Родителей обычно солдаты письмами стараются только успокаивать, а вот другу Вадим Кокурин описал свои первые армейские впечатления так: "...Обещают нас закинуть в Чечню, но только через полгода. Знаешь, здесь даже не считаются с тем, хочешь ты служить там или нет, хотя в анкете есть такой вопрос. Погода стоит помягче, чем у нас, снег, например, выпал, только сегодня (7 января - В.К.), но большой, замучились разгребать. Мороз-то здесь небольшой, но ходим-то мы в афганках одних, так что зубы стучат о-го-го как. А шинели пока не разрешают надевать. Все офицеры ходят пьяные почти всегда и, конечно, нас молотят - ходим все в синяках, но это все фигня, конечно. Самый прикол - одеваться за 45 сек. и отбиваться за время, пока спичка горит..."
Второго письма от сына дома так и не дождались, а когда не пришло поздравление и маме с днем рожденья, встревожились не на шутку. Вадим был обязательным человеком и маму поздравил бы в любом случае. Если бы был жив...
- Так у меня сердце что-то щемило все эти дни... - вспоминает отец Вадима.
Во Владикавказ 1 февраля на имя командира части полетела телеграмма, подписанная военкомом, с просьбой "сообщить местонахождение Кокурина Вадима Ивановича для ответа родителям". Командир части не ответил и на повторную телеграмму такого же содержания, через 3 недели после первой.
А потом, как гром с ясного неба, извещение со штампом воинской части, датированное 8 марта 1996 года: "Кокурин Вадим Иванович, 1977 года рождения, покончил жизнь самоубийством, находясь после излечения в реабилитационном центре Владикавказского гарнизона.
Родители Вадима в самоубийство сына не поверили.
Факт самоубийства военнослужащего в любом случае не мог остаться без следствия. Однако на запросы о результатах следствия родителям не ответили ни из Владикавказской военной прокуратуры, ни из окружной, ни из Главной военной прокуратуры. Не ответили даже из Генеральной прокуратуры России, куда был послан запрос после того, как истекли все сроки ожидания ответов из других инстанций. Глухая стена молчания...
Отец взялся за разгадку гибели сына сам.
- Прежде всего, нас насторожило, - рассказал Иван Иванович Кокурин, что погиб сын 3-го марта и будто бы неделю в части не знали, где он был все это время. Тело нашли вне территории части, где-то в сараях. Когда гроб с сыном привезли домой, мы потребовали вскрытия. Из военной прокуратуры, уже местной был звонок в военкомат, запретили. Хотя, как потом я узнал, запретить вскрывать гроб могла только санэпидемстанция. У нее же оснований для этого не было. Так и осталось непонятным, как и где сын служил в январе и феврале, почему попал в госпиталь, принял ли он присягу, почему столько времени не мог написать домой... Да и был ли он жив все это время?
Неделю гроб стоял в морге. Родители ждали разрешения вскрыть его. Грех держать тело не похороненным столько времени, но после погребения узнать причину смерти было бы почти невозможно. Когда цинковый гроб, наконец, вскрыли, то родители увидели своего мертвого Вадима без глаза, на лбу была ссадина. Акта вскрытия трупа родителям не показали. Они добились повторного вскрытия, уже дома, но и этого акта родителям эксперт показать побоялся.
Если бы солдат действительно покончил жизнь самоубийством, то, наверное, военная прокуратура не стала бы делать из этого военной тайны.
- Труп сына был высохший - до некуда... - горько вспоминает отец Вадима Кокурина.
Через несколько дней из Владикавказа в Выксу пришел еще один гроб с телом земляка Вадима Кокурина. В извещении о смерти было написано, что он погиб от удара током в ... госпитале. Тело погибшего было обожжено. Родители и этого погибшего солдата не поверили в обстоятельства смерти своего сына. После этого случая несколько матерей, сыновья которых призывались вместе с погибшими, поехали во Владикавказ и забрали своих детей из армии.
Из сослуживцев Вадима, кто мог бы рассказать об обстоятельствах его гибели, найти пока никого не удалось. А через месяц после трагедии в автокатастрофе погиб и командир полка, в котором он служил. Следователь, который вел дело о самоубийстве В. Кокурина вскоре ушел в отпуск, потом дело передали другому. И вот уже скоро год, как тянется эта история.
