В ту первую ночь я уложила Лили в свою постель, и она проспала беспробудным сном восемнадцать часов. Проснувшись, чтобы поесть супа и помыться, она отключилась еще на восемь часов. Я легла на диване, заперев входную дверь, мучимая страхами, что она снова исчезнет, если я выйду на улицу или сделаю сколь-нибудь резкие движения. Сэм заезжал к нам дважды, до и после дежурства. Он принес молоко, проверил, как там Лили, после чего мы немного пошептались в прихожей.
Я позвонила Тане Хотон-Миллер сообщить, что ее дочь благополучно нашлась.
– А я ведь вам говорила. Но вы меня не хотели слушать, – торжествующе произнесла она, и я выключила телефон, не дав ей или, быть может, себе сказать лишнее.
Я позвонила миссис Трейнор и услышала судорожный, протяжный вздох облегчения. Она даже на время потеряла дар речи.
– Спасибо, – наконец проговорила она сдавленным голосом. – Когда я смогу приехать с ней повидаться?
И я наконец-то открыла имейл от Ричарда Персиваля, который сообщал мне следующее:
Поскольку вам уже было сделано три официальных предупреждения, то, учитывая ваше безответственное отношение к работе и неспособность соблюдать оговоренные контрактом требования, администрация бара «Шемрок и кловер» (аэропорт) приняла решение незамедлительно прервать с вами все трудовые отношения.
Он также просил меня как можно скорее вернуть униформу (включая парик), так как в противном случае с меня будет взыскана полная стоимость искомой униформы.
Я открыла имейл от Натана.
Где, черт возьми, тебя носит? Ты видела мой последний имейл?
Подумав о предложении мистера Гупника, я со вздохом закрыла компьютер.
На третий день, проснувшись на диване, я обнаружила, что Лили исчезла. У меня оборвалось сердце, но тут я увидела, что окно в коридоре открыто. Поднявшись по пожарной лестнице, я обнаружила, что Лили сидит на крыше и смотрит на город. На ней были пижамные штаны, которые я постирала, и мешковатый джемпер Уилла.
– Привет, – приблизившись к Лили, сказала я.
– У тебя есть еда в холодильнике, – заметила она.
– Сэм со «скорой».
– И ты полила цветы.
– Это тоже его заслуга.
Она кивнула, словно ничего другого и не ожидала услышать. Я опустилась на скамью, и какое-то время мы просто сидели в уютной тишине, вдыхая аромат лаванды, высунувшей из тугих зеленых почек лиловые головки. Все растения в моем маленьком садике на крыше теперь цвели пышным цветом. Лепестки и трепещущие листья оживляли серый асфальт.
– Прости, что оккупировала твою постель.
– Тебе она была нужнее.
– Ты развесила свою одежду. – Лили сидела, поджав ноги, волосы она аккуратно заправила за уши, но лицо ее оставалось бледным. – Самую красивую.
– Ну, полагаю, это ты навела меня на мысль, что не стоит прятать ее в коробках.
Лили покосилась на меня и грустно улыбнулась, и от этой ее улыбки у меня защемило сердце.
День обещал быть жарким, даже уличные звуки были как будто приглушены ласковым солнцем. Тепло уже проникало в окна, делая прозрачный воздух белесым. Где-то внизу протарахтел мусоровоз, прокладывающий дорогу под аккомпанемент гудков и мужских голосов, вдоль тротуара.
– Лили, что происходит? – осторожно спросила я, не желая играть роль обличительницы. – Конечно, я понимаю, что не имею права задавать тебе вопросы. Ведь я не член твоей семьи и вообще посторонний тебе человек, но я прекрасно вижу, что происходит нечто очень плохое, и я чувствую… одним словом, я чувствую, что между нами установилась некая связь, поэтому ты вполне можешь поделиться со мной тем, что у тебя наболело. – (Лили сидела потупившись и упрямо молчала.) – Я не собираюсь тебя судить. И не собираюсь никому передавать содержание нашего разговора. Я только… Просто ты должна знать, что иногда полезно снять камень с души. Тебе сразу станет легче. Обещаю. Мало-помалу твои печали пройдут, как дурной сон.
– И кто так считает?
– Я. Лили, мне ты можешь рассказать все. Ничего не скрывая. Правда.
