После того как Николетта с Джорджией уехали, я поймала себя на том, что то и дело оглядываюсь. Я была уверена, что кто-то знает, о чем шла речь на чаепитии и что я передала повстанцам. Я твердила себе: если бы кто-нибудь нас подслушал, меня бы уже арестовали. А поскольку в данную минуту я наслаждалась изысканным завтраком в обществе остальных девушек и членов королевской семьи, надо думать, все было в порядке. И потом, Максон защитил бы меня.
После завтрака я заскочила в комнату подправить макияж. Я подкрашивала губы перед зеркалом в ванной, когда в дверь постучали. Кроме нас с Люси, в комнате никого не было, и она пошла посмотреть, кто там. В следующую секунду в дверь ванной просунулась ее голова.
— Это принц Максон, — прошептала она.
Я обернулась:
— Он здесь?
Люси кивнула, сияя, как начищенный пятак:
— Он вспомнил, как меня зовут!
— Ну разумеется, — улыбнулась я и сложила косметику. — Проводи меня к Максону, а потом незаметно уйдешь.
— Слушаюсь, мисс.
Максон нерешительно стоял перед дверью, против обыкновения дожидаясь позволения войти. В руках он держал небольшую плоскую коробочку и нервно барабанил по ней пальцами.
— Прости, что помешал. Может, найдешь для меня минутку?
— Конечно. Проходи, пожалуйста.
Мы с Максоном опустились на кровать.
— Я хотел увидеться с тобой первой, — сказал он. — Чтобы объяснить тебе все до того, как остальные придут хвастаться.
Объяснить? Я занервничала. Если остальные придут хвастаться, значит я буду исключена из чего-то.
— Что ты имеешь в виду?
Я поймала себя на том, что закусила только что накрашенную губу.
Максон протянул мне коробочку:
— Сейчас я все объясню. Но сперва взгляни. Это тебе.
Я взяла коробочку, которая закрывалась на крохотную пуговку спереди, и открыла ее. Мне вдруг показалось, что в комнате внезапно стало нечем дышать.
В коробочке оказались потрясающие серьги и браслет. Изготовленные из синих и зеленых драгоценных камней, искусно вплетенных в изящный цветочный дизайн, они изумительно сочетались друг с другом.
— Максон, они мне очень нравятся, но я никак не могу принять такой подарок. Это слишком… слишком…
— Напротив, ты должна их принять. Это подарок, к тому же традиция требует, чтобы ты надела украшения на церемонию Осуждения.
— Церемония чего?
Он покачал головой:
— Сильвия тебе все объяснит, но суть в том, что принц преподносит Элите драгоценности, которые девушки должны надеть на церемонию. Там будет множество официальных лиц, и вы должны выглядеть как можно лучше. В отличие от всего того, что было вам подарено до сих пор, они подлинные и потом останутся у вас.
Я улыбнулась. Ну разумеется! Кто стал бы дарить всем участницам подряд настоящие драгоценности? Интересно, сколько девушек прихватили свои украшения домой, пребывая в уверенности, что, если уж им не достался Максон, они, по крайней мере, обзавелись драгоценностями стоимостью в несколько тысяч?
— Они просто изумительные, Максон. Совершенно в моем вкусе. Спасибо!
— Пожалуйста. — Максон вскинул палец. — Я как раз это и хотел обсудить с тобой. Я выбирал подарок для каждой из вас индивидуально и хотел, чтобы все они были равноценными. Но ты не расстаешься с цепочкой, которую подарил тебе отец, и я уверен, что в ней ты будешь на Осуждении ощущать себя уверенней. Поэтому я решил подарить тебе не колье, как всем остальным, а браслет. — Он взял мою руку. — Я вижу, ты по-прежнему носишь свою пуговичку, и рад, что тебе не разонравился браслет, который я привез из Новой Азии, но на таком важном мероприятии они неуместны. Примерь этот браслет, чтобы мы могли понять, как он будет смотреться.
Я сняла подаренный Максоном простенький голубой браслетик и положила его на прикроватный столик. Пуговицу Аспена я опустила в склянку с одинокой монеткой. Придется ей пока полежать там.
Я обернулась и перехватила взгляд Максона, устремленный на склянку. В его глазах мелькнуло какое-то странное выражение, но быстро исчезло. Он достал из коробочки браслет. Его пальцы скользнули по моей коже, и когда он убрал руку, я едва не ахнула от восхищения.
— Он просто идеален, Максон.
— Я очень на это надеялся. Но именно поэтому и хотел поговорить с тобой. Я собирался потратить одинаковую сумму на каждую из вас. Хотел быть справедливым. — (Я кивнула. Такой подход казался вполне логичным.) — Но проблема в том, что твои вкусы куда скромнее, чем у остальных. В итоге я потратил на тебя вполовину меньше, чем на остальных. И у тебя не колье, а браслет. И я хотел, чтобы ты узнала об этом до того, как увидишь, что получили остальные. И чтобы ты знала: такой выбор продиктован желанием дать тебе то, что, на мой взгляд, больше понравится, а не показать тебе твое место или что-нибудь в этом роде. — Взгляд Максона дышал искренностью.
