— Ну и что в сухом остатке? Нагнали еще кучу гвардейцев?
— Да, папа. Огромную кучу. — Я засмеялась в телефонную трубку, хотя ситуация была далека от забавной. Но папа обладал способностью смотреть на самые мрачные вещи с юмором. — Мы все остаемся. Во всяком случае, пока что. И хотя повстанцы сказали, что начнут с Двоек, не позволяй никому легкомысленно относиться к безопасности. Предупреди Тернеров и Канвассов, чтобы были осторожны.
— Ой, котенок, все понимают, что нужно беречься. После того, что ты сказала в «Вестях», думаю, все будут держаться отважней, чем ты можешь себе представить.
— Очень надеюсь.
Я машинально опустила глаза и посмотрела на свои туфли. Они были на высоком каблуке и украшены драгоценными камнями. Кто бы мог подумать, что еще пять месяцев назад я не вылезала из стоптанных балеток.
— Я горжусь тобой, Америка. Иной раз твои высказывания меня удивляют, хотя чему удивляться? Ты всегда была сильнее, чем сама себя считала.
Его искренний тон заставил меня смутиться. Ничье другое мнение не было мне так важно.
— Спасибо, папа.
— Я совершенно серьезно. Не каждая принцесса сказала бы такое.
— Папа, я пока еще не принцесса.
— Это вопрос времени, — парировал он шутливо. — Кстати, о принцессах: как поживает Максон?
— Нормально, — ответила я, теребя платье. Повисла неловкая пауза. — Он мне очень нравится, папа.
— Правда?
— Правда.
— И чем же именно?
Я на минуту задумалась:
— Даже и не знаю. Но рядом с ним я чувствую себя самой собой.
— А что, когда его нет рядом, ты чувствуешь себя кем-то другим? — пошутил папа.
— Нет, я имею в виду… Я всегда помню, к какой касте принадлежу. Даже когда я попала во дворец, какое-то время мне не давал покоя вопрос: Тройка я или Пятерка? Хочу ли я стать Единицей? А теперь подобные мысли вообще не приходят мне в голову. И мне кажется, что это благодаря ему. Нет, он довольно часто ведет себя по-свински. — (Папа фыркнул.) — Но когда я с ним, то знаю, что я Америка. Не представительница какой-то касты, не проект. Я даже не думаю о том, что он выше меня по положению. Он — это просто он, а я — просто я.
Папа немного помолчал.
— Очень за тебя рад, котенок.
Обсуждать с папой свои сердечные дела было немного неловко, но из моих домашних он единственный видел в Максоне человека, а не только знаменитость, он единственный мог понять меня правильно.
— Ну да. Но все далеко не безоблачно, — добавила я, и тут в приоткрытую дверь заглянула Сильвия. — У меня такое чувство, как будто не одно, так другое все время идет наперекосяк.
Сильвия со значением посмотрела на меня и одними губами произнесла: «Завтрак». Я кивнула.
— Ну, это не так уж и страшно. В жизни никогда не бывает так, чтобы все было гладко.
— Постараюсь об этом не забывать. Слушай, пап, мне пора. Я опаздываю.
— Ну, давай беги. Береги себя, котенок, и напиши Мэй.
— Обязательно. Я люблю тебя, папа.
— И я тебя.
После завтрака, когда девушки потянулись к выходу, мы с Максоном задержались в столовой. Проходя мимо, королева подмигнула мне, и я почувствовала, что краснею. Однако выражение лица короля, который шел следом, быстро меня отрезвило.
Когда мы остались вдвоем, Максон подошел ко мне и сплел свои пальцы с моими.
— Я бы спросил тебя, чем бы тебе хотелось заняться, но, увы, вариантов у нас не так много. Ни тебе стрельбы из лука, ни охоты, ни конной прогулки, никакого времяпрепровождения на свежем воздухе.
— Даже если мы возьмем с собой кучу охраны?
— Прости, Америка. — Максон печально улыбнулся. — А что ты скажешь насчет кино? Можно посмотреть что-нибудь с живописными видами.
— Это совсем не то. — Я потянула его за руку. — Идем. Постараемся выжать максимум из того, что нам доступно.
— Вот это правильный подход, — похвалил он.
Почему-то от его похвалы у меня стало легче на душе, будто мы с ним были заодно. Я давно уже не испытывала этого чувства.
Мы вышли в коридор и направились к лестнице, ведущей в кинозал, как вдруг я услышала за окном негромкий перестук.
