Вообще же, зачастую в «Молодой гвардии» поступали проще: чем заменять какое-либо слово или фразу, они изымались вообще.
Из изданий «Молодой гвардии» убрано все замечание Рэдрика после предупреждения Херцога последствиях увлечения сталкерством: «Понимаю, — говорю. — Это я понимаю. Не понимаю только, какая же это сволочь на меня настучала…» В журнальном варианте замечание оставлено, но «настучала» заменено на «донесла». И чуть ниже Рэдрик рассуждает: «А если телегу из полиции прислали…» В «Авроре» «телегу» правят на «бумагу», а в «Молодой гвардии» вычеркивают это слово вообще.
«И точно — во все окна аж до пятнадцатого этажа хайла повыставлялись, только что платочками не машут и оркестра нет», — замечает Рэд перед входом в Зону. В журнальном варианте «хайла» заменяется на «сочувствующие», а в «Молодой гвардии» убирается вообще.
«Я тебе покажу — прощаться, морда твоя толстозадая!..» — думает Рэд о Тендере, когда тот попытался помахать рукой в сторону провожающих. «Я тебе покажу, ты у меня попрощаешься!..» — так звучит эта фраза в журнальном варианте. В «Молодой гвардии» же опять поступили проще — просто обрезали концовку: «Я тебе покажу».
Убирается в обоих изданиях «Молодой гвардии» мысль Рэда о пришельцах: «Нагадили, конечно, много, но сами же своему дерьму обозначили ясную границу». В журнальном варианте фразу оставили, но «своему дерьму» изменили на «себе».
«Мать их, очкариков, в чертову душу», — мысленно ругается Рэд на научников, которые проложили дорогу по выемке. «Черт их побери, очкариков» — так это звучит в журнальном издании, а в обоих изданиях «Молодой гвардии» этот пассаж вычеркивается.
В изданиях «Молодой гвардии» (25-й том БСФ и «Неназначенные встречи») убрали весь этот отрывок: «Хлебнуть бы сейчас! Достать из-за пазухи родимую, свинтить колпачок, не торопясь, горлышко на нижние зубы положить и голову задрать, чтобы само полилось, в самую глотку чтобы, продрало бы, слезу выточило… А потом флягу покачать и еще раз приложиться… Барахло эти скафандры, вот что я вам скажу. Без скафандра я, ей-богу, столько прожил и еще столько же проживу, а без хорошего глотка в такой вот момент… Ну да ладно!» В «Авроре» от этого отрывка осталось только: «Хлебнуть бы сейчас! Барахло эти скафандры, вот что я вам скажу. Без скафандра я, ей-богу, столько прожил и еще столько же проживу, а без хорошего глотка в такой вот момент… Ну да ладно!»
В «Неназначенных встречах» убирается фраза «рванул я когти». В журнальном варианте убрали просто одно слово — «когти».
На вопрос Рэда «Будет тебе в твоей Швеции о чем девкам рассказывать?» сержант отвечает: «Спрашиваешь! — говорит. — Они ж кипятком писать будут…» В «Авроре» последняя фраза заменена на: «Они ж у меня таять будут как свечки!» В «Неназначенных встречах» эта фраза опять убрана вообще.
Эрнест хвастает: «Ко мне иной раз сам комендант заходит, генерал, не хвост собачий». В «Авроре» «не хвост собачий» заменяется на «понял?», а в молодогвардейских изданиях убирается вообще.
«…Надо было рвать когти», — думает Рэдрик. Здесь тоже в журнальном издании изменили на «…надо было убираться поскорее», а в «Неназначенных встречах» убрали вообще.
После выговора Лемхена Нунан размышляет о Стервятнике Барбридже: «Без штанов ведь пустил, грязными носками накормил…» В «Неназначенных встречах» вся фраза убирается, а в «Авроре» смысл смягчается: «Без штанов ведь пустил, как маленького…»
Иногда получалось и наоборот: в описании луна-комплекса присутствует «публичный дом на тысячу станков». В журнальном варианте его убрали вообще и заменили «варьете» (кстати, и «веселый дом» Барбриджа превратился в этом издании в «танцкласс»), а в «Неназначенных встречах» убрали только подробность: «на тысячу станков».
