— Ну что, Кларк? Какие волнующие события ожидают вас сегодня вечером?
Мы были в саду. Натан занимался с Уиллом физиотерапией, осторожно прижимая его колени к груди, пока Уилл лежал с раскинутыми руками на одеяле, лицом к солнцу, словно загорая. Я сидела на траве рядом с ними и ела сэндвичи. В последнее время я редко обедала в городе.
— А почему вы спрашиваете?
— Из любопытства. Мне интересно, как вы проводите свободное время.
— Что ж… сначала я сражусь с прославленными мастерами боевых искусств, затем отправлюсь на вертолете ужинать в Монте-Карло. По дороге домой, возможно, загляну на коктейль в Канны. Если вы поднимете взгляд… э-э-э… в два часа ночи, я помашу вам рукой. — Я разлепила сэндвич, чтобы увидеть начинку. — Наверное, буду дочитывать книгу.
Уилл взглянул на Натана и усмехнулся:
— Гони десятку.
Натан полез в карман.
— И так всегда, — пожаловался он.
Я уставилась на них.
— Всегда — что? — спросила я, когда Натан вложил банкноту в руку Уилла.
— Он сказал, что ты будешь читать книгу. Я — что смотреть телевизор. Он всегда выигрывает.
Я замерла, поднеся сэндвич к губам:
— Всегда? Вы ставите на то, насколько скучна моя жизнь?
— Мы бы назвали это иначе. — Слегка виноватое выражение глаз Уилла говорило об обратном.
— Можно я уточню? — Я выпрямила спину. — Вы бьетесь об заклад, что в пятницу вечером я буду сидеть дома и читать книгу или смотреть телевизор?
— Нет, — ответил Уилл. — Я поставил еще и на то, что вы встретитесь с Бегуном на дорожке.
Натан отпустил ногу Уилла, распрямил его руку и начал массировать от запястья вверх.
— А если бы я сказала, что буду делать нечто совершенно другое?
— Но такого никогда не случалось, — заметил Натан.
— Так, это мое. — Я выдернула десятку из руки Уилла. — Потому что сегодня вечером вы ошиблись.
— Но вы сказали, что будете читать книгу! — возразил он.
— Но теперь, — помахала я десяткой, — пойду в кино. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, верно?
Я встала, положила деньги в карман и засунула остатки обеда в коричневый бумажный пакет. Шагая прочь, я улыбалась, но по какой-то непонятной причине на глаза наворачивались слезы.
Утром, прежде чем прийти в Гранта-хаус, я час работала над календарем. Бывали дни, когда я просто сидела с маркером в руке на кровати и смотрела на календарь, пытаясь придумать, куда отвезти Уилла. Я все еще сомневалась, можно ли с ним ездить далеко, а мысль о ночевке, даже с помощью Натана, казалась обескураживающей.
Я изучала местную газету, поглядывая на футбольные матчи и деревенские праздники, но после катастрофы со скачками опасалась, что кресло Уилла застрянет в траве. Я беспокоилась, что в толпе он будет чувствовать себя уязвимым. Мне пришлось исключить все, связанное с лошадьми, а в наших краях этого было немало. Я знала, что Уилл не захочет смотреть, как бегает Патрик, и что он равнодушен к крикету и регби. Иногда меня мучила собственная неспособность придумать что-то новенькое.
Возможно, Уилл и Натан правы. Возможно, я скучная. Возможно, я совершенно не гожусь, чтобы изобретать способы разжечь аппетит Уилла к жизни.
Книга или телевизор.
Если подумать, сложно считать иначе.
После ухода Натана Уилл нашел меня на кухне. Я сидела за маленьким столиком, чистила картошку ему на ужин и не подняла глаз, когда он остановил свое кресло в двери. Он наблюдал за мной так долго, что от его пристального взгляда у меня порозовели уши.
— Знаете, — наконец сказала я, — а ведь я могла повести себя гадко. Могла сказать, что вы тоже ничего интересного не делаете.
— Вряд ли Натан поставит на то, что я отправлюсь на танцы, — заметил Уилл.
— Я знаю, это шутка, — выбрасывая длинный очисток, продолжила я. — Но вы меня по-настоящему расстроили. Зачем было признаваться, что вы ставите на мою скучную жизнь? Разве не могли вы подшучивать надо мной втайне?