Она мельком посмотрела на меня и тотчас же отвернулась.
– Тебе этого не понять, – проронила она.
И тогда до меня вдруг дошло.
Улица внизу как-то странно притихла, хотя, быть может, это я внезапно оглохла, сохранив способность слышать лишь в пределах разделявших нас нескольких дюймов.
– Я хочу рассказать тебе свою историю, – начала я. – Только один человек на земле был в курсе, поскольку долгие годы я не решалась ни с кем поделиться. Но, признавшись ему, я взглянула на мир вокруг, в том числе и на себя, другими глазами. И давай договоримся так. Ты в своем праве, не хочешь откровенничать – не надо. Но я тебе доверяю и открою свою тайну. Надеюсь, мой опыт тебе поможет.
Я ждала, что Лили начнет возражать, или сделает круглые глаза, или скажет, что ей это по барабану, но она лишь обняла себя за коленки и стала внимательно слушать. Она слушала мой рассказ о девочке-подростке, которая одним прекрасным летним вечером чуть-чуть перестаралась с алкоголем в том месте, где, по ее мнению, было вполне безопасно, и пила она не одна, а в компании подруг и воспитанных милых мальчиков из приличных семей, и атмосфера вокруг царила праздничная, непринужденная и чуть-чуть сумасбродная, правда до тех пор, пока после очередной рюмки девочка не обнаружила, что подруги куда-то испарились, смех сделался громче и развязнее, а объектом шуток стала уже она сама. И я рассказала Лили, не вдаваясь в подробности, чем закончился тот вечер, как сестра, ни слова ни говоря, отвела девочку домой, босую, потому что туфли она потеряла, с кровоподтеками в интимных местах и с зияющей дырой на месте воспоминаний о тех страшных часах; но воспоминания оказались слишком живучи, они терзали ее, нависали над ней черной тенью, неустанно напоминая ей о том, что она сама своим глупым, легкомысленным, безответственным поведением накликала неприятности на собственную голову. И даже потом, спустя много лет, события того злополучного лета накладывали отпечаток на любой ее поступок и, что самое главное, на ее самооценку. Вот потому-то, закончила я, так важно, чтобы нашелся человек, способный сказать совсем простые слова: Нет. Это не твоя вина. Ты действительно ни в чем не виновата.
Я замолчала, однако Лили продолжала испытующе на меня смотреть. И по выражению ее лица невозможно было догадаться, чтó она обо всем этом думает.
– Лили, я не знаю, что с тобой произошло или происходит сейчас, – осторожно продолжила я. – И твоя история наверняка не имеет ничего общего с тем, что я тебе рассказала. Просто ты должна понять: нет ничего такого, пусть даже самого плохого, чем бы ты не могла со мной поделиться. И клянусь, я в любом случае не выставлю тебя за дверь. Никогда. – Она по-прежнему упрямо молчала. Тогда я, не желая ее смущать, встала и задумчиво посмотрела вдаль. – Знаешь, твой папа как-то сказал мне очень важные слова, которые я никогда не забуду: «Некоторые ошибки… просто имеют больше последствий, чем другие. Но та ночь не должна определять, кто вы».
– Мой папа. – Лили приподняла голову.
Я кивнула:
– Ладно, не хочешь говорить, не надо. Но в любом случае ты должна помнить, что твой папа был абсолютно прав. И последние недели, пусть месяцы, не должны повлиять на твою жизнь. Да, я не слишком хорошо тебя знаю, но я не слепая и вижу, какая ты яркая, забавная, добрая, умная. И если сумеешь переступить через прошлое, тебя ждет блестящее будущее.
– С чего ты взяла?
– Ты похожа на него. Ты даже надела его джемпер, – тихо добавила я.
Она подняла руку и задумчиво потерлась щекой о мягкую шерсть.
Я снова опустилась на скамью, мысленно задав себе вопрос: не слишком ли далеко я зашла, заговорив об Уилле?
