А на следующий день у мистера Трейнора родился ребенок. Мой телефон зазвонил в 6:30 утра, и какое-то ужасное мгновение я думала, что случилось нечто страшное. Но это был мистер Трейнор, задыхающийся и взволнованный. Счастливым, дрожащим от слез голосом, характерным для всех новоиспеченных папаш, он сообщил мне важную новость:
– Это девочка! Восемь фунтов и одна унция! Абсолютно здоровенькая!
Он сказал мне, что она очень красивая, совсем как Уилл в младенчестве, что я непременно должна приехать посмотреть на нее, а затем попросил разбудить Лили, что я и сделала. Я смотрела, как Лили, заспанная и молчаливая, слушает радостное известие о том, что у нее… э-э-э… (у него ушло не меньше минуты, чтобы сформулировать)… теперь есть еще одна тетя!
– Ладно, – наконец пробормотала Лили и, еще немного подержав трубку у уха, добавила: – Угу… Конечно.
Она закончила разговор и передала мне телефон. Наши глаза встретились, но она лишь одернула измятую футболку и отправилась спать, плотно закрыв за собой дверь.
Группа медицинских страховых агентов уже была под таким хорошим градусом, что, по моим прикидкам, сделанным в 10:45, если они выпьют еще по одной, то их точно не пустят на борт самолета. Я как раз мучительно соображала, стоит ли им об этом говорить, когда увидела в дверях знакомую светоотражающую куртку.
– Здесь, слава богу, медицинская помощь никому не требуется. – Я медленно подошла к нему. – По крайней мере, пока.
– Никак не могу налюбоваться на твой прикид. Сам удивляюсь почему. – Сэм залез на табурет и положил локти на стойку. – А твой парик… очень занятный.
Я поправила юбку из люрекса:
– Я вырабатываю статическое электричество. Это мое тайное оружие. Кофе хочешь?
– Спасибо. Но мне нельзя особо засиживаться. – Проверив рацию, он сунул ее обратно в карман куртки.
Я сделала ему «американо», стараясь не показывать, как рада его видеть.
– А откуда ты узнал, где я работаю?
– У нас был вызов к выходу номер четырнадцать. Подозрение на сердечный приступ. Джейк говорил мне, что ты работаешь в аэропорту, да и вообще, установить твое местонахождение оказалось не так уж сложно… – Он огляделся по сторонам. Страховые агенты на минуту умолкли. Насколько я успела заметить, Сэм был из той породы мужиков, при виде которых другие мужчины сразу становятся тише. – Донна решила заглянуть в дьюти-фри. На предмет сумочек.
– Полагаю, ты уже успел осмотреть пациента?
Сэм посмотрел на меня в упор:
– Нет. Сперва попью кофейку, а уж потом буду просить указаний относительно выхода номер четырнадцать.
– Смешно. И как, тебе удалось спасти этому пассажиру жизнь?
– Я дал ей аспирин и объяснил, что пить четыре двойных эспрессо до десяти утра не самая удачная идея. Я польщен, что моя работа кажется тебе такой волнующей.
Тут я не выдержала и рассмеялась. А потом поставила перед Сэмом кофе. Он с явным удовольствием сделал большой глоток.
– Что ж… Я вот тут подумал… Ты как, готова к очередному ненастоящему свиданию в ближайшее время?
– Со «скорой» или без нее?
– Определенно без.
– А мы сможем обсудить проблему трудных подростков?
– Мы сможем обсудить все, что пожелаешь.
Я опустила глаза, неожиданно поймав себя на том, что непроизвольно тереблю локон своих волос из нейлонового волокна. Нет, это ж надо! Накручивать на палец волосы, забыв, что это парик! Я поспешно опустила руку.
– Повторяю еще раз. Обсудим все, что захочешь.
– А что ты… предлагаешь?
Он так долго молчал, что я покраснела.
– Может, обед? У меня? Сегодня вечером? Обещаю, если пойдет дождь, я не буду заставлять тебя сидеть в столовой.
