Не прошло и нескольких часов, как Аспен постучал в мою дверь. Служанки молча сделали книксен и удалились, без слов поняв, что нам необходимо поговорить с глазу на глаз.
— Как ты себя чувствуешь?
— Вполне сносно, — сказала я. — Руку немного дергает, и голова побаливает, но в остальном все в полном порядке.
— Я не должен был позволять тебе ехать, — покачал он головой.
Я похлопала ладонью по одеялу:
— Посиди со мной.
Аспен немного поколебался. По моему мнению, он теперь мог не опасаться вызвать подозрения. Максон и мои служанки знали, что мы общаемся, к тому же он вывел нас с Максоном из дворца прошлой ночью. Чем мы рисковали? Он, видимо, пришел к такому же заключению, потому что опустился на краешек кровати, на всякий случай расположившись на благопристойном расстоянии.
— Я во всем этом участвую, Аспен. Я не могла остаться отсиживаться во дворце. И потом, со мной же ничего страшного не случилось. И этим я обязана тебе. Ты спас мне жизнь.
— Если бы я действовал недостаточно быстро, а Максон не сообразил переправить тебя через стену, ты сейчас была бы чьей-нибудь заложницей. По моей милости ты чуть не погибла. И Максон тоже. — Он покачал головой, глядя в пол. — Ты представляешь, что было бы со мной и Эйвери, если бы вы не вернулись во дворец? А что случилось бы со мной, если бы… — Он умолк, похоже, пытаясь унять душившие его слезы. — Если бы мы не нашли тебя? — Аспен взглянул мне в глаза, в самую глубину моей души. В его взгляде была неприкрытая боль.
— Но нашли же. Нашли, защитили и оказали медицинскую помощь. Вы все просто молодцы. — Я погладила Аспена по спине, пытаясь утешить.
— Я понял, Мер, что, как бы все ни сложилось дальше… между мной и тобой всегда будет связь. Я никогда не перестану беспокоиться за тебя. Никогда не потеряю интерес к тому, что с тобой происходит. Ты всегда будешь важным человеком в моей жизни.
Я просунула руку ему под локоть и положила голову на плечо:
— Я понимаю, о чем ты говоришь.
Мы сидели так довольно долго. Должно быть, Аспен был занят точно тем же, чем и я: перебирал в памяти все подробности нашей истории. Как мы избегали друг друга в детстве, как не могли наглядеться друг на друга, когда стали старше, наши встречи украдкой в домике на дереве — все то, что сделало нас теми, кем мы были.
— Америка, мне нужно кое-что тебе сказать. — Я подняла голову, и Аспен повернулся ко мне лицом, осторожно держа за плечи. — Когда я говорил, что буду любить тебя всю жизнь, я действительно так думал. И я… я…
Он не смог заставить себя произнести эти слова вслух, и, по правде говоря, я была этому рада. Да, мы с ним были связаны друг с другом навсегда, но больше не были теми двумя, кто прятался от всех в домике на дереве.
Он издал слабый смешок:
— Пожалуй, мне нужно немного поспать. Я уже просто ничего не соображаю.
— Не ты один. А обдумать нам нужно многое.
Он кивнул:
— Послушай, Мер, повторения не будет. Ни помогать Максону в очередной рискованной вылазке, ни выводить тебя ночью за пределы дворца я больше не стану, не рассчитывай.
— Да я не уверена, что даже от этой вылазки был какой-то толк. Вряд ли Максон захочет предпринять что-то подобное снова.
— Вот и славно. — Аспен поднялся, взял мою руку и поднес к губам. — Миледи, — произнес он шутливым тоном.
Я улыбнулась и слабо сжала его ладонь. Он ответил тем же. Мы держались за руки, и, сжимая пальцы все крепче и крепче, я поняла, что скоро я должна буду отпустить его. Должна перестать цепляться за него.
Я заглянула в его глаза и почувствовала, как к горлу подступили слезы. Как же я скажу тебе «прощай»?
Аспен провел большим пальцем по тыльной стороне моей ладони и бережно положил ее на мои колени. Потом наклонился и поцеловал меня в макушку:
— Не переживай. Завтра я забегу к тебе.