Об эмигрантах (в «Неназначенных встречах» их называют «переселенцами»). Увеличение техногенных катастроф и природных катаклизмов кажется цензорам журнала более неправдоподобным, мистическим, чем цензорам «Молодой гвардии», поэтому описание их убирается из журнала вообще (убранные отрывки: «Мало того. Число коммунальных катастроф в Детройте резко возрастает. В два раза чаще взрываются газовые колонки. В три с половиной раза чаще возникают пожары от неисправности электросети. В три раза увеличивается количество автомобильных аварий. В два раза возрастает смертность от эпидемий гриппа. <…> Разверзаются хляби небесные, и озеро Онтарио, или Мичиган, или где там стоит Детройт, выходит из берегов…»), а в «Неназначенных встречах» только убираются взрывы газовых колонок.
«Могу кого-нибудь из своих сопляков отдать, кого не жалко…» — вспоминает Рэдрик слова Барбриджа. В журнале слово «сопляков» убрано. В «Неназначенных встречах» изменено на «курсантов».
Показателен пример, на что обращало внимание одно или другое издательство, — это описание действия во время перехода Рэдрика и Артура через «дьявольскую жаровню». В журнале убирается: «…выталкивая через пересохшую глотку самые гнусные ругательства, какие приходили ему в голову, а потом вдруг с какой-то сумасшедшей радостью вспомнил, что за пазухой у него лежит почти полная фляга, подружечка, милая моя, не выдаст…», а в «Неназначенных встречах»: «…в бога, в ангелов, на Северном полюсе, под тридцатью одеялами, в пришельцев и в Стервятника душу…»
В журнале убраны действия Рэдрика после «дьявольской жаровни»: «Надо думать, и задницу не до кости прожгло… Он пощупал — нет, явно не до кости, даже штаны целы. Просто как кипятком ошпарило…» В «Неназначенных встречах» только слово «задницу» изменяют на «окорока». И далее Рэдрик думает: «…обварил бы себе зад — вот и все неприятности…» В журнале вместо «зад» — «ноги», в молодогвардейском издании — опять «окорока».
В обоих изданиях была и одинаковая правка: вместо «с дерьмом» — «с чумой», вместо «стервячьи ягодицы» — «чертовы макушки», вместо «сволочная» — «поганенькая». В обоих вариантах в фразе Рэдрика, обращенной к Нунану («Всё задницу в барах нагуливаешь…»), «задницу» заменено на «загривок», и убрано слово «бардачных» в подначке Рэдрика: «Знаю, знаю, наслышан о твоих бардачных аферах!»
Убраны из всех текстов: «я это дерьмо вам в глотку вобью»; что окно, из которого Рэд удрал из «Боржча», бросив туда «зуду», было в сортире. Убрано описание демонстрации: шествие «длинноволосых дураков и стриженых дур, размахивающих дурацкими транспарантами»; определение местных ребят: «Самые оторвы, какие есть в городе»; реплика Пильмана по поводу увеличения катаклизмов и запрещения эмиграции: «Ничего себе предлог! Да кто же такому бреду поверит? Ну, придумали бы какие-нибудь эпидемии… опасность распространения вредных слухов… да мало ли что!»
Из обоих изданий убирается подробность «о том, как он [Рэдрик. — С. Б.] с этой Диной спал — и трезвый спал, и пьяный спал, и какое это каждый раз было разочарование». В обоих случаях определение Дины «роскошная баба» изменяется на «роскошная женщина», а в журнале еще и убирается «век бы с нею любился».
И опять «Комментарии» БНС:
В начале 80-х мы с АН самым серьезным образом обдумывали затею собрать, упорядочить и распространить хотя бы в Самиздате «Историю одной публикации» (или «Как это делается») — коллекцию подлинных документов (писем, рецензий, жалоб, заявлений, авторских воплей и стонов в письменном виде), касающихся истории прохождения в печати сборника «Неназначенные встречи», гвоздевой повестью которого стал «Пикник». БН даже начал в свое время систематическую работу по сортировке и подбору имеющихся материалов да забросил вскорости: дохлое это было дело, кропотливый, неблагодарный и бесперспективный труд, да и нескромность ощущалась какая-то во всей этой затее — кто мы, в конце концов, были такие, чтобы именно на своем примере иллюстрировать формы функционирования идеологической машины 70-х годов, — в особенности, на фоне судеб Солженицына, Владимова, Войновича и многих, многих других достойнейших из достойных.