– Я согласна.
– Ну, тогда заеду за тобой в семь тридцать.
Не успел Сэм допить кофе, как в зале появился Ричард. Он посмотрел на Сэма, затем на меня. Я стояла, облокотившись на барную стойку, так что нас с Сэмом разделяло всего несколько дюймов.
– Какие-то проблемы? – поинтересовался Ричард.
– Никаких проблем. – Сэм встал, и я, к своему удивлению, обнаружила, что он на целую голову выше Ричарда.
На лице Ричарда отразилась целая гамма чувств, и я без труда прочла все его мысли. Что здесь делает парамедик? Почему Луиза бездельничает? Я бы с удовольствием устроил Луизе хорошую выволочку, но этот мужчина слишком большой, и я не совсем понимаю, что здесь происходит, и вообще, я его слегка побаиваюсь. Это было настолько забавно, что я едва не рассмеялась.
– Итак. Сегодня вечером. – Сэм кивнул мне и поднялся из-за стойки. – Только не вздумай снимать парик. Мне нравится, что ты такая огненная.
Один из пьяной компании, красномордый и очень самодовольный, откинулся на спинку стула, так что его рубашка, обтянув огромный живот, опасно затрещала по швам.
– А что, может теперь прочтешь нам лекцию о допустимой норме алкоголя?
– Ну что вы! Не отказывайте себе ни в чем, джентльмены, – отсалютовал ему Сэм. – Встретимся через год-два.
Я смотрела, как он вышел в зал отправлений, где у газетного киоска его уже ждала Донна. Повернувшись лицом к бару, я заметила, что Ричард пристально наблюдает за мной.
– Хочу обратить твое внимание, Луиза, я не одобряю, что ты в рабочее время занимаешься своей личной жизнью, – заявил он.
– Отлично. Обязательно передам ему, чтобы в следующий раз не приезжал на вызов по поводу сердечного приступа у выхода номер четырнадцать.
У Ричарда окаменела челюсть.
– И кстати, он что-то там говорил насчет парика. Типа чтобы вы потом его не снимали. Этот парик – собственность корпорации «Тематические бары „Шемрок и кловер“». Вы не имеете права носить его в свободное от работы время.
Это было уже выше моих сил. Я громко расхохоталась:
– Да неужели?
У Ричарда хватило совести слегка покраснеть.
– Такова политика компании. Парик считается униформой.
– Черт возьми! Похоже, в будущем придется покупать парик ирландской танцовщицы за собственные деньги. Эй, Ричард! – окликнула я его, когда он был уже в дверях кабинета. – Вы, случайно, не в курсе, а я смогу получить за него налоговый вычет?
Я вернулась домой, но Лили не застала. Единственными свидетельствами ее пребывания были выброшенная коробка из-под хлопьев и кучка земли непонятной этиологии на полу в коридоре. Я попробовала позвонить ей и, не получив ответа, задумалась о том, как найти среднее между сверхзаботливыми родителями, нормальными родителями и Таней Хотон-Миллер. Но затем, выбросив это из головы, я пошла в душ, чтобы подготовиться к свиданию, которое решительно не могло считаться настоящим свиданием.
Шел дождь, небеса разверзлись вскоре после того, как мы приехали на поле Сэма, и пока мы бежали от мотоцикла в его вагон, то успели чуть ли не до нитки промокнуть. С меня медленно капала вода, да и вообще было неуютно в мокрых носках.
– Стой здесь, – распорядился Сэм, рукой стряхивая воду с волос. – Ты не можешь сидеть в мокрой одежде.
– Похоже на начало очень плохого порнофильма, – заметила я.
Сэм, застыв, посмотрел на меня, и я поняла, что ляпнула лишнее. Тогда я попыталась улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая гримаса.
– Ладно, – тусклым голосом бросил Сэм.
Он исчез в недрах вагона и через минуту вернулся со свитером и чем-то вроде штанов для бега.
