Вау! Ого. Никто не говорит, насколько приятно твоему рту после поцелуя.
Целовалась. Я.
Я трогаю губы кончиками пальцев и сразу же включаю камеру на телефоне, чтобы их изучить. Опухли – как будто пчелы искусали. Я выгляжу как какая-то другая Молли. Теперь непонятно, как люди целуются, но никто этого не замечает. Может, это как зубная нить. Чем больше целуешься, тем больше губы привыкают. Думаю, и я смогу. Смогу сделать поцелуи новой привычкой.
Несколько сообщений от Рида. Отправлены в четыре пятнадцать утра.
Теперь официально
Это лучшее, что случалось с моим ртом
Даже лучше Кэдбери
И теста для печенья (без обид!)
Я хихикаю и прижимаю колени к груди.
Я и не думала обижаться!
Он отвечает мгновенно.
Фух! – Три точки. – И привет.
Привет. – Смайлик с довольной улыбкой.
Такое ощущение, что я состою не из клеток, а из крошечных бабочек.
Все это было наяву, – пишет он, – ведь правда?
КАЖЕТСЯ.
Надеюсь.
Я тоже.
Так странно, – отвечает он. – Но по-хорошему.
Так странно хорошо, – улыбаясь, печатаю я. – Никогда не думала, что буду целоваться с парнем, у которого карта Средиземия на футболке.
Три точки.
Так, Молли. Ладно. Нам стоит поговорить.
Я взволнованно сажусь в кровати.
Он снова что-то печатает.
По сути, это не такая уж БОЛЬШАЯ ОШИБКА, но, думаю, тебе стоит знать, что у Толкина в этом слове был мягкий знак: «Средиземье». – Нервно улыбающееся эмодзи с каплей пота на лбу.
Так вот о чем Рид хочет поговорить наутро после нашего первого поцелуя. Я ухмыляюсь и отправляю ему:
Эй, а ты милашка.
Ты тоже.
Кто-то тихо стучится ко мне в комнату.
Секс! Кто-то пришел.
ОМГ, ОЗАБОЧЕННЫЙ АЙФОН… Сек. Не секс.
ПОЗДНО! – пишет он. Три точки. – Это считается секстингом?
Наверное…
Еще один стук, и дверь приоткрывается. Патти.
– Котик, ты уже проснулась?
Боже.
– Проснулась.
– О, отлично.
Она заходит и закрывает за собой дверь. Я не знаю, что и думать. Она в курсе про алкоголь и в курсе про Рида – по лицу видно. И как мамы всегда все замечают?
Я стараюсь вести себя спокойно и поджимаю ноги, освобождая место.
– Садись, если хочешь.
Она опускается на постель и опирается спиной о стену. И вдруг я замечаю конверт у нее в руке.
– Кто-то тебе прислал.
Она передает конверт мне, и я краснею. Размером он с поздравительную открытку. Ни адреса, ничего, лишь надпись: Молли.
Значит, бросили прямо в ящик.
Так вот зачем Рид провожал Оливию до моего дома.
И теперь я ужасно хочу посмотреть, что внутри. Но сначала Патти должна уйти. Я пытаюсь намекнуть ей взглядом, мол: хорошо, мам, спасибо, что зашла.
Но это никогда не срабатывает.
– Итак, котик, нам правда надо поговорить о том, что случилось в понедельник.
О.
Сердце екает.
Патти опирается на одну руку.
– Я рада, что вы с сестрой завели новых друзей. И понимаю, как вам тяжело после отъезда Эбби.
Я киваю.
– И, кажется, все они славные ребята.
– Прости за историю с Уиллом и алкоголем, – бормочу я. – Знаю, мы тупицы. Можете посадить меня под домашний арест. Правда.
– Котик, никакая ты не тупица. Не говори так, пожалуйста.
– Прости.