Уилл молчал. Когда я наконец подняла глаза, он наблюдал за мной.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Непохоже.
— Ну… ладно… возможно, я хотел, чтобы вы это услышали. Хотел, чтобы вы подумали о том, что делаете.
— В смысле, о том, как моя жизнь утекает сквозь пальцы?..
— Вообще-то, да.
— О господи, Уилл. Когда вы уже прекратите указывать мне, что делать? А если мне нравится смотреть телевизор? Если мне хочется просто почитать книгу? — В моем голосе прорезались визгливые нотки. — Что, если я прихожу домой усталая? И мне не хочется заполнять свои дни бурной деятельностью?
— Но однажды вы можете об этом пожалеть, — тихо произнес он. — Знаете, что бы я делал на вашем месте?
— Полагаю, вы мне сейчас скажете. — Я отложила овощечистку.
— Да. И меня это ничуть не смущает. Я ходил бы на вечерние курсы. Учился на швею, модельера, или что вам там по-настоящему нравится. — Он указал на мое мини-платье в стиле шестидесятых и в духе «Пуччи»,[57] сшитое из бывших дедушкиных занавесок.
Когда папа впервые увидел это платье, он ткнул в меня пальцем и завопил: «Эй, Лу, немедленно задернись!» А потом добрых пять минут хохотал.
— Я нашел бы себе недорогие занятия — гимнастику, плавание, волонтерство, что угодно. Учился музыке, или ходил на долгие прогулки с чужим псом, или…
— Ладно-ладно, я поняла, — раздраженно ответила. — Но я — не вы, Уилл.
— Вам повезло.
Мы еще посидели. Уилл въехал на кухню и поднял сиденье, чтобы мы могли смотреть друг на друга через стол.
— Хорошо, — сказала я. — И чем вы занимались после работы? Таким ценным?
— Ну, времени оставалось немного, но я старался каждый день что-нибудь делать. Занимался в спортивном центре скалолазанием и сквошем, ходил на концерты, исследовал новые рестораны…
— Все это требует денег, — запротестовала я.
— И бегал. Честное слово, — добавил он, когда я подняла бровь. — Еще я пытался учить языки стран, куда мечтал поехать. Встречался с друзьями… или людьми, которых считал друзьями… — Он мгновение помедлил. — И планировал путешествия. Искал места, в которых никогда не был, занятия, которые пугали или требовали напряжения всех сил. Я переплыл Ла-Манш. Летал на дельтаплане. Взбирался на горы и спускался с них на лыжах. Да… — сказал он, когда я попыталась перебить, — я знаю, многое из этого требует денег, но далеко не все. Кроме того, как по-вашему, чем я зарабатывал деньги?
— Грабили людей в Сити?
— Я выяснил, что доставляет мне радость, и выяснил, чем хочу заниматься, а после обучился занятию, которое обеспечивало и то и другое.
— По-вашему, это так просто.
— Это просто, — подтвердил он. — Только требует тяжелого труда. А люди не любят трудиться.
Я закончила чистить картофель. Выбросила очистки в ведро и поставила сковороду на плиту, а затем, свесив ноги, уселась на стол лицом к Уиллу.
— У вас была интересная жизнь, правда?
— Да. — Он придвинулся ближе и поднял сиденье, так что мы оказались почти на одном уровне. — Вот почему вы меня бесите, Кларк. Потому что я вижу ваш талант, вашу… — пожал он плечами, — вашу энергию, неординарность и…
— Только не говорите «потенциал»…
— …потенциал. Да. Потенциал. И я не в силах понять, как вы можете довольствоваться этой жалкой жизнью. Жизнью, которая почти полностью проходит в круге радиусом пять миль и в которой нет никого, кто удивлял бы вас, подталкивал или показывал вам то, от чего кружится голова и по ночам лежишь без сна.
— Вы пытаетесь сказать, что мне нужно заняться чем-то намного более стоящим, чем чистить вам картошку.
— Я пытаюсь сказать, что мир огромен и удивителен. Но я буду очень благодарен, если сперва вы приготовите картошку, — улыбнулся он, и я невольно улыбнулась в ответ.
— Вам не кажется… — начала я, но осеклась.