За ужином я подала Максону условный знак, потянув себя за ухо, так что он знал, что я буду его ждать. Я сидела перед зеркалом. Минуты тянулись невыносимо долго. Мэри расчесывала мои волосы, что-то монотонно мурлыча себе под нос. Кажется, я однажды играла эту мелодию на чьей-то свадьбе. Когда меня только выбрали для участия в Отборе, мне отчаянно хотелось вернуться к той жизни. К миру музыки, который я любила всегда.
Но, по правде говоря, рассчитывать на это не стоило. Какой бы путь я ни избрала для себя теперь, музицировать я буду разве что на вечеринках для развлечения гостей или на досуге для души.
Я посмотрела на свое отражение в зеркале и вдруг поняла, что, вопреки ожиданиям, не жалею об этом. Мне будет не хватать музыки, но теперь она была для меня лишь частью жизни, а не всем, как прежде. Каков бы ни был исход Отбора, передо мной откроются другие возможности.
Я не желала больше ограничиваться рамками моей касты.
Негромкий стук в дверь оторвал меня от размышлений, и Мэри пошла открывать.
— Добрый вечер, — приветствовал ее Максон.
Наши глаза на мгновение встретились, и я вновь задалась вопросом, видит ли он в них мои чувства к нему, являются ли они для него чем-то столь же несомненным, как для меня самой.
— Ваше высочество, — негромко сказала Мэри, сделала книксен и собралась уже уйти, но Максон жестом остановил ее:
— Прости, но я не помню, как тебя зовут.
Она недоуменно посмотрела на него, затем на меня, затем снова на него:
— Мэри, ваше высочество.
— Значит, Мэри. С Энн мы познакомились прошлой ночью. — Он кивнул Энн. — А ты?
— Люси, — произнесла она совсем тихо, но я различила в голосе Люси гордость за то, что ее присутствие заметили.
— Прекрасно. Энн, Мэри и Люси. Приятно наконец-то познакомиться с вами по-настоящему. Уверен, Энн посвятила вас в события прошлой ночи, чтобы вы могли оказать леди Америке всю возможную помощь. Я хочу поблагодарить вас за вашу преданность и умение держать язык за зубами. — Он устремил взгляд на каждую по очереди. — Я понимаю, что поставил вас в уязвимое положение, поэтому, если у кого-нибудь возникнут вопросы относительно того, что произошло, переадресуйте их прямо мне. Это было мое решение, и вы не должны нести ответственность за его последствия.
— Спасибо вам, ваше высочество, — сказала Люси.
Я всегда подозревала, что мои горничные очень преданы Максону, но сегодня поняла, что это не обычная исполнительность. Раньше мне казалось, что верность королю превыше всего, но теперь я усомнилась в этом. Я все больше и больше убеждалась в том, что народ предпочитает королю его сына.
Возможно, не мне одной методы Кларксона казались жестокими, а образ мыслей — бесчеловечным. Возможно, не только повстанцы готовы были выступить на стороне Максона. Не исключено, что были в стране и другие люди, желающие большего.
Служанки одна за другой присели и вышли, оставив Максона стоять рядом со мной.
— С чего это ты вдруг? Решил узнать их имена, я имею в виду?..
— Вчера ночью, — вздохнул он, — когда офицер Леджер упомянул имя Энн, а я не понял, кто это такая… В общем, мне было неловко. Разве я не должен был знать людей, которые заботятся о тебе, лучше, чем совершенно чужой гвардеец?
Не такой уж он был и чужой.
— По правде говоря, служанки только и делают, что сплетничают о гвардейцах. Я не удивлюсь, если гвардейцы ведут себя точно так же.
— Это ничего не меняет. Они находятся рядом с тобой каждый день. Я давным-давно должен был выучить, как их зовут.
Я улыбнулась этим доводам и поднялась, хотя Максона, судя по всему, это крайне обеспокоило.
— Я в полном порядке, — заверила его я, опираясь на протянутую руку.
— Тебя только вчера ранили, если я ничего не путаю. Как мне не беспокоиться?