Я обернулась на звук и ахнула от восторга:
— Дождь!
Выпустив руку Максона, я подбежала к окну и прижалась ладонями к стеклу. За несколько месяцев моего пребывания во дворце дождя не было ни разу, и я уже думала, что так и не будет. Теперь, когда с неба падали тяжелые капли, я поняла, как мне этого не хватало. Не хватало смены сезонов, привычного течения времени.
— Как прекрасно! — прошептала я.
Максон подошел ко мне сзади и обнял за талию.
— Только ты способна восторгаться явлением, которое кому угодно другому испортило бы настроение на целый день.
— Как бы я хотела оказаться сейчас под дождем!
Он вздохнул:
— Я знаю, что ты этого хочешь, но мы просто не…
Я обернулась на Максона, пытаясь понять, почему он осекся. Он огляделся по сторонам, и я последовала его примеру. Если не считать пары гвардейцев, мы были совершенно одни.
— Идем, — решительно произнес он, беря меня за руку. — Будем надеяться, нас никто не видит.
Мы поднялись по лестнице на четвертый этаж. На мгновение я занервничала, решив, что он опять собрался показать мне что-то вроде тайной библиотеки. В прошлый раз это едва не закончилось для меня плачевно.
Мы пошли по коридору. Навстречу попался всего один гвардеец, обходивший этаж караулом. Максон завел меня в просторную гостиную и потянул к стене рядом с большим неработающим камином. Пошарив рукой под каминной полкой, он, разумеется, нащупал потайную кнопку. Одна из панелей сдвинулась, за ней обнаружилась еще одна потайная лестница.
— Держись за мою руку, — сказал он. Я взяла ее и следом за ним начала подниматься по еле различимым в темноте ступеням, пока мы не уперлись в еще одну дверь. Максон отпер обычную задвижку, распахнул дверь — и перед нами оказалась стена воды!
— Мы на крыше? — спросила я, перекрикивая шум дождя.
Он кивнул. Небольшую площадку размером с мою комнату со всех сторон окружали стены. Да, кроме этих стен и неба, ничего больше не было видно. Но я, по крайней мере, выбралась на воздух.
Вне себя от восторга, я сделала шаг вперед и выставила руку наружу. Тяжелые теплые капли немедленно собрались в лужицу на ладони и потекли в рукав. Максон засмеялся — и вытолкнул меня в это царство воды.
Я ахнула от неожиданности, в мгновение ока вымокнув практически до нитки. Обернувшись, я схватила его за локоть, и он попытался оказать мне шутливое сопротивление. Мокрые пряди волос облепили его лицо. С нас обоих текло. Продолжая улыбаться, Максон потянул меня к краю стены.
— Посмотри, — прошептал он.
Я обернулась и только тут впервые увидела открывавшийся отсюда вид. Передо мной как на ладони лежал город. Причудливый лабиринт улиц, четкая геометрия зданий, буйство красок — даже сквозь серую пелену дождя от этой картины захватывало дух.
Я вдруг почувствовала себя накрепко связанной с этим городом, как будто часть моей души уже успела прикипеть к нему.
— Америка, я не хочу, чтобы всем этим завладели повстанцы, — перекрывая шум дождя, произнес Максон, словно прочитав мои мысли. — Я не знаю, велики ли потери, но знаю, что отец скрывает от меня точные цифры. Боится, что я прерву Отбор.
— А нет ли какого-нибудь способа узнать правду?
Максон задумался:
— Мне кажется, Август должен это знать. Вот только как с ним связаться? Можно было бы написать ему, но я боюсь слишком многое доверять письму. И потом, неизвестно, получится ли у меня обеспечить ему возможность попасть во дворец.
— Так, может, лучше мы сами отправимся к нему? — предложила я.
— И как ты предлагаешь это устроить? — рассмеялся Максон.
— Я что-нибудь придумаю, — кокетливо пожала я плечами.
Некоторое время он молча смотрел на меня:
— До чего же приятно говорить не таясь. Я всегда тщательно слежу за своими словами. Но здесь меня никто не сможет услышать. Только ты одна.
— Тогда не теряй времени даром и расскажи что-нибудь.
— Только если ты тоже что-нибудь расскажешь, — ухмыльнулся он.
— Договорились, — с готовностью подхватила я его игру.
— Ну и что бы ты хотела узнать?