— Спасибо тебе, Максон. Я и не подумала бы истолковать это как-то по-иному. — Я положила ладонь ему на руку.
Мое прикосновение, как обычно, вызвало у него радость.
— Я так и подозревал. Но все равно, спасибо тебе. Я боялся, что ты обидишься.
— Ну что ты.
Улыбка Максона стала шире.
— Но я все равно хочу быть справедливым, поэтому у меня возникла одна мысль. — Он сунул руку в карман и вытащил тонкий конверт. — Возможно, ты захочешь послать разницу своим родным.
Я уставилась на конверт:
— Ты серьезно?
— Ну конечно. Я хочу быть беспристрастным. Вот и подумал, что это лучший способ восстановить справедливость. И надеюсь, он тебя порадовал. — Максон вложил конверт в мою руку, и я сжала его, совершенно потрясенная.
— Ты не обязан был это делать.
— Знаю. Но не обязательно же делать только то, что обязан. Иногда можно сделать то, что хочется.
Наши глаза встретились, и я вдруг поняла, как много он сделал для меня просто из желания порадовать. Подарил брюки, когда мне запретили их носить, привез браслет с другого конца света…
А ведь он любит меня. Ведь любит же? Почему тогда не говорит этого вслух?
«Мы тут одни, Максон. Если ты скажешь, что любишь меня, я отвечу тем же».
Молчание.
— Не знаю, как тебя и благодарить, Максон.
— Приятно это слышать. — Он кашлянул. — Мне всегда интересно знать о твоих чувствах.
Ох, нет. Только не это. Я не признаюсь первой.
— Ну, я очень тебе признательна. Как всегда.
Максон вздохнул:
— Рад, что тебе понравилось. — Чтобы скрыть досаду, он принялся внимательно разглядывать ковер. — Мне пора. Нужно еще отнести подарки остальным.
Мы поднялись, и я проводила его до двери. На пороге он остановился и поцеловал мне руку. Потом дружески кивнул и скрылся за углом.
Я вернулась на кровать и снова взглянула на подарки. Мне просто не верилось, что эти прекрасные украшения мои и останутся моими навсегда. Я поклялась про себя, что, даже если я вернусь домой и мои родные будут отчаянно нуждаться в деньгах, я ни за что не продам их и не расстанусь с ними. И с браслетиком, который он привез мне из Новой Азии. Они останутся у меня, что бы ни случилось.
— Процедура Осуждения достаточно проста, — объясняла нам Сильвия на следующее утро на ходу, пока мы шли за ней в Главный зал. — Звучит куда более пугающе, чем дело обстоит в реальности, однако прежде всего это символический акт. Это пышное мероприятие, на котором будут присутствовать многие должностные лица, не говоря уж о королевской родне и репортерах, — бросила Сильвия через плечо.
Пока что ее объяснения лишь еще больше заинтриговали меня. Мы завернули за угол, и Сильвия распахнула двери Главного зала. Посреди зала стояла королева Эмберли и раздавала указания рабочим, которые устанавливали ряды кресел вроде тех, какие бывают на стадионах. В противоположном конце зала кто-то размышлял, какой ковер расстилать, а двое флористов спорили, какие цветы уместнее в данной ситуации. По всей видимости, рождественские украшения они собирались убрать. Со всеми этими событиями я почти позабыла, что на носу Рождество.
В конце зала соорудили помост с ведущими на него ступенями, посреди которого уже были установлены три массивных трона. Справа виднелись четыре небольших возвышения с одиноким креслом на каждом. Они были очень красивые, но создавали впечатление полной изолированности. Всего этого было уже вполне достаточно, чтобы украсить помещение, и я не представляла себе, как будет выглядеть зал, когда работы будут окончены.
— Ваше величество, — присела в книксене Сильвия, и мы все последовали ее примеру.
Лицо королевы озарилось улыбкой, и она поспешила нам навстречу.
— Здравствуйте, девушки, — приветствовала нас она. — Ну, Сильвия, вы далеко продвинулись?
— Не слишком, ваше величество.
— Вот и славно. Девушки, позвольте мне просветить вас относительно вашей следующей задачи в процессе Отбора. — Она поманила нас за собой в зал. — Церемония Осуждения призвана служить символом вашего подчинения закону. Одной из вас предстоит стать новой принцессой Иллеа, а со временем и королевой. Закон — это основа нашей жизни, и вашей обязанностью будет не только соблюдать, но и поддерживать его. — Она остановилась и обернулась к нам. — Поэтому начать вам предстоит с Осуждения. В зал введут человека, совершившего какое-то преступление, скорее всего, это будет кража. Обычно за преступления подобного уровня полагается порка, но эти люди вместо порки отправятся в тюрьму. И отправите их туда вы. — При виде наших озадаченных лиц королева улыбнулась. — Звучит, конечно, жестоко, но на самом деле это не так. Все они совершили преступление, но вместо того, чтобы подвергнуться унизительному физическому наказанию, отдадут свой долг обществу временем. Вы сами видели, как мучительно может быть битье батогами. Порка не намного легче. Вы сделаете для них благое дело, — ободряющим тоном произнесла она.
