Я отправила Лили два сообщения. В первом я благодарила ее за то, что она преобразила мою крышу.
Красота неземная. Жаль, что ты мне ничего не сказала.
На следующий день я написала ей, что сожалею о возникших между нами сложностях и готова ответить на все ее вопросы об Уилле, если ей захочется о нем поговорить. Я добавила, что, по-моему, ей не мешало бы навестить мистера Трейнора и поздравить его с рождением ребенка, так как очень важно не терять связи со своей семьей.
Она не ответила, чему я не слишком удивилась.
В следующие два дня я, к своему изумлению, поняла, что меня постоянно тянет подняться на крышу. В порыве раскаяния я полила растения, пытаясь заглушить чувство вины. Я бродила по садику, представляя, как Лили, пока я была на работе, втаскивала по пожарной лестнице мешки с компостом и керамические горшки. Но всякий раз, вспоминая о нашем совместном житье, я снова возвращалась на круги своя. Ну что я могла сделать? Лили, с ее непредсказуемостью и неуправляемостью, была для меня как стихийное бедствие. И я не могла заставить Трейноров оказать ей именно тот прием, которого она от них ждала. Я не могла сделать ее чуть счастливее. А единственного человека, который был способен это сделать, не было в живых.
Неподалеку от моего дома стоял припаркованный мотоцикл. Я закрыла машину и, как всегда совершенно разбитая после очередной смены, захромала через дорогу купить себе молока. На улице моросило, и я низко наклонила голову, спрятав лицо от дождя, а когда подняла наконец глаза и увидела у своего подъезда знакомую униформу, у меня предательски екнуло сердце.
Подойдя к своему подъезду, я стала рыться в сумочке в поисках ключей. Ну почему, почему пальцы от волнения вечно превращаются в сардельки?
– Луиза…
Ключи упорно отказывались обнаруживать свое присутствие. Я еще раз порылась в сумке, отчаянно ругаясь и роняя расческу, обрывки бумажного платка, мелочь, полученную на сдачу. Похлопала себя по карманам в попытке определить местонахождение ключей.
– Луиза…
А затем сосущее чувство под ложечкой напомнило мне, где я их оставила: в кармане джинсов, которые сняла, переодеваясь на работу. Здорово!
– Ты что, серьезно решила меня игнорировать? Значит, вот так, да?
Я тяжело вздохнула и повернулась к нему, слегка расправив плечи.
– Сэм…
Он тоже выглядел усталым, на подбородке небритая щетина. Должно быть, приехал после дежурства. Хотя мне-то какое дело? И я постаралась на него не смотреть.
– Мы можем поговорить?
– Нам не о чем с тобой говорить.
– Так уж и не о чем?
– Мне все ясно. О’кей? И я вообще не понимаю, зачем ты здесь.
– Я здесь, так как только что закончил дежурство, высадил Донну и решил, что неплохо было бы с тобой повидаться и выяснить, что, черт возьми, происходит! Потому что я, черт возьми, теряюсь в догадках!
– Правда?
– Да, правда.
Мы обменялись сердитыми взглядами. И где были мои глаза? Как я могла не замечать, какой он несносный? Какой противный? И как так вышло, что меня ослепила страсть к мужчине, против которого буквально восстает все мое естество? Я предприняла очередную безнадежную попытку отыскать ключи и с трудом подавила желание хорошенько пнуть дверь.
– Итак… может, все-таки объяснишь, в чем дело? Луиза, я устал, и мне сейчас неохота играть во всякие игры.
– Это тебе-то неохота играть во всякие игры?! – рассмеялась я горьким смехом.
Он закусил губу:
– Ну ладно. Последний вопрос. Последний вопрос, и я ухожу. Я только хочу знать, почему ты не отвечаешь на мои звонки.
Я не верила своим ушам.
– Да потому, что я, быть может, и такая, и сякая, но во всяком случае не полная идиотка. Хотя и вела себя по-идиотски. Ведь я видела сигналы опасности, но предпочла не обращать внимания. Но, вообще-то, я не отвечала на твои звонки, потому что ты хрен моржовый. Понятно?
Наклонившись, чтобы поднять лежавшие на земле вещи, я вдруг почувствовала, как все тело буквально горит огнем, словно мой внутренний терморегулятор внезапно вышел из строя. Я выпрямилась и застегнула сумку.
– О, ты у нас еще тот фрукт! Хорош гусь, нечего сказать. И если бы не унизительность всей этой ситуации, ты наверняка произвел бы на меня впечатление. Посмотрите на Сэма, хорошего папочку. Он такой заботливый, такой чуткий. А что на самом деле? Ты так торопишься перетрахать половину Лондона, что даже некогда остановиться и оглянуться. Тебе невдомек, что твой сын чувствует себя несчастным!