Я убрала со лба мокрые волосы и решила начать с вопроса хотя и важного, но не касающегося ничего личного:
— Ты и в самом деле ничего не знал про дневники?
— В самом деле. Но я уже в курсе. Отец заставил меня прочитать все от корки до корки. Появись Август на две недели раньше, я решил бы, что он все выдумал. Теперь же я знаю, что это правда. Ты себе просто не представляешь, Америка. То, что читала ты, это еще цветочки. Хотел бы я тебе все рассказать, но пока не могу.
— Я понимаю.
Он пристально посмотрел на меня:
— Каким образом остальные девушки узнали о том, что ты видела меня без рубашки?
Я потупилась, не зная, как об этом сказать.
— Мы смотрели, как гвардейцы тренируются. Я сказала, что ты без рубашки выглядишь ничуть не хуже любого из них. Сама не знаю, как у меня это вырвалось.
Запрокинув голову, Максон расхохотался:
— У меня даже не получается на тебя рассердиться.
Я улыбнулась:
— Ты еще кого-нибудь приводил сюда, кроме меня?
— Оливию, — погрустнел он. — Всего один раз.
Теперь, когда он произнес это вслух, я вспомнила. Он целовался с ней здесь, она сама рассказывала нам об этом.
— Я целовался с Крисс, — выпалил Максон, не глядя на меня. — Недавно. В первый раз. Я подумал, будет справедливо, если ты об этом узнаешь.
Он опустил глаза, и я молча кивнула в ответ. Если бы я сама не стала свидетельницей того, как они целовались, то, наверное, не выдержала бы. Даже сейчас, несмотря на то, что уже все знала, его слова причинили боль.
— Мне не нравится делить тебя с другими. — Я переступила с ноги на ногу; мое платье окончательно пропиталось водой и отяжелело.
— Знаю. Но таковы правила игры.
— Все равно это несправедливо.
— И много мы с тобой в жизни видели справедливости? — рассмеялся Максон.
Тут он был прав.
— Вообще-то, я не должна тебе говорить об этом… И если ты проболтаешься, мне наверняка будет хуже, но… Ладно, твой отец все время говорит мне гадости. А еще он велел прекратить выплаты моим родным. Впрочем, всем остальным перестали платить еще раньше, так что, наверное, это выглядело нечестно.
— Извини, — сказал он, глядя на город. На мгновение я забыла, о чем говорила, заглядевшись на мокрую рубашку, облепившую его грудь. — Боюсь, Америка, тут я уже ничего не смогу сделать.
— Я и не прошу тебя что-то сделать. Просто решила, что ты должен знать. Я как-нибудь переживу.
— Ты оказалась ему не по зубам. Он не понимает тебя. — Максон взял мою руку, и я не стала отнимать ее.
Я попыталась придумать еще какой-нибудь вопрос, который можно было бы ему задать, но в основном все они касались остальных девушек, а вникать в подробности я не хотела. Пожалуй, приблизительное положение дел я представляла себе и так, а если в чем-то и ошибалась, портить себе настроение сейчас не хотелось.
Максон взглянул на мое запястье.
— Ты… — Он вскинул глаза и, похоже, решил задать какой-то другой вопрос. — Ты не хочешь потанцевать?
Я кивнула:
— Только я кошмарно танцую.
— А мы будем танцевать медленно.
Максон притянул меня к себе и положил ладонь на мою талию. Я приняла его протянутую руку, а второй приподняла намокший подол. Мы стали покачиваться на одном месте. Я прижалась щекой к груди Максона, а он уткнулся подбородком мне в макушку, и мы принялись танцевать под музыку дождя.
Он еще крепче обнял меня, и у меня возникло такое чувство, что все плохое улетучилось и обнажилась суть наших с Максоном отношений. Мы были друзьями, которые не хотят лишиться друг друга. Во многом мы были полными противоположностями, но это не мешало нам быть родными душами. Я не стала бы называть наши отношения судьбой, но это определенно было что-то большее, нежели все то, с чем я сталкивалась прежде.
Я подняла голову и, коснувшись ладонью щеки Максона, притянула его к себе для поцелуя. Его влажные губы обожгли мои. Его руки обвились вокруг моей талии, и он прижался ко мне, словно боялся, что рассыплется, если не сделает этого. Дождь барабанил по крыше, заглушая все остальные звуки. Казалось, в мире воцарилось безмолвие. Мы танцевали, и мне было мало — мало его, мало этих прикосновений, мало пространства и времени.