— Ранение было не серьезное. Меня только задело.
— Все равно. Я теперь не скоро забуду твои сдавленные крики, когда Энн тебя зашивала. Идем, тебе нужно лечь.
Максон подвел меня к постели, и я забралась под одеяло. Он заботливо подоткнул края, потом прилег рядом. Я ждала, что он скажет что-нибудь о событиях прошлой ночи или предупредит о грядущем разоблачении, но он ничего не сказал. Просто лежал молча, перебирая мои волосы и время от времени касаясь моей щеки кончиками пальцев.
У меня было такое чувство, что во всем мире не осталось больше никого. Только я и он.
— Если бы что-нибудь случилось…
— Но не случилось же.
Максон закатил глаза, и голос его стал серьезным.
— Еще как случилось! Ты едва не истекла кровью. Мы могли не найти тебя на улицах.
— Послушай, я не жалею о своем выборе, — сказала я, пытаясь успокоить его. — Я сама хотела пойти и услышать все своими ушами. И потом, я не могла опустить тебя одного.
— О чем мы вообще только думали, когда поехали в город на дворцовом грузовике в сопровождении всего двух гвардейцев. Там были повстанцы! С каких пор они разгуливают по городу в открытую? И откуда у них оружие? Я чувствую себя глупым и беспомощным. С каждым днем я теряю свою страну, а ведь я люблю ее. Я едва не потерял тебя, а я… — Максон осекся; досада в его взгляде уступила место какому-то новому выражению. Он снова коснулся моей щеки. — Вчера ночью ты говорила что-то… насчет любви.
Я опустила глаза, чувствуя, как заливаюсь краской:
— Я помню.
— Память — забавная штука. Как можно умудриться быть совершенно уверенным, что говорил что-то, когда на самом деле ничего подобного не говорил.
Я издала смешок, чувствуя, что заветные слова готовы вот-вот сорваться с его языка.
— И как можно умудриться быть совершенно уверенным, что слышал что-то, когда на самом деле ничего не слышал, — произнес он вместо того, что я ожидала.
Мне резко перестало быть смешно.
— Я понимаю, о чем ты говоришь. — Я сглотнула, глядя на его руку, которая скользнула по моей щеке вниз и сплелась с моими пальцами. Я чувствовала, что и он тоже смотрит на них. — Наверное, некоторым людям просто трудно в этом признаться. Ну, например, из опасения, что у них не хватит мужества дойти до конца.
— Или из опасения, что им не дадут дойти до конца… — вздохнул Максон, — потому что так и не смогли выбросить из головы кого-то другого.
Я покачала головой:
— Это не…
— Ясно.
Несмотря на все, что было сказано в ту ночь в убежище, все, в чем мы признались друг другу, все, что прочно поселилось в моем сердце, эти три коротких слова пугали меня, как ничто на свете. Потому что после того, как они будут произнесены, взять их назад будет невозможно.
Я не до конца понимала, почему не решается признаться он, зато отдавала себе отчет в том, что удерживает от этих слов меня. Если после того, как я откроюсь ему, он в конечном итоге все-таки предпочтет мне Крисс, я обижусь на него, а себя возненавижу. Идти на такой риск было слишком страшно.
Когда молчание стало уже совсем неловким, я нарушила тишину:
— Может, лучше вернемся к этой теме, когда я немного приду в себя?
— Конечно. — Максон снова вздохнул. — Я безмозглый чурбан.
— Нет-нет. Просто сейчас мне нужно поговорить с тобой кое о чем другом.
На повестке дня были куда более важные вещи, чем наши запутанные отношения.
— Выкладывай.
— У меня есть одна идея на тему моих гостей на чаепитии, но мне необходимо твое одобрение. — (Он озадаченно посмотрел на меня.) — Кроме того, я хочу, чтобы ты был в курсе всех вопросов, которые я намерена с ними обсудить. В ходе нашей беседы мы можем нарушить пару-тройку законов, так что я не стану этого делать, если ты скажешь «нет».
Заинтригованный Максон приподнялся на локте:
— Выкладывай все подробности.