— Продолжайте.
— Вам не кажется, что теперь вам сложнее… привыкнуть… Из-за того, что вы столько всего делали?
— Вы имеете в виду, не жалею ли я, что вообще что-то делал?
— Просто я подумала… вам было бы проще. Если бы прежде вы жили скромно. В смысле, жить как сейчас.
— Я никогда не пожалею о том, что делал. Потому что теперь, застряв в кресле, могу путешествовать лишь по своим воспоминаниям. — Он улыбнулся. Улыбка вышла натянутой, как будто далась ему нелегко. — Так что если вы спрашиваете, не предпочел бы я вспоминать вид на замок из продовольственного магазина или прелестный торговый ряд за круговой развязкой, то мой ответ — нет. Моя жизнь была в самый раз, спасибо.
Я соскользнула со стола. Не знаю почему, но мне снова казалось, что он загнал меня в угол. Я взяла разделочную доску с сушилки.
— И еще, Лу, простите. За историю с деньгами.
— Ладно. Хорошо. — Я повернулась и подставила доску под струю воды. — Но не найдетесь, что я верну вам десятку.
Через два дня Уилл попал с инфекцией в больницу. Врачи называли это профилактической мерой, хотя любому было очевидно, что он испытывает невыносимую боль. У некоторых квадриплегиков чувства не сохраняются, но Уилл не замечал только температуры, а боль и прикосновения ниже груди чувствовал. Я дважды навестила его с музыкальными дисками и гостинцами, предлагая составить компанию, но ощутила себя помехой и довольно скоро поняла, что на самом деле Уилл вовсе не жаждет привлекать к себе внимание. Он попросил меня уйти и провести свободное время в свое удовольствие.
Год назад я потратила бы эти дни впустую: ходила бы по магазинам, быть может, пообедала с Патриком. Смотрела бы дневные передачи, возможно, попыталась бы разобрать свою одежду. Много спала.
Но теперь я испытывала странное беспокойство и неуверенность. Мне не хватало повода рано вставать, не хватало цели.
В середине утра я сообразила, что могу использовать время с толком. Я отправилась в библиотеку и приступила к поискам. Просмотрела все сайты о квадриплегиках которые смогла найти, и выяснила, чем мы можем заняться, когда Уиллу станет лучше. Составила списки и в каждом пункте указала оборудование или вопросы, которые надо предварительно обдумать.
Я отыскала форумы для людей с травмами позвоночника и обнаружила, что таких мужчин и женщин, как Уилл, — тысячи. Они ведут неприметную жизнь в Лондоне, Сиднее, Ванкувере или соседнем доме. Им помогают друзья, родные, а порой они совершенно одиноки.
Я была не единственной сиделкой, интересовавшейся этими сайтами. Девушки спрашивали, как помочь своим парням обрести уверенность и снова появляться на людях, мужья искали совета по новейшему медицинскому оборудованию. Встречалась реклама инвалидных кресел, которые могут ездить по песку и бездорожью, умных подъемников или надувных приспособлений для купания.
В разговорах часто использовались коды. Я разобралась, что ПСМ означает «повреждение спинного мозга», ФЗ — «физически здоровый», ИМП — «инфекция мочевых путей». Оказалось, травма позвоночника С4/5 намного тяжелее, чем С11/12, при которой, как правило, сохраняется подвижность рук или торса. Я читала истории любви и утраты партнеров, разрывающихся между супругами-инвалидами и маленькими детьми. Жены испытывали угрызения совести из-за того, что молились, чтобы мужья перестали их бить, и их молитвы были услышаны. Мужья хотели бросить больных жен, но опасались общественного порицания. Разговоры были полны усталости, отчаяния и черного юмора — люди шутили о взрывающихся пакетах для мочи, идиотизме доброжелателей и злоключениях в пьяном виде. Падения с кресел были общим местом. О самоубийстве тоже говорили — одни хотели покончить с собой, другие уговаривали их немного потерпеть, научиться смотреть на жизнь по-другому. Я читала страницу за страницей, и мне казалось, что я тайком заглянула в голову Уилла.