После многомесячных попыток разобраться в себе, в своих желаниях и надеждах, я вдруг поняла — здесь и сейчас в обстановке, которую Максон создал только для нас двоих, — что все мои метания лишены какого бы то ни было смысла. Оставалось лишь двигаться вперед и надеяться, что, как бы далеко нас ни отнесло друг от друга, нам удастся найти путь обратно.
Другого выбора не было. Потому что… потому что…
Я долго к этому шла, но когда осознание пришло, оно было мгновенным.
Я люблю Максона. Впервые за все время я вдруг поняла это с непреложной уверенностью. Я не пыталась откреститься от этого чувства, цепляясь за Аспена и за все сомнения, которые были с ним связаны. Не пыталась оставить себе путь к отступлению на тот случай, если мое чувство останется безответным. Я просто отдалась ему.
Я люблю его.
Понятия не имею, откуда взялась эта несокрушимая уверенность, я просто знала, знала с такой же определенностью, как собственное имя, как цвет неба, как любой факт, о котором пишут в книгах.
Интересно, он тоже это почувствовал?
Максон оторвался от моих губ и посмотрел на меня:
— Ты такая хорошенькая, когда растрепанная.
У меня вырвался нервный смешок.
— Спасибо. За комплимент, и за дождь, и за то, что не сдаешься, тоже.
Он провел пальцами по моей щеке вдоль носа, скользнул к подбородку:
— Ты всего этого заслуживаешь. По-моему, ты не отдаешь себе в том отчета. Ты заслуживаешься всего этого.
От переполнявших меня чувств сердце готово было выскочить из груди. Я очень хотела, чтобы все закончилось уже сегодня. Теперь мой мир вращался вокруг новой оси, и голова у меня шла кругом. Казалось, единственный способ справиться с ситуацией — это чтобы мы наконец стали реальностью. Теперь я была совершенно уверена в том, что это произойдет. Не может не произойти. Очень скоро.
Максон поцеловал меня в кончик носа:
— Пойдем переоденемся в сухое и посмотрим какой-нибудь фильм.
— Звучит заманчиво.
Я бережно угнездила мою любовь к Максону в уголке сердца. Чувство было немного пугающим. В конечном итоге мне придется поделиться ею, но пока что это был мой секрет.
Я попыталась отжать платье под небольшим навесом над дверью, но безуспешно. Я представила, как шлепаю к себе в комнату, а за мной тянется ручеек.
— Я за комедию, — сказала я, когда мы уже спускались по лестнице.
— Я за боевик.
— Так. Ты сам сказал, что я этого заслуживаю, так что, думаю, сегодня будет по-моему.
— Браво! — расхохотался Максон.
Он снова фыркнул и нажал на секретную панель. Дверь раскрылась, впуская нас обратно в гостиную, он переступил через порог — и остановился как вкопанный.
Поверх плеча Максона я увидела короля Кларксона. Выражение его лица ничего хорошего не предвещало.
— Надо полагать, это была твоя идея, — прорычал он, обращаясь к Максону.
— Моя.
— Ты вообще соображаешь, какой опасности себя подвергаешь? — осведомился он.
— Отец, ну откуда на крыше взяться повстанцам, — возразил Максон, пытаясь говорить рассудительно. Однако в одежде, с которой капала вода, выглядел он слегка нелепо.
— Одного меткого выстрела более чем достаточно, Максон. — Король многозначительно помолчал. — Ты же знаешь, после того как мы отправили часть гвардейцев охранять семьи девушек, дворцовая охрана обескровлена. Мы уязвимы. — Он бросил недобрый взгляд на меня. — А еще: почему, если что-то случается, в этом непременно оказывается замешана она?
Мы с Максоном стояли молча, понимая, что сказать нам нечего.
— Пойди приведи себя в порядок, — приказал король сыну. — У тебя масса работы.
— Но я…
Одного отцовского взгляда было достаточно, чтобы понять: обо всех наших планах на сегодня можно позабыть.
— Хорошо, — сказал Максон, покоряясь.
Король стиснул локоть сына и повел его за собой, оставив меня стоять столбом. Максон оглянулся через плечо и одними губами прошептал: «Прости». Я слабо улыбнулась в ответ.
Я не боялась короля. И повстанцев тоже. Я знала, что значит для меня Максон, и была твердо уверена, что в конце концов все так или иначе будет хорошо.