Но затем Лили сделала глубокий вдох и тихим, каким-то чужим, невыразительным голосом выложила мне все. Рассказала о парне, и о том мужчине, и о фото на мобильном телефоне, и о том, как она бледной тенью бродила в неоновом свете по улицам ночного города. Она говорила и плакала, ежась от воспоминаний, ее лицо сморщилось, словно у пятилетнего ребенка, и тогда я придвинулась к ней и, пока она облегчала передо мной душу, гладила ее по волосам, и выплеснувшиеся наружу слова вдруг полились бурным потоком, прерываемым лишь икотой и всхлипываниями. А когда Лили подошла к описанию последнего дня, она вцепилась в меня обеими руками, утопая в этом своем джемпере не по размеру. И она действительно тонула. Тонула в море страхов, вины и раскаяния.
– Прости, – всхлипнула она. – Мне очень жаль.
– Тебе не за что просить прощения, – ответила я. – И не о чем сожалеть.
В тот вечер пришел Сэм. Он был очень веселым и милым, с Лили вел себя непринужденно, а когда она сказала, что ей не хочется выходить на улицу, он приготовил нам пасту со сливками, беконом и грибами, а после ужина мы смотрели комедию о семье, которая заблудилась в джунглях, такая вот странная аллюзия с нашей собственной семьей. Я улыбалась, и хохотала, и заваривала чай, но внутри у меня все бурлило и клокотало от злости, которую я с трудом сдерживала.
И как только Лили легла спать, я поманила Сэма за собой на пожарную лестницу. Мы залезли на крышу, где нас точно никто не мог услышать, и, усадив Сэма на кованую скамью, я выложила ему все, что несколько часов назад рассказала мне Лили.
– Сэм, она боится, что это никогда не кончится. Ведь телефон остался у него.
Еще никогда в жизни я не была в такой ярости. Весь вечер, глядя невидящими глазами на экран телевизора, я прокручивала события последних недель, которые теперь представали передо мной в новом свете. Я вспоминала, как тот парень вечно околачивался у подъезда, как Лили прятала от меня телефон под диванную подушку, как вздрагивала при каждом новом сообщении. Я вспоминала ее сбивчивый рассказ о том, какое облегчение она испытала, решив, что худшее позади, и об охватившем ее ужасе, когда она поняла, что попала из огня да в полымя. У меня не укладывалось в голове, как у взрослого человека могло хватить совести воспользоваться отчаянным положением совсем юной девушки.
Сэм предложил мне присесть рядом с ним, но мне было не усидеть на одном месте. Сжав кулаки и вытянув шею, я мерила шагами террасу. Мне хотелось рвать и метать. Я готова была убить мистера Гарсайда. Заметив мое возбужденное состояние, Сэм поднялся и принялся разминать мои плечи, чтобы по мере возможности привести меня в чувство.
– Мне реально хочется его убить.
– Это можно легко организовать.
Я оглянулась на Сэма проверить, шутит он или нет. Похоже, все-таки шутит, к моему величайшему сожалению.
Тем временем на крыше стало довольно прохладно, ветер усилился, и я пожалела, что не надела куртку.
– Может, нам стоит обратиться в полицию? Это ведь самый настоящий шантаж, разве нет?
– Он будет все отрицать. А спрятать телефон для него плевое дело. И если ее мать говорила правду насчет мистера Гарсайда, то никто не поверит обвинениям Лили в адрес так называемого столпа общества. Таким, как он, всегда удается выкрутиться.
– Но тогда как нам забрать у него телефон? Фотографию необходимо стереть. А иначе Лили не сможет двигаться дальше. – Я дрожала как осиновый лист. Сэм снял куртку и набросил мне на плечи. Куртка еще хранила тепло его тела. – Мы не можем просто так заявиться к нему в офис. Ее родители непременно об этом узнают. А что, если отправить ему имейл? Написать – возвращай, старая сволочь, телефон, а не то хуже будет.
– Он вряд ли признается. И наверняка даже не ответит на имейл, чтобы не оставлять доказательств.
– Ох, похоже, дело дрянь! – простонала я. – Значит, ей придется научиться как-то с этим жить. Возможно, нам удастся ей объяснить, что он не меньше ее заинтересован в том, чтобы замять эту историю. Да? Возможно, он просто избавится от телефона.
– И ты думаешь, она так легко забудет?
– Нет. – Я устало потерла глаза. – Нет, я этого не переживу. Неужели этому говнюку все сойдет с рук?! Хитрый, подлый старый хрен с лимузином…
На меня внезапно накатило отчаяние. Если честно, я уже видела, что нас ждет дальше. Лили, ощетинившись, будет стараться избавиться от нависшей над ней тени прошлого. И от телефона с роковой фотографией зависело буквально все. Ее настоящее и ее будущее.
