И в эту минуту на лестнице появляется дю Барнстокр. Он в роскошном халате, расшитом золотом, лицо у него смущенное и растерянное, он спускается по ступенькам, зябко потирая руки.
— Я прошу прощения, господа, — растерянно блеет он. — Видите ли, меня разбудило странное сотрясение, и потом хлопнула…
— Обвал в горах, господин дю Барнстокр, — говорит хозяйка.
— Ступайте сюда, волшебник! — весело кричит Симонэ. — Здесь, правда, не кюрасо, а всего лишь бренди…
— Нет-нет, господа, — говорит дю Барнстокр. — Я хотел только сказать… Может быть, это чепуха… Но видите ли, когда все затряслось, и хлопнула чья-то дверь, я как-то встревожился, вышел в коридор…
Глебски порывисто поднимается с места.
— Ну? — говорит он. — Что?
— Я не знаю, — бормочет дю Барнстокр. — Конечно, может быть, это чепуха… но из-под двери номера десятого так дует…
— Десятого? — Глебски поворачивается к хозяйке. — Там кто?
— Господин Андварафорс… — опережает хозяйку дю Барнстокр. — Я постучал к нему… Дверь заперта, изнутри причем… и он не отзывается…
— Ну и что? — глупо спрашивает Симонэ.
— Ключ! — бросает Глебски хозяйке. — Черт… Неужели…
Госпожа Сневар протягивает Глебски ключ.
— Я просто подумал… — бормочет дю Барнстокр. — Это сотрясение и… возможно, несчастье…
Глебски хватает ключ и устремляется мимо дю Барнстокра вверх по лестнице. Все следуют за ним.
У двери номера десятого Глебски принимается возиться, освобождая замочную скважину от ключа, торчащего изнутри. Госпожа Сневар, Симонэ и дю Барнстокр стоят у него за спиной.
— Какого черта, Глебски! — ворчит Симонэ. — Вы уверены, что имеете право…
— Заткнитесь, — цедит Глебски сквозь зубы. — Я из полиции…
Симонэ и дю Барнстокр с мистическим ужасом взглядывают на госпожу Сневар. Та только молча кивает.
Освободив путь для своего ключа, Глебски отпирает и распахивает дверь. Прямо у порога лежит ничком человек. Света в номере нет, и видны только его гигантские подошвы.
Глебски зажигает свет. Все ахают. Перед ними лежит Олаф Андварафорс. Он явно и безнадежно мертв. Руки его вытянуты и лежат на небольшом чемоданчике. Окно настежь распахнуто, покрывало на постели смято.
— Боже мой… — бормочет дю Барнстокр.
— Что с ним? — дрожащим голосом спрашивает хозяйка.
— Мертв, — отзывается Глебски. — Возможно, задушен. Или… — Он наклоняется и ощупывает тело. — Не знаю… Всем оставаться в коридоре! Не сметь входить!
Он перешагивает через тело, обходит комнату и выглядывает в окно. На карнизах лежит нетронутый снег, внизу под окном не видно никаких следов. Недлинная тень отеля лежит на снегу от лунного света, и отчетливо видна тень человека, сидящего на крыше.
— Так, — говорит Глебски. — Стоять у порога и не двигаться, слышите? Я сейчас…
Он выскакивает в коридор, подбегает к железной лестнице и карабкается вверх. В павильончике рывком распахивает фанерную дверь.
Все залито лунным светом. Хинкус сидит в прежней позе, нахохлившись, уйдя головой в воротник, сунув руки в рукава.
— Хинкус! — гаркает Глебски.
Хинкус не шевелится. Глебски подбегает к нему, хватает за плечо, трясет. Хинкус как-то странно оседает и валится набок.
— Хинкус! — растерянно повторяет Глебски, непроизвольно подхватывая его.
Шуба раскрывается, из нее вываливаются комья снега, падает меховая шапка. Хинкуса нет, есть только снежное чучело, облаченное в шубу и шапку Хинкуса. Глебски хватает горсть снега, яростно растирает лицо и озирается. На крыше множество следов — то ли здесь боролись, то ли собирали снег для чучела.
Глебски с нарочитой неторопливостью спускается в коридор и идет к группке людей, тесно сжавшейся у распахнутых дверей в номер умершего Олафа Андварафорса.
— Так, — говорит он. — У кого есть оружие?
Симонэ пожимает плечами. Дю Барнстокр разводит руки.
— Оружие есть, — чуть помедлив, говорит госпожа Сневар.
— Револьвер?
— И револьвер, — произносит она, чуть усмехаясь, — и кое-что посерьезней, если понадобится…
— Госпожа Сневар, — нетерпеливо говорит Глебски. — Возьмите револьвер и сядьте в холле… Есть еще выходы из отеля, кроме как через холл?
— Есть через кухню, но там дверь заперта.
— Сядьте в холле с револьвером. Если кто-нибудь попытается выйти, задержите. В случае надобности стреляйте.
— Господи! — бормочет дю Барнстокр.
— Вы, господин дю Барнстокр, ступайте в свой номер, запритесь и никого не впускайте. Откликайтесь только на мой голос. Понятно?
— Понятно, — одними губами шепчет дю Барнстокр.
Госпожа Сневар круто поворачивается и уходит. Дю Барнстокр открывает дверь на противоположной стороне коридора, скрывается за нею и щелкает ключом.
— Остаюсь один я, — говорит Симонэ.
— Правильно. Помогите мне.
Вдвоем они входят в номер Олафа. Глебски внимательно осматривает труп.
— Помогите перевернуть, — говорит он.