– Это штаны Джейка. Свежевыстиранные. Хотя, может, и недостаточно порнографические. Если захочешь переодеться, моя спальня вон там, а ванная за соседней дверью. Смотри, как тебе удобнее.
Я прошла в его спальню и закрыла за собой дверь. Дождь упорно барабанил по крыше вагона и заливал мутными потоками окна. Я собралась было задернуть занавески, но потом вспомнила, что, кроме нахохлившихся, мокрых кур во дворе, меня тут никто не увидит. Я стащила мокрые джинсы и футболку и вытерлась полотенцем, которое Сэм предусмотрительно дал мне вместе с одеждой. А затем постучала по стеклу, решив погонять, правда без особого успеха, кур во дворе, что, как я потом сообразила, было, скорее, в духе Лили. Тогда я поднесла полотенце к лицу, втянув носом воздух, и виновато оглянулась, словно человек, только что нюхнувший кокаина. Полотенце было чисто выстиранным, и тем не менее от него исходил едва уловимый запах мужского тела. После смерти Уилла я уже успела забыть, что такое запах мужчины. Почувствовав, что мне не по себе, я поспешно отложила полотенце.
Двуспальная кровать занимала практически все пространство комнаты. Узкий посудный шкаф служил гардеробом. В углу аккуратно стояли две пары рабочих ботинок. На прикроватной тумбочке лежала открытая книга, рядом виднелась фотография Сэма и какой-то блондинки с волосами, небрежно стянутыми узлом. Она обнимала его за плечи и улыбалась в объектив. Не супермодель, конечно, но в ее улыбке было нечто интригующе неотразимое. Она явно принадлежала к числу тех женщин, кто часто и охотно смеялся. И вообще, она была, если можно так выразиться, женским вариантом Джейка. Мне вдруг стало его безумно жалко, и я поспешила отвернуться, чтобы не впасть в меланхолию. Иногда мне казалось, что нас всех затянула пучина горя, но мы отказываемся признаваться остальным, что идем на дно. Интересно, неужели Сэм отказывается говорить о потере любимого человека по той же причине, что и я? Поскольку не успеешь ты открыть этот ящик Пандоры, как твоя грусть легким облачком вырвется наружу, омрачив разговор.
Тогда я сделала глубокий вдох и попыталась собраться.
– Просто постарайся хорошо провести вечер, – повторила я напутствие своей группы психологической поддержки.
Позволь себе хоть несколько секунд счастья.
Я вытерла потеки туши под глазами и собралась было причесаться, но, посмотрев в маленькое зеркало, поняла, что с волосами ничего сделать не удастся. Тогда я натянула широченный свитер Сэма, пытаясь не обращать внимания на некоторую интимность момента надевания одежды чужого мужчины, надела штаны Джейка и взглянула на свое отражение.
Ну что скажешь, Уилл? Просто приятный вечер. Это ведь абсолютно ничего не значит, да?
Увидев меня, Сэм усмехнулся и закатал рукава свитера.
– Ты сейчас выглядишь лет на двенадцать.
Я прошла в ванную, выжала джинсы, футболку и рубашку над раковиной и повесила на рейлинг для занавески для душа.
– А что ты там стряпаешь?
– Да вот, собирался приготовить салат, но погода к этому явно не располагает. Поэтому приходится импровизировать. – (В кастрюле на плите кипела вода, да так, что запотели окна.) – Ты ведь ешь пасту, да?
– Я ем все.
– Прекрасно.
Сэм открыл бутылку вина, налил мне бокал и кивнул на узкое сиденье. Столик передо мной был накрыт на двоих. На секунду мне стало не по себе. Надо просто ловить момент и наслаждаться маленькими радостями жизни. Я уже сходила на танцы. Попугала кур во дворе. А теперь собираюсь получить удовольствие от вечера наедине с мужчиной, который хочет приготовить для меня обед. Какой-никакой, но все же прогресс.
