Итак, выбор был сделан.
Архип приезжает в Белую Церковь, где при машиностроительном техникуме открыта двухгодичная профтехшкола, сдает вступительные экзамены. Что такое профтехшкола того времени?
Это очень серьезное заведение. Нечто среднее между сегодняшним ПТУ и техникумом. Довольно глубокое знакомство с математикой, металловедением, сопроматом, технологией и одновременно обучение профессии слесаря. Архипу пришлось поднапрячься. Он испытывает натиск практических, инженерных дисциплин, и это ему нравится. Увлеченно слушает лекции о внутренних напряжениях изогнутых брусьев, старается прочувствовать, ясно представить себе, что это за касательные силы бегут по поверхности скручиваемой трубы, удивляется простоте диаграммы, построенной великим металлургом Черновым, которая так легко дает возможность определить состояние металла в зависимости от нагрева, и жадно впитывает все новые и новые знания. Архип еще не может четко выразить словами свои ощущения, но ясно одно: узнавать, мыслить — для него не ТРУД, а удовольствие. Он не боится сложного, непонятного, а с наслаждением погружается в его рассмотрение, вертит и так и этак, пока не превратит из вещи в себе в вещь для себя. Вот почему молодой Люлька и здесь привлекает к себе внимание педагогов не то чтобы глубиной и прочностью знаний, а самостоятельностью мышления.
У него нет и намека на зубрежку, все объясняет своими словами, на экзаменах его невозможно сбить с толку, вступает в спор с самыми «страшными» преподавателями.
В мастерских он ловко держит в больших крепких руках напильник и шабер и изготовляет зачетный молоток, заслужив одобрение мастера-педагога. А вечером работает кузнецом, зарабатывает на жизнь, ведь стипендия — 5 рублей.
Так проходит год учебы, и вот, выросший, повзрослевший, он приезжает на летние каникулы в родную Саварку, где все дни отдает крестьянскому труду, помогает семье, зато вечера принадлежат ему. Закадычные школьные друзья все здесь, и Ваня Скурат тоже. Он, как и Архип, мечтает о продолжении образования, готовится со временем поступать в институт. И Галина Процак тоже здесь, и Архип всегда рядом с ней. Опять клуб, опять самодеятельность, опять веселая, интересная комсомольская жизнь, полная высоких помыслов и стремлений, полезных дел и… кое у кого первой, чистой, как лесной родник, юной любви. Галина тоже мечтает об институте. Ей хочется стать агрономом, любит она природу, родную землю, интересуется наукой о земледелии.
Важным для Архипа во время его летних каникул является и общение с прежними преподавателями, ставшими его наставниками в жизни. Особенно математик Михаил Филиппович Кравчук. Он уже преподает в Киевском политехническом институте и в Саварку приезжает в отпуск. Подолгу беседует он с Архипом о науке, о жизни, развивая еще больше его интерес к математике, технике. Архип с восхищением относится к Кравчуку. Этот необычный человек — пример для подражания. Он примеряет по нему к жизни свои силы, поступки. Кравчук говорит, что если Архип хорошо окончит профтехшколу, то это даст ему право поступить в Киевский политехнический институт. Мечта о КПИ ослепляет Архипа, сердце бьется в волнении, и в конце концов он решает раз и навсегда: буду поступать. Упорство Архипа равно его немалым возможностям. Когда он говорит себе — это я обязательно должен сделать, силы его удесятеряются. Тут и азарт, и самолюбие, и закалка воли, ощущение одержанной над собой победы, что так важно для укрепления веры в себя в юности…
Как всегда во время каникул Архип помогает отцу по хозяйству и в поле. Вот и сейчас он с братом пашет за околицей. Страшный взрыв в селе разорвал деревенскую тишину. Обгоняя друг друга, братья помчались в село. Смотрят — односельчане бегут к их дому. Большой сарай, где хранят снопы перед обмолотом, разнесло в щепки.
— Придете с поля, я вам зайчатины из леса принесу, — вспоминал Архип последние слова отца.
Михайло Иванович часто ходил на охоту — лесная живность подспорье для семьи. Порох тогда считался большой редкостью, и он извлекал его из артиллерийских снарядов, найденных после войны. Он, конечно, рисковал, но проходило все благополучно. А на последнем снаряде Михайло Люлька подорвался. Страшное горе Архипу запомнилось еще тем, что отца хоронили дважды. Спустя неделю после похорон (не высохли еще слезы детей) приехала судебно-медицинская комиссия и потребовала раскопать могилу для экспертизы покойного: хотели убедиться, что он погиб не насильственной смертью.