– Мой сын?
– Да! Потому что он, видишь ли, нам обо всем рассказывает! Я имею в виду, нам нельзя обсуждать с посторонними, что происходит на наших занятиях. А ведь Джейк еще подросток и в силу этого не станет делиться с тобой своими переживаниями. Джейк страдает не только из-за смерти матери, но в том числе и потому, что ты, пытаясь притупить свое горе, трахаешь все, что шевелится!
Я уже перешла на крик, давясь словами и размахивая руками. Самир из углового магазина подошел к витрине и удивленно уставился на меня. И я вдруг поняла, что прохожие вполне могут решить, будто меня насильно увозят в психушку. Правда, сейчас мне было не до того. Ведь другой возможности выложить ему правду в глаза у меня наверняка не будет.
– И да-да, я тоже была настолько глупа, чтобы попасться на твою удочку и стать одной из твоих бесконечных баб! Вот почему я так злюсь на себя. И смело заявляю тебе от своего имени, что ты еще тот хрен моржовый! Вот почему я больше не желаю с тобой разговаривать. Ни сейчас, ни потом!
Сэм растерянно почесал в затылке:
– Мы что, действительно говорим о Джейке?
– Конечно я говорю о Джейке. А разве у тебя есть еще сыновья?
– Джейк не мой сын. – (Я удивленно вытаращилась на Сэма.) – Джейк – сын моей сестры. Покойной сестры, – уточнил он. – Джейк – мой племянник.
У меня ушло несколько секунд на то, чтобы осознать смысл сказанного. Сэм пристально смотрел на меня из-под нахмуренных бровей, словно пытаясь понять, в чем тут засада.
– Но… Но ты же забираешь его после занятий. И он живет у тебя.
– Я забираю его только по понедельникам, потому что его папа работает посменно. И да, Джейк иногда остается у меня. Но он со мной не живет.
– Так… Джейк не твой сын?
– У меня вообще нет детей. По крайней мере, насколько я знаю. Хотя вся эта история с Лили волей-неволей заставляет задуматься.
Я вспомнила, как он обнимал Джейка, и мысленно включила их разговоры на обратную перемотку.
– Но… я же видела вас вместе… после собраний нашей группы. А когда мы с тобой разговорились, он сделал большие глаза, словно…
Сэм опустил голову.
– Боже мой! – Я прижала руку ко рту. – Значит, те женщины…
– Они не мои.
Мы так и остались стоять посреди тротуара. Самир, в компании одного из своих кузенов, теперь наблюдал за нами с порога своего магазина. Публика, стоявшая на автобусной остановке неподалеку, тоже с неподдельным интересом следила за нашей разборкой. Сэм кивнул на входную дверь:
– Может, нам стоит зайти внутрь?
– Да. Да. Ой нет! Я не могу, – пролепетала я. – Похоже, я оставила ключи в квартире.
– А запасные ключи?
– Там же.
Сэм обреченно провел рукой по лицу и посмотрел на часы. Он выглядел страшно усталым, выжатым как лимон. Я шагнула в сторону парадного:
– Послушай, езжай домой и отдохни. Мы… завтра поговорим. Прости.
Тем временем дождь уже лил как из ведра, обрушивая на нас стену воды, заглушая шум транспорта, стекая стремительным потоком по сточным канавам и мостовой. Самир с братом поспешно нырнули обратно в магазин.
Сэм вздохнул. Посмотрел на разверзшиеся небеса, потом на меня:
– Ладно, погоди.
Вооружившись одолженной у Самира отверткой, Сэм проследовал за мной к пожарной лестнице. Я с трудом карабкалась по мокрым ступенькам. Сэму пришлось дважды поддерживать меня сзади рукой, и от его прикосновений меня неожиданно бросило в жар. Когда мы наконец добрались до моего этажа, он загнал отвертку под раму окна в коридоре и принялся медленно ее отжимать. И она, слава богу, легко поддалась.
– Вот так-то. – Он поднял раму одной рукой, предлагая мне пролезть внутрь. Затем неодобрительно посмотрел на окно. – Уж больно просто для одинокой девушки, живущей в этом районе.
– Но ты совсем не похож на одинокую девушку, живущую в этом районе.
– Я серьезно.
– Сэм, у меня все нормально.
– Ты не видела того, что видел я. Тебе следует быть осторожнее.
Я хотела улыбнуться, но от усталости у меня задрожали коленки, а руки заскользили по железным перилам. А когда я протискивалась мимо него, то слегка оступилась.
– Ты в порядке?