Думай! – приказала я себе. Подумай, как поступил бы Уилл. Он бы ни за что не позволил этому гаду выйти сухим из воды. Значит, мне следует выстраивать стратегию так, как это сделал бы Уилл. Я рассеянно следила за потоком транспорта, ползущего мимо моего дома. И подумала о большой черной машине мистера Гарсайда, курсирующей по улочкам Сохо. Подумала об этом негодяе, который легко шагал по жизни в уверенности, что его никогда не прижмут к стенке.
– Сэм, – нарушила я молчание, – скажи, а существует такое лекарство, от которого может остановиться сердце?
Мой вопрос на время повис в воздухе.
– Ради бога, признайся, что ты пошутила, – опомнившись, произнес Сэм.
– Нет. Послушай. У меня идея.
Сперва она ничего не сказала.
– Ты будешь в безопасности, – заверила я Лили. – И никто ничего не узнает.
К счастью, она не стала задавать вопрос, который я задавала себе вновь и вновь с тех пор, как озвучила Сэму свой план. А с чего ты взяла, что это сработает?
– Солнышко, я все отлично продумал, – кивнул Сэм.
– И никто, кроме вас, не знает…
– Никто ничего не знает. Только то, что он тебя домогался.
– А у вас потом не будет неприятностей?
– Обо мне не беспокойся.
Нервно потеребив рукав, она прошептала:
– И вы не оставите меня с ним наедине?
– Ни на секунду.
Она задумчиво пожевала губу. Затем перевела взгляд с Сэма на меня. И похоже, у нее созрело решение.
– Ладно. Давайте сделаем это.
Я купила дешевый мобильник, заплатив за него наличными, позвонила на работу отчиму Лили и узнала от его секретарши номер мобильного телефона мистера Гарсайда под предлогом, что мы с ним якобы договорились пропустить по стаканчику. В тот же вечер, еще до прихода Сэма, я послала Гарсайду сообщение.
Мистер Гарсайд, простите меня за то, что я вас тогда ударила. Я просто психанула. И теперь хочу все уладить. Л.
Он тянул с ответом целых полчаса. Наверное, хотел, чтобы Лили помучилась.
Лили, с какой стати я должен с тобой разговаривать? Ты повела себя по-хамски, и это после всего, что я для тебя сделал.
– Хрен моржовый, – пробормотал присоединившийся ко мне Сэм.
Я знаю. Извините. Но мне реально нужна ваша помощь.
Лили, это не улица с односторонним движением.
Понимаю. Просто вы застали меня врасплох. Мне нужно было время подумать. Давайте встретимся. Я дам вам то, что вы хотите, но сперва вы должны вернуть мне телефон.
Лили, ты не в том положении, чтобы диктовать мне условия.
Сэм посмотрел на меня, наши глаза встретились, и я начала печатать ответ.
Даже если… я буду очень плохой девочкой?
Пауза.
Вот теперь ты меня действительно заинтриговала.
Мы с Сэмом переглянулись.
– Меня сейчас стошнит, – сказала я, продолжив печатать.
Тогда завтра вечером. Я пришлю вам адрес, если буду точно знать, что моей подруги не будет дома.
Когда мы поняли, что ответа можно не ждать, Сэм убрал телефон в карман и обнял меня.
Весь следующий день я места себе не находила от волнения, а Лили была как на иголках. Мы практически не притронулись к завтраку, и я разрешила Лили курить в квартире и, если честно, с трудом справилась с искушением попросить у нее сигаретку. Потом мы посмотрели какой-то фильм, кое-как прибрались в доме, и уже к семи тридцати, когда пришел Сэм, у меня так разболелась голова, что я не могла говорить.
– Ты послал адрес? – спросила я Сэма.
– Ага.
– Покажи.
В сообщении были только адрес моей квартиры и подпись в виде буквы «Л».
На что Гарсайд ответил:
У меня встреча в городе, и я буду там сразу после восьми.
– Ты в порядке? – спросил меня Сэм.
У меня скрутило живот. Стало трудно дышать.
– Я боюсь, что у тебя будут из-за нас неприятности. А что, если ты засветишься? Ты потеряешь работу.
