Времени на переживания и угрызения совести оказалось не так уж и много. Когда утром служанки принялись как ни в чем не бывало одевать меня к завтраку, я решила, что против моего присутствия в столовой никто не возразит. Даже тут Максон проявил неожиданную доброту: не стал лишать меня возможности насладиться пищей, последнего мгновения в роли одной из Избранных.
Завтрак был в самом разгаре, когда Крисс наконец набралась храбрости.
— Как все прошло? — спросила она вполголоса, как нам и предписывалось во время еды.
Но этот невинный вопрос заставил всех, кто его слышал, обратиться в слух.
— Неописуемо, — вздохнула я.
Девушки переглянулись, явно надеясь на продолжение.
— Как он себя вел?
— Э-э… — Я принялась осторожно подбирать слова. — Совершенно не так, как я от него ожидала.
На этот раз за столом поднялся негромкий гул.
— Ты это нарочно? — возмутилась Зои. — Если да, то это просто свинство с твоей стороны.
Я покачала головой. Ну как я могла это им объяснить?
— Нет, просто…
От необходимости формулировать ответ меня избавил непонятный шум в коридоре.
Эти крики показались мне странными. За время моего непродолжительного пребывания во дворце я не слышала ни единого звука, который даже с большой натяжкой можно было бы назвать громким. Более того, четкие шаги стражников, стук открываемых и закрываемых массивных дверей, звон вилок за столом казались своеобразной музыкой.
Тут же сплошная какофония.
Королевская семья сориентировалась раньше всех остальных.
— Дамы, к дальней стене! — закричал король Кларксон и бросился к окну.
Девушки, растерянные, но не решающиеся ослушаться приказа, сбились у главного стола. Король уже опускал штору. Это была не обычная матерчатая штора. Она скорее походила на металлическую ставню, опустившуюся со скрипом. Подоспевший Максон принялся опускать соседнюю. К другому окну бросилась нежная и хрупкая королева.
В обеденный зал хлынула толпа охранников. Часть из них заняли позицию перед исполинскими дверями, которые поспешно захлопнули, заперли на засов и заложили массивными перекладинами.
— Они проникли на территорию, ваше величество, но мы сдерживаем их. Дамам лучше бы уйти, но мы так близко к дверям…
— Все ясно, Марксон, — отозвался король, перебив стражника на полуслове.
Этих отрывочных сведений хватило, чтобы все понять. На территорию дворца ворвались повстанцы.
Я так и знала, что это произойдет. С таким количеством посторонних людей во дворце, с таким размахом приготовлений кто-нибудь обязательно должен был что-нибудь упустить и тем самым поставить под угрозу нашу безопасность. И даже если они не смогут прорваться внутрь, лучшего времени, чтобы организовать протестную акцию и придумать нельзя. Отбор — громкое событие. Я была уверена, что повстанцы ненавидят его, как и все остальное, связанное с Иллеа.
Но что бы они ни думали по этому поводу, я сдаваться так просто не собиралась.
Вскочив из-за стола так стремительно, что опрокинула стул, я бросилась к ближайшему окну и принялась опускать металлическую штору. Еще несколько девушек, до которых дошло, в каком опасном положении мы находимся, последовали моему примеру.
Спустить штору оказалось делом недолгим, а вот закрепить ее было несколько сложнее. Едва мне удалось как надо приладить защелку, как что-то с грохотом ударило в металлическую пластину снаружи. Меня отбросило назад, и я, наткнувшись на собственный опрокинутый стул, с криком полетела на пол.
Рядом со мной тут же вырос Максон:
— Ты не ранена?
Я торопливо произвела оценку ущерба. На бедре обещал образоваться синяк, а я сама была напугана, но этим все и ограничивалось.
— Нет, со мной все в порядке.
— Давай к дальней стене. Живо! — приказал он, помогая мне подняться на ноги.
Потом бросился вглубь зала и, подхватив нескольких оцепеневших от страха девушек, подтолкнул их по направлению к углу.
Я послушно отбежала к стене, где жались друг к другу остальные. Некоторые всхлипывали; иные потрясенно смотрели перед собой остекленевшими глазами. Тайни потеряла сознание. При виде короля Кларксона — он о чем-то сосредоточенно разговаривал с одним из охранников у стены так, чтобы его не слышали девушки, — я немного приободрилась. Одной рукой король бережно прижимал к себе супругу, спокойно и прямо стоявшую рядом с ним.