Сэм, должно быть, догадался о той борьбе, что сейчас происходила в моей душе, потому что он подождал, пока я попробую вино, и, продолжая что-то помешивать на плите, сказал:
– Так ты об этом боссе мне говорила? О сегодняшнем мужике?
Вино оказалось превосходным. Я сделала еще один глоток. Пока у меня жила Лили, я на всякий случай вообще отказалась от алкоголя и теперь чувствовала, что мои защитные барьеры исчезают.
– Угу.
– Мне знаком такой тип мужчин. Если тебя это хоть немного утешит, то я точно знаю, что через пять лет у него или образуется язва желудка, или начнется эректильная дисфункция.
– Что ж, это обнадеживает, – рассмеялась я.
Наконец Сэм сел за стол, поставив передо мной миску с дымящейся пастой.
– Твое здоровье! – Он поднял бокал с водой. – А теперь расскажи, что там у тебя с твоей потеряшкой.
Господи, какое счастье получить возможность хоть с кем-то поговорить! Я настолько отвыкла от общения с людьми, умеющими по-настоящему слушать – ведь в баре мне, наоборот, приходилось иметь дело исключительно с теми, кто не слышал никого, кроме себя, – что беседовать с Сэмом стало для меня настоящим откровением. Он не перебивал, не говорил, что он думает или что мне, по его мнению, следовало сделать. Он просто слушал, и кивал, и подливал мне вина, а когда за окном совсем стемнело и я поняла, что хочу знать его мнение, наконец сказал, наполнив мой бокал:
– Ты взяла на себя очень большую ответственность.
Я откинулась назад, поболтав ногами:
– Не думаю, что у меня был выбор. Знаешь, я воспользовалась твоим советом и теперь постоянно спрашиваю себя: а что бы сказал мне Уилл? – Я глотнула вина. – Хотя все получилось сложнее, чем я рассчитывала. Я надеялась, что просто познакомлю ее с дедушкой и бабушкой, и все придут в полный восторг, и получится самый настоящий хеппи-энд, совсем как в телевизионных программах на тему воссоединения семей. – Я пристально смотрела на Сэма, он не менее пристально смотрел на свои руки. – По-твоему, я сумасшедшая, что ввязалась в эту историю?
– Отнюдь. Слишком много людей заботится исключительно о своем счастье, абсолютно не задумываясь о том, какие разрушительные последствия это может иметь. Ты не поверишь, сколько подростков мне приходится подбирать по уик-эндам. Пьяных, обкуренных, обдолбанных. Родители или слишком поглощены собственными делами, или вообще исчезают в неизвестном направлении, а детишки существуют в вакууме, а потом идут неверной дорожкой.
– Так ты считаешь, сейчас положение еще хуже, чем было?
– А кто его знает? Но я вижу все больше запутавшихся детей. И знаю, что лист ожидания приема у детского психиатра в больнице длиннее твоей руки. – Сэм сухо улыбнулся. – Ладно, давай не будем о грустном. Надо пойти закрыть птиц на ночь.
Мне хотелось спросить у него, как такой понимающий человек может так небрежно относиться к чувствам собственного сына. Мне хотелось спросить, понимает ли он, почему Джейк всегда печальный. Но после того, как Сэм накормил меня вкусным обедом и терпеливо выслушал, я сочла, что с моей стороны будет бестактно задавать столь нелицеприятные вопросы. И тут я отвлеклась на кур, по очереди запихиваемых в курятник, а затем вернулся Сэм, который принес со двора приятный запах свежести, одним словом, момент был упущен.
Сэм налил мне еще вина, и я с удовольствием выпила. Я позволила себе получить удовольствие от уютной обстановки вагончика, от приятной тяжести в животе, от общества этого мужчины, занимавшего меня разговорами. Он рассказывал, как ему приходилось держать за руки стариков, которые молча терпели свои страдания, и о сложных выездах, после которых он чувствовал себя совершенно деморализованным, и о странном ощущении того, что они выполняют не ту работу, которую должны делать. А я внимательно слушала, будто попав на время совсем в другой мир, следила за его руками, страстно описывающими в воздухе круги, за его улыбкой, которая словно просила не воспринимать все слишком серьезно. Я следила за его руками. Я следила за его руками.
