Камеры сделали круг по залу и оставили нас наслаждаться завтраком без посторонних глаз, щелкнув напоследок еще одну фотографию принца.
Неожиданная убыль в наших рядах слегка меня огорошила, но Максон, казалось, ничуть не расстроился. Он преспокойно завтракал, и тут я спохватилась, что, если не потороплюсь, моя еда остынет. И снова она показалась почти неправдоподобно вкусной. Апельсиновый сок был таким густым и насыщенным, что пришлось пить его маленькими глотками. Яичница с беконом была просто божественной, а оладьи безупречно пышными, в отличие от тонких лепешек, что выходили у меня дома.
Повсюду вокруг слышались негромкие вздохи: судя по всему, я не единственная, кто наслаждался ароматами и вкусом. Не забыв воспользоваться для этой цели щипцами, я переложила из корзинки в центре стола себе на тарелку клубничное пирожное. Мне было интересно, как другим двум Пятеркам понравился завтрак, и я принялась оглядываться по сторонам. Тут-то и выяснилось, что из трех Пятерок оставили меня одну.
Я не была уверена, что Максон осведомлен о таких подробностях. Создавалось впечатление, что он толком не знает, как кого зовут, но то, что обе представительницы низкой касты отправились домой, показалось странным. Интересно, если бы не наше вчерашнее знакомство с принцем, меня тоже попросили бы на выход? С этими мыслями я отправила в рот кусок клубничного пирожного. Оно было таким сладким, а тесто таким рассыпчатым, что я забыла обо всем на свете. Я даже невольно замычала от удовольствия: ничего изумительнее в жизни пробовать не доводилось. Второй ломтик я откусила, не успев еще дожевать первый.
— Леди Америка? — вернул меня с небес на землю чей-то голос.
Все головы в зале обернулись к принцу Максону, ибо это был именно он. То, что он так буднично обратился ко мне, вообще к одной из нас, на глазах у всех остальных, стало для меня потрясением.
Но хуже всего то, что окликнул он меня ровно в тот момент, когда мой рот был набит пирожным. Я прикрыла губы ладонью и принялась торопливо жевать. Хотя все это едва ли могло продлиться больше нескольких секунд, под взглядами всех присутствующих в зале они показались мне вечностью. Я заметила самодовольный вид, с которым смотрела на меня Селеста. Должно быть, в ее глазах я выглядела несерьезной соперницей.
— Да, ваше высочество? — отозвалась я, торопливо сглотнув.
— Ну и как вам еда?
Максон, казалось, с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться — то ли от моего остолбенелого вида, то ли при воспоминании о нашем самом первом, в высшей степени недопустимом, разговоре.
Я изо всех сил пыталась сохранить самообладание.
— Ваше высочество, она великолепна. Это клубничное пирожное… Знаете, у меня есть сестра, которая просто сама не своя до сладкого. Так вот, думаю, она расплакалась бы, если бы попробовала его. Оно волшебное.
Максон отправил в рот очередной кусок своего завтрака и откинулся на спинку кресла:
— Вы в самом деле полагаете, что она расплакалась бы?
Эта идея, похоже, донельзя его позабавила. Нет, у него положительно странное отношение к женскому плачу.
Я немного поразмыслила.
— Да, я и вправду так думаю. Она очень непосредственна в выражении своих эмоций.
— И готовы биться на это об заклад? — быстро спросил он.
Я заметила, что остальные девушки крутят головами от меня к нему и обратно, как будто смотрят теннисную партию.
— Если бы у меня были деньги, я бы на это поставила.
При мысли о том, чтобы сделать ставку на то, что кто-то заплачет от удовольствия, я улыбнулась.
— Ну, может, вы поставите на кон что-нибудь другое, раз уж вы так ловко умеете заключать сделки?
Эта маленькая игра явно доставляла ему удовольствие. Прекрасно. Отчего бы мне тоже в нее не сыграть?
— Ну и чего же вы хотите? — сделала я свой ход и немедленно задалась вопросом, что же могу предложить человеку, у которого и так все есть.
— А вы сами чего хотите? — парировал он.
Вот это поистине занимательный вопрос. Если задуматься, вопрос, что мог предложить мне Максон, ничуть не уступал вопросу, что могла предложить ему я. В его распоряжении целый мир. Ну и чего же пожелать?