Я кивнула. Он взял мою руку и, слегка приподняв меня, помог забраться внутрь. Я плюхнулась на ковер под окном и попыталась отдышаться. На меня вдруг накатила смертельная усталость, ведь я толком не спала несколько ночей подряд, а придававшие мне силы злость и адреналин куда-то испарились.
Сэм влез вслед за мной, закрыл за собой окно и, окинув критическим взглядом сломанный замок, загнул под углом гвоздь в раме, чтобы обезопасить меня от непрошеных гостей. Затем, тяжело ступая, подошел ко мне и протянул руку.
– Ну давай поднимайся, – сказал он. – Если будешь так сидеть, то вообще никогда не встанешь.
Я пристально посмотрела на Сэма. Его мокрые волосы прилипли к голове, кожа слегка блестела в полумраке. Когда он помогал мне подняться, я слегка вздрогнула.
– Бедро?
Я кивнула.
Он вздохнул:
– Мне бы очень хотелось, чтобы ты поговорила со мной.
Его глаза покраснели от усталости. На внутренней стороне левой руки красовались две длинные царапины. Интересно, что с ним приключилось прошлой ночью? Сэм исчез на кухне, и я услышала шум льющейся воды. Он вернулся со стаканом воды и двумя таблетками.
– На самом деле не следовало давать их тебе, но они снимут боль.
Я с благодарностью взяла таблетки, и Сэм наблюдал за тем, как я глотаю их.
– Ты всегда следуешь правилам?
– Когда считаю их разумными. – Сэм забрал у меня стакан. – Ну что, Луиза Кларк, мир? – Я молча кивнула, и он облегченно вздохнул. – Отлично. Позвоню тебе завтра.
И тогда я, поддавшись внезапному порыву, взяла Сэма за руку. Он ответил мне легким пожатием.
– Не уходи. Уже поздно, – сказала я и, поймав его пристальный взгляд, добавила: – И ездить на мотоцикле под дождем очень опасно.
Я забрала у него отвертку, швырнула ее на пол, и она, тихо звякнув, упала на ковер. Сэм задумчиво почесал в затылке:
– Не уверен, что сегодня я на что-то гожусь.
– Тогда торжественно обещаю не использовать тебя для сексуальных утех. По крайней мере, на этот раз.
Он ответил мне неторопливой, чуть печальной улыбкой, и я вдруг почувствовала, как у меня отлегло от сердца, словно я сбросила с плеч тяжкое бремя, о котором даже и не подозревала.
Никогда не знаешь, что может случиться, когда упадешь с большой высоты.
Сэм переступил через отвертку, и я молча повела его в спальню.
Я лежала в темноте, закинув ногу на спящего рядом мужчину, наслаждалась приятной тяжестью его руки и смотрела на его лицо.
– Остановка сердца со смертельным исходом, дорожно-транспортное происшествие с мотоциклом, подросток-самоубийца, колото-резаные ранения в результате бандитской разборки в районе Пибоди-Истейт. Некоторые дежурства просто…
– Тсс… Спи давай.
Он с трудом стянул с себя униформу, оставшись в футболке и трусах. Затем поцеловал меня, послушно закрыл глаза и моментально провалился в сон, словно упал в черную пропасть. А я лежала и думала, стоит ли приготовить ему поесть или хотя бы убрать квартиру, чтобы, проснувшись, он сразу понял, что у меня все под контролем. Но вместо этого я разделась до нижнего белья и скользнула к нему в постель. Сейчас мне хотелось лишь одного: быть рядом с ним, прижиматься голой грудью к его футболке, чувствовать, как его дыхание смешивается с моим. Я прислушивалась к его посапыванию, удивляясь его способности лежать совершенно неподвижно. Я внимательно изучила форму его носа, цвет щетины, оттенявшей подбородок, изгиб темных ресниц. А потом прокрутила в голове все наши прежние разговоры, но уже в новом свете. Оказывается, он одинокий мужчина, да к тому же любящий дядя, и мне хотелось смеяться над идиотизмом ситуации и собственной глупостью.
Я дважды слегка коснулась лица Сэма, вдохнула аромат его кожи: первобытный, сексуальный запах мужского пота и чуть-чуть химический – антибактериального мыла, и почувствовала, как его рука рефлекторно сжала мою талию. Затем я повернулась на спину и стала смотреть на огни уличных фонарей, внезапно ощутив, наверное, впервые за все это время, что я больше не чужая в этом городе. И наконец я стала куда-то уплывать, постепенно погружаясь в сон.
Он смотрит на меня широко открытыми глазами. Похоже, не сразу понимает, где он.
– Привет.
Момент пробуждения. Особое дремотное состояние, которое тебя охватывает ранним утром. Он в моей постели. Его нога рядом с моей.