И, поймав себя на том, что мои мысли приняли нежелательное направление, я покраснела и поспешно глотнула вина.
– А где сегодня Джейк?
– Я его почти не вижу. Полагаю, у своей подружки. – Сэм сокрушенно покачал головой. – Ее семейство вроде семьи Уолтон[13]: куча братьев и сестер, а еще мамаша, которая весь день дома. Ему нравится там тусоваться. – Сэм сделал глоток воды. – Итак, а где же Лили?
– Без понятия. Я два раза посылала ей эсэмэски, но она даже не потрудилась ответить.
Господи, одно только его присутствие на меня как-то странно действует! Он казался вдвое крупнее, вдвое ярче обычного среднестатистического мужчины. Меня буквально притягивали его глаза, которые во время разговора он слегка прищуривал, словно пытаясь убедиться, что правильно меня понял… А еще легкая небритость подбородка, размах плеч под мягким шерстяным свитером. Я перевела взгляд на его сильные пальцы, которыми он рассеянно барабанил по столу. Такие умелые руки… Я вспомнила, с какой осторожностью он в машине «скорой помощи» поддерживал мою голову, и его руки были единственным, что помогало мне держаться за жизнь. Он посмотрел на меня и улыбнулся, и я почувствовала, что млею как последняя дура. Ладно, пока у меня открыты глаза, это, наверное, не страшно.
– Луиза, может, хочешь кофе?
Нет, он явно смотрит на меня как-то особенно. Я покачала головой.
– Может, хочешь…
И, не успев толком подумать, я перегнулась через стол и, схватив Сэма за затылок, поцеловала его. Он помедлил буквально секунду, а затем наклонился вперед и ответил на мой поцелуй. Кто-то из нас, кажется, опрокинул бокал с вином, но мне уже было наплевать. Мне хотелось целовать его вечно. Волевым усилием я прогнала прочь все мысли о том, что это было, что это могло значить и в каком дерьме я могу оказаться. Вперед, начинай жить! – говорила я себе. И я целовала его до умопомрачения, превращаясь в один бьющийся пульс, и думала исключительно о том, что мне хочется с ним сделать.
Он отстранился первым. И вид у него был слегка ошарашенный.
– Луиза…
– Мм? – Я услышала, как на пол упало что-то из столовых приборов.
Я вскочила с места, он тоже встал и притянул меня к себе. Мы, сметая все на своем пути, слились в жарком объятии. И мир вокруг перестал существовать. Были только руки, и губы, и – боже мой! – запах, и вкус, и ощущения на кончиках пальцев. Во мне словно один за другим рассыпались разноцветными огнями крошечные фейерверки, а потайные уголки моего тела, которые я считала давным-давно умершими, постепенно пробуждались к жизни. Он поднял меня на руки, и я обвилась вокруг него, такого большого, сильного и мускулистого. Я целовала его лицо, ухо, запустив руки в его мягкие темные волосы. А потом он опустил меня на пол, и мы стояли лицом к лицу, и он буквально ел меня глазами, и в его взгляде застыл немой вопрос.
Я задыхалась.
– Знаешь, после того несчастного случая я еще ни разу не раздевалась в присутствии посторонних.
– Ничего страшного. Я прошел медицинскую подготовку.
– Нет, я серьезно. Видок у меня еще тот. – Неожиданно у меня на глаза навернулись слезы.
– Ты хочешь, чтобы я помог тебе почувствовать себя лучше?