И все же мне было по-прежнему не по себе.
Воровали обычно те, кто оставался без гроша в кармане. Двойки и Тройки, нарушившие закон, откупались от наказания. Бедняки расплачивались собственной шкурой или временем. Перед глазами у меня встал образ Джемми, младшего братишки Аспена, распростертого на плахе, с исполосованной кнутом спиной. Как ни невыносимо было видеть его там, это было лучше, чем если бы его бросили в тюрьму. В семействе Леджер каждая пара рабочих рук была на счету, пусть даже их обладатель был совсем малыш. Но, похоже, представители высших каст не понимали этого.
Сильвия и королева Эмберли гоняли нас, пока церемониальные слова не начали отскакивать у нас от зубов. Я пыталась подражать царственной манере Элизы и Крисс, но как ни старалась, в моих устах обвинительные формулировки звучали невыразительно.
Я не хотела никого отправлять в тюрьму.
Когда нас наконец отпустили, остальные девушки дружно направились к выходу, а я подошла к королеве. Она заканчивала обсуждать что-то с Сильвией. Наверное, мне следовало бы воспользоваться этой отсрочкой, чтобы придумать что-нибудь похитрее. Я же вместо этого, когда Сильвия удалилась и королева вопросительно взглянула на меня, выложила ей все начистоту.
— Пожалуйста, не заставляйте меня это делать, — взмолилась я.
— Прошу прощения?
— Я способна соблюдать закон, честное слово. Я не пытаюсь все усложнить, но я просто не могу отправить живого человека в тюрьму. Он ведь не сделал мне ничего плохого.
Она с ласковым выражением коснулась моей щеки:
— Это не так, милая. Если ты станешь принцессой, то будешь олицетворением закона. Любой, кто нарушает закон, наносит тебе удар. И единственный способ удержать свои позиции — нанести ответный удар тем, кто уже причинил тебе вред, чтобы другим было неповадно.
— Но я же не принцесса! — умоляюще воскликнула я. — Никто не пытается меня обидеть.
Эмберли с улыбкой склонилась ко мне:
— Да, сейчас ты не принцесса, но я не удивлюсь, если это временно, — прошептала она и, отступив, подмигнула.
Я вздохнула, отчаявшись объяснить ей что-то.
— Пусть мне приведут кого-нибудь другого. Не мелкого воришку, который и украл-то, скорее всего, потому, что ему было нечего есть. — (Лицо королевы заледенело.) — Я не хочу сказать, что воровать хорошо. Я знаю, что это не так. Только приведите мне того, кто совершил что-то по-настоящему плохое. Приведите мне того, кто убил гвардейца, который отводил нас с Максоном в убежище во время последнего нападения повстанцев. Этот мерзавец должен гнить в тюрьме до конца своих дней, и я с радостью отправлю его туда. Но я не могу так поступить с каким-нибудь голодным Семеркой. Я просто не могу.
Королева явно пыталась быть со мной помягче, но не собиралась уступать в этом вопросе.
— С вашего позволения, я буду говорить без обиняков, леди Америка. Из всех девушек вам это необходимо более других. Люди видели, как вы пытались сорвать экзекуцию, предложили упразднить касты в прямом эфире национального телевидения и призывали народ к борьбе за свою жизнь. — Ее ласковое обычно лицо было серьезно. — Я не хочу сказать, что это плохо, но вы создали у большинства людей впечатление, что вы творите все, что взбредет вам в голову.
Я принялась теребить пальцы, уже понимая, что, как бы я ни противилась, в конце концов мне все равно придется совершить Осуждение.
— Если ты хочешь остаться, если Максон тебе небезразличен… — Она помолчала, давая мне время обдумать услышанное. — Тогда ты должна это сделать. Ты должна продемонстрировать, что способна быть послушной.
— Я способна. Я просто не хочу никого отправлять в тюрьму. Это не обязанность принцессы. Это делают судьи.
Королева Эмберли похлопала меня по плечу:
— Ты сможешь. И сделаешь это. Если ты вообще хочешь завоевать Максона, то должна не давать ни малейшего повода для упрека. Уверена, ты понимаешь, что в случае с тобой очень много «против». — (Я кивнула.) — Тогда сделай это.
Она удалилась, оставив меня в одиночестве стоять в Главном зале. Я подошла к моему креслу, практически трону, и снова пробормотала ритуальные слова. Я пыталась убедить себя в том, что это плевое дело. Люди все время нарушают закон и попадают в тюрьму. Человеком больше, человеком меньше. А я не должна давать ни малейшего повода для упрека.
Другого выхода у меня не было.