На моем лице медленно расплывается улыбка.
– И тебе привет.
– А который час?
Я пытаюсь разглядеть цифры на электронном будильнике:
– Без четверти пять.
Время установлено, и мир не слишком охотно принимает разумные очертания. За окном натриевый свет пронизывает тьму. Громыхают по мостовой такси и ночные автобусы. Но здесь, наверху, есть только он и я в ночи, и тепло постели, и звук его дыхания.
– Представляешь, я даже не помню, как здесь очутился. – Он озирается по сторонам, его лицо белеет в уличном свете, брови нахмурены.
Я наблюдаю, как постепенно оживают воспоминания о вчерашнем дне, как появляется беззвучное мысленное о да!
Он поворачивает голову. Его губы буквально в паре дюймов от моего рта. Его дыхание теплое и сладкое.
– Как же я по тебе скучал, Луиза Кларк!
Мне хочется сказать ему. Мне хочется сказать ему, я не знаю, что именно сейчас чувствую. Я хочу его, но меня пугает то, что я хочу его. Я не желаю, чтобы мое счастье полностью зависело от другого человека, не желаю стать игрушкой в руках судьбы. Сейчас эмоции бьют через край, я испытываю и грусть, и эйфорию, и экстаз, и где-то в глубине души мне хочется бежать от него, бежать со всех ног.
Он не сводит с меня глаз, мое лицо для него как открытая книга.
– Немедленно выбрось все мысли из головы. – Он притягивает меня к себе, и я послушно расслабляюсь. Этот мужчина каждый день видит, где проходит грань между жизнью и смертью. Он понимает. – Ты слишком много думаешь.
Его рука скользит по моей щеке. Я поворачиваюсь лицом к нему и прижимаюсь губами к его ладони.
– Просто жить, и все? – шепчу я.
Он кивает, а затем осыпает меня долгими, медленными, сладостными поцелуями, заставляя мое тело выгибаться дугой, и я тону в море желания, вожделения и ненасытной жажды.
Его голос точно тихий рокот у меня в ушах. Он произносит мое имя. Произносит так, словно оно ласкает ему слух.
Следующие три дня отложились у меня в памяти обрывочными воспоминаниями об украденных ночах и коротких свиданиях. Я пропустила групповые занятия на тему идеализации, потому что Сэм объявился у меня, когда я уже собиралась уходить, и в результате все закончилось смешением рук и ног, продолжавшимся до тех пор, пока не зазвонил мой кухонный таймер, сигнализируя Сэму, что надо одеваться и сломя голову мчаться забирать Джейка. Дважды Сэм поджидал меня после окончания смены в баре, и его губы на моей шее и его большие руки на моих бедрах заставляли меня если не полностью забывать об унизительной работе в «Шемроке и кловере», то хотя бы отмахиваться от нее, впрочем, как и от моих промахов за вечер.
Я как могла сопротивлялась Сэму, но у меня ничего не вышло. Я перестала спать, сделалась рассеянной и витала в облаках. Я заработала цистит, но мне было наплевать. На работе я буквально порхала, флиртовала с посетителями и жизнерадостно улыбалась в ответ на замечания Ричарда. Похоже, мое счастье было для нашего менеджера словно серпом по яйцам. Что было видно по его закушенной щеке и по постоянным мелким придиркам. На что мне тоже было наплевать.
Я пела в дýше и лежала без сна, предаваясь мечтам. Я снова влезла в старую одежду: яркие кардиганы и атласные тапочки. Я словно погрузилась в пену счастья, при этом отдавая себе отчет, что пузырьки рано или поздно лопаются.
– Я сказал Джейку, – сообщил мне Сэм.
У него был получасовой перерыв, и он остановился перекусить возле моего дома, чтобы застать меня до ухода на работу в ночную смену.
– Сказал – что?
Сэм, которого привел в ужас мой холостяцкий режим питания, приготовил сэндвичи с моцареллой, помидорами черри и базиликом со своего огорода, и помидоры взрывались во рту всеми оттенками вкуса.
– Что ты решила, будто я его отец. Он давно так не смеялся.
– Но, надеюсь, ты не поделился с ним информацией о том, что его отец плачет после секса, да?
– Когда-то я знала мужика, который тоже так делал, – подала голос с заднего сиденья Донна. – Причем он реально всхлипывал. Мне даже стало неловко. Я, грешным делом, решила, что сломала ему пенис. – (Я удивленно уставилась на нее.) – Такое тоже бывает. Честное слово! В нашей практике была парочка подобных случаев. Ведь так?
