Утром все это уже не кажется нереальным. Не знаю почему: то ли из-за солнца, то ли из-за золофта, то ли просто потому, что мне надо идти на работу… Короче, энергии у меня хватает. Даже с избытком.
Когда я прихожу в «Биссель», Дебора сразу же просит меня расставить корзинки и прочие штучки на столике из необработанного кедра. Интересный факт обо мне: я отлично выкладываю винтажные вещицы на деревянных фонах. Получается всегда красиво и естественно. Эбби называет меня Королевой пинтереста[15]. Мне кажется, это комплимент. Наверное, это единственное, что я умею делать хорошо.
Дверь в подсобку приоткрыта, в створку протискивается Рид с коробкой в руках. Он ставит ее на стол и с минуту что-то обсуждает с Арье. Затем замечает меня и подходит.
– Привет, Молли, – улыбается он.
– О, привет! А я все думала, где же ты.
Боже, почему?! Девяносто девять процентов времени мне удается держать рот на замке, но иногда система дает сбой. Без предупреждения.
А я все думала, где же ты. Так говорят маньяки и преследователи. А ты, Молли, на работе всего лишь второй день. Однако Рид снова улыбается и поднимает корзину.
– Чем занимаешься?
– О, Дебора поручила мне обновить выкладку.
– Круто.
Он взъерошивает волосы – для парня довольно милый жест, – а потом с минуту стоит рядом, словно придумывает, что сказать. Бедный смущенный Средиземный Рид.
Хотя сегодня на нем футболка с «Игрой престолов», значит, наверное, теперь он Рид из дома Ланнистеров.
В тишине как-то особенно неловко… Забавно. Кажется, что тяжелее всего даются новые знакомства, но на самом деле вторая встреча гораздо хуже, потому что в первый раз вы уже успели затронуть все самые банальные темы. А даже если нет, на этом этапе очень неловко задать новую. Привет, Рид. Давай обсуждать всякое. СКОЛЬКО у ТЕБЯ БРАТЬЕВ и СЕСТЕР? КАКИЕ КНИЖКИ ЧИТАЕШЬ?
Хотя на второй вопрос я бы с радостью ответила.
– А что тебе больше всего нравится в магазине? – выпаливаю я. Лучше не придумаешь, Молли.
– Давай покажу, – говорит Рид.
Он идет к канцелярке, поглядывая через плечо, мол, следую ли я за ним? Так что я следую. Затем останавливается у стойки с открытками и достает одну из них.
Открытка, значит. Эта лавка – как крутая и красивая старшая сестра «Антрополоджи»[16], а Риду больше всего нравится какая-то открытка…
Он передает ее мне, и я осторожно беру ее обеими руками. Признаю, открытка красивая. Плотный картон с замысловатым портретом Елизаветы Первой – я почти уверена, что это она. На королеве платье с эпичными рукавами-фонариками и воротником, похожим на солнце, а на лице явно читается «идите отсюда нафиг!». Под портретом стилизованная под старину надпись: «Наблюдаю и храню молчание». Я читаю вслух.
– Это Елизавета Первая, – говорит Рид.
– Я так и думала. – Я поднимаю взгляд. – Ее цитата?
Он серьезно кивает:
– Насколько я знаю, да.
– Идеальная открытка для анонимных угроз.
– Что? – смеется он.
– Ну, типа «Я слежу за каждым твоим шагом, но ничего не говорю… Пока что». Посмотри на это лицо. – Я демонстрирую ему открытку.
– Неееееет! – На его щеке появляется ямочка. – Нет. Не надо портить для меня Елизавету. Она безупречна.
– Безупречна, Рид? В самом деле? – На секунду я делаю Молли-фейс. Бесконечный скептицизм.
– Да. В самом деле. Она безупречна.
Он смотрит на меня, и я вижу, что у него красивые глаза – цвета лесного ореха. Не знаю, может, я не обращала на них внимание из-за его очков. Но теперь заметила.
– Ладно, – говорю я, потому что надо же что-то сказать, – так что это, любовная история или…
Он наклоняется ко мне.
– Что?
Я снова демонстрирую открытку.
– Ну, ты и Елизавета?..
– Очень смешно. – Он с улыбкой вырывает карточку у меня из рук.
– Это значит «да»?
Очень странно. Обычно я не такая. То есть я такая со своей семьей, но не с парнями. Раньше я никогда не подшучивала над парнем и уж тем более в одиночку. И, кажется, мне это нравится.
– Надо сделать вид, будто мы заняты, – вдруг выдает Рид и оглядывается.
Проследив его взгляд, я встречаюсь глазами с Деборой. Она улыбается и машет, а я чувствую, как к щекам приливает тепло.
Блин. Точно. Работа. РАБОТА.
– Можно опять разложить вещи в детском, – предлагает Рид.
– Давай.
– Ну просто… – говорит он тише, еще раз обернувшись на Дебору. – Тут не так уж много работы, понимаешь? Ну как… День на день не приходится.
– Понятно.
Я иду за Ридом в детский отдел. А это, в общем-то, пинтерест во плоти. На потолке драпировка в пастельных тонах, декорации с воздушными шарами (не для продажи) и до невозможности мягкие игрушечные животные (для продажи). Все органическое.
Внезапно Рид поворачивается ко мне.