– Это самый отвратительный шов…
Он поднял рубашку, продемонстрировав двухдюймовый багровый шрам на животе:
– Вот смотри. Меня пырнул ножом австралиец с психическим расстройством. Четыре года назад. И вот еще… – Он повернулся и показал желто-зеленый синяк на пояснице. – А это в прошлую субботу меня пнула какая-то пьянь подзаборная. Женщина. – Он поднял руку. – Вот сломанный палец. Прищемил каталкой, когда поднимал слишком тучного пациента. Ой, я совсем забыл… На, смотри. – Вдоль бедра у него шла тонкая белая зигзагообразная линия со следами от швов. – Дырка в боку неизвестного происхождения после драки в ночном клубе на Хокни-роуд в прошлом году. Копы так и не нашли того, кто это сделал.
Я смотрела на его мощный торс, кое-где покрытый шрамами.
– А этот откуда? – Я осторожно дотронулась до небольшого шрама внизу живота. На ощупь кожа его казалась очень горячей.
– Это? Аппендикс. Мне было девять.
Я окинула взглядом его тело, затем посмотрела на его лицо и, не сводя с него глаз, принялась медленно стягивать через голову джемпер. Я дрожала как осиновый лист сама не знаю почему: то ли от холода, то ли от нервного возбуждения, то ли от его близости. Он подошел ко мне вплотную и нежно пробежался пальцами по моему бедру.
– А знаешь, я все помню. Вот тут у тебя было внутреннее кровотечение. – Он провел рукой по моему обнаженному животу, который тотчас же непроизвольно напрягся. – А вот здесь у тебя было багровое пятно на коже. Я еще тогда испугался, что поврежден какой-то внутренний орган. – Он положил теплую ладонь мне на живот, и внезапно мне стало трудно дышать.
– Никогда бы не подумала, что слова «повреждение внутренних органов» могут звучать так сексуально.
– Ой, это я еще только начал… – Он медленно провел меня в направлении спальни. Я села на кровать, по-прежнему не сводя с него глаз, а он встал на колени, пробежав руками по моим ногам в джинсах. – А еще я помню это. – Он осторожно приподнял мою правую ногу, на которой остался ярко-красный шрам, и нежно провел по нему большим пальцем. – Вот здесь. Перелом. Повреждение мягких тканей. Должно быть, было ужасно больно.
– Надо же, а у тебя, оказывается, хорошая память.
– Большинство своих пациентов я на следующий день даже не узнаю, встреть я кого-нибудь из них случайно на улице. Но вот тебя, Луиза, забыть невозможно.
Он наклонился и поцеловал меня в подъем стопы, затем деликатно провел ладонями по ноге и навис надо мной, удерживаясь на вытянутых руках.
– Ну что, а сейчас уже ничего не болит?
Я покачала головой, на секунду онемев. Мне вдруг стало на все наплевать. Наплевать на то, что, быть может, он сексуальный маньяк, а быть может, просто играет со мной в какие-то игры. Наплевать, если он вдруг сломает мне второе бедро.
Подобно морскому приливу, он завоевывал каждый дюйм моего тела, а я неподвижно лежала на спине, смакуя новые ощущения. И с каждым его движением дыхание мое все больше замирало, и наконец я уже могла слышать тишину. На секунду он впился в мое лицо взглядом, затем закрыл глаза и поцеловал, медленно и очень нежно. Потом стал плавно опускаться на меня; это сладостное ощущение тяжести мужского тела разбудило во мне доселе спавшее вожделение. Мы целовались, его губы щекотали мне шею, от его кожи исходил жар, и я, пьяная от возбуждения, инстинктивно выгнулась дугой и обвила его ногами.
– О боже! – задыхающимся голосом простонала я, когда мы остановились передохнуть. – Какая жалость, что ты мне совершенно не подходишь!
– Ты не находишь, что это… не самый уместный разговор для постели?
– Но ты же не будешь потом плакать, да?
– О… нет, – растерянно заморгал он.
– И я хочу, чтобы ты знал. Я не какая-то там одержимая. И не собираюсь потом бегать за тобой по пятам. Или расспрашивать о тебе Джейка, пока ты в душе.
– Что ж… приятно слышать.
