Верните мне мою нормальность.
Я чувствую себя ужасно. Как будто делала бусы, но забыла завязать нитку. Я сама на себя не похожа. Я не из тех девушек, кто жестко отшивает одного парня, притворяется, что встречается с другим, и не может выкинуть из головы третьего.
И раньше мы с Кэсси так часто не ссорились.
Мы весь день друг с другом очень осторожны. Вчера она заночевала с Миной в гостевой спальне у Макса, а меня подбросила к метро Минина подруга Самар. Прошлый вечер мы с Кэсси не обсуждали. Не вспоминали ни о Риде, ни о моем раздутом эго, ни о моей истерике. Истерике «ты-хочешь-избавиться-от-меня-ради-Мины».
– Привет. – Кэсси появляется в дверях, когда я сматываю тканевую гирлянду. – Тут Мина пришла, а Оливия на работе, так что мы решили составить ей компанию и пораскрашивать посуду.
– Здорово.
– Я подумала, может, ты захочешь присоединиться.
– А. – Я тщательно наматываю гирлянду на руку – вокруг большого пальца и под локтем. – Не хочу мешать вашему свиданию.
Она натужно смеется:
– Это не свидание. Боже. Там же Оливия будет.
Я не отвечаю.
– Короче… Я уже поняла, ты очень сильно себя жалеешь. Но все равно решила предложить. Когда ты в последний раз разговаривала с Оливией?
– Давно…
– Значит, ты не знаешь, что там за история с Эваном?
Я поднимаю на нее взгляд:
– А что там за история с Эваном?
– Я надеялась, что ты знаешь. Эбби тоже не в курсе, но что-то случилось. Оливия только что вернулась из Филадельфии. – Кэсси пожимает плечами. – Короче, мы едем к ней прямо сейчас. Если хочешь с нами – поехали.
Я сомневаюсь.
– Ладно. Слушай, не хочешь – как хочешь. Без обид. Только не грузи меня больше бредом про то, что я променяла тебя на Мину.
– Я с вами, – выпаливаю я.
Мы с Кэсс словно партнеры в самом сложном на свете танце. Между нами теперь все очень хрупко. И если я оступлюсь – все пойдет насмарку.
Кэсси запрыгивает на переднее сиденье Мининого «лексуса», а я устраиваюсь на заднем. Всю дорогу до Силвер-Спринг мы показно друг с другом не разговариваем, отчего угнетенная обстановкой Мина болтает без умолку. Точно, она же рассказывала, что у нее словесный понос, когда она нервничает.
– А вы бывали в гончарных мастерских? У них там тарелки, кружки, все уже прошло обжиг и готово к покраске. Мне было очень весело. С красками я не дружу, конечно, но все-таки. Молли, мне кажется, тебе понравится.
– Бывали, Оливия же там работает…
– А, ну да, верно. – Мина притормаживает у знака остановки.
– Только давно, – добавляю я.
Мина убирает темно-фиолетовый локон за ухо.
– Думаю, я нарисую пингвинов. Парочку влюбленных пингвинов. Хочу вручить вашим мамам на свадьбу. Но только если получится хорошо.
– Знаешь, им твой подарок понравится в любом случае, – говорит Кэсси. – Они на тебе помешались.
– О-о-о, правда?
– Ага. Мне кажется, они очень признательны, что ты не бросила меня после ужина с бабулей.
Мина хихикает, а Кэсси поворачивается к ней и улыбается. Наблюдать это с заднего сиденья довольно странно. Они не сюсюкаются – ничего такого, – просто я чувствую себя ребенком в машине со взрослыми. В детском кресле и с соской.
Мы наконец паркуемся у обочины, в паре кварталов от мастерской. Я иду чуть поодаль и почти не разговариваю. Мне немного неловко, и участие в беседе представляется чем-то неподъемным. Иногда со мной такое случается – я зависаю и не могу говорить. Вроде придумаю что-то крутое, но потом столько раз повторяю это в уме, что в конечном счете забываю, произнесла вслух или нет. Приходится молчать – все-таки крутая фразочка серьезно потеряет в очках, если случайно ее повторить. Лучше не рисковать.
– Если честно, я даже не представляю, что там у них стряслось, – признается Кэсси. Она идет задом и напоминает в этот момент экскурсовода.
– Ты про Эвана?
– Ага. Подробностей не знаю. Никаких. Эбби просто сказала, что что-то случилось. – Она пожимает плечами и открывает входную дверь.