Я не Единица, но веду такую жизнь, будто ею являюсь. У меня больше еды, чем могу осилить, и постель, удобнее которой и представить нельзя. Служанки не знают, как еще услужить, пусть даже мне самой это не нужно. Любое мое желание исполнялось в два счета — стоило только попросить.
Единственное, чего хотелось по-настоящему, так это не вспоминать на каждом шагу, что нахожусь во дворце. Например, если бы мои родные оказались где-нибудь поблизости. Или если бы не приходилось постоянно ходить такой разряженной. Просить, чтобы меня приехали навестить члены семьи, было неудобно, ведь я провела здесь всего день.
— Если она расплачется, хочу целую неделю ходить в брюках, — предложила я.
Все засмеялись, но вежливо и негромко. Даже король с королевой, похоже, сочли мою просьбу забавной. Мне понравилось, как королева на меня посмотрела: как будто после этих слов я стала для нее менее чужой.
— Идет, — согласился Максон. — А если она не расплачется, вы прогуляетесь со мной по саду завтра после обеда.
Прогуляться по саду? Всего-то? В этом желании не было ничего такого особенного. Потом я вспомнила, что Максон сказал прошлой ночью — про то, что его охраняют. Вдруг он просто не знал, как еще попросить девушку провести время с ним наедине? Может, это его способ справиться с чем-то, чего ему до сих пор делать еще не приходилось?
Кто-то рядом со мной неодобрительно фыркнул. Ох! Я сообразила, что если проиграю, то стану первой из девушек, которая официально окажется наедине с принцем. В глубине души мне очень хотелось попробовать поторговаться с ним, но, если я собиралась быть ему полезной, как обещала, нельзя отмахиваться от первой его попытки пригласить девушку на свидание.
— Сделка получается не вполне равноценная, сир, но я согласна.
— Джастин! — (Лакей, с которым он уже разговаривал раньше, вышел вперед.) — Ступай собери коробку с клубничными пирожными и отправь ее родным этой девушки. Пусть кто-нибудь подождет, пока ее сестра не попробует их, и сообщит нам, расплачется она или нет. Мне в высшей степени любопытно это узнать.
Джастин кивнул и удалился.
— Напишите записку, которую доставят вашей семье вместе с посылкой, и сообщите им, что у вас все благополучно. Собственно, то же самое относится ко всем. После завтрака составьте письма родным, и мы позаботимся о том, чтобы они сегодня же их получили.
Все заулыбались и вздохнули, довольные, что принц наконец-то обратил внимание и на них. Мы закончили завтрак и отправились сочинять послания. Энн раздобыла для меня бумагу и писчие принадлежности, и я быстро написала записочку близким. Хотя начало жизни во дворце получилось довольно нескладным, меньше всего хотелось, чтобы они тревожились за меня. Поэтому я попыталась придать письму легкомысленный тон.
Дорогие мама, папа, Мэй и Джерад!
Страшно по вам соскучилась! Принц распорядился, чтобы мы написали домой и сообщили родным, что у нас все благополучно. Лететь было немного страшно, но очень здорово. Мир кажется таким крохотным с высоты!
Мне выдали уйму чудесных платьев и прочих вещей, а еще у меня теперь есть три милые служанки, которые помогают одеваться, убирают и говорят, куда идти. Так что, даже когда я все путаю, они всегда точно знают, где я должна находиться, и следят, чтобы я была там вовремя.
Остальные девушки оказались довольно необщительными, но, думаю, с одной из них мне все-таки удастся подружиться. Помните Марли из Кента? Я встретилась с ней по пути в Анджелес. Она очень веселая и дружелюбная. Если меня отправят домой, надеюсь, она станет победительницей.
Я уже видела принца. И короля с королевой тоже. В жизни у них еще более царственный вид. С ними я пока что не говорила, зато пообщалась с принцем Максоном. Он на удивление благородный человек… как мне кажется.
Мне уже пора, но хочу сказать, что люблю вас и скучаю. Напишу сразу же, как только еще появится такая возможность.
На мой взгляд, ничего пугающего я не написала, но кто знает моих родных. Представила, как Мэй снова и снова это перечитывает, выискивая между строк скрытые подробности о моей жизни. Интересно, она сначала прочитает письмо или съест пирожные?
P.S. Мэй, правда же эти пирожные такие вкусные, что прямо плакать хочется?
Ну вот. Теперь я сделала все, что могла.
По всей видимости, этого все же оказалось недостаточно. В тот же вечер в дверь моей комнаты постучал лакей с письмами от родных и новостями.