Сэм покачал головой:
– Ничего не случится.
– Эх, зря я втянула тебя в эту авантюру! Ты был таким добрым, а я отплатила тебе черной неблагодарностью, подставив под удар.
– Все будет хорошо. Расслабься и дыши глубже. – Сэм беспечно улыбнулся, но взгляд у него был напряженным.
И тут в комнату вошла Лили. Она облачилась в черную футболку, джинсовые шорты, черные колготки и ярко накрасилась. Она выглядела убийственно красивой и при этом очень юной.
– Ты как, ничего? – спросил ее Сэм.
Она кивнула. Ее лицо, обычно чуть смуглое, совсем как у Уилла, было непривычно бледным. А глаза казались огромными.
– Все пройдет на ура. Уверен, это займет не больше пяти минут. И Лу не отойдет от тебя ни на шаг. Хорошо? – Голос Сэма звучал спокойно и ободряюще.
Мы чуть ли не десять раз все отрепетировали. Мне хотелось, чтобы текст буквально отскакивал у Лили от зубов.
– Я знаю, что делаю.
– Отлично, – сказал Сэм, сцепив руки. – Без четверти восемь. Пятиминутная готовность.
Он оказался пунктуален, надо отдать ему должное. В 20:01 зазвонил домофон. Лили судорожно вздохнула, а когда я сжала ее руку, сказала в переговорное устройство:
– Да-да. Она ушла. Поднимайтесь.
Похоже, он не догадался, что она приготовила ему ловушку.
Лили впустила его внутрь. Я наблюдала за ней из-за приоткрытой двери спальни и видела, как дрожит ее рука, поворачивающая ключ в замке. Гарсайд пригладил волосы и оглядел прихожую. На нем был хороший серый костюм и дорогая рубашка. Сунув во внутренний нагрудный карман ключи от машины, он просканировал квартиру бусинками глаз. Я непроизвольно стиснула зубы. Какой нормальный мужчина станет домогаться девочки, которая годится ему во внучки? Ведь он старше ее по меньшей мере на сорок лет. И вообще, как у него хватает совести шантажировать ребенка своего коллеги?
Он был напряжен и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я припарковал машину за домом? С ней ничего не случится?
– Думаю, нет, – шумно сглотнула Лили.
– Так ты думаешь? – Он попятился в сторону открытой входной двери. Он явно относился к той породе мужчин, что считают, будто машина является неотъемлемой частью его самого. – А как насчет твоей подруги? Или кто там еще хозяин этой квартиры. Они точно не вернутся?
Я затаила дыхание. И почувствовала на пояснице твердую руку стоявшего за спиной Сэма.
– Ой нет! Все будет в порядке. – Лили неожиданно обезоруживающе улыбнулась. – Она еще долго не вернется. Входите, не стесняйтесь, мистер Гарсайд. Вы что-нибудь выпьете?
Он посмотрел на нее так, будто впервые видел.
– Как официально! – Он сделал шаг вперед и закрыл за собой дверь. – У тебя есть скотч?
– Сейчас посмотрю. Проходите в гостиную.
Лили направилась в сторону кухни, Гарсайд, снимая на ходу пиджак, – за ней. Когда они наконец оказались в гостиной, Сэм вышел из спальни, протопал в своих тяжелых ботинках по коридору и запер входную дверь, положив звякнувшие ключи в карман.
Гарсайд ошарашенно повернулся и увидел у себя за спиной Сэма, а рядом с ним – Донну. Картина маслом. Два парамедика в одинаковой униформе застыли как вкопанные перед дверью. Он посмотрел на них, потом на Лили и явно смешался, пытаясь понять, что происходит.
– Здравствуйте, мистер Гарсайд, – выйдя из спальни, сказала я. – Полагаю, у вас есть нечто, что следует вернуть моему другу.
У Гарсайда на лбу мгновенно выступила испарина. В мгновение ока он стал мокрым как мышь. Я даже не думала, что такое возможно. Он принялся искать глазами Лили, но она спряталась за мою спину.
Тем временем к нам присоединился Сэм. Мистер Гарсайд едва доставал ему до плеча.
– Телефон, пожалуйста.
– Вы не имеете права мне угрожать.