– Истинная правда. Ты не поверишь, каких только посткоитусных травм мы не насмотрелись. – Сэм кивнул на сэндвич в моей застывшей в воздухе руке. – Я тебе непременно расскажу, когда прожуешь.
– Посткоитусные травмы. Здорово! Мало нам других поводов для беспокойства!
Сэм откусил кусок сэндвича и сказал:
– Положись на меня. Я тебя предупрежу.
– Раз уж зашел такой разговор, старина, – начала Донна, предложив нам бутылочку энергетика из своих запасов, – учти, я точно не поеду к тебе на вызов.
Мне нравилось сидеть у них в «скорой». Сэм с Донной выбрали несколько циничный деловой стиль общения, свойственный людям, навидавшимся всяких ужасов и относившимся к этому соответственным образом. Их черный юмор меня забавлял, и рядом с ними мне было на редкость уютно, поскольку на фоне их рассказов моя жизнь со всеми ее завихрениями и странностями казалась удивительно нормальной. Вот что я узнала за время наших коротких совместных ланчей:
– Пожилые люди, мужчины и женщины, старше семидесяти обычно не жалуются ни на свое состояние, ни на оказанную им помощь.
– Эти самые пожилые мужчины и женщины всегда извиняются за «доставленное беспокойство».
– Выражение «пациент ОО» не относится к научной терминологии и означает: «Пациент обоссался и отрубился».
– Беременные женщины крайне редко рожают в карете «скорой помощи». (Что меня чрезвычайно разочаровало.)
– Теперь никто не говорит «водитель „скорой“». Особенно сами водители «скорой».
– Всегда найдется несколько мужиков, которые в ответ на просьбу оценить их боль по десятибалльной шкале называют число одиннадцать.
Но когда Сэм возвращался после дежурства и делился со мной впечатлениями, все его истории носили несколько мрачный характер. Он рассказывал об одиноких пенсионерах; о страдающих ожирением мужиках, приклеившихся к экрану телевизора, так как избыточный вес не позволял им спуститься и подняться по лестнице; о молодых матерях, не говоривших по-английски и не умевших набрать номер экстренных служб, а потому вынужденных сидеть взаперти в четырех стенах вместе с кучей ребятишек; о людях, страдающих депрессией, о хронических больных и эмоционально зависимых.
Иногда, говорил Сэм, возникает такое чувство, будто это подобно заразному заболеванию, когда приходится смывать с кожи меланхолию вместе с запахом антисептика. А еще были вызовы на самоубийства; после долгих часов отчаяния люди сводили счеты с жизнью под колесами трамвая или в притихших ванных, где их тела иногда оставались лежать так неделями или месяцами, пока кто-нибудь не унюхивал странный запах или не обращал внимания на переполненный почтовый ящик.
– А тебе когда-нибудь бывает страшно?
Он пришел весь в крови после вызова на огнестрельное ранение. И теперь лежал, заполняя всем своим крупным телом мою маленькую ванну, а вода прямо на глазах розовела, поскольку ему так и не удалось толком отмыться на станции скорой помощи.
– Ты не сможешь работать на этой работе, если будешь бояться, – просто ответил он.
До того как стать парамедиком, Сэм служил в армии; и такая резкая смена профессии не считалась чем-то из ряда вон выходящим.
– Нас ценят, потому что мы люди привычные и всякого навидались. Заметь, эти пьяные отмороженные ребятки пугают меня иногда гораздо больше, чем в свое время талибы.
Я сидела возле него на крышке унитаза, смотрела на это белеющее в розовой воде крупное тело и чувствовала, что мне страшно за Сэма.
– Эй! – окликнул он меня, заметив набежавшую на мое лицо тень, и протянул ко мне руку. – Я и правда в порядке. У меня отличный нюх на неприятности. Хотя моя работа отнюдь не способствует налаживанию личной жизни. Моя последняя подружка так и не смогла привыкнуть. К долгим часам моей работы. Нередко по ночам. И к грязи.
– К розовой воде в ванной.
– Ага. Прости. У нас на станции душ не работает. Конечно, сперва мне следовало заехать домой. – Он бросил на меня такой взгляд, что я сразу поняла, что он и не думал никуда заезжать. Он вытащил затычку из сливного отверстия, затем повернул краны до конца.
– А кем была твоя последняя подружка? – Я постаралась, чтобы голос звучал ровно.
Нет, я вовсе не хотела становиться такой, как все женщины, тем более что он, оказывается, не был таким, как все мужчины.
– Иона. Агент в бюро путешествий. Очаровательная девушка.
– Но ты не был в нее влюблен?
– С чего ты взяла?
– Никто не называет «очаровательной» любимую девушку. Это типа как говорят: «Мы останемся друзьями». Что означает отсутствие сильных чувств.