В обед я покинула библиотеку и, чтобы немного проветриться, отправилась на короткую прогулку по городу. Я вознаградила себя сэндвичем с креветками и, глядя на лебедей на озере у замка, уселась на стену. Было довольно тепло, я сняла куртку и подставила лицо солнцу. Забавно, но при виде того, как остальной мир усердно трудится, я обрела покой. Я все утро провела в мире затворников, и простая возможность прогуляться и перекусить на солнышке казалась свободой.
Закончив, я вернулась в библиотеку, за свой компьютер. Глубоко вдохнула и напечатала сообщение.
Привет! Я подруга / сиделка 35-летнего квадриплегика С5/6. В прежней жизни он был очень успешным и активным человеком, и ему нелегко привыкнуть к новой. По правде говоря, я знаю, что он не хочет жить, и пытаюсь придумать, как его переубедить. Помогите мне, пожалуйста! Есть идеи, что может ему понравиться или как изменить его настрой? Буду благодарна за любые советы.
Я подписалась «Трудолюбивая Пчелка». Затем, откинувшись на спинку стула, погрызла ноготь большого пальца и наконец нажала «Отправить».
На следующее утро я села за компьютер и обнаружила четырнадцать ответов. Я зашла на форум и заморгала при виде списка имен, откликов от людей со всего света, поступивших днем и ночью. Первый отклик гласил:
Дорогая Трудолюбивая Пчелка!
Добро пожаловать на наш форум. Не сомневаюсь, что вашему другу намного легче, оттого что о нем кто-то заботится.
«А я вот сомневаюсь», — подумала я.
Многие из нас рано или поздно впадают в уныние. Возможно для вашего друга настал такой момент. Не позволяйте ему вас отталкивать. Будьте жизнерадостны. И почаще говорите ему, что не нам решать, когда вступать в этот мир и когда покидать его, а только Господу нашему. В своей неизъяснимой мудрости Он решил изменить жизнь вашего друга, и, возможно, это урок, которым Он…
Я прокрутила страницу до следующего ответа.
Дорогая Пчелка!
Ничего не поделаешь, квадриплегиком быть нелегко. Если твой друг тоже был своего рода игроком, ему, наверное, особенно несладко. Вот что мне помогло: много общения, даже когда я был к нему не расположен. Вкусная еда. Хорошие врачи. Качественные лекарства, при необходимости — антидепрессанты. Ты не написала, где вы живете, но, возможно, ему стоит влиться в ПСМ-сообщество? Я поначалу был против (наверное, мне не очень-то хотелось признавать себя квадриплегиком), но когда знаешь, что ты не одинок, становится легче.
Да, и НЕ советуй ему смотреть фильмы вроде «Скафандр и бабочка». Только настроение портить!
Держи нас в курсе, как у вас дела.
Всего наилучшего,
Ричи
Я поискала фильм «Скафандр и бабочка». В аннотации было написано: «История человека, парализованного после инсульта, и его попыток общения с внешним миром». Я записала название фильма в блокноте, то ли чтобы невзначай не посоветовать его Уиллу, то ли чтобы не забыть самой посмотреть.
Следующие два ответа были от адвентиста седьмого дня и от мужчины, который предлагал способы подбодрить Уилла, явно не входившие в мой трудовой договор. Я покраснела и поспешно прокрутила вниз, опасаясь, что кто-то увидит экран из-за моей спины. Над следующим ответом я задержалась.
Привет, Трудолюбивая Пчелка!
Почему ты думаешь, что твоего друга / подопечного / неважно кого нужно переубеждать? Если бы я мог изобрести способ умереть с достоинством и не знал, что мои родные будут горевать, я бы непременно им воспользовался.
Я провел в инвалидном кресле уже восемь лет, и моя жизнь — замкнутый круг унижений и разочарований.
Ты способна по-настоящему влезть в его шкуру? Ты знаешь, каково это, когда даже кишечник самому не опорожнить? Каково знать, что до конца своих дней будешь прикован к кровати — не сможешь есть, одеваться, общаться с внешним миром без посторонней помощи? Что никогда не займешься сексом? Каково смириться с перспективой неизбежных пролежней, постоянных болезней, а то и дыхательных аппаратов? Похоже, у тебя большое сердце и ты желаешь ему добра. Но что, если на следующей неделе за ним будет ухаживать кто-то другой? Человек, который его расстраивает или даже недолюбливает. Это, как и все остальное, ему неподвластно. Мы, ПСМ, знаем: нам мало что подвластно — кто нас кормит, одевает, моет, назначает лекарства. Жить с этим знанием очень тяжело.