– Мы вам не угрожаем. – Я чувствовала, как сильно бьется сердце. – Мы только хотим получить назад телефон.
– Вы заблокировали мне выход, что я расцениваю как угрозу.
– Вы ошибаетесь, сэр, – вмешался в разговор Сэм. – Если бы мы вам действительно угрожали, то не преминули бы сообщить, что мы с моей коллегой можем связать вас прямо здесь и сделать вам инъекцию дихипранола, который замедляет сердцебиение и приводит к полной остановке сердца. Вот это было бы реальной угрозой, тем более что никто не станет допрашивать бригаду парамедиков, пытавшихся вас спасти. А дихипранол – именно то редкое лекарство, которое не оставляет следов в крови.
Донна, скрестив на груди руки, грустно покачала головой:
– Как это печально, что в наше время бизнесмены в расцвете лет мрут точно мухи.
– И все потому, что у них целый букет заболеваний. Они слишком много пьют, слишком вкусно едят и слишком мало занимаются спортом.
– Но я уверена, этот господин совсем не такой.
– Никогда не говори «никогда». Кто знает, что может случиться? – (Мистер Гарсайд сразу стал словно меньше ростом.) – И не вздумайте запугивать Лили. Мы знаем, где вы живете, мистер Гарсайд. Любой парамедик при необходимости хоть сейчас получит данную информацию. Вы даже не представляете, что бывает, если разозлить парамедика.
– Но это возмутительно! – смертельно побледнев, взвыл мистер Гарсайд.
– Ага. Совершенно с вами согласна. – Я протянула руку. – Телефон, пожалуйста.
Гарсайд, озираясь, как загнанный зверь, наконец сунул руку в карман и протянул мне мобильник, который я поспешно отдала Лили.
– Лили, проверь, пожалуйста. – Я отвернулась, чтобы пощадить ее чувства. – Удали фото. Просто удали.
Когда я оглянулась, Лили стояла с мобильником в руках, экран был пуст. Потом она слабо кивнула, и Сэм знаком приказал передать ему мобильник. Сэм бросил телефон на пол, наступил на него ногой и принялся топтать с такой яростью, что затрясся пол. И всякий раз, как тяжелый башмак Сэма опускался на то, что осталось от мобильника Питера, я непроизвольно вздрагивала, впрочем так же, как и мистер Гарсайд.
Наконец Сэм остановился и поднял с пола сим-карту, закатившуюся под радиатор. Изучив сим-карту, он помахал ею перед носом у мистера Гарсайда:
– Это единственная копия?
Гарсайд кивнул. Воротник его рубашки потемнел от пота.
– Конечно единственная, – заметила Донна. – Ведь не может же ответственный член нашего общества допустить, чтобы подобная пакость впоследствии где-то всплыла, да? Представляю себе, что скажет семья мистера Гарсайда, если его грязный маленький секрет вдруг откроется.
Рот мистера Гарсайда превратился в узкую полоску.
– Вы получили, что хотели. А теперь позвольте мне уйти.
– Нет. У меня тоже есть что сказать. – Мой голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. – Ты гнусный, жалкий маленький человечишка, и если я…
Губы мистера Гарсайда изогнулись в кривой усмешке. Похоже, он не привык терпеть оскорбления от женщин.
– Ой, кто бы говорил! Ты, нелепая, маленькая…
В глазах Сэма вдруг появился нехороший блеск, и он рванул вперед. Я резко вскинула руку, чтобы его остановить, а другую сжала в кулак. Что было дальше, я помню с трудом. Помню только резкую боль в костяшках пальцев, когда мой кулак вошел в контакт с лицом мистера Гарсайда. Он пошатнулся и стукнулся спиной о дверь, я же с трудом устояла на ногах, явно не рассчитав силы удара. Он выпрямился, и я с удивлением увидела, что из носа у него течет кровь.
– Выпустите меня, – прошипел он. – Сию же минуту.
Бросив на меня изумленный взгляд, Сэм пошел открывать дверь. Донна посторонилась пропустить мистера Гарсайда и словно невзначай спросила:
– Может, хотите, чтобы вам перед уходом оказали первую медицинскую помощь? Как насчет пластыря?