Мои рассуждения явно позабавили Сэма.
– И что бы я сказал, если бы действительно был влюблен в нее?
– Ты бы принял серьезный вид и заявил: «Карен. Кошмарный ужас», а потом замолчал или сказал бы: «Не хочу говорить об этом».
– Может, ты и права. – Сэм немного подумал и произнес: – Если честно, после смерти сестры я вообще не хотел ничего чувствовать. Последние несколько месяцев, проведенных у постели Эллен, здорово выбили меня из колеи. – И, покосившись на меня, он добавил: – Рак вообще штука очень жестокая. Отец Джейка был просто в кусках. Это часто бывает. Поэтому я и решил, что им я нужнее. Положа руку на сердце, я крепился лишь потому, что хоть кто-то должен был держать себя в руках.
Какое-то время мы сидели молча. У Сэма покраснели глаза. Уж не знаю, то ли от мыла, то ли от тяжелых воспоминаний.
– Ну да ладно. Что уж греха таить, я тогда был не самым хорошим бойфрендом. А кто был твоим парнем?
– Уилл.
– Конечно. И никого после него?
– Никого, о ком мне хотелось бы вспоминать, – невольно вздрогнула я.
– Луиза, всем нам суждено ошибаться. И не стоит корить себя за это.
Его кожа была горячей и мокрой, а пальцы так и норовили выскользнуть из моей ладони. Я выпустила их, когда он начал мыть голову. И осталась сидеть, любуясь игрой плечевых мышц и влажным блеском кожи. Мне нравилась его манера мыть голову. Яростно, обстоятельно, стряхивая лишнюю воду на манер собаки.
– Я прошла интервью для новой работы, – сказала я. – В Нью-Йорке.
– В Нью-Йорке? – Он удивленно поднял брови.
– Но я все равно ее не получу.
– Ужасно. Я всегда искал предлог свалить в Нью-Йорк. – Он ушел с головой под воду, на поверхности остался только растянутый в улыбке рот. – Но ты ведь сохранишь свой прикид пикси, да?
И я сразу поняла, что тучи рассеялись. И сама не знаю почему, может, чтобы застать его врасплох, я, одетая, залезла в ванну и поцеловала его в смеющиеся губы, страшно довольная тем, что в этом мире, где так легко упасть, есть хоть что-то надежное.
Наконец я все же заставила себя привести квартиру в божеский вид. В выходной день я купила кресло, кофейный столик и маленький эстамп в раме, который повесила над телевизором. И благодаря этим вещам квартира больше не казалась такой нежилой. А еще я купила новое постельное белье и две подушки, повесила свои винтажные шмотки в шкаф, и теперь там, где некогда лежали дешевые джинсы и одиноко висело слишком короткое платье из люрекса, царило буйство красок и фасонов. Одним словом, мне удалось превратить мою безликую квартирку если не в настоящий дом, то в некое его подобие.
В эту субботу у нас у обоих был выходной, который мы, не сговариваясь, решили провести вместе. Восемнадцать спокойных часов, когда ему не надо слушать вой сирены, а мне – звуки кельтской свирели и жалобы по поводу жареного арахиса. Как я уже успела заметить, в обществе Сэма время бежало вдвое быстрее, чем тогда, когда я куковала в одиночестве. Я придумала миллион занятий для нас двоих, но тут же забраковала половину из них, сочтя их чересчур романтическими. Если честно, то меня терзали сомнения, не слишком ли опрометчиво с моей стороны проводить с ним так много времени.
Я послала Лили эсэмэску.
Лили, пожалуйста, свяжись со мной. Я знаю, ты злишься на меня, но хотя бы позвони. Твой сад выглядит чудесно! Мне нужно, чтобы ты научила меня за ним ухаживать. И что делать с помидорами, плети уже совсем длинные. Может, сходим на танцы? Целую.
Я нажала кнопку «Отправить» и осталась сидеть, глядя на экран телефона, но тут позвонили в дверь.
– Привет! – Сэм заполнил собой весь дверной проем. В одной руке у него был ящик с инструментами, в другой – пакет с продуктами.
– Господи боже мой! – ахнула я. – Ты ожившая мечта любой женщины.
– Полки, – сказал он. – Тебе нужны полки.
– О беби! Говори, говори…
– И домашняя еда.
– Вот именно! Докладываю, что я только что закончила.
Он бросил инструменты в коридоре и поцеловал меня, а когда мы наконец расплели объятия, прошел на кухню.
– Думаю, неплохо было бы сходить в кино. Самый большой плюс посменной работы – возможность ходить на дневные сеансы.
Я проверила свой телефон.
