Когда несколько запыхавшийся от переживаний Малянов ввалился на кухню, Калям прыгал вокруг стола, наскакивал на него боком, курлыкал, топорщил шерсть, фырчал и вообще проявлял признаки крайнего возбуждения… Малянов посмотрел на коробку и застыл в некоторой растерянности — за время его отсутствия коробка ухитрилась покрыться слоем инея. Иней неестественно сверкал на ярком солнце, над коробкой клубился пар. Малянов решительно подошел к столу, с хрустом разорвал картон и выволок на свет громадный полиэтиленовый пакет с напрочь замороженным, пламенеющим на солнце красно-коричневым панцирем, сваренным омаром.
Калям выгнул спину и зашипел.
Малянов грохнул окаменелого членистоногого на стол, схватил квитанцию и впился в нее глазами… Корявые буквы складывались таким образом, что сверху оказывалась написанная от руки надпись «Спецмагазин "Внешпосылторга"», чуть ниже — в графе «фамилия заказчика» — «И. Е. Малянова», а совсем внизу, в графе «Итого» было написано «756 рублей 39 копеек (в чеках)»… Малянов задумался и медленно опустился на табурет, табурет хрустнул, и Малянов чуть не загремел на пол…
А день потихоньку катился на убыль, но солнце стояло еще высоко… Воздух над городом раскалился до предела. Все живое замерло, расползлось, попряталось…
По кривым узким улочкам старого города, мимо одноэтажных раздражающе белых глинобитных домов, пыля брезентовым верхом, мчался грязно-зеленый УАЗ-469, в просторечье именуемый «газиком».
Иногда улочка выводила на довольно широкую дорогу, и тогда попадались здания, построенные в период так называемых архитектурных излишеств, и странные дома, чем-то напоминающие восточно-арабскую архитектуру, рядом с ними особенно нелепо выглядели серые корпуса производственных зданий с блеклыми разводами на глухих бетонных стенах…
Коротко стриженный лопоухий мальчишка-шофер переключил скорость, и газик, завывая коробкой передач, резво покатил в гору. Выскочив на холм, — город сверху казался совершенно покинутым — шофер лихо заложил вираж, и машина на хорошей скорости понеслась под уклон… Въехав в новый квартал, газик плавно вписался в поворот и понесся дальше мимо однообразных аккуратных пятиэтажных домов…
Внезапно из-за угла выскочил странного вида огненно-рыжий мальчишка и рывком бросился под колеса. Шофер бешено вывернул руль, одновременно ударив по тормозам. Дико завыли на сухом бетоне покрышки. Машина накренилась. Ее развернуло. Резкий удар пробил рессоры до упора, и газик, выпрыгнув на панель, заглох…
Шофер в ярости распахнул дверь — на другой стороне улицы стоял маленький горбатый человек с огненно-рыжей бородой и такой же лохматой огненно-рыжей шевелюрой и укоризненно грозил шоферу сухоньким указательным пальцем…
Когда открылась вторая дверь и на асфальт тяжело спрыгнул пассажир — седой крупный мужчина, — горбун был уже далеко, он быстро поднимался по шоссе на холм, уходя в сторону старого города. Один раз рыжий обернулся и внимательно посмотрел в сторону газика. Казалось, что седой заметил этот взгляд, потому что лицо его сразу стало злым и напряженным, а руки беспомощно сжались в кулаки. Он постоял еще некоторое время, потом вытер лицо большим белым платком и пошел к машине…
Малянов сидел на подоконнике, загородив своим могучим телом все окно. В одной руке он держал телефонную трубку, — в другой гигантский, наполовину съеденный бутерброд с чем-то напоминающим красную рыбу. Из бутерброда в разные стороны торчала зелень. Малянов благодушно жевал. Взгляд его полузакрытых глаз умиротворенно покоился на матовой зеленого цвета бутылке. Бутылка была совершенно замечательной, с висящей на горлышке сургучной печатью и золотым вдавленным клеймом. Бутылка стояла тут же на подоконнике рядом с притащенным сюда телефонным аппаратом. По округлым шероховатым бокам бутылки стекали хрустальные росинки, оставляя на крутых боках сосуда сверкающие глазурованные следы и собираясь под обтекаемым донышком в круговую лужицу…
— Да, — с достоинством сказал Малянов в трубку. — Моам, муам… Работаю. Ну, что тебе?
За окном заурчал автомобиль и к подъезду маляновской лестницы подкатил уже знакомый читателю грязно-зеленый газик.
— Нетленку лепишь? — констатировал голос Вечеровского. — Интересно бы знать тему твоего замечательного исследования, господин Пантагрюэль…
Стриженый шофер выскочил из машины и помог выбраться седому пассажиру. Теперь можно было разглядеть, что и шофер, и пассажир были одеты в одинаковые черные мешковатые штаны и белые старомодные бобочки с отложными воротниками. Седой подхватил объемистый кожаный портфель и, что-то сказав шоферу, двинулся к подъезду…
— Интересуешься, значит, — в свою очередь констатировал Малянов и, бросив плотоядный взгляд на соблазнительно потеющую бутылку, снова уставился в окно…
Шофер посмотрел на часы, достал тряпку и начал отряхивать от пыли брезентовый кузов машины.