Может быть, самоубийство было на почве "дедовщины"?
- Вряд ли, - считает отец Вадима, - Если бы его довели до самоубийства "деды", обстоятельства дела не стали бы так скрывать.
Может быть, разгадка всей истории во фразе из письма В. Кокурина: "Все офицеры ходят пьяные почти всегда и, конечно, нас молотят - ходим все в синяках..."
Отец Вадима в свое время отслужил в армии, в Германии.
-Если бы я знал, какой сейчас стала армия, ни за что бы его туда не пустил... - с горечью сказал он.
30. ЗА ПЛЕННЫМ СЫНОМ
По различным оценкам, в плену у Чеченских сепаратистов находится сейчас от 300 до 700 российских военнослужащих. В подписанном президентом России Б. Ельциным и З. Яндарбиевым соглашении о прекращении военных действий был и пункт об обмене пленными. В двухнедельный срок. При штабе объединенной группировки российских войск в Чечне работает отдел, который обязан заниматься возвращением наших ребят из плена. Но многие матери не в силах ждать возвращения своих сыновей из плена, едут в Чечню, чтобы самим выручить их из неволи.
На днях в Нижний Новгород вернулась Л. Антонычева, которая ездила в Чечню за своим пленным сыном.
- Сергея призвали в армию 15 ноября 1994 года, - рассказала Лидия Степановна.
- Сначала ему повезло: попал служить в Москву, в комендантский полк. Но скоро загноились ноги - "деды" так пинали. Два месяца в госпитале, операция. Утром 13 января 1996 года его выписали, а уже в 16 часов отправили в Мулино, на сборный пункт, а оттуда в Чечню. Ему даже негде было научиться стрелять...
- А там он в какую часть попал?
- В 166-ю Тверскую мотострелковую бригаду, на 15-й блокпост. Всего одно письмо от него получил. Восьмого марта их взяли в плен, 38человек, а нам о том, что сын пропал без вести, сообщили только через месяц. Мы с мужем немедленно вылетели в Моздок. Оттуда напросились доехать с колонной наших войск до Ханкалы, потом в штаб Тверской бригады. В Ханкале мы побывали в штабе нашей группировки, думали хоть что-нибудь узнать о сыне. Ничего там не сказали. Полковник Пилипенко, он как раз главный в комиссии по розыску наших военнопленных, попросил подождать. Ждем, потом он вызывает: "Да. Действительно ваш сын пропал без вести, его данные есть в нашем компьютере". Но это мы и без него знали. На улице разговорились с какими-то чеченцами, они подсказали, где склады 166-й бригады, туда приезжают за продуктами для ее солдат, прапорщик поможет добраться до штаба. Так мы и сделали.
- Как вас встретили в штабе бригады?
- Комбриг рассказал, что в плен их взяли спящими в 3.30 утра, и давай ругаться, что все они пьяницы, сами сдались. Потом офицеры нам подсказали, что есть такой блокпост No1, туда часто приходят командиры чеченцев на переговоры. Спросила командиров, почему нам сразу не сообщили, что сын пропал без вести, сказали, что думали освободить их сами в ближайшее время, но не получилось.
- И вы встречались с чеченскими полевыми командирами у этого блокпоста?
- Сначала познакомилась с Резваном. Он местный авторитет, раньше был директором кирпичного завода, 46 лет ему, три маленькие дочки. Потом через него познакомились с Молди, это комендант Шали. Он успокоил: "Не плач, мать, жив твой сын". Поняла, что он и брал моего сына в плен. Солдат контрактников они сразу в расход, а срочников пощадили. Узнала, что у чеченцев много русских женщин, разыскивающих своих сыновей. Живут у них, стирают, готовят. Живет и мать замполита Майкопской бригады, но ей не знают, как сказать, что сын ее не в плену, а давно погиб.
- Лидия Степановна, а в селах чеченских вы бывали?