– Только ничего кровавого. Я уже немножко устала от крови.
Он бросил на меня лукавый взгляд:
– Что? Не любишь такое? Или это идет вразрез с твоими планами сходить на «Зомби: пожиратели плоти»? А?
Я нахмурилась и бессильно уронила руки вдоль тела.
– Никак не могу связаться с Лили.
– Но ты вроде говорила, что она вернулась домой?
– Вернулась. Но она не отвечает на мои звонки. Похоже, она на меня до сих пор обижается.
– Ее друзья тебя обокрали. По-моему, это ты имеешь полное право на нее обижаться.
Сэм начал вынимать из пакета продукты: салат-латук, помидоры, авокадо, яйца, травы – и аккуратно складывать в мой пустой холодильник. Увидев, что я набираю текст очередного сообщения, он сказал:
– Да ладно тебе! Она могла уронить свой мобильник, оставить его в клубе или исчерпать лимит. Ты же знаешь подростков. Иногда просто необходимо дать им время, чтобы они сами все поняли.
Я взяла его за руку и закрыла дверцу холодильника.
– Мне надо тебе кое-что показать. – (У него тотчас же загорелись глаза.) – Да нет, я о другом, плохой мальчишка. Это мы отложим на потом.
Сэм стоял на крыше и рассматривал цветы.
– И ты не догадывалась?
– У меня и мысли такой не было.
Он опустился на железную скамью. Я присела рядом, и мы принялись созерцать маленький садик.
– Я чувствую себя просто ужасно, – сказала я. – По большому счету я обвинила ее в том, что она разрушает все, к чему прикасается. А она тем временем создавала для меня такую красоту.
Сэм пощупал листья томатов и встал, решительно покачав головой:
– Ну хорошо. Тогда мы съездим к ней и поговорим.
– Правда?
– Угу. Но сперва ланч. Затем кино. Ну и потом заявимся к ней домой. И тогда ей будет точно некуда деваться. – Он поднес мою руку к губам. – Эй, расслабься. Все хорошо. Это говорит о том, что она еще не совсем пропащая.
– Как тебе удается быть таким оптимистом? – прищурилась я.
– Просто не люблю, когда ты грустная.
Я не могла сказать ему, что с ним я никогда не бываю грустной. Я не могла сказать ему, что он делает меня такой счастливой, что даже страшно. Я подумала о том, как приятно, что в холодильнике лежит принесенная им еда, и о том, как я жду его эсэмэски и поэтому постоянно проверяю телефон, как я рисовала в своем воображении его обнаженное тело, когда на работе было затишье, после чего, чтобы скрыть предательскую красноту, приходилось в спешном порядке переключаться на непробитые чеки или мастику для пола. Не гони лошадей, сказал мне внутренний голос. Ты подошла слишком близко.
– У тебя очаровательная улыбка, Луиза Кларк, – нежно посмотрел на меня Сэм. – Это одна из многих вещей, за которые я тебя люблю.
Я ответила ему долгим взглядом. Тот самый мужчина, подумала я, сложив руки на коленях.
– Ладно, – весело сказала я. – Пошли смотреть кино.
Кинотеатр оказался практически пустым. Мы сели бок о бок на заднем ряду на сиденье с отломанными подлокотниками. Сэм кормил меня попкорном из картонного ведерка размером с мусорное ведро, а я старалась не думать о приятной тяжести его руки на своем голом колене, потому что когда я это делала, то сразу теряла нить сюжета.
Показывали американскую комедию о двух совершенно не похожих друг на друга копах, которых по ошибке приняли за преступников. Не то чтобы очень смешно, но я все равно смеялась. Сэм сунул мне в рот здоровущий ком соленого попкорна, потом еще один, и я, недолго думая, прихватила его пальцы зубами. Он посмотрел на меня и медленно покачал головой.
– Никто не увидит, – проглотив попкорн, прошептала я.
Он удивленно поднял брови:
– Я уже слишком стар для подобных забав.
Но когда я заставила его повернуться лицом ко мне и начала целовать в темноте, он уронил попкорн и принялся гладить меня по спине.
И тут зазвонил мой телефон. Сидевшие перед нами в количестве двух человек зрители возмущенно зашикали.
– Вы, двое, простите, пожалуйста! – С учетом того, что в зале нас всего было четверо, я сочла своим долгом адресовать свои извинения к ним лично.
Я слезла с коленей Сэма и посмотрела на экран. Номер был незнакомым.
– Луиза? – услышала я и только потом поняла, кто это.
– Минуточку. – Состроив Сэму забавную рожицу, я вышла в фойе. – Извините, миссис Трейнор. Мне пришлось… Вы меня слышите? Алло?