— Она не расплакалась, мисс. Сказала, что пирожные такие вкусные, что вполне могла бы заплакать, как вы и предполагали, но все-таки этого не сделала. Его высочество зайдет за вами завтра приблизительно в пять часов вечера. Пожалуйста, будьте готовы.
Проигрыш сам по себе расстроил не слишком сильно, но неделю ходить в брюках было бы приятно. Что ж, жаль, что со штанами ничего не вышло, зато у меня, по крайней мере, есть письма. Я вдруг поняла, что никогда прежде не расставалась с родными больше чем на несколько часов. Мы не так богаты, чтобы путешествовать, а поскольку друзей как таковых в детстве у меня не водилось, за всю свою жизнь я даже ни разу не ночевала вне дома. Жаль, что нельзя каждый день получать письма. Ну, то есть, наверное, организовать это можно, просто очень дорого.
Первым я прочла письмо от папы. Он пространно описывал, какая красивая я была по телевизору и как он мной гордился. И добавлял, что не стоило присылать целых три коробки пирожных, а то Мэй совсем избалуется. Три коробки! Ничего себе.
Дальше в письме говорилось, что, когда привезли пирожные, у нас как раз сидел Аспен, помогал с какими-то бумагами, так что одну коробку он унес домой своим родным. Меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, я порадовалась, что они смогут попробовать такой роскошный десерт. С другой — представила, как он угощает свою новую подружку, которую, в отличие от меня, может баловать. Интересно, этот дар от Максона вызвал у него хотя бы укол ревности? Или он лишь вздохнул с облегчением, что избавился от моего внимания?
Я задержалась на этих строчках куда дольше, чем собиралась.
Письмо папа завершал словами о том, как он рад, что у меня появилась подружка: я-де никогда не была на это быстра. Я сложила письмо и провела пальцем по его росчерку. Раньше отчего-то не замечала, как он смешно подписывается.
Письмо Джерада оказалось кратким и деловитым. Он меня любит и скучает, не могла бы я прислать еще чего-нибудь вкусненького? Я не удержалась от смеха.
Мама в своем репертуаре. Так и слышался ее командный тон: она самодовольно поздравляла меня с тем, что я уже завоевала расположение принца. До нее донесли, что я была единственной, чьим родным отправлен подарок, — и она безапелляционно требовала, чтобы я продолжала ту же тактику, которую начала.
Угу, мамочка, непременно продолжу уверять принца, что ему со мной ничего не светит, а также говорить гадости при каждом удобном случае. Отличный план, вне всяких сомнений.
Я порадовалась, что приберегла письмо Мэй напоследок.
Оно оказалось совершенно бестолковым. Сестра признавалась, что завидует тому, что меня все время кормят такими вкусностями. Жаловалась, что теперь мама совсем ее загоняла. Тут я ей посочувствовала. А дальше Мэй просто забросала меня вопросами. Максон в жизни такой же симпатичный, как по телевизору? Что на мне в данную минуту надето? Можно ей приехать посмотреть на дворец? У Максона, случайно, нет тайного брата, который со временем мог бы захотеть на ней жениться?
Я прыснула и прижала письма к груди. Надо постараться поскорее написать ответы. Во дворце, несомненно, есть телефон, но пока что нам про него не рассказали. Даже если бы у меня был личный аппарат, ежедневно звонить домой, пожалуй, было бы слишком. К тому же, наверное, интересно будет перечитывать эти письма потом как доказательство того, что все это действительно происходило в моей жизни.
В постель я ложилась с греющей душу мыслью, что у моих родных все хорошо. Потому спала сладко и крепко, несмотря на некоторое беспокойство — ведь завтра мне предстояло вновь оказаться с Максоном наедине. Понять причину беспокойства никак не удавалось, но очень надеялась, что мои страхи беспочвенны.
— Можешь в целях конспирации взять меня под руку? — попросил Максон, когда явился за мной на следующий день.
Я немного поколебалась, но потом все же так и сделала.
К моменту появления принца служанки уже облачили меня в вечернее платье — невесомое голубое творение в имперском стиле с короткими рукавами-крылышками. Они оставляли руки полностью открытыми, и прикосновение накрахмаленного костюма Максона к голой коже заставляло ежиться. Да и необходимость обращаться к принцу на «ты» тоже уверенности не добавляла. Он, похоже, заметил мою скованность, потому что попытался отвлечь меня.