В субботу в мастерской тихо и почти безлюдно. Я сразу замечаю Оливию: она сидит за столом и расписывает тарелку. Неподалеку от нее две девочки лепят с мамой копилку в виде поросенка. Больше никого.
– Салют, – здоровается Оливия, не отрываясь от работы.
Мы подходим к ней. Выглядит она нормально. На ней клевая фиолетовая футболка с гномом. И плакать Оливия, похоже, не собирается.
– Что делаешь? – Мина внимательно рассматривает заготовку.
– А, ерунда. Просто для витрины.
Но нет, никакая это не ерунда. Я смотрю на тарелку и начинаю глупо завидовать. Боже, я всегда забываю, какая Оливия все-таки талантливая. Время от времени я морочу себе голову мыслями о том, что я тоже. Но увы до Оливии мне далеко.
Тарелка получается потрясающая. Бледно-зеленый фон, а края обведены золотым. Посередине – еще не законченный, но изящный дракон с тщательно прорисованной чешуей. Рид бы офигел. Вот же блин.
– А можно я сфоткаю? – спрашиваю я.
Оливия смущается.
– Дракона, – добавляю я. – Он потрясный.
– О, спасибо.
– Правда.
– Он еще не готов, но давай.
Я достаю телефон и фотографирую, после чего мы усаживаемся за стол и Оливия приносит нам тарелки, краски и кисточки. Сначала мы должны протереть тарелки влажной губкой. Потом Оливия велит нам нанести три слоя фоновой краски.
– Видишь, какая она диктаторша, – говорит Кэсси. – Попробуй только пропустить один слой – сразу на тебя набросится.
Оливия кивает:
– О да, у меня знатно пригорит.
На первый взгляд она ведет себя как обычно, но я-то знаю, что между ней и Эваном что-то случилось. Ничего не могу поделать, но в каждом взмахе ее кисти мне видятся грусть и страдания разбитого сердца. Так и тянет расспросить. Поверить не могу, что Кэсси до сих пор этого не сделала.
Мы работаем почти в полной тишине. Я покрываю свою тарелку тремя слоями белого, что кажется мне немного нелепым. Когда краска высыхает, я оставляю середину белой, а по краям рисую цветочки. Мина сидит напротив; навалившись локтями на стол, она корпит над пингвинами. Кэсси же пытается скопировать дракона Оливии. Получается так себе.
– Как будто эмбрион рисовал, – ворчит она.
Мина кладет подбородок ей на плечо:
– А мне нравится.
– Еще бы, – улыбается Кэсси.
– Значит, вчера вы были на вечеринке? – спрашивает Оливия.
– Ага, неплохо прошло. А ты только вернулась из Филадельфии, да? – интересуется Мина.
Мысленно я со всей силы даю ей пять. Даже не верится, как быстро ей удалось перескочить на эту тему. Поистине, дочь психологов.
– Да, приехала прошлой ночью, – объясняет Оливия и вздыхает.
Кэсси сразу же подключается:
– Ты в порядке? Что случилось?
– Ну. – Оливия пожимает плечами. – Да. В общем, Эван меня бросил.
– О, Ливви…
– Ага. – Она нерешительно мне улыбается.
– Боже мой. Что случилось?
Оливия невозмутимо качает головой.
– Сама не знаю, честно.
Потом пожимает плечами.
И начинает рыдать.
– Вот ублюдок, – вставляет Кэсси.
И тогда Оливия выкладывает все.
– Я хотела остаться до среды. А потом… Не знаю. – Она шмыгает носом. – Все вроде бы шло нормально. Наверное, он постоянно от меня отстранялся, но я этого не понимала. Только потом дошло.
– Это случилось у его родителей? – спрашивает Кэсси.
– Ага. – Оливия кивает. Затем делает глубокий вдох. – Да. Там и родители были, и его сестра, так что закончилось без особой драмы.
Родители Эвана Шульмейстера. Интересно, что они за люди? Наверное, я сую нос не в свое дело, но мне очень любопытно, как это работает. В смысле что происходит, когда ты приезжаешь в другой город в гости к родителям своего бойфренда? Значит ли это, что вы не будете заниматься сексом? Или придется рисковать, надеясь на то, что вас не застукают? Что-то мне подсказывает, что семья Эвана Шульмейстера сильно вовлечена в его личные дела. Впрочем, это просто ничем не подтвержденная догадка. И совершенно неуместная.
– А секс-то у вас был? – интересуется Кэсси как бы между прочим.
Оливия краснеет:
– Ну да.
– Значит, он с тобой переспал, а потом бросил.
– Наверное.