Как много подобных атак довелось ей пережить на своем веку во дворце? В новостях говорили, что такое случалось несколько раз в год. Не может быть, чтобы ей не было страшно. Она наверняка понимала, чем это все может закончиться для нее, ее мужа и единственного сына. Что в конце концов бунтовщики так или иначе найдут способ добиться своего. И тем не менее стояла рядом с королем, твердо сжав губы, и ее лицо не выражало ничего, кроме спокойствия.
Я оглядела девушек. Обладает ли хоть одна из них той внутренней силой, которая необходима будущей королеве? Тайни по-прежнему лежала без чувств у кого-то на руках. Селеста с Бариель о чем-то беседовали. Спокойствие Селесты было явно напускным, но по сравнению с остальными девушками держалась она очень неплохо. Кто-то пребывал на грани истерики, сжался в комочек и всхлипывал. Другие мысленно отгородились от всего происходящего и сидели с отсутствующим видом, бесцельно ломая руки в ожидании, когда все закончится.
Марли тихонько плакала, но, по крайней мере, не рыдала. Я схватила ее за локоть и заставила подняться на ноги.
— Утри глаза и расправь плечи, — приказала я ей на ухо.
— Что? — пискнула она.
— Слушайся меня, делай, что говорю.
Марли утерлась рукавом и слегка распрямилась. Потом провела по лицу пальцами: наверное, проверяла, не размазался ли макияж. И обернулась ко мне, ожидая моего одобрения.
— Умница. Извини, что командую, просто доверься мне в этом вопросе.
Мне было неловко, что пришлось рявкнуть на нее, когда ситуация и без того пугающая, но нужно, чтобы она выглядела такой же спокойной, как королева Эмберли. Это качество Максон наверняка захочет видеть в своей избраннице, а я желала Марли победы.
— Нет, все правильно, — кивнула Марли. — Ну, то есть пока все в безопасности, так что не стоит так беспокоиться.
Я кивнула в ответ, хотя Марли и была не права. О безопасности речь не шла.
Стены и окна продолжали сотрясать удары. Охранники напряженно ждали, застыв по обе стороны массивных дверей. Часы в зале отсутствовали. Я понятия не имела, сколько уже длится атака, и это еще больше действовало на нервы. Если они прорвутся во дворец, как мы узнаем? Только когда они начнут высаживать двери? А вдруг повстанцы уже внутри, просто мы не подозреваем об этом?
Я не находила себе места от тревоги. Уставившись на вазу с экзотическими цветами, названия ни одного из которых не знала, я принялась грызть безупречно наманикюренный ноготь. Пыталась сделать вид, как будто, кроме этих цветов, ничто в мире меня не интересует.
Наконец Максон, по очереди подходивший ко всем девушкам, чтобы оценить их состояние, добрался и до меня. Он остановился рядом и тоже принялся разглядывать цветы. Ни один из нас не знал, что сказать.
— У тебя все в порядке? — произнес он наконец.
— Да, — прошептала я.
Он немного помолчал.
— Ты что-то неважно выглядишь.
— Что будет с моими служанками? — спросила я, озвучивая свой самый главный страх.
Я знала, что мне самой ничего не грозит. Но где сейчас они? Вдруг какая-нибудь из них шла по коридору, когда ворвались бандиты?
— С твоими служанками? — спросил он меня таким тоном, как будто я была полной идиоткой.
— Да, с горничными.
Я посмотрела ему в глаза, мысленно упрекая его в нежелании признавать, что лишь избранное меньшинство из всех обитателей дворца сейчас находилось под защитой. Меня душили подступающие к горлу слезы. Плакать было нельзя, и я несколько раз быстро вздохнула, чтобы взять себя в руки.
Он заглянул мне в глаза и, похоже, понял, что меня саму от положения служанки еще недавно отделяла всего одна ступень. Причиной моего страха было не это, но при мысли о том, что меня и кого-то вроде Энн развела какая-то лотерея, я чувствовала себя странно.
— Они уже должны быть в укрытии. У прислуги есть свои убежища. В том, что касается оповещения об опасности, охрана действует очень четко. У твоих служанок все наверняка в порядке. Вообще-то, у нас есть сигнализация, просто во время последнего нападения повстанцы вывели ее из строя. Ее починкой занимаются, но… — Максон вздохнул.
Я упрямо смотрела себе под ноги, пытаясь унять страхи, терзавшие меня.
— Америка, — взмолился он. Я вскинула на Максона глаза. — С ними все хорошо. Повстанцы действовали недостаточно быстро, а во дворце все отлично знают, что делать в таких случаях.
Я кивнула. Мы еще с минуту постояли молча, потом я увидела, что принц собирается уходить.
— Максон, — прошептала я.