– Ты же не уволишься, правда?
– Что?
– Не стоило мне говорить…
– Что здесь мало работы?
Он закусывает губу.
– Я обожаю ничего не делать, – заверяю я его.
И это правда. Ничего не делать – мое самое любимое занятие. А еще мне нравится проводить время среди разнообразных баночек, обновлять выкладки на прилавках и дразнить гиковатых парней за их привязанность к королевам прошлого.
– Вот и хорошо.
Я улыбаюсь.
– Иначе мне бы пришлось подкупить тебя шоколадными яйцами «Кэдбери», – добавляет он.
– Черт, серьезно?
– Конечно. Но уже слишком поздно. Какая жалость!
Я сердито на него смотрю. На его щеке снова появляется ямочка, и – эй – похоже, у Рида из дома Ланнистеров все-таки есть чувство юмора.
Странно, но всю дорогу домой я прокручиваю в голове наш разговор. И осознаю́ это лишь у порога.
Общеизвестно, что когда назревает двадцать седьмая влюбленность, положено заниматься именно такими вещами. Я про гипотетическую влюбленность.
Но я не влюбилась в Рида. Не знаю, как объяснить… Просто любовь – это очень специфическая штука. Вспомним, например, влюбленность номер восемь. Ресничный Шон. Предпоследняя ночь в лагере, лето после восьмого класса… Шел дождь, так что все сидели в домике и смотрели «Жаркое американское лето»[17]. По какой-то случайной причине (или это была судьба – тогда я решила, что судьба) Шон сел рядом со мной. Мне он показался безумно симпатичным: невысокий голубоглазый брюнет с торчащими волосами. Ну и ресницы, конечно. По меньшей мере семьдесят пять процентов веса Шона приходилось на его ресницы. Он сидел на раскладном стуле и в какой-то момент совершенно внезапно подался ко мне и сказал: «Крутое кино».
Я не могла не согласиться. Тогда я расценила это как знак внимания.
У меня перехватило дыхание, а сердце неистово колотилось до самых титров. Мой мозг был полностью сосредоточен на одной непростой задаче: как бы сказать что-то небрежное и остроумное этому парню – идеальному парню, которого я уже давно заметила, который чудесным образом оказался рядом и который – еще более чудесным образом – сам решил со мной заговорить. Но я тогда впала в жуткий ступор. Мои бедра словно стали еще шире, а пояс шортов резко впился в жир на животе. Я поняла, что Шон (естественно, я уже выяснила, как его зовут) не стал бы болтать со мной, знай он о шортах, жире и поясе.
Так что я просто рассеянно уставилась на экран.
А когда фильм закончился, Шон подтолкнул меня локтем и спросил: «Круто было, да?» Я улыбнулась и, не задумываясь, кивнула.
Больше я с Шоном не разговаривала. Все эти годы я о нем даже не вспоминала. Но вот я поднимаюсь по лестнице в свою спальню, и перед глазами снова оживает его облик. От одного этого воспоминания сердце у меня бешено колотится.
Молли Пескин-Сусо: девушка, которая влюбляется в воспоминание из восьмого класса. Неужели я – главный псих во Вселенной? (Варианты ответов: «да» и «конечно, да».)
Я падаю на кровать. Да, был Шон. А еще был Джулиан Портильо, старший брат моей подруги Элены. Влюбленность номер одиннадцать: Завтрачный Экспериментатор Джулиан. Главное воспоминание – его сложные гурманские завтраки, которые он готовил нам, когда я оставалась у Элены с ночевкой. Мне почему-то казалось, что это просто очаровательно. Хотя сама я с завтраками не экспериментирую.
Короче. Джулиан учился в выпускном классе, а мы с Эленой только-только перешли в старшую школу. У них обоих были большие ямочки на щеках. Их родители приехали из Сальвадора. А еще Джулиан очень громко смеялся. Тогда я вела дневник и писала обо всех (довольно, впрочем, редких) случаях, когда Джулиан со мной заговаривал. Редких, потому что рядом с ним я теряла дар речи. А красивым выпускникам, как мне кажется, не очень интересно биться о стены молчания девятиклассниц. Так или иначе, Джулиан переехал в Джорджтаун, а Элена перешла в частную школу. Их нет в фейсбуке, так что я не в курсе, что с ними сейчас происходит.
Словом, я не могу общаться с парнями, которые мне нравятся. Увы, мое тело меня предает. С каждым парнем я веду себя немного по-разному, так что привести влюбленность к общему знаменателю довольно сложно, но если бы мне нужно было описать это чувство, я бы сформулировала как-то так: ты только что пробежала милю и тебя подташнивает, к тому же ты голодна, но аппетита нет, в голове туман, а еще очень хочется писать. Невыносимо. Но мне нравится.
Даже больше, чем нравится. Я страстно этого желаю.
Потому что, несмотря на тошноту и туман, влюбленность рождает непоколебимое чувство, что вскоре произойдет что-то чудесное. Это объяснить сложнее всего… Не важно, насколько мои фантазии далеки от реальности, я всегда лелею надежду. И уже давно от нее завишу.
Pinterest – социальный интернет-сервис, позволяющий загружать и составлять подборки изображений по интересам.
Anthropologie – американский бутик одежды и товаров для дома.
Фильм режиссера Дэвида Уэйна в жанре сатиры.