– Я его по стенке размажу, – говорит Кэсси, и Мина серьезно кивает.
– Ничего не понимаю… – начинаю я.
Оливия беспокойно теребит кисточку.
– Да я тоже. Все было хорошо, знаешь. Он попросил остаться до пятницы, так что я поменялась на работе…
Кэсси чуть ли не шипит:
– Бред какой-то.
– Мне кажется, это потому, что он сразу задумал со мной порвать, но ему не хватило духу. Оставил все на последний момент.
– СЕРЬЕЗНО, ЧТО ЛИ?
В другом конце лавки девочки и их мама резко отрываются от своей копилки.
– Блин. Прости. – Кэсси переходит на шепот.
– Ничего, – говорит Оливия. – Так вот. Серьезно. Короче… Вчера утром он зашел ко мне в гостевую спальню – принес чай, бейгл и все такое. Я еще подумала, как это мило. Раньше он мне завтраки в постель не носил. Но потом он буквально дождался, когда я набью рот этим бейглом, и такой: «Я хочу с тобой поговорить». А я типа: «Давай». И он выдает: «Кажется, я не готов себя ограничивать».
– Господи, – вырывается у Кэсси. – Вы же встречались с гребаного восьмого класса!
– Знаю. – Оливия пожимает плечами.
– А потом что?
– Ну, скандалить я с ним не собиралась.
– Поверить, блин, не могу.
– А, и еще, – добавляет Оливия. – Все это время я молчала, а он без конца повторял, что его очень беспокоит, что я никак не реагирую.
– Что, конечно, неправда, – вставляет Мина.
– Думаешь? В общем, наконец он сказал, что оставит меня одну, чтобы я все это обдумала.
Кэсси фыркает.
– Но перед уходом он повернулся ко мне и сказал: «Но если захочешь переспать, я не против».
Я охаю.
– НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
– Еще как может.
– Гребаный Шульмейстер, – возмущается Кэсси. – Ему предстоит переспать с моим кулаком. Вот ведь мудак конченый.
Боже. Я и забыла, как страшна Кэсси в гневе. Такой я ее не видела со средней школы – с тех времен, когда мальчики изображали звуки опадающего стояка: «Вуа-вуа-вуа». Кэсси такая. Она не терпит подобной жестокости и готова ни секунды не раздумывая навалять парням.
Есть в этом что-то героическое, за что я ее и люблю.
Кэсси перехватывает мой взгляд – может быть, случайно, но я чувствую, как уголки моих губ ползут вверх. Не могу удержаться.
Она улыбается в ответ. Так, слегка.
И я испытываю облегчение.
Когда я проснулась в воскресенье, Кэсси не было дома. Мамы попросили меня сходить на рынок. Что я и сделала – одна.
Сегодня здесь нереальная толпа. Я сажусь на край лавочки, скрещиваю ноги и перебираю фенечки.
Повсюду бегают детишки: мечутся между палатками с овощами и свежесрезанными цветами. Обычно в такой обстановке я начинаю ностальгировать.
Но сегодня с самого утра я чувствую жуткую усталость.
В общем, сейчас я тот самый персонаж, который в идеальную погоду сидит на лавочке с другими людьми и рассеянно пялится в айфон.
Пишу Эбби:
Слышала про Шульмейстера? – злое эмодзи.
А потом нахожу фотографию тарелки Оливии и отправляю ее Риду. Как раз перед тем, как успеваю себя от этого отговорить.
Это моя подруга Оливия нарисовала. Любишь такое?
Странно писать парню «любишь» – даже в таком нейтральном контексте. Теперь я не могу отвести взгляд от этого слова, будто написала его жирным и с сердечком после.
Очень люблю, – мгновенно отвечает он.
И сразу же добавляет:
Как тебе рынок?
Так. Секундочку.
Он пишет снова:
Куку, оглянись!
А вот и он. Стоит передо мной.
– Привет! Ты что здесь делаешь?
– Овощи покупаю? – говорит он вопросительно и показывает сумку для продуктов.
– Ясно. – Я улыбаюсь.
Боже, он выглядит так по-ридовски. На нем коричневые шорты и футболка с «Игрой престолов». Другая футболка с «Игрой престолов». Это значит, что у него их целая коллекция. А еще кроссовки – белые-пребелые.
В животе все сжимается.
– Знаешь что?.. – говорю я быстро.
Естественно, он и вправду пытается угадать.
– Ты нашла в шоколадном яйце маленького шоколадного цыпленка?
Я смеюсь:
– Да нет.