- Молди возил меня в горы, были в трех селах. У села Агашты мне вдруг дают в руки японскую рацию, и я ... слышу голос своего сына. Так мне дали убедиться, что он жив. Но все равно, тянут и тянут... Поразило, что чеченцы очень хорошо одеты, все в новых камуфляжах, лучше наших офицеров. Вернулись в бригаду, как раз туда приехали генералы Тихомиров и Шаманов, я к ним, попросила, чтобы уговорили чеченцев вернуть сына. Они чеченским командирам сказали это, но те все равно тянут. Соглашаются на словах, а на деле ни с места. Поняла там, что у наших военных человеческих контактов с чеченцами нет. Встретила опять полковника Пилипенко, спрашивает меня: "Как дела?" Поняла, что бесполезно его спрашивать о сыне. Наконец в Шали в нашей комендатуре заместитель министра юстиции Чечни сказал, что завтра мне привезут сына. Мы как на иголках сидим, в каждую проходящую машину смотрим, Молди проходу не даем. Встретили Резвана: "Резван, миленький, отдай мне сына, денег дам..." - "Зачем мне деньги, я здесь самый богатый на пять сел". Всегда здесь с нами был и Шарпудди с чеченского телевидения, тоже хлопотал за нас.
- И как вы встретились с сыном?
- Подъехала машина, вывели парня. Худой - кожа да кости, цвет лица землистый, глаза пустые. Со мной сразу плохо стало, валидола таблетку под язык - и как зареву... Одна треть от сына осталось... Стоит молчит. Потом он сказал, что тоже чуть не разревелся, но постеснялся, что кругом много мужчин. Всю ночь мы с ним проговорили, не спали совсем... Все тело у него было изъедено вшами, ноги в болячках, во сне разговаривает. Я его держу за руку: "Сережа, я мама, мама". Я ему масла, кофе, а он: "Хлебца бы". Рассказал, что кормили так: на рассвете три ложки риса и кусочек лаваша, и как солнце зайдет - то же самое, или кормили какой-то шулюмкой из муки на одной воде. Рассказал, что держали их в одних наручниках, прикованными друг к другу и к ножке кровати. Еще он рассказал, что когда его уже везли, чтобы вернуть мне, их машину обстрелял снайпер. Чеченцам это было не нужно... Молди сказал, что как мужчина был обязан сдержать слово и вернуть мне сына.
- А почему чеченцы не вернули его нашим военным?
- Не доверяли они нашим военным. Сыну сказали, чтобы не делал глупостей, бежать не пытался, а мать приедет - отдадут ей.
- И денег с вас не взяли за сына?
- Нет, конечно.
- А полковника Пилипенко видели потом?
- Видели. Он сказал, что это его заслуга, что мне вернули сына. А потом он как стал сына издевательски спрашивать, что, может быть, он мусульманство принял, обрезание ему сделали, я ему такую истерику закатила... Как так можно издеваться над человеком...
- Как сейчас ваш Сергей?
- Дома пока. Лечится. Несколько дней ничего кроме бульона, не мог есть. Но ему еще три месяца надо дослуживать. После всего пережитого...
31. ОБВИНЯЕТСЯ В ДЕЗЕРТИРСТВЕ
По официальным данным в плену у чеченских сепаратистов сейчас находятся не менее 300 российских военнослужащих. По условиям переговоров с З. Яндарбиевым все они должны быть возвращены через две недели после заключения мира. Как возвращают из плена афганские моджахеды советских солдат, мы хорошо знаем, как старается российское правительство вызволить их из плена тоже.
Неужели и на возвращение этих трехсот уйдут долгие годы...
Вот судьба одного из таких российских солдат, нашего земляка.
Как рассказала его мама в письме губернатору Нижегородской области Б. Немцову, ее Саша был призван в армию в ноябре 1994-го, попал в одну из элитных частей внутренних войск. Служить пошел охотно, мать благословила его на служение отчизне и передала с легким сердцем в руки командиров. У Саши в армии служили отец, дед, прадед, в семье были крепкие и здоровые традиции.
17 апреля 1995 года А. Пыленок в составе части был направлен в командировку в Чечню. За пять месяцев мать получила от сына 2 письма. Не жаловался, писал о друзьях. Мать читала его письма и гордилась сыном. В последнем письме А. Пыленок написал, что скоро их часть вернется к постоянному месту дислокации.
И вдруг как гром с ясного неба. 23 сентября 1995 года к маме Саши пришли военные и зачитали телефонограмму, из которой следовало, что он сам самовольно оставил свою часть и похитил большое количество оружия. В отношении него возбуждено уголовное дело, сам А. Пыленок объявлен в розыск.