– И домашнего ареста не будет. Конечно, мы не одобряем то, что вы с сестрой пьете. – Она на секунду замолкает, и губы ее растягиваются в улыбке. – Но, насколько я поняла, ты ничего и не пила.
– Это Кэсси сказала? – я раскрываю рот от удивления.
– Она что-то напутала?
– Нет, просто… – Просто я повела себя с ней как последняя сучка, а она продолжает меня прикрывать. – Кэсси под домашним арестом?
– Она отделалась предупреждением. В общем, ладно. – Патти подтягивает колени к подбородку и обхватывает их руками. – Я хотела у тебя кое-что уточнить.
– Давай.
– Знаю, мы с тобой уже обсуждали контрацепцию…
К лицу приливает тепло.
– Ой, я не хочу об этом говорить.
– Знаю. – Патти улыбается. – Но это важно. Особенно учитывая, что что-то уже… происходит.
Боже мой.
– Что-то, – повторяю я.
– Ну, я знаю, что твой друг Рид заходил вчера в гости.
Да блин, они ВСЕГДА знают.
– Мы не занимаемся сексом, – быстро отвечаю я.
– Котик, я понимаю. Но это пока. – Она пододвигается ближе. – Думаю, нам пора задуматься о противозачаточных таблетках. Знаешь, иногда я забываю, что тебе уже семнадцать.
Я зажмуриваюсь. Весь этот разговор… Не могу. Разговор о гипотетическом сексе – да пожалуйста. Но когда Патти лезет в мою сексуальную жизнь? Вот уж пипец.
Ни. За. Что.
Она смеется.
– Что ты так морщишься?
– Я не занимаюсь сексом, – повторяю я.
– Хорошо. Слушай, я тебя и не тороплю. Уж поверь. Просто считаю, что такую возможность надо учитывать.
– Окей… Думаешь, мне нужны противозачаточные?
– Думаю, об этом стоит задуматься, – говорит Патти. – Я вот начала принимать таблетки в старших классах и пила их весь колледж, а перестала только когда встретила твою маму.
Сложно представить, что было до их знакомства. Наверное, они встречались с другими людьми. Вероятно, Патти даже гуляла с парнями. Я никогда их об этом не спрашивала.
Бывшие… Как это странно. У меня никогда не было ничего «бывшего». Даже сама мысль об этом кажется мне невыносимой. Разлюбить. Стать чужими людьми. Только представив, что это может случиться со мной и Ридом, я хочу плакать. А я ведь даже не успела его полюбить. Кажется.
Не знаю.
Забавно – если не брать в расчет поцелуи, то именно так оно и было с Надин и тетей Карен. Теперь их отношения испорчены. Близость пропала.
Бывшие сестры. Звучит как глупость, но ведь это правда, иначе и не скажешь. Именно так все и происходит: со временем вы становитесь совсем чужими и живете порознь, хотя когда-то были не разлей вода. При мысли об этом у меня колет в груди. Я пытаюсь прогнать это чувство.
Патти улыбается.
– Так что, расскажешь мне о нем?
Я закрываю лицо руками.
– Не-а.
– Все официально? Он твой бойфренд? Просто «да» или «нет».
– Мам.
– Ладно. Но ты хоть рада?
Я киваю, улыбаясь сквозь пальцы.
Патти обнимает меня за плечи.
– Даже забавно, что вы с сестрой почти одновременно проходите через одно и то же. Какие же вы милашки!
– Гм.
– А Кэсси в курсе?
– Про Рида?
Мне даже его имя произносить неловко. Я отнимаю руки от лица, но сердце все еще бешено колотится.
– Не думаю. – Я закусываю губу. – Не знаю. Нас что, было очень вчера слышно?
Патти вскидывает брови.
– Да нет же. Боже мой… Не в этом смысле. – Я пытаюсь скрыть улыбку. – На лестнице. Шаги там. А не что-то еще. Все, молчу.
Она хлопает меня по плечу.