Долго Архипу снились после этого кошмарные сны. Страшную смерть отца невозможно забыть.
Два года в Белой Церкви пролетели быстро. Быстро, как показалось Архипу, который уже видел свою завтрашнюю цель — Киевский политехнический.
Тиха украинская ночь… Крупные белые звезды окружили блестящий серебром месяц и все вместе смотрятся в темные вода Роси. Ни звука кругом. Но, чу! Кто-то шепчется у самой воды. Да это наши знакомые — Архип Люлька и Галина Процак.
— Рассказывай все по порядку, как поступал в институт, как сдавал экзамены. Все-все, мне интересно.
— Расскажу все. Тебе это полезно. Сама сдавать будешь.
— Через два года.
— Ну, вот. Первый экзамен был письменный по политэкономии и обществоведению. Мне досталась работа Владимира Ильича Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма». Писали мы три часа. Еле-еле уложились.
— Три часа? — ахает Галина.
— Три. Пролетели как минута.
На следующий день — политэкономия — устная. По моему же изложению меня целый час спрашивали. Потом письменная физика — несколько задач по оптике, электричеству, механике. Теперь оставалась математика — алгебра, геометрия, тригонометрия. Достаю билет, там несколько задач. Начинаю решать. Время летит быстро, а я бьюсь над очень сложной и комбинированной геометрической задачей с применением тригонометрии. И все-таки решил. И когда потом прочитал на стенке «сдал», добрым словом вспомнил Михаила Филипповича Кравчука. Так что теперь я студент механического факультета КПИ. Общежитие дали. Комната большая, человек на десять. Ребята веселые, шутят и хохочут очень уж громко.
Из общежития Люлька вскоре перебрался на частную квартиру. Весело в общежитии, но слишком шумно. Толком заниматься невозможно. А у него уже выработалась привычка к многочасовым занятиям один на один с книгой, когда ничто не мешает полету мысли, игре фантазии, рождению идей. А они начинают частенько являться и оказываются довольно бесцеремонными гостями — рассаживаются, как им вздумается, требуют внимания, все бросай и занимайся ими. И пока не удовлетворишь их требований, работа дальше не идет. Одним сразу говоришь — извините, тратить на вас времени не намерен, попрошу вас оставить меня в покое. Другим — вы совсем не новы, оказывается, я изобрел велосипед, и тоже выпроваживаешь. А вот с третьими хуже. Эти идеи увлекают всерьез. Ими нужно заниматься, но не хватает пока сил, опыта, знаний, и, чтобы хоть на время от них избавиться, приходится тщательно заносить их в специальную записную книжку и держать там до подходящего момента. Этих книжек уже много. Они очень пригодятся потом.
Из двадцати трех рублей стипендии часть шла на оплату жилья, приходилось туго затягивать пояс, но тем и хороша юность, что она не унывает. Впереди целая жизнь, все трудности кажутся преходящими, верится только в хорошее. В упорной, но такой восхитительной борьбе за знания проходит год, за ним другой. После второго курса Архип едет в военизированный лагерь. Страна и строила свое новое будущее, и готовилась к обороне.
Только что закончились соревнования по прыжкам в высоту и выданы награды победителям. Первое место и звание чемпиона лагеря завоевал Архип Люлька.
Затем начинаются скачки. В полной кавалерийской форме группа всадников мчится по большой поляне, на которой расставлены различные препятствия. А кто же впереди на гнедом красавце жеребце? Да это опять Архип Люлька. Зрители из окрестных сел, собравшиеся посмотреть на спортивный праздник, сами студенты, одетые в красноармейскую форму, подбадривают всадников криками «Давай, давай».
А Галина Процак тоже упорная натура. Задумала что — не отступится. Приехала в Киев поступать в сельскохозяйственный институт, хочет стать агрономом. В Саварках кое-кто поговаривал, что дело тут совсем не в земледелии, а в любви.
На студенческих вечерах они всегда бывают вместе. Хотя жили в разных концах Киева. Галя — в общежитии — в Голосеевском лесу, а Архип на Брест-Литовском шоссе. Галя сдает экзамены за первый курс, едет в Саварку. Архип встречает ее там и делает предложение. Оказывается, он специально пораньше приехал, чтобы получить согласие у родителей.
Так Галина Процак стала Галиной Люлька.
