— Что вы имеете в виду?
— Хинкус — это Филин. Гангстер. Кого он может, по-вашему, ждать?
— Гм… Да, пожалуй… Погодите, Глебски. Давайте пока оставим этого типа и попробуем рассуждать методически… — Давайте.
— Значит, как все было? Мы сидели в баре и трепались. Четверо. Хозяйка, вы, Брюн и я. Так? Про серебряные пули, про вурдалаков, про всякую такую чушь. Затем, где-то около десяти, в холл спустились старики… Мозес и дю Барнстокр. То есть карточная игра у них закончилась. Надо понимать, Олаф пошел прямо к себе, Мозес тоже прямо к себе, а дю Барнстокр решил пропустить рюмку кюрасо… Пока все правильно. Так?
— Так.
— Затем дю Барнстокр удаляется к себе наверх, а следом за ним удирает наверх Брюн… Так?
— Постойте, постойте, Симонэ… Затем происходит обвал…
— …и через минуту Брюн возвращается, — подхватывает Симонэ, — неделикатно посылает меня к черту…
— Подождите, Симонэ… — медленно, прикрыв глаза, произносит Глебски. — Вспомните: гул обвала, затем тишина… и наверху как будто хлопнула дверь! Дверь! Чья дверь? Кто хлопнул дверью? Хинкус сидит связанный у меня в ванной, дю Барнстокр уже у себя в номере, Олаф тоже у себя… и Брюн! Вы молодчина, Симонэ! Как это я не обратил внимания? Пошли!
Они почти бегом устремляются к лестнице и спускаются в холл. Госпожа Сневар с удивлением и любопытством смотрит на них.
— Госпожа Сневар, — говорит Глебски казенным голосом. — Мне совершенно необходимо немедленно поговорить с вашей… с вашим племянником. С Брюн.
— С Брюн? Но бедное дитя спит…
— Почти уверен, что не спит. А если и спит, то придется его… ее… разбудить. Кстати, вы сообщили ему… ей… про смерть Олафа?
— Нет, конечно…
— Прекрасно. Пойдемте. Симонэ, сделайте одолжение, посторожите тут, пока мы не вернемся…
Госпожа Сневар поднимается. Лицо ее выражает испуг и беспокойство. Симонэ молча занимает ее место возле винтовки.
— Но вы уверены… — нерешительно произносит хозяйка.
— Это совершенно необходимо, — твердо говорит Глебски.
Они идут за портьеру, вступают в коридор и останавливаются перед дверью напротив двери в контору. Госпожа Сневар легонько стучит. Ответа нет. Госпожа Сневар оглядывается на Глебски и стучит громче.
— Кто там? — откликается сонный басок.
— Это я…
— Ты, тетка? Чего тебе?
— Открой, пожалуйста…
— Входи, не заперто…
Глебски отстраняет хозяйку и рывком распахивает дверь Комната погружена в полумрак, светит только ночник.
— Кто это? — слышится от постели испуганный голос.
— Зажгите свет!
В постели происходит какое-то движение, затем щелкает выключатель. Вспыхивают лампы торшера. Брюн, в огромных черных очках, в пижаме, с растрепанной прической, восседает на пуховиках.
— Какого дьявола?.. — яростно осведомляется «оно». — Что вам здесь нужно среди ночи? Тетка, что это за новости?
— Брюн, дитя мое, — дрожащим голосом произносит хозяйка, — Господин инспектор настоял…
Глебски подходит к постели.
— Снимите очки! — приказывает он.
— Еще чего…
Глебски протягивает руку и срывает очки. Конечно, это девушка, и премиленькая, с припухшими со сна глазами.
— Чего вы хамите? — кричит она. — Отдайте очки! Фараон чертов!
— Брюн, дитя мое… — плачущим голосом бормочет госпожа Сневар.
— Так, — говорит Глебски. — Слушать меня! Быстро и не медленно говорите: когда и где вы расстались с Олафом? Живо!
— С каким еще Олафом? Отдайте очки!
— Олаф убит, и вы — последний человек, кто видел его живым. Когда это было? Где? Живо! Ну?
Брюн отшатывается и, словно защищаясь, вытягивает перед собой руки ладонями вперед. — Неправда… — шепчет она. — Это неправда… Не может быть!
— Давеча, около десяти, вы закрыли бар и отправились — куда?
— К-куда?
— Да, куда вы отправились, когда закрыли бар?
— Я… Я поднялась наверх… Я забыла в столовой книжку… Инспектор качает головой.
— Попробуйте еще раз.
— Это правда!
— Так. Вы пошли в столовую и взяли книжку. Так?
— Т-так…
— Врете. Когда вы спускались по лестнице, никакой книжки у вас не было. Говорите правду.