Затея была заброшена, но мы вновь вернулись к ней уже после начала перестройки, когда наступили новые и даже новейшие времена, когда возникла реальная возможность не просто пустить по рукам некое собрание материалов, но опубликовать его по всем правилам, с поучительными комментариями и ядовитыми характеристиками действующих лиц, многие из которых в те времена еще сохраняли свои посты и способны были влиять на литературные процессы. К работе подключились неутомимые «людены» — Вадим Казаков со товарищи. БН передал им все материалы, сборник был в значительной степени подготовлен, но довольно скоро выяснилось, что издать его реальной возможности нет — ни у кого не оказалось денег на подобное издание, которое вряд ли могло представлять коммерческий интерес. Кроме того, события неслись вскачь: путч, уход АН, распад Союза, демократическая, хоть и «бархатная», но несомненная революция — затея буквально на протяжении нескольких месяцев потеряла даже самую минимальную актуальность.
О работе над этими материалами Вадим Казаков вспоминает:
На самом деле до «значительной степени» там было еще очень далеко. Да, составители «Истории» (Юрий Флейшман и я) успели тщательно продумать раскладку всех материалов будущей книги — что, как и почему разместить, что убрать или оставить, на какие главы разбить весь этот, с позволения сказать, роман в письмах, как эти главы назвать… А общее заглавие «История одного Одержания» нам предложил сам БНС.
Но оставалась еще самая, пожалуй, интересная, но и самая трудоемкая часть работы — наши собственные комментарии, которые, по замыслу, должны были перемежать переписку Стругацких со всяческими инстанциями и друг с другом. Нам хотелось с точки зрения людей иного поколения сказать не только о времени издательских мытарств «Неназначенных встреч», но и о том, что было до и после.
В «материалах дела», скажем, совсем ничего не говорилось о событиях, случившихся куда раньше, но серьезно повлиявших на судьбу книг Стругацких. Мы подобрали всякие дополнительные документы — уже по печатным материалам тех лет, ныне благополучно забытым. А начинался пролог нашей истории с 1966 года, с процесса Синявского и Даниэля, с первого примера того, как в новейшее время литераторов судили за фантастику…[25]
Так вот, реально была написана вся преамбула (обо всем, что предшествовало началу работы над книгой), и — большей частью — первая из четырех частей, «Тормозной след», о начале противостояния, когда в редакции фантастики «Молодой гвардии» еще работали порядочные и знающие свое дело люди, но и они мало чем могли авторам помочь.
Будущая публикация была анонсирована в любительской фэн-прессе, но к началу 90-х мы окончательно прочувствовали все прелести жизни в «эпоху перемен» и вскоре переключились на другие интересные дела. Одним из них было, например, создание группы «Людены». А работу над «Историей одного Одержания» пришлось отложить до лучших времен, которые — как знать? — вполне еще могут наступить.
Но вернемся к «Комментариям» БНС:
Первоначально я предвкушал, как расскажу здесь историю опубликования «Пикника», назову некогда ненавистные нам имена, вдоволь поиздеваюсь над трусами, дураками, доносчиками и подлецами, поражу воображение читателя нелепостью, идиотизмом и злобностью мира, из которого мы все родом — и буду при этом ироничен и назидателен, нарочито объективен и беспощаден, добродушен и язвителен одновременно. И вот теперь я сижу, гляжу на эти папки и понимаю, что я безнадежно опоздал и никому не нужен — ни с иронией своей, ни с великодушием, ни с перегоревшей своей ненавистью. Канули в прошлое некогда могущественные организации, владевшие почти неограниченным правом разрешать и вязать — канули в прошлое и забыты до такой степени, что пришлось бы скучно и занудно объяснять нынешнему читателю, кто есть кто, почему в отдел культуры ЦК жаловаться не имело смысла, а надобно было жаловаться именно в отдел печати и пропаганды, и кто такие были Альберт Андреевич Беляев, Петр Нилыч Демичев и Михаил Васильевич Зимянин, — а ведь это были тигры и даже слоны советской идеологической фауны, вершители судеб, «роководители» и «роконосцы»! Кто их помнит сегодня и кому интересны теперь те из них, кто еще пока числится среди живых? А что же тогда говорить о малых сих, — о визгливом сонме мелких чиновников от идеологии, об идеологических бесах, имя коим легион, вред от коих был неизмерим и неисчислим, злобность и гнусность коих требует (как любили писать в XIX веке) пера, более опытного, мощного и острого, нежели мое! Я даже упоминать их здесь не хочу — пусть сгинут в прошлом, как ночная нечисть, и навсегда…