Гарсайд подошел к двери нарочито размеренным шагом, но, оказавшись за порогом, явно перешел на бег. Мы слушали, как его дорогущие туфли ритмично шлепают по коридору, и ждали, когда он уберется. Наконец Сэм нарушил молчание:
– Отличный удар, Кассиус[24]. Дай осмотрю твою руку.
Но у меня не было сил говорить. Я стояла, сложившись пополам, и вполголоса чертыхалась.
– Небось не ожидала, что будет так больно? – погладила меня по спине Донна и, повернувшись к Лили, добавила: – Расслабься, милочка. Что бы этот старикашка там ни говорил, наплюй. Он ушел.
– И больше не вернется, – вставил Сэм.
– Он, бедолага, похоже, со страху наложил в штаны, – рассмеялась Донна. – Наверное, и сейчас бежит так, что только пятки сверкают. Забудь о нем, дорогая. – Она порывисто обняла Лили и, отдав мне обломки телефона, которые я благополучно отправила в мусорное ведро, сказала: – Ну ладно. Я обещала перед дежурством заскочить к папе. До скорого. – Она помахала нам рукой, жизнерадостно протопала по коридору и исчезла.
Сэм принялся рыться в своей медицинской сумке-укладке в поисках перевязочного материала, а мы с Лили прошли в гостиную, где Лили сразу рухнула на диван.
– Ты выступила просто блестяще, – заметила я.
– Ну, ты тоже не подкачала. Было круто, – ухмыльнулась Лили.
Я посмотрела на кровоточащие костяшки пальцев, а когда подняла голову, то увидела, что Лили лукаво улыбается:
– Вот такого он явно не ожидал.
– Признаться, я тоже. Я, наверное, впервые в жизни подняла руку на человека. – Тут я сделала строгое лицо. – Хотя я вовсе не требую, чтобы ты считала меня моральным авторитетом.
– Лу, я никогда и не пыталась брать с тебя пример. – Она неохотно улыбнулась, увидев, что в комнату вошел Сэм со стерильным бинтом и ножницами.
– Ты в порядке, Лили? – поинтересовался Сэм и, получив утвердительный ответ, продолжил: – Отлично. Тогда давайте перейдем к чему-нибудь более увлекательному. Кто любит пасту карбонара?
Когда Лили вышла из комнаты, Сэм тяжело вздохнул и задумчиво уставился в потолок, словно пытаясь собраться с мыслями.
– Что? – спросила я.
– Слава богу, что ты ударила его первой. Честно говоря, я испугался, что еще немного – и я убью его.
И вот, когда Лили уже легла спать, я присоединилась к Сэму на кухне. Впервые за долгое время в моем доме воцарились мир и покой.
– Ей уже стало намного легче. Я хочу сказать, что она, конечно, брюзжала по поводу новой зубной пасты и оставила полотенца на полу, но для Лили это уже определенный прогресс.
Сэм кивнул и освободил раковину. Я любила, когда он суетился на кухне. Мне захотелось подойти и обнять его за талию. Но я ограничилась тем, что сказала:
– Спасибо тебе. Спасибо за все.
Сэм повернулся, вытирая руки посудным полотенцем:
– Ты тоже оказалась на высоте, моя маленькая драчунья.
Он притянул меня к себе, и мы поцеловались. В его поцелуях было нечто сладостное; для такого брутального мужчины они были удивительно нежными. На секунду я забыла обо всем. Но…
– Ну что еще? – отстранившись, спросил Сэм.
– Ты решишь, что я ненормальная.
– Что может быть более ненормальным, чем сегодняшний вечер?
– Я все думаю об этом твоем дихипраноле. Сколько его надо, чтобы реально убить человека? И ты что, всегда имеешь его при себе? Просто все это… как-то… жутко рискованно.
– Расслабься. Не стоит так волноваться.
– Тебе легко говорить. А что, если найдется человек, который тебя действительно ненавидит? Он может подлить лекарство в твою еду. А вдруг им завладеют террористы? Я хочу сказать, а какая доза считается летальной?
– Лу, такого лекарства нет.
– Что?
– Я все придумал. Лекарства под названием «дихипранол» не существует в природе. Это плод моей фантазии, – ухмыльнулся Сэм. – Но как ни странно, у меня еще никогда не было более эффективного средства.
Мохаммед Али (урожденный Кассиус Марселлус Клей) – американский боксер-профессионал, выступавший в тяжелой весовой категории.