Он обернулся, слегка удивленный таким неформальным обращением.
— Насчет вчерашнего вечера… Позволь объяснить. Когда меня готовили к отправке во дворец, к нам домой приходил человек. Он сказал, что я ни в коем случае не должна тебе отказывать. Чего бы ты ни захотел. Ни при каких обстоятельствах.
Мои слова его ошеломили.
— Что?
— Он дал понять, что ты можешь потребовать определенных вещей. А ты говорил, что тебе нечасто приходилось иметь дело с женщинами. После восемнадцати лет такой жизни… и… и когда ты отослал съемочную группу… Я просто испугалась, когда ты оказался так близко.
Максон покачал головой, пытаясь переварить услышанное. На обычно сдержанном лице принца отражались унижение, гнев и потрясение.
— И что, такие инструкции выдали всем девушкам? — спросил он.
Эта идея явно его ужасала.
— Я не знаю. Не думаю, чтобы многим из них понадобилось такое предупреждение. Они, наверное, только и ждут, как бы на тебя наброситься, — заметила я, мотнув головой в сторону остальных претенденток на корону.
Он мрачно фыркнул:
— А ты — нет, поэтому без колебаний заехала коленом мне в пах?
— Я попала тебе в бедро!
— Вот только не надо. Чтобы прийти в себя после удара коленом в бедро, мужчине так много времени не требуется, — скептически отозвался Максон.
Я рассмеялась. К счастью, он ко мне присоединился. Тут в окно вновь ударило что-то тяжелое, и мы оба осеклись. Я на миг позабыла, где нахожусь.
— Ну и как ты управляешься с целым залом плачущих женщин? — поинтересовалась я.
На его лице отразилось комическое смятение.
— Я в полной растерянности, — прошептал он отчаянно. — Не имею ни малейшего понятия, как с этим бороться.
И это говорил человек, которому предстояло возглавить нашу страну. Правитель, которого можно выбить из колеи женскими слезами. И смех и грех.
— Попробуй похлопать их по спине или по плечу и сказать, что все будет в порядке. Очень часто, когда девушки плачут, они вовсе не хотят, чтобы ты решил проблему, а только, чтобы утешил, — посоветовала я.
— В самом деле?
— Да.
— Не может быть, чтобы все было так легко. — В его голосе интерес мешался с сомнением.
— Я сказала «очень часто», а не «всегда». Впрочем, с большинством здешних дам этот прием должен сработать.
— Не уверен, — фыркнул он. — Две из них уже попросили отпустить их, если это когда-нибудь закончится.
— Я думала, мы не имеем на это права. — Впрочем, чему я удивлялась? Если он согласился оставить меня во дворце на условии чисто дружеских отношений, юридические формальности едва ли должны были его волновать. — И как ты поступишь?
— А что мне делать? Не стану же я держать здесь кого-то против воли.
— Они передумают, — предположила я с надеждой.
— Может, и так. — Принц помолчал. — А ты? Ты еще не решила перебраться в местечко побезопаснее? — спросил он почти шутливо.
— Хочешь правду? Я была уверена, что после завтрака ты в любом случае отправишь меня домой, — призналась я.
— Хочешь правду? Я и сам об этом подумывал.
Мы обменялись улыбками. Наша дружба — если эти отношения вообще можно так назвать — была неуклюжей и небезоблачной, но, по крайней мере, честной.
— Ты не ответила. Так ты хочешь уехать?
После того как что-то тяжелое вновь ударило в стену, эта мысль показалась мне заманчивой. Дома на меня не нападал никто опаснее Джерада, покушающегося на мою еду. Здесь же меня сразу невзлюбили другие девушки, приходилось ходить в неудобной одежде, меня пытались обидеть чужие люди, и вообще было не по себе. Но мое пребывание при дворе шло на пользу семье, а мне самой приятно быть сытой. Максону, похоже, в самом деле нужна поддержка. Кроме того, оставаясь во дворце, я еще какое-то время буду находиться подальше от Аспена. И кто знает, вдруг помогу выбрать нашу следующую принцессу.
Я взглянула Максону в глаза:
— Если ты меня не выгоняешь, я остаюсь.
— Прекрасно, — улыбнулся он. — Научишь еще каким-нибудь штучкам вроде похлопывания по плечу.
Я просияла в ответ. Да, начиналось все это плохо, но, может, в итоге выйдет что-нибудь хорошее.
— Америка, ты не могла бы оказать мне услугу? — (Я вопросительно посмотрела на него.) — Как всем известно, мы вчера вечером провели много времени наедине. Если кто-нибудь поинтересуется, ты не могла бы сказать всем, что я не… что я бы никогда…
— Разумеется. И мне действительно очень стыдно, что все так получилось.