Поэтому я считаю, что ты задала неправильный вопрос.
С какой стати ФЗ решать, какой должна быть наша жизнь? Если эта жизнь тяготит твоего друга, не лучше ли спросить себя: как мне помочь ему ее прекратить?
С наилучшими пожеланиями,
Перегрузка, Миссури, США
Я смотрела на сообщение, мои пальцы на мгновение замерли на клавиатуре. Затем я прокрутила вниз. Несколько следующих сообщений были от других квадриплегиков. Они укоряли Перегрузку за его жестокие слова, возражали, что обрели смысл жизни и живут полноценно. Разгорелась небольшая перебранка, которая имела мало отношения к Уиллу.
Затем члены сообщества вспомнили о моей просьбе и поведали об антидепрессантах, массаже, чудесных выздоровлениях, обретении нового смысла жизни. Поступило и несколько практических предложений: дегустация вин, музыка, искусство, специальные адаптированные клавиатуры.
«Любовь, — написала Грейс-31 из Бирмингема. — Если он полюбит, то сможет жить дальше. Без любви я погрузилась бы в пучину отчаяния».
Ее слова звучали у меня в голове еще долго после того, как я ушла из библиотеки.
Уилла выписали из больницы в четверг. Я заехала за ним в специализированной машине и отвезла домой. Он был бледным и утомленным и всю дорогу неподвижно смотрел в окно.
— В больницах не поспишь, — объяснил он, когда я спросила, все ли в порядке. — Обязательно кто-нибудь стонет на соседней кровати.
Я сообщила, что в выходные он может отдохнуть, но после у меня запланирована серия вылазок. Сказала, что воспользовалась его советом и пробую новое и он должен меня сопровождать. Я слегка сместила акценты, сознавая, что это единственный способ заручиться его обществом.
Но на самом деле я составила подробное расписание на следующие пару недель. Все мероприятия были тщательно отмечены в моем календаре черным цветом. Красной ручкой я указала необходимые предосторожности, зеленой — необходимые принадлежности. Каждый раз, глядя на свою дверь, я испытывала легкое возбуждение, как от своей организованности, так и от того, что одно из этих мероприятий может изменить отношение Уилла к жизни.
Папа не устает повторять, что все мозги в нашей семье достались моей сестре.
Визит в картинную галерею занял чуть меньше двадцати минут. Включая три крута вокруг квартала в поисках места для парковки. Мы зашли в галерею, и не успела я закрыть за Уиллом дверь, как он заявил, что все работы ужасны. Я спросила почему, а он ответил, что, если я сама не вижу, он не сможет объяснить. Поход в кино пришлось отменить, когда сотрудники кинотеатра смущенно сообщили, что у них сломан лифт. Остальное, например неудачная попытка поплавать, требовало больше времени и организаторских сил — заранее позвонить в бассейн, договориться с Натаном о сверхурочной работе, а после, добравшись до места, молча выпить на парковке центра досуга термос горячего какао, поскольку Уилл наотрез отказался выходить из машины.
В среду мы отправились слушать певицу, которую он однажды видел в Нью-Йорке. Вечер удался. Уилл слушал музыку с сосредоточенным лицом. Большую часть времени он казался рассеянным, как будто какая-то его часть боролась с болью, воспоминаниями или мрачными мыслями. Но музыка все меняла.
На следующий день я отвезла его на дегустацию вин — часть рекламного мероприятия, устроенного владельцами виноградника в магазине марочных вин. Мне пришлось пообещать Натану, что я не позволю Уиллу напиться. Я подносила бокалы к носу Уилла, и он понимал, что к чему, даже не попробовав. Я с трудом сдержалась и не фыркнула, когда Уилл сплюнул в стаканчик — это было ужасно смешно, — а он посмотрел на меня исподлобья и сказал, что я совершенный ребенок. Владелец магазина перестал переживать из-за визита инвалида — Уилл произвел на него впечатление. Через какое-то время он сел и принялся открывать другие бутылки, обсуждая с Уиллом сорт и регион винограда, а я бродила и разглядывала этикетки, честно говоря, слегка заскучав.