— Мне жаль, что она не заплакала, — сказал он.
— Вижу, как тебе жаль.
Мой шутливый тон явственно давал понять, что проигрыш не слишком меня расстроил.
— Я никогда раньше ни на что не спорил. Мне понравилось выигрывать. — В его голосе прозвучали виноватые нотки.
— Новичкам везет.
— Наверное, — улыбнулся он. — В следующий раз попытаемся ее рассмешить.
Я мгновенно принялась прокручивать в мозгу разнообразные сценарии. Что во дворце способно заставить Мэй покатиться со смеху?
Максон понял, что я думаю о ней.
— Какая у тебя семья?
— В каком смысле?
— В самом прямом. Твоя семья, должно быть, очень отличается от моей.
— Пожалуй. — Я рассмеялась. — Мы, например, не надеваем к завтраку тиары.
— Приберегаете к ужину? — усмехнулся Максон.
— Разумеется.
Он негромко прыснул. Наверное, я поторопилась записать его в снобы.
— Что еще тебе сказать? Я средняя из пятерых детей.
— Из пятерых? Ого!
— Ну да. У обычных людей, как правило, много детей. Я тоже завела бы целую кучу, если бы могла.
— Что, правда? — вскинул брови Максон.
— Да, — ответила я тихо.
Не знаю почему, но эта подробность вдруг показалась мне очень интимной. Кроме меня, об этом знал только один человек.
Накатила печаль, но я усилием воли прогнала ее прочь.
— Моя старшая сестра Кенна замужем за Четверкой. Она теперь работает на фабрике. Мама мечтает, чтобы я тоже вышла замуж как минимум за Четверку, но тогда мне пришлось бы бросить пение, а я этого не хочу — слишком его люблю. Хотя я ведь теперь Тройка. Так странно об этом думать. Вероятно, я попытаюсь и дальше заниматься музыкой, если получится. Потом идет Кота. Он скульптор. В последнее время мы практически его не видим. Он пришел проводить меня, когда я уезжала сюда, но этим все и ограничилось. Следующая я.
Максон непринужденно улыбнулся.
— Америка Сингер, — провозгласил он, — мой лучший друг.
— Все верно.
Я закатила глаза. Говорить о дружбе просто смешно. Во всяком случае, пока. С другой стороны, нельзя не признать, что он единственный, кому я открыла душу, не считая родных и Аспена. Ну и еще Марли. Может, с ним все то же самое?
Мы медленно двинулись по коридору к лестнице. Он, похоже, никуда не спешил.
— Следом за мной идет Мэй. Это она подложила мне свинью и не заплакала. Нет, в самом деле, это форменное свинство с ее стороны. Как она могла не заплакать! Сестра тоже художница. Я ее обожаю.
Принц внимательно посмотрел на меня. Говоря о Мэй, я немного расслабилась. Максон мне нравился, но я не была уверена, насколько готова впустить его к себе в душу.
— И самый последний — Джерад. Он совсем малыш, ему только семь. Он еще не определился, чем хочет заниматься — музыкой или рисованием. Больше всего он любит гонять мяч или наблюдать за жуками, что, конечно, очень увлекательно, но на жизнь этим не заработаешь. Так что мы пытаемся побудить его искать себя поактивнее. Ну вот, собственно, и все.
— А твои родители? — поинтересовался он.
— А твои родители? — вопросом на вопрос ответила я.
— Моих родителей ты и так знаешь.
— Ничего подобного. Я знаю только тот образ, который они демонстрируют на публике. Какие они на самом деле?
Я потянула его за руку, что было довольно-таки нелегко. Руки у принца оказались очень сильными. Даже под костюмом ощущались крепкие мускулы. Максон вздохнул, но в этом вздохе не было ни намека на раздражение. Похоже, ему нравилось, когда его донимали. Тоскливо, наверное, расти во дворце совсем одному, без братьев и сестер.
Пока он обдумывал ответ, мы вышли в сад. Завидев нас, охранники лукаво заулыбались. В саду уже поджидала камера. Разумеется, они желали запечатлеть первое свидание принца. Максон лишь покачал головой, и все мгновенно скрылись во дворце. Кто-то выругался. Я не горела желанием постоянно находиться под прицелом телекамер, но поступок принца меня удивил.
— Все в порядке? Ты какая-то напряженная, — заметил Максон.
— Ну, кого-то смущают плачущие женщины, а кого-то прогулки с принцами, — пожала я плечами.