– Кажется, это хорошая идея.
Я вскрываю конверт сразу же, как только она уходит. Любимая открытка Рида. Самая крутая из всех – с королевой Елизаветой, у которой отпадное выражение лица, в стиле: идите на фиг – а снизу значится: «Наблюдаю и храню молчание».
Внутри Рид написал: «Я слежу за каждым твоим движением, но ничего не говорю… Пока что». И подпись: «С любовью, Елизавета».
Боже мой. Какой же он дурачок. Вот ведь странный. Не могу перестать улыбаться.
А еще, может быть, мне самую малость не по себе. Потому что сегодня днем у нас общая смена. И потому что в последний раз, когда мы виделись, мы целовались.
Что хорошо.
Лучше, чем хорошо. Лучше лучшего.
Но теперь я не знаю, что надеть. Волосы в ужасном состоянии, а я все вышагиваю по комнате туда-сюда и не могу остановиться. Вперед-назад, от шкафа к зеркалу.
Вообще я хочу одеться как обычно. Быть обычной и милой. Хочу, чтобы Рид считал меня милой. Симпатичной. Красивой. И не хочу, чтобы он решил, что вчерашняя ночь была ошибкой. Он так, конечно, не подумает, но одеться нужно правильно.
К сожалению, ничего – ни-че-го — в моем шкафу сегодня на мне не сидит.
Нужно взять себя в руки, принять золофт и успокоиться на фиг.
Наверное, надену юбку. У меня есть темно-желтая юбка, чуть короче, чем все остальные, но, думаю, с колготками будет то что надо. Я надеваю ее со своей синей кофтой в цветочек. Смотрится глупо, так что я ее снимаю и меряю другую. А потом еще одну. И еще шесть других кофт – и, наконец, возвращаюсь к самому первому варианту – с кардиганом сверху прокатит.
Идеальный осенний наряд. В июле. Но блин, задолбало возиться, пусть будет так.
Я выхожу на улицу, и меня встречает приятный солнечный денек. Даже дышится легко. Я собралась рановато, так что иду длинной дорогой через центр, мимо фиолетового дома и магазинов. Утром в будни здесь тихо. Все вокруг подернуто дымкой и пронизано спокойствием – не считая того, что творится у меня в животе. А когда я дохожу до «Бисселя», внутри у меня начинается настоящий салют, гремит уличный оркестр и взрываются ядерные бомбы.
Из-за Рида.
Патти рассказывала, что живот функционирует почти что как второй мозг. Это называется энтеральная нервная система. Она располагается в желудочно-кишечном тракте и, чувствуя, что рядом враг, выпускает щедрую порцию гормонов. Этот механизм называют «Борись или беги». Наверное, с влюбленностями нечто похожее. И с парнями.
Конечно, Рид мне не парень.
Но живот принимает его за врага. Я считаю это научным доказательством того, что со мной происходит нечто страшное. Влюбляться – это страшно.
Не то чтобы я влюбилась. Скорее просто немножечко запала.
Вижу его и улыбаюсь. Честно, не могу ничего с собой поделать. Он стоит за кассой на стойке, которая высится между нами, как Великая Китайская стена.
А вот и Дебора.
– Ура, ты пришла, – говорит она. – А нам только что привезли новую партию чашек. Не хочешь распаковать их и приклеить ценники?
– Конечно, – отвечаю я и бросаю взгляд на Рида.
– Я помогу, – вызывается он.
Его маму это удивляет.
– А я думала, тебе нравится стоять за кассой.
– Да, но чашки мне нравятся больше.
– Буду знать, – говорит Дебора и отправляет нас в подсобку.
Я закрываю за собой дверь. С секунду мы просто смотрим друг на друга. Может, я даже утратила дар речи.
На Риде кофта не совсем в его стиле – белая с длинными синими рукавами. Волосы взъерошены, глаза кажутся почти золотистыми.
Я жутко энтерально волнуюсь.