Жизнь набирала обороты, и уже виден был желанный берег, где предстояло начать самостоятельную трудовую жизнь.
Если бы после окончания профтехшколы Архипу Люльке сказали, что он вскоре увлечется газовой динамикой, он не поверил бы. Математикой — да, в более или менее «чистом» виде… Но паровые турбины, инженерные прикладные науки — казалось, что все это вовсе не для него. Даже после получения диплома инженера-механика по паровым турбинам он считал: «Впереди открывались просторы науки…»
Однако, как говорится, человек предполагает, а его превосходительство случай располагает… Не стал Люлька чистым математиком.
После четвертого курса началась производственная практика на Харьковском паровозостроительном заводе (ХПЗ), а затем в Ленинграде — на металлическом. ХПЗ выпускал знаменитые по тем временам тракторы «Коммунар», паровозы и мощные дизельные установки. В Ленинграде изготовляли паровые турбины большой мощности. Попав на эти крупные предприятия, Люлька поражался увиденному. А если самому войти участником в этот грандиозный производственный процесс? Гигантские карусельные станки, обтачивающие роторы и статоры турбин, будут подчиняться его приказам и делать детали по его чертежам? Чтобы рассчитать, вычертить, изготовить сложного профиля лопатки, которые переносят тут и там по воздуху на цепях, нужны глубокие знания и уверенность в себе. А если спроектировать и вычертить всю паровую установку?! Это же не один десяток листов ватмана.
А с черчением в институте Архип был не в ладах. Иногда чертежи не мог сдать вовремя, и они всегда имели неважный вид. И дело было не в усидчивости, он проводил очень много времени за чертежной доской. Просто руки не успевали за полетом его мыслей, а сам процесс черчения его не увлекал. Линейка, угольник, циркуль и прочие чертежные принадлежности замедляли темп черчения, от руки все это выполняется быстрее, но правильности линии, аккуратности, красоты чертежа нет. Живая деталь, которую предстояло вычертить, стояла в воображении и мешала чертить спокойно и красиво. Все время хотелось что-то вдруг изменить, исправить, переделать, а в результате жестокая борьба карандаша и резинки и «неуды». Альберт Эйнштейн о себе писал: «Я развивался очень медленно…» Зато что было потом, всем известно. Известно и что стало потом с неудачливым чертежником Архипом Люлькой. Правда, из него таки не получился хороший рисовальщик, зато чертежи стал понимать и читать превосходно. Подойдя к кульману, он с ходу как бы вживается в разрабатываемую конструкцию, и у него рождаются идеи по ее развитию. Автору даже сначала кажется, что он недостаточно разобрался в чертеже, чтобы вот так сразу, без предварительных вопросов: «А это у вас что?», «А это как?» — начинать спорить. Но вскоре сомнения рассеиваются. Не то что понял, а словно сам нарисовал…
Откуда же все это? История не дает объяснения, как образуются выдающиеся люди, это тайна их внутреннего развития, просто иногда они появляются…
Но все это было потом. А пока Архип Люлька, двадцатидвухлетний студент Киевского политехнического института, подолгу простаивает в цеху перед турбиной или на своей кафедре перед разрезом паровой установки. Учиться ему нелегко. Там, где другие спокойно овладевают курсом, спокойно и уверенно сдают экзамены с неизменным «удовлетворительно», он вечно мучается какими-то трудными вопросами и пока не найдет на них ответа — покоя нет.
Почему, почему вот в этом месте воздушный тракт нужно расширить, а не наоборот?
Почему именно здесь приложена равнодействующая сила на лопатке?
Сомнения, сомнения… Растревоженный молодой ум углублялся все больше и больше в тайны водяного пара, сжатого газа, законы ламинарного и турбулентного движения, начиналось мышление самостоятельное. Так постепенно, потихоньку набирал обороты его сегодняшний реактивный двигатель: пуск, тронулись — и еще видны во вращении лопатки турбины и многоступенчатого компрессора, но вот уже полные обороты — и все слилось в одну сверкающую массу, и она дает, дает, дает могучую чудодейственную тягу, разгоняющую до сверхзвука самолет. Но все это в будущем.