И, установив правила игры, я притянула его к себе и целовала, целовала до тех пор, пока благополучно не забыла все, о чем мы только что говорили.
Полтора часа спустя я лежала на спине и затуманенными глазами глядела в низкий потолок. Моя кожа горела, кости ныли, болели те места, которые, как мне казалось, по определению не должны болеть, но тем не менее все мое существо было объято доселе невиданным чувством покоя, словно что-то внутри меня растаяло и приобрело новую форму. Нет, похоже, я вообще не смогу встать с постели, а так и останусь лежать.
Никогда не знаешь, что может случиться после падения с большой высоты.
Нет, это определенно была не я, а кто-то другой, думала я, когда, краснея, вспоминала последние двадцать минут. Неужели я действительно… Неужели действительно… Боже мой! Голова буквально шла кругом. У меня еще никогда не было такого секса. За все семь лет, что я была с Патриком. Это словно сравнивать сэндвич с сыром с… чем? С блюдом изысканной кухни? С огромным стейком? Не выдержав, я громко хихикнула и тут же прикрыла рот рукой. Нет, я точно была сама не своя.
Сэм мирно дремал у меня под боком, и я слегка приподнялась на локте, чтобы получше его рассмотреть. Боже мой! – мысленно ахнула я, любуясь чертами его лица, твердой линией рта. И во мне, естественно, тут же проснулось непреодолимое желание коснуться его, или просто поцеловать, или хотя бы прижаться к нему всем телом. А что, если протянуть руку, лечь чуть-чуть поближе, подставить губы, чтобы я смогла…
– Эй! – сонно открыл он глаза.
…И тут меня будто озарило.
Господи боже мой! Я стала одной из них.
Одевались мы практически в полном молчании. Сэм предложил мне чая, но я ответила, что мне надо поскорее вернуться домой – проверить, как там Лили.
– Ее семья уехала отдыхать и… – начала я и замолчала, пригладив спутанные волосы.
– Конечно. – Он посмотрел на меня, словно сомневаясь, стоит ли продолжать разговор, и в результате ограничился тем, что спросил: – Так ты хочешь уехать прямо сейчас?
– Да… Если можно.
Я забрала из ванной свою одежду, чувствуя себя неуверенно и до противного трезвой. Нет, я не должна показывать ему своего смятения. Теперь я была целиком сосредоточена на том, чтобы дистанцироваться от него, стать далекой и чужой, даже для себя самой. Когда я вышла из ванной, Сэм, уже полностью одетый, домывал посуду. Я старалась на него не смотреть. Так было проще.
– А можно мне одолжить твои вещи? Мои так и не высохли.
– Конечно. Просто… Ну да ладно. – Порывшись в ящике, он протянул мне пластиковый пакет.
Я взяла у него пакет, и мы остались топтаться на месте.
– Спасибо за… приятный вечер.
– Приятный. – Он посмотрел на меня так, словно пытаясь что-то понять. – Ну ладно.
На улице было темно, сыро и довольно прохладно. Когда мы ехали обратно, я изо всех сил старалась не прижиматься щекой к его спине. Несмотря на мои протесты, он заставил меня взять его кожаную куртку, которая оказалась явно нелишней. Мы остановились у моего дома в четверть двенадцатого. Мне даже пришлось еще раз посмотреть на часы, поскольку, по моим ощущениям, с тех пор, как он за мной заехал, прошла целая жизнь.
Я слезла с мотоцикла и начала стаскивать куртку. Но он заглушил мотор.
– Уже поздно. Давай провожу тебя до квартиры.
На секунду замявшись, я сделала кислую мину и индифферентно сказала:
– Ладно. Если немного подождешь, я отдам тебе твою одежду.
Он окинул меня странным взглядом. Затем небрежно передернул плечами, будто желая показать, что ему, собственно, без разницы, и вошел за мной в дом.