– Очень жаль. – Он садится рядом. – Тогда что же?
– Что же что?
– Ну, что я угадываю?
– А, ну теперь ответ тебя разочарует. Просто хотела сказать, что вспоминала о тебе вечером. Кое-что напомнило.
– Что?
– Слово «флакон» рифмуется с «дракон». Ты замечал?
– Э-э, да, – отвечает он с улыбкой.
– В пятницу это звучало забавнее. Говорила же, ты разочаруешься.
– А по-моему, очаруюсь!
Очаруюсь. Ну и словечко. Господи Иисусе. И почему я так краснею? Нельзя так себя вести рядом с ним.
– Слушай, вопрос, – внезапно говорит Рид и прочищает горло. – Не хочешь сегодня поработать?
– О. Почему бы и нет. Тебя надо подменить? – я убираю волосы за ухо.
– Нет, хочу, чтобы ты составила мне компанию.
– Правда?
– Правда. И, – добавляет он, – заплачу я тебе шоколадными яйцами.
– Ты решил, что я готова ради них на все?
– Да.
Я улыбаюсь во весь рот. Даже не знаю, как объяснить, что я чувствую… Я испытываю одновременно ужас и удовлетворение. В равных долях. И сама понимаю, что эти ощущения не очень-то совместимы.
– Только мамам напишу, чтоб были в курсе.
– Какая ты ответственная.
Пока мы идем по Кэрролл-авеню, Рид рассказывает мне про новые поступления в «Бисселе». Только я почти ничего не слышу. Честно говоря, меня волнует исключительно моя рука. И его рука. И пространство между ними. Не знаю, куда девать руки – размахивать ими, сцепить их или так и оставить их болтаться?.. Каждое мое движение чересчур осознанно. Все-таки это смешно… Если превратить меня в круговую диаграмму, одержимость вопросом «Что делать с руками?» займет внушительную ее часть – получится своего рода Пакман.
– И в итоге мы оказались в комнате с самым большим количеством пупырчатой пленки на свете, – заканчивает он.
– А как же фабрики пупырчатой пленки?
– Мы даже фабрики обогнали.
Я изображаю, как сжимаю пупырышки между пальцами. Пух.
– Пух, – говорит Рид.
Я смотрю на него, и он улыбается.
Мы проходим мимо Кэсси: пока она меня не окликает, я ее даже не замечаю. Они с Миной и Оливией сидят на лавочке. У каждой по стаканчику мороженого с маленькой пластиковой ложечкой. Кэсси скрестила ноги по-турецки.
– Эй! Куда спешите?
– Я развел Молли на лишний рабочий день, – хвастается Рид.
– Ага, это я его развела на то, чтобы он решил, будто развел меня.
Мина хихикает, а Кэсси карикатурно закатывает глаза.
– А вы знакомы? – уточняю я. – Оливия, это Рид.
– Привет.
Рид улыбается Оливии, и она отвечает ему тем же. А мне становится тревожно. Может, из-за того, как он улыбнулся, а может, из-за ее порозовевших щек.
– Вау. Крутая футболка, – отмечает Оливия.
– Погоди. Ты любишь «Игру престолов»? – довольно спрашивает Рид.
– Люблю ли я «Игру престолов»? – повторяет она скептически. – Человек ли я? Бьется ли мое сердце?
Рид победно сжимает кулак.
А мой легкий испуг мутирует в жуткую панику. Потому что я уже была свидетелем чего-то подобного. И его последствий. Клуб «9:30». Кэсси и Мина в футболке Georgie James.
Оливия одна. Впервые за четыре года.
Нет. Нет. Нет.
Раньше у меня никогда не было потребности кому-то вмазать.
Нет, я не представляю, как смачно бью Оливию по лицу.
Мою милую, волшебную, спокойную, как океан, Оливию! Которой только что разбили сердце. Не кто-то, а сам Эван Шульмейстер. Наверное, я схожу с ума.
Это же Оливия.
Ревновать к ней было бы полным мудачеством.
– Ну, нам пора, – выпаливаю я. Рид кивает.
– Так, погодите, – игриво говорит Кэсси. – Мы тут хотим устроить вечеринку с ночевкой. Завтра. Мы, Уилл и Макс. Присоединитесь?
Даже не глядя на Кэсс, я понимаю, какое у нее сейчас выражение лица.
Я смотрю на Рида. Он пожимает плечами:
– Да, хорошо.
И улыбается.
Оливия тоже улыбается.
А у меня екает в груди. То ли от предвкушения, то ли от ужаса.