Простаивая в задумчивости перед машинами, он вскоре почти физически ощущал, как масса прохладного наружного воздуха входит внутрь установки, как она сжимается, нагреваясь, разгоняется и из неощутимого «воздуха», неосязаемого газа, которым мы дышим, превращается в «рабочее тело». Он словно научился видеть частицы, молекулы, с которыми надо обращаться очень уважительно. Вот здесь им тесно, они сильно толкаются, тормозятся, теряют скорость и энергию — пожалуйста, тракт облагораживаем, расширяем, проходите спокойнее, а вот здесь слишком крутой поворот, на углу возникает целая куча-мала. Срезать угол, увеличить плавность канала — нельзя допускать завихрений! Весь воздух, сжатый и разогретый, должен представлять собой неразрывные струйки, весь движущийся поток должен быть тугим и гладким, тогда им можно управлять и заставить правильно работать…
Когда благополучно состоялось его практическое знакомство с физической картиной явлений, происходящих в различных энергетических установках, все больше и больше начинал убеждаться, что вот оно перед ним поле его деятельности, как математика. На все его «почему» нужно отвечать не обыкновенным русским, пусть очень образным и выразительным языком, а бессловесным языком формул. Хотя без обычного языка он тоже не мыслит до сих пор техники. Сам прекрасно владеющий точным словом, Люлька требует от других: «Нет, ты мне это растолкуй как следует».
Все эти волнения по поводу определения своего места в жизни закончились появлением в аспирантуре Харьковского научно-исследовательского института промышленной энергетики молодого инженера с дипломом Киевского политехнического института в кармане Архипа Михайловича Люльки. Он с жаром берется за самостоятельную работу. Благо недостатка в ней нет. Страна строится, ей нужна новая энергетическая база, новые гидро- и теплоэлектростанции, промышленные энергоустановки, приводы для машин и станков.
— Архип, а почему ты паровые машины выбрал для профессии? — спрашивает жена.
— Мне это кажется серьезным делом, солидным, что ли. Если уж я пошел в технику, то тут надо заниматься двигателями. В чем больше всего нуждается человек?
В двигателях. Он не может справиться с поставленными веком задачами без помощи машин. А среди машин-двигателей на сегодня самая мощная — паровая машина. Пар нагревается до очень высокой температуры, паровая турбина может дать огромную мощность. Меня тут привлекает возможность применить математику, расчет к разным новым практическим задачам. Кравчук тоже так говорит: «Паровая машина вещь давно известная, но свое последнее слово еще не сказала». Может, удастся заставить ее сказать это слово, а может быть, удастся придумать еще что-нибудь, — размышляет Архип.
Первая из его самостоятельных работ — заказ одного из НИИ спроектировать мерное устройство в гидроустановке — запомнилась ему на всю жизнь.
Казалось, все шло как надо. Отобраны и проанализированы несколько вариантов, после чего оставлен один. Расчеты велись долго и тщательно. Потом он выпустил чертежи. Потом, засомневавшись, долго все перепроверял и кое-что переделывал. Мерная шайба! Эка штука! Однако интуиция подсказывала: не так все здесь просто, как кажется. Измучившись вконец, уже когда все сроки вышли, он с дурным предчувствием сдал работу.
Через месяц пришел полный иронии ответ, из которого следовало, что более безграмотного решения данной задачи придумать трудно. И указывалось на ошибки.
Молодой аспирант Люлька готов был провалиться сквозь землю. Переживания были настолько заметны, что один пожилой, с большим инженерным опытом, сотрудник как-то взял его за локоть, посадил в уголок и завел запомнившийся навсегда разговор: «Так и должно быть — это закономерно. И даже очень хорошо, что с такого казуса началось практическое знакомство с работой. Эта ошибка заставила вас насторожиться. И поверьте моему опыту, гораздо хуже для вашей дальнейшей деятельности, если бы у вас сразу все получилось хорошо. Фокус в том, что теория и практика, хотя и образуют одно целое, могут вступать в противоречия. Ничего не поделаешь — диалектика. Вот лет этак через пять вы почувствуете в себе уверенность. Сейчас ваши знания, которые вы заглотнули в институте, лежат внутри, как обильная, но не усвоенная пища. Вы свои знания, может быть, частично и осмыслили, но еще не прочувствовали. Вы просто не умеете еще ими пользоваться. Только не горюйте. Урок этот вам должен пойти на пользу».
Часто приводил Архип Михайлович этот разговор своим молодым инженерам, когда у них что-то не ладилось.
Люлька после этой беседы воспрял духом, и мужество снова стало возвращаться к нему. С ожесточением он взялся за себя как следует. Главное — понять, чего не хватает. Не хватало практики, да и теоретический багаж уж не так велик.