— Ну конечно, — продолжал Малянов, разглядывая, как шофер орудует сухой и пыльной тряпкой. — Тебе, как корифею биологической науки, моя тема будет особенно близка… Название приблизительно такое… «Уравнения взаимодействия звездного вещества с диффузной материей наблюдаемой вселенной». Ты меня слушаешь?
— Да-да. Очень внимательно, давай дальше.
Шофер перестал отряхивать пыль, положил тряпку на крыло и снова посмотрел на часы.
— Так вот… — продолжал Малянов, не спуская глаз с шофера, который теперь вытирал капот. — Оказывается при самых общих предположениях, — подошедший Калям коротко мяукнул и взгромоздился Малянову на колени, — относительно потенциальной функции, мои уравнения имеют еще один интеграл, кроме интегралов моментов и энергии… Поэтому, если все это хозяйство записать в векторной форме… — Калям с благостным урчанием начал обнюхивать бутерброд. — Пошел вон, подлец!
— А?
— Нет, это я Каляму, взял привычку все из рук рвать, скотина! Пошел вон, маньяк! Так вот если применить преобразование Гартвига, то интегрирование по объему проводится до конца и вся задача сводится к интегро-дифференциальным уравнениям типа Колмогорова-Феллера. Надеюсь, ты меня понимаешь? — В последнюю фразу Малянов вложил всю иронию, на которую был способен.
— Секу помаленьку, — бодро ответил Вечеровский — Дальше.
— Ты что, сбрендил? — спросил Малянов и откусил от бутерброда большой кусок, — На кой тебе это хрен?
Шофер вдруг бросил свое пыльное занятие, затолкал тряпку за противотуманную фару и подбежал к дому. У машины снова оказался седой пассажир. Он принес толстую зеленую папку, которую шофер бережно взял у него из рук и осторожно положил на переднее сиденье. Седой слегка хлопнул шофера ладонью по спине, повернулся и пошел в парадную…
Голос Вечеровского вывел Малянова из состояния созерцательной задумчивости:
— Слушай, Митька… Снеговой — такая фамилия тебе ничего не говорит?
— Да это сосед у меня, внизу живет, вон только что с работы приехал… Арнольд Палыч…
Шофер тем временем обежал вокруг машины, открыл дверь и сел за руль. Заскрежетал стартер, мотор отчаянно взревел, захрустела коробка передач, и газик, вякнув на прощание прокрутившимися на асфальте колесами, рывком выкатился из поля зрения…
— Слушай, случилось что-нибудь? — спросил Малянов.
— Где? — помедлив отозвался голос Вечеровского.
— Где… у тебя естественно! Тебе чего надо, ты давай прямо, а то намеки, намеки…
— Да нет, так… Ерунда. Звони, если что… — Из трубки послышались короткие гудки. Малянов пожал плечами, затолкал в пасть остатки бутерброда, вытер пальцы о халат и ткнул трубку на рычаг. И в это время в прихожей раздался очередной настойчивый звонок в дверь…
— Хм… — выдавил наконец Малянов. — Все правильно. Ее почерк. Стилистика, пожалуй, тоже не заимствована…
Малянов стоял в прихожей у раскрытой на лестничную площадку двери и вертел в руках мятую записку. Безобразный свой халат он не переодел, но, как видно, он его совершенно не шокировал. Его явно шокировало другое — и это другое понуро стояло на лестничной площадке, словно отбывая неведомое наказание и с испугом глядело на Малянова сквозь толстые стекла некрасивых очков. Это другое было нескладной двадцатипятилетней девицей в длинной унылой юбке и затрапезной неопределенного цвета и формы кофте. За тонкими бледными ногами девицы прятался коричневый чемодан, обвязанный белой бечевкой…
Малянов еще раз взглянул на гостью, потом снова на записку, будто сличая некую копию и оригинал, и несколько раздраженно продолжил:
— Подруга, значит… из Житомира… Лариосик…
— Нет. Мы в Свердловске вместе учились. Только Ира на четвертом, а я на первом…
Девушка немного помолчала и сказала с оттенком просительности в голосе:
— Вы меня простите, Дмитрий Андреевич…
— Алексеевич… — поправил Малянов, не сдвинувшись с места, хотя по любым правилам этикета гостью давно было пора пустить в дом.
— Конечно, простите… Алексеевич… Я понимаю… Лариосик… Я, конечно, некстати, но я сама не знала… — Лицо девушки выражало полнейшую растерянность. — Меня послали… И вот Ира… — Здесь девушка замялась. — Ира тоже…
— Ладно, чего там… — перебил Малянов. — Давайте чемодан… Лидочка?
— Нет, не надо, — девушка испугалась. — Я сама.
— Чего у вас там, золото? — грубо спросил Малянов. — Вон туда идите, к Педро…
— Куда? — растерянно переспросила Лидочка, остановившись в узкой прихожей и удерживая двумя руками тяжелый чемодан за неудобную ручку.
— Вон в ту дверь, говорю! — Малянов протолкнулся между чемоданом и стеной и почти втолкнул Лидочку в детскую…
Лидочка потерянно остановилась среди игрушек и детской мебели.