— Садитесь, Кларк, и учитесь. — Уилл кивком приказал мне сесть рядом.
— Не могу. Мама говорит, что плеваться неприлично.
Мужчины переглянулись, как будто я была сумасшедшей. И все же он сплевывал не каждый раз. Я наблюдала за ним. Остаток дня он был подозрительно разговорчив — охотно смеялся и даже был агрессивнее, чем обычно.
По дороге домой мы оказались в незнакомом городке, и, пока стояли в пробке, я огляделась и увидела салон татуировок и пирсинга.
— Всегда хотела сделать татуировку, — заметила я.
Могла бы и сообразить, что в присутствии Уилла нельзя безнаказанно трепать языком. Он не любил переливать из пустого в порожнее и немедленно поинтересовался, почему я до сих пор ее не сделала.
— Ну… не знаю. Наверное, беспокоилась, что скажут другие.
— Почему? Что они скажут?
— Папа ненавидит татуировки.
— Сколько вам лет?
— Патрик тоже их ненавидит.
— И никогда не делает такого, что вам не по вкусу?
— У меня может случиться приступ клаустрофобии. Татуировка может мне не понравиться.
— Тогда сведете ее лазером, вот и все.
Я посмотрела на Уилла в зеркало заднего вида. Его глаза искрились весельем.
— Ну же, — сказал он. — Что бы вы предпочли?
— Не знаю, — невольно улыбнулась я. — Но точно не змею. И не чье-либо имя.
— И конечно, не сердце с надписью «Мама».
— Обещаете не смеяться?
— Не могу, сами знаете. О боже, только не говорите, что хотите наколоть пословицу на санскрите или что-нибудь в этом роде. «Что меня не убивает — делает меня сильнее».
— Нет. Я хочу пчелу. Маленькую черно-желтую пчелку. Я люблю их.
Уилл кивнул, словно мое желание было совершенно разумным.
— И где вы хотели бы ее наколоть? Или это неприличный вопрос?
— На плече? — пожала плечами я. — На бедре?
— Остановите машину, — сказал он.
— Что случилось? Вам плохо?
— Просто остановитесь. Вон там есть свободное место. Вон там, слева.
Я затормозила у обочины и обернулась на Уилла.
— Идем, — сказал он. — У нас нет других планов на сегодня.
— Куда?
— В салон татуировок.
— Ну да, — засмеялась я, — конечно.
— Почему нет?
— Вы и правда глотали, а не сплевывали.
— Вы не ответили на мой вопрос.
Я повернулась и посмотрела на Уилла. Он был совершенно серьезен.
— Я не могу взять и сделать татуировку. Это не так просто.
— Почему?
— Потому что…
— Потому что ваш парень против. Потому что вы до сих пор хотите быть хорошей девочкой, даже в двадцать семь лет. Потому что это слишком страшно. Идем, Кларк. Поживите хоть немного полной жизнью. Что вас останавливает?
Я взглянула через дорогу на фасад татуировочного салона. На грязноватом окне сияло большое неоновое сердце и висели фотографии Анжелины Джоли и Микки Рурка в рамках.
— Ладно, — ворвался в мои расчеты голос Уилла. — Я тоже сделаю, если вы сделаете.
Я повернулась к нему:
— Вы сделаете татуировку?
— Если это убедит вас хоть раз в жизни вылезти из своей скорлупы.
Я выключила мотор. Мы сидели и слушали, как он щелкает, остывая, как глухо ворчат машины, выстроившиеся на дороге рядом с нами.
— Это почти на всю жизнь.
— Не почти, а совсем.
— Патрик будет вне себя.
— Это вы уже говорили.
— И мы наверняка подхватим гепатит от грязных иголок. И умрем медленной, ужасной, мучительной смертью. — Я снова повернулась к Уиллу. — Вряд ли они смогут сделать татуировку сейчас. Я имею в виду, прямо сейчас.
— Не исключено. Но, быть может, зайдем и проверим?