– Не знаю, что делать в таких ситуациях, – выдаю я наконец.
Он смеется.
– Я тоже.
Я сажусь на пол, спиной к стене, и прикрываю ноги юбкой. Рид опускается рядом.
– Получила твою открытку, – говорю я.
– Мою открытку? – вскидывает брови он.
– Ой, простите. Получила открытку Елизаветы.
Рид серьезно кивает.
– Очень мило с ее стороны.
– Ага. Правда, немного… угрожающе?
– Хм. – И снова ямочка на щеке. – Может, она ревнует.
– Может.
И на секунду повисает пауза.
Я закусываю губу.
– Наверное, нам надо поговорить.
– Или не надо, – отвечает он.
– Да, помолчать тоже приятно, – замечаю я мягко.
И тогда его ладонь находит мою. Наши пальцы переплетаются.
– Жаль, что на двери нет замка, – добавляю я.
– Жаль, снаружи моя мама. – Он сжимает мою руку и тихо, на выдохе произносит: – Я так хочу тебя поцеловать.
Я смеюсь.
– Ох, прямо от сердца отлегло.
– Серьезно?
Я киваю, уткнувшись ему в плечо. Делаю глубокий вдох.
– Ты вкусно пахнешь.
– Дезодорантом? – спрашивает он.
Я улыбаюсь.
– Собой.
– Думаю, это мой дезодорант.
– Ну, я рада, что ты им пользуешься.
Он целует меня в голову.
– А теперь вернемся: у тебя отлегло от сердца оттого, что я хочу тебя поцеловать? Разве вчера ночью это не было понятно?
Я пожимаю плечами.
– Или утром? – Он достает телефон и листает сообщения. – Посмотрим. Вот я пишу, что целовать тебя – это лучшее, что случилось с моим ртом. А тут – что это даже лучше «Кэдбери». «Кэдбери», Молли.
– Знаю.
– Тогда как ты перешла от «лучше “Кэдбери”» к тому, что я не захочу целовать тебя снова?
– Не знаю. – Я улыбаюсь. – Просто решила не делать поспешных выводов…
– Ну… – Рид бросает взгляд на дверь, словно ожидая, что к нам вот-вот вломится его мама. Потом набирает воздуха, нежно касается ладонями моих щек.
И целует меня.
– Ой.
– Со мной можешь делать любые выводы, – говорит он. – Какие угодно.
– Ты имеешь в виду… – начинаю я.
Но он перебивает:
– Да.
– Ты даже не знаешь, что я хотела спросить, – смеюсь я.
– А это не важно. – Он целует меня снова. – Хочу ли я тебя поцеловать? Да. Хочу ли пойти дальше? Да. Готов ли не торопить события? Да. Хочу ли быть твоим парнем? – у него слегка надламывается голос, но продолжает он уверенно: – Да.
– Хорошо.
– Что именно? – Он явно волнуется.
– Все перечисленное. – Сердце бьется в горле. – Кроме «не торопить события». Я хочу поторопить.
– Тогда давай, – смеется он.
– Хорошо.
Видимо, это означает, что у меня есть парень. Молли и ее парень. Рид Джером Уэртейм – мой парень.
Даже не уверена, может ли мой мозг поместить два этих слова в одно предложение. «Мой» и «парень».
Например: Мой парень отлично целуется. У моего парня пять кошек. Мой парень был у меня до четырех утра. Из-за моего парня я ужасно-преужасно не выспалась.
Но усталость приятная – размеренная и теплая. Я будто оказалась в самой томной и кинематографичной мечте в карьере мечтательницы Молли. Пора нажать паузу. Я хочу растянуть этот миг и просто находиться в нем.
Даже как-то жаль Елизавету – все-таки я увела у нее парня. Мне очень, очень стыдно, и я понимаю, что она королева. Но дело в том, что она мертва. А я жива.
И чувствую себя живой как никогда.