Фойе словно вымерло; в огороженных шнурами зонах очереди не было, за прилавком автомат для замороженных напитков апатично перемешивал цветные кубики льда.
– Ох, слава богу! Луиза, я хотела бы поговорить с Лили.
И я буквально застыла с прижатым к уху телефоном.
– Простите?
– Я постоянно вспоминаю нашу встречу. И жалею, что все так обернулось. Мое поведение, вероятно, показалось… – Она замялась. – Как вы считаете, она может согласиться встретиться со мной?
– Миссис Трейнор…
– Мне бы хотелось ей все объяснить. Последний год или около того я была немного не в себе. Сидела на таблетках, от которых становилась слегка заторможенной. И я так растерялась, увидев вас на пороге своего дома, и, если честно, поначалу просто не поверила во всю эту историю. Она казалась такой неправдоподобной. Но я… я поговорила со Стивеном, и он все подтвердил, и вот я сижу здесь целыми днями, пытаясь осмыслить произошедшее, и думаю… У Уилла была дочь. У меня есть внучка. Я постоянно твержу эти слова. Иногда мне кажется, что мне все приснилось.
Выслушав ее непривычно путаную речь, я сказала:
– Я вас хорошо понимаю. У меня тоже возникло такое чувство.
– Знаете, она не выходит у меня из головы. Мне очень-очень хочется принять ее должным образом. Как вам кажется, она согласится еще раз со мной встретиться?
– Миссис Трейнор, она больше у меня не живет. Но да. Конечно, я ее об этом спрошу, – растерянно взъерошив волосы, ответила я.
Оставшуюся часть киносеанса я просидела как на иголках. В конце концов Сэм, должно быть поняв, что я просто смотрю на движущуюся картинку на экране, предложил мне уйти. Мы остановились возле его припаркованного мотоцикла, и я передала ему разговор с миссис Трейнор.
– Вот видишь? – обрадовался он, словно я сделала что-то героическое. – Ладно, поехали в Сент-Джонс-Вуд.
Сэм остался ждать меня на улице, а я подошла к дому и постучала в дверь, решительно выставив вперед подбородок. Нет, на сей раз я не позволю Тане Хотон-Миллер меня запугать. Я оглянулась на Сэма, и тот ободряюще кивнул.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Таня, в шоколадного цвета льняном платье и греческих сандалиях. Она оглядела меня с ног до головы, совсем как в нашу первую встречу, словно устраивая своеобразную проверку моему гардеробу. (Что слегка действовало на нервы, поскольку на мне был мой любимый клетчатый сарафан из хлопка.) На губах Тани буквально на долю секунды появилась слабая улыбка и тут же исчезла.
– Луиза.
– Простите, миссис Хотон-Миллер, что нагрянула к вам без предупреждения.
– Что-то случилось?
Я растерянно заморгала:
– Ну, на самом деле да. – Я убрала упавшие на лицо волосы. – Мне звонила миссис Трейнор, мать Уилла. Простите за беспокойство, но она жаждет встретиться с Лили, а Лили почему-то не берет трубку. Так что не могли бы вы попросить Лили мне позвонить? – (Таня бросила на меня странный взгляд из-под идеально выщипанных бровей.) – А нельзя ли прямо сейчас позвать ее на пару слов?
В разговоре возникла длинная пауза.
– А с чего вы взяли, что это я должна ее спрашивать?
Я сделала глубокий вдох и начала говорить, осторожно подбирая слова:
– Понимаю, вы не любите семью Трейнор, но сейчас, как мне кажется, это в интересах Лили. Не знаю, рассказывала ли вам Лили, но ее первая встреча с миссис Трейнор прошла не слишком гладко, и, насколько мне известно, миссис Трейнор очень хочет использовать второй шанс.
– Луиза, Лили может делать все, что пожелает. Я только не понимаю, почему вы меня впутываете в эту историю.
Я изо всех сил старалась не сорваться:
– Э-э-э… Может, потому, что вы ее мать?
– С которой она так и не удосужилась связаться. От нее уже больше недели ни слуху ни духу.
Я оцепенела. Холодный ужас сковал мои внутренности.
– Повторите, что вы сказали?
– Лили. Не удосужилась. Со мной связаться. Я надеялась, что после нашего возвращения она все-таки приедет поздороваться, но нет, это ниже ее достоинства. Думает только о себе. Впрочем, как всегда. – Вытянув руку, Таня принялась изучать свои безупречные ногти.
– Миссис Хотон-Миллер, я думала, Лили с вами.
– Что?
– Лили. Вернулась домой. Когда вы приехали из отпуска. Она покинула мою квартиру… десять дней назад.