Здесь очень хотелось бы возразить (в голове так и крутятся многочисленные цитаты относительно того, что нельзя предавать забвению прошлое и т. п.), но зададимся вопросом: кому действительно будет интересно читать «Историю одного Одержания»? Несомненно, историкам литературы, культурологам, литературоведам. Скорее всего, тем, для кого, собственно, пишутся «Неизвестные Стругацкие». Но дело еще и в том, что, читая постепенно, документ за документом, месяц за месяцем, историю прохождения сборника «Неназначенные встречи», проживаешь как бы вместе с Авторами все перипетии этой восьмилетней борьбы, чувствуешь облегчение, когда дело вроде бы налаживается, восклицаешь: «Как? Опять?», когда возникает какой-то стопор. То есть воздействие этих документов, даже без гневных комментариев тех, кто, как пишет БНС, имеет перо, более опытное, мощное и острое, очень похоже на воздействие от чтения хорошего художественного текста.
Приведем пример.
Заявка на книгу «Неназначенные встречи» от 6 ноября 1970 года.
В издательство «Молодая Гвардия»
от членов ССП А. Стругацкого,
Б. Стругацкого
Заявка
Предлагаем Издательству опубликовать наш авторский сборник научно-фантастических произведений под общим названием «Неназначенные встречи» (название условное).
Мы предполагаем включить в сборник три новых фантастических повести («Дело об убийстве», «Малыш», «Пикник на обочине»), объединенных общей темой: неожиданные встречи человека с представителями иного разума во Вселенной.
Повесть «Дело об убийстве» (10 а. л.) была опубликована в №№ 9-11 журнала «Юность» за 1970 год в несколько сокращенном виде и под названием «Отель "У Погибшего Альпиниста"».
Повесть «Малыш» (7 а. л.) была опубликована в журнале «Аврора» в 1971 году. Рукопись повести прилагается.
Повесть «Пикник на обочине» (предположительно 8 а. л.) находится в стадии разработки. Содержание повести сводится к следующему. Один из сравнительно пустынных районов земного шара (Северная Канада или Центральная /Австралия) послужил местом временной стоянки трансгалактической экспедиции представителей иного разума. Очевидно, пришельцы не рассматривали Землю, как объект исследования. Возможно, они так и не заподозрили, что Земля обитаема разумными существами. Пробыв на нашей планете несколько месяцев, они исчезли также таинственно, как и появились. Район их временной стоянки, превратившийся в своего рода заповедник удивительных явлений и загадочных находок, делается объектом пристального внимания, как передовых ученых всего мира, так и нечистых политиканов и различных авантюристов, стремящихся использовать чудесные находки в своих корыстных целях.
Рукопись сборника может быть представлена через 6 месяцев со дня заключения договора. Полный объем сборника 25 а. л.
Письмо из «Молодой гвардии» от Бэлы Клюевой от 8 декабря 1972 года.
Уважаемый Аркадий Натанович!
Высылаю Вам рукопись сборника Ваших фантастических повестей «Неназначенные встречи» вместе с рецензией Е. Брандиса.
Мы уже говорили с Вами в редакции о каждой из предлагаемых в сборник повестей.
В первой повести «Дело об убийстве» необходимо, на наш взгляд, поработать над концовкой. В представленном варианте объяснение всех событий в повести сводится к тому, что, мол, это Пришельцы, не искушенные в земных хитростях, попались на удочку гангстерам капиталистического государства, наделали глупостей и сбежали от всей этой путаницы в свой мир. Концовка после очень обстоятельного, увлекательного, полного забавных приключений рассказа выглядит случайной, сделанной наскоро. Будто авторы сначала сами увлеклись этой историей, потом она им поднадоела, и они поспешили как-нибудь закончить ее. Кроме того, есть кое-где в повести места пошловатые, двусмысленные — они отмечены на полях рукописи.