Максон негромко рассмеялся, но ничего не сказал. Мы двинулись на запад. Солнце уже скрылось за лесом, хотя было еще только самое начало вечера. Стремительно подкрадывались сумерки, окутывая нас темным покрывалом. Когда позапрошлой ночью я пыталась найти уединение, именно здесь мне хотелось очутиться. На сей раз мы, похоже, в самом деле остались одни. И все шли и шли, дальше от дворца и ушей охранников.
— И что же во мне так тебя смущает?
Я заколебалась, но все-таки сказала то, что думала:
— Твой характер. Твои намерения. Я понятия не имею, чего ожидать от этой маленькой прогулки.
— А-а. — Он остановился и повернулся ко мне лицом. Мы стояли очень близко друг к другу, и, несмотря на теплый летний вечер, у меня по спине пробежали мурашки. — Думаю, ты уже поняла, что я не из тех, кто ходит вокруг да около. Сейчас я скажу тебе, чего именно от тебя хочу. — Максон сделал шаг ко мне.
У меня перехватило дыхание. Я очутилась ровно в той ситуации, которой страшилась. Ни охранников, ни камер, никого, кто мог бы помешать ему исполнить задуманное.
И тут у меня сработал рефлекс. Коленный. Я ударила его высочество коленом в пах. От души.
Максон вскрикнул и согнулся пополам, а я отскочила назад.
— За что?
— Тронешь меня хотя бы пальцем, будет еще хуже! — пригрозила я.
— Что?
— Я сказала, если ты…
— Да нет же, бешеная девчонка, я с первого раза отлично тебя расслышал. — Максон поморщился. — Я не понял, что ты хотела этим сказать?
Меня бросило в жар. Я поспешила приписать ему самые низкие намерения и кинулась отстаивать то, на что, судя по всему, никто и не посягал.
Подбежали охранники, встревоженные нашей маленькой потасовкой. Максон, не разгибаясь, махнул им, чтобы шли обратно.
Некоторое время мы молчали. Потом, когда боль немного утихла, Максон обернулся ко мне:
— Чего, по-твоему, я хотел? — (Я уткнулась взглядом себе под ноги и залилась краской.) — Америка, чего, по-твоему, я хотел? — Голос у него был более чем расстроенный. Оскорбленный. По всей видимости, он догадался о моих предположениях, и это очень ему не понравилось. — Ты решила… Боже правый! Я джентльмен! — Он зашагал было прочь, но обернулся: — Зачем ты вообще предложила мне свою помощь, если так думаешь обо мне?
Было невыносимо стыдно смотреть ему в глаза. Я не знала, как объяснить, что меня подготовили к самому худшему, что мне не по себе в темноте и в его обществе и что единственный парень, наедине с которым я до сих пор оставалась, вел себя именно таким образом.
— Ужин тебе подадут в комнату. Я решу, что с тобой делать, завтра утром.
Я досидела в саду до того момента, когда все уже должны были уйти на ужин. Однако и тогда не сразу пошла к себе, а еще какое-то время расхаживала по коридору. Когда я вошла, Энн, Мэри и Люси были вне себя от волнения. У меня не хватило духу сказать им, что я не все это время провела с принцем.
Еду уже принесли, и она ждала на столике у балкона. Теперь, когда удалось немного отвлечься от мыслей о моем унижении, я почувствовала голод. Но причиной, по которой служанки пребывали в состоянии переполоха, оказалось вовсе не мое долгое отсутствие. На кровати стояла большущая коробка, так и зовущая ее открыть.
— Можно нам посмотреть? — попросила Люси.
— Люси, это невежливо! — одернула ее Энн.
— Ее принесли сразу же, как только вы ушли! Мы все это время ломали голову, что там! — воскликнула Мэри.
— Мэри! Как ты себя ведешь! — возмутилась Энн.
— Девочки, не переживайте. У меня нет никаких секретов.
Когда утром меня отправят домой, я расскажу служанкам, почему это случилось.
Я слабо улыбнулась и принялась развязывать широкую алую ленту, которой была перевязана коробка. Внутри оказались три пары брюк. Одни легкие льняные, другие — более строгого покроя, но очень мягкие на ощупь. И совершенно роскошные джинсы. Поверх всего лежала карточка с гербом Иллеа.
Ты просишь о таких простых вещах, что я не могу тебе отказать. Но ради меня, только по субботам, пожалуйста. Спасибо за компанию.