло-неприглядно), а в журнальном варианте изложено с точки зрения скорее невоспитанного (вернее, воспитанного жестокой средой) мальчишки-подростка, то в книжных и изданиях образ Гага становится менее видимым, более плоским, экранным.
К примеру, в рукописи и журнальном издании при описании повара военно-полевой кухни сказано: «…окорока поперек себя шире…», в дальнейших изданиях — просто: «…поперек себя шире…» Позже о нем же сказано: в рукописи — «Эта скотина даже не обернулась», в изданиях — «Это животное даже не обернулось».
В книжных изданиях Гаг называет недосолдат («все эти полковые пекари, бригадные сапожники, писари, интенданты») «ходячее удобрение, смазка для штыка». В рукописи и журнальном варианте перечисление продолжается: «…все эти полковые пекари, бригадные сапожники, писари, интенданты, придурки, грыженосцы, слеподыры, орлы похоронных команд…»
Шоссе после ковровой бомбардировки бойцовые коты расчищали «от обломков машин», в рукописи и журнальном варианте добавка: «…и завалов уже холодеющего мяса».
«Дохлый крысоед» у бронехода не просто «валялся», а «валялся вниз хлебалом». И убрано выделенное: «Я выбрал лужу побольше, положил пленных ХЛЕБАЛЬНИКАМИ в грязь…»
Два «дикобраза», которые ссорились из-за деревянного корыта, после того, как Гаг погнал их к Гепарду, «трусцой подбежали к Гепарду». В журнальном варианте: «…бабьей трусцой подбежали к Гепарду»; в рукописи: «…трусцой, широко по-бабьи виляя задами, подбежали к Гепарду». И далее: «и застыли в двух шагах перед ним». В журнальном варианте дополнение: «неопрятными потными кучами», в рукописи: «двумя неопрятными кучами».
Штаб-майора после начала разговора с Гепардом Гаг описывает: «седенький такой старикашка». В рукописи и журнале дополнение: «среднего росточка».
Убрано в книжных изданиях и описание дикобразов и крысоедов у костра: «Покуривают, скоты, и лакают что-то из кружек. Морды у всех довольные, лоснятся. Надо же, мерзость какая… А этот, белобрысый, дикобраза по спине похлопывает, а дикобраз, дубина безмозглая, животное, рад-радехонек, ржет и головой мотает. Пьяные они, что ли?» Убрано описание дикобразов после появления Гага: «…только пасти раззявили». Еще убрано о солдатах: «Еле лапами шевелят, грыженосцы».
Убрано и замечание Гага о пленных: «Я пленных ненавижу. Что это, понимаешь, за слизь такая — на войну пошел и в плен угодил? Нет, я понимаю, конечно: что с них взять, с крысоедов, а все-таки омерзительно, как хотите… Ну вот, пожалуйста: один сопляк согнулся пополам, и рвет его. Вперед, вперед, з-змеиное молоко! Второй начал. Тьфу! И как они, эти крысы, близкую смерть чувствуют — ведь как настоящие крысы. И сейчас ведь они ну на все готовы — предать, продать, в рабство пойти…»
После заявления Гага («Про меня не забудь, Клещ, — говорю. — Все-таки я их сюда привел…») в книжных изданиях отсутствует такой диалог, как в журнале:
— Это ты насчет ошейника? — рассеянно спрашивает он, а сам озирается.
— Нуда! Привел-то их все-таки кто?
— Не вижу вот я — на чем. Не до леса же их вести…