Когда мы вышли из лифта, нас оглушил грохот музыки. И я безошибочно поняла, откуда он доносился. Я быстро прохромала по коридору, на секунду замялась у дверей своей квартиры и медленно открыла дверь. Лили стояла посреди прихожей, в одной руке сигарета, в другой – бокал вина. На ней было желтое платье в цветочек, которое я купила в бутике с винтажными вещами в те далекие времена, когда еще любила наряжаться. Я уставилась на нее во все глаза, а обнаружив на ней еще один предмет своего туалета, от неожиданности покачнулась, так что Сэму пришлось ухватить меня за талию.
– Классная кожа, Луиза! – Лили вытянула вперед ногу. – А почему ты это не носишь? У тебя столько стремных шмоток, а ты вечно ходишь в джинсах, футболках и повседневной одежде. Скукотища! – Она прошла в мою комнату и через минуту вернулась с золотым комбинезоном а-ля семидесятые, который я обычно носила с коричневыми ботинками. – Нет, ты только погляди! Все, я тоже такой хочу!
– А ну-ка сними их, – сказала я, когда вернула себе способность говорить.
– Что?
– Эти колготки. Сейчас же сними их. – Мой голос казался каким-то задушенным и странно чужим.
Лили с удивлением посмотрела на черные с желтым колготки:
– Да нет, я серьезно, у тебя тут куча правильных винтажных шмоток. «Биба», «Диана фон Фюрстенберг». А это пурпурное платье в стиле Шанель? Ты хоть представляешь, сколько все это стоит?
– Сними их!
Возможно заметив, что я внезапно оцепенела, Сэм принялся ненавязчиво подталкивать меня вперед:
– Послушай, почему бы нам не пройти в гостиную и…
– Я с места не сдвинусь, пока она не снимет эти колготки.
Лили скорчила недовольную рожу:
– Господи! Расслабься. Было бы из-за чего психовать!
Я молча смотрела, кипя от ярости, как Лили начинает стягивать мои колготки в черную и желтую полоску, раздраженно взбрыкивая, когда те застревали на бедрах.
– Не порви их!
– Это просто пара колготок!
– Нет, это не просто пара колготок. Это… подарок.
– И тем не менее всего-навсего пара колготок, – пробормотала Лили.
Наконец колготки были сняты. Я смотрела невидящими глазами на черно-желтую горку на полу. Из соседней комнаты послышался стук вешалок. Должно быть, она спешно возвращала на место мою одежду.
А минуту спустя в гостиной появилась Лили. В лифчике и трусиках. Лили убедилась, что привлекла наше внимание, и только тогда принялась натягивать через голову короткое платьице, вихляя тощими бледными бедрами. Затем наградила меня сладкой улыбкой:
– Я иду в клуб. Можешь меня не ждать. Очень рада видеть вас снова, мистер…
– Филдинг, – подсказал Сэм.
– Мистер Филдинг, – улыбнулась мне Лили. Хотя ее улыбка мало походила на улыбку.
Громко хлопнула дверь – и она испарилась.
Тяжело дыша, я наклонилась и подняла колготки. Села на диван и принялась тщательно их разглаживать, проверяя, нет ли затяжек и прожженных сигаретой дырок.
Сэм сел рядом со мной.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Со стороны я, наверное, кажусь полоумной, – заметила я. – Но это…
– Ты не обязана ничего объяснять.
– Я тогда была совсем другим человеком. Они означали, что… Он подарил… – начала я прерывающимся голосом и осеклась.
Мы молча сидели в притихшей квартире. Я понимала: мне надо хоть что-то сказать, но в голове все смешалось, слова куда-то исчезли, а в горле застрял ком.
Я сняла куртку и протянула Сэму.
– Все хорошо, – наконец выдавила я. – Тебе совершенно не обязательно оставаться.
Я чувствовала на себе его взгляд, но не решалась поднять глаза.
– Ну тогда… Тогда я тебя оставляю.
И прежде чем я успела открыть рот, он исчез.
Имеется в виду английская семья Уолтон, где впервые в мире родились шесть девочек-близнецов.