Через два часа мы вышли из салона. Я потратила восемьдесят фунтов, и на бедро мне налепили хирургический пластырь, под которым еще сохли чернила. Художник сказал, что татуировка относительно маленькая, а значит, ее можно набить и раскрасить за один визит. Так я и сделала. Готово. Я татуирована. Или, как, несомненно, скажет Патрик, изуродована на всю жизнь. Под белым лоскутом сидела пухлая маленькая пчелка, которую я выбрала из глянцевого каталога рисунков, предложенного нам мастером. От возбуждения я была на грани истерики. Все время отгибала краешек пластыря, чтобы посмотреть, пока Уилл не велел прекратить, если я не хочу смазать рисунок.
Как ни странно, в салоне Уилл расслабился и выглядел счастливым. Никто на него не глазел. Сотрудники салона сказали, что уже работали с квадриплегиками, и потому обращались с ним непринужденно. Они удивились, когда Уилл сообщил, что может чувствовать иглу. Шесть недель назад они закончили раскрашивать параплегика, который пожелал иллюзию механической ноги.
Татуировщик с болтом в ухе отвел Уилла в соседнюю комнату и при помощи моего мастера уложил на специальный стол, так что я видела через открытую дверь только голени и ступни. Я слышала, как мужчины переговариваются и смеются под гудение татуировочной машинки, и едкий запах антисептика резал мне ноздри.
Когда игла впилась в кожу, я закусила губу, полная решимости не завизжать при Уилле. Я все время думала, что он делает в соседней комнате, пыталась подслушать разговор, гадала, какую наколку он выбрал. Когда моя татуировка была готова, он выехал, но свою показать отказался. Я подозревала, что она имеет отношение к Алисии.
— Вы ужасно дурно на меня влияете, Уилл Трейнор, — сказала я, открывая дверцу машины. Спуская пандус, я не переставала ухмыляться.
— Покажите.
Я огляделась, повернулась и отогнула пластырь.
— Отлично. Мне нравится ваша пчелка. Правда.
— Теперь мне придется в присутствии родителей до конца своих дней носить брюки с завышенной талией. — Я помогла Уиллу направить кресло на пандус и подняла его. — Кстати, если ваша мама узнает, что вы тоже сделали татуировку…
— Я скажу ей, что меня сбила с пути девчонка из трущоб.
— Ну ладно, Трейнор, покажите свою.
— Вам придется поменять мне повязку, когда мы вернемся домой. — Он с полуулыбкой пристально посмотрел на меня.
— Угу. Можно подумать, я ничего подобного не делала. Мы никуда отсюда не уедем, пока не покажете.
— Тогда приподнимите рубашку. Справа. Справа от вас.
Я наклонилась между передними сиденьями, задрала его рубашку и отогнула кусок марли. На бледной коже темнел черно-белый полосатый прямоугольник, такой маленький, что я не сразу разобрала слова.
Употребить до 19 марта 2007 года.
Я уставилась на него, хохотнула, и на глаза навернулись слезы.
— Это…
— Дата несчастного случая. Верно. — Он закатил глаза. — Ради всего святого, не надо соплей, Кларк. Это шутка.
— Смешная шутка. Гадкая, но смешная.
— Натану понравится. И не надо так смотреть. Можно подумать, я изуродовал свое безупречное тело.
Я опустила рубашку Уилла, повернулась и включила зажигание. Я не знала, что сказать. Не знала, что все это значит. Он учится мириться со своим состоянием? Или просто в очередной раз выказывает презрение к собственному телу?
— Эй, Кларк, окажите любезность, — окликнул он, когда я собиралась отъехать. — Загляните в мой рюкзак. В карман на молнии.
Я посмотрела в зеркало заднего вида и снова встала на ручной тормоз. Наклонилась между передними сиденьями и засунула руку в сумку, следуя указаниям Уилла.
— Вам нужно обезболивающее? — Между нашими лицами оставалось всего несколько дюймов. Его кожа обрела краски впервые после выписки из больницы. — У меня есть в…
— Нет. Ищите дальше.
Я достала листок бумаги и села на место. Это оказалась сложенная десятифунтовая купюра.
— Держите. Это десятка на всякий пожарный.
— И что?
— Она ваша.
— В честь чего?
— В честь татуировки, — ухмыльнулся он. — Пока вы не сели в кресло, я ни секунды не верил, что вы и правда на это пойдете.
«Эмилио Пуччи» — известный итальянский модный дом. (Прим. ред.)