— Я мог бы и сам сообразить, что если кто-то и откажется подчиняться приказу, то это будешь ты.
Стену сотрясли сильные удары, и некоторые девушки завизжали.
— А кто они такие? Что им нужно? — спросила я.
— Кому? Повстанцам? — (Я кивнула.) — Это зависит от того, кого ты спрашиваешь. И о какой группе говоришь.
— Ты хочешь сказать, что их несколько? — Час от часу не легче. Если это была одна группа, что могли сделать две или больше, объединившись? По моему мнению, все повстанцы похожи, но в устах Максона это прозвучало так, как будто некоторые опаснее других. — И сколько же их всего?
— Вообще-то, две. Южане и северяне. Последние атакуют чаще. Им ближе. Они обитают на болотистой пустоши Лайкли неподалеку от Беллингема, к северу отсюда. Жить в тех краях желающих нет — остались сплошные развалины, — поэтому они устроили себе там что-то вроде базы. Хотя, я полагаю, северяне кочуют. Впрочем, это моя теория, к которой никто не прислушивается. Но им намного реже удается проникнуть на территорию, а когда все-таки прорываются, в результате… практически пшик. Думаю, теперешнее нападение — как раз их рук дело, — сказал он, перекрывая гвалт.
— Почему? Чем они отличаются от южан?
Максон заколебался; должно быть, не был уверен, стоит ли мне это знать. Потом огляделся по сторонам, проверяя, не слышит ли нас кто-нибудь. Я тоже проверила и увидела, что за нами наблюдают несколько человек. В частности, Селеста, смотревшая на меня с таким выражением, будто пыталась просверлить глазами насквозь. Я скользнула по ней взглядом. Слов тем не менее никто не разобрал бы. Когда Максон пришел к такому же заключению, он склонился ко мне и прошептал:
— Набеги южан намного более… смертоносны.
— Смертоносны? — вздрогнула я.
Принц утвердительно кивнул:
— Они вторгаются раз или два в год, насколько я могу судить по последствиям. Мне кажется, все пытаются оградить меня от цифр, но я же не дурак. Во время этих битв гибнут граждане. Беда в том, что с виду противники ничем не отличаются друг от друга: грязные, большей частью мужского пола, тощие, но сильные, без каких-либо опознавательных знаков, так что мы не знаем, с кем имеем дело, пока все не закончится.
Я вновь огляделась. Если Максон ошибся и на нас обрушились южане, множество людей в опасности. Я снова вспомнила моих бедных служанок.
— И все-таки я не понимаю. Что им нужно?
Молодой человек пожал плечами:
— Южане, по всей видимости, стремятся нас уничтожить. Не знаю за что. Наверное, причина в усталости от жизни на обочине общества. Хочу сказать, что технически они даже не Восьмерки, поскольку не имеют определенного места в социальной иерархии. А вот северяне для нас загадка. Отец утверждает, что они просто желают досадить, подорвать нашу власть, но я так не думаю. — Вид у Максона на миг стал очень горделивый. — На этот счет у меня тоже есть своя теория.
— Расскажешь?
Принц Максон снова заколебался. Мне показалось, что на этот раз из опасения не столько напугать меня, сколько не быть принятым всерьез.
Он снова нагнулся ко мне и прошептал:
— Мне кажется, они что-то ищут.
— Что? — удивилась я.
— Вот этого я не знаю. Но после их нападения на дворец картина всегда одна и та же. Охранники без сознания, ранены или связаны, но не убиты. Такое впечатление, что они просто не хотят погони. Иногда они забирают кого-нибудь из наших людей с собой, и это тревожит. А в помещениях после их набегов — в тех, в которые им удается проникнуть, — все перевернуто вверх дном. Ящики вытащены, полки перерыты, ковры сдвинуты. Все сломано. Ты не представляешь, сколько камер мне пришлось сменить за эти годы.
— Камер?
— О, — застеснялся он. — Я люблю фотографировать. Но, несмотря на все усилия, повстанцы почти ничего не берут. Отец, разумеется, считает мою идею глупостью. Что может искать орава неграмотных варваров? И тем не менее, думаю, причина в этом.
Это интриговало. На месте людей, у которых нет ни гроша и которые знали, как пробраться во дворец, я забрала бы с собой все драгоценности, на какие наткнулась, все, что только можно продать. Должно быть, у бунтовщиков и в самом деле другие цели, помимо того, чтобы заявить о себе, и борьбы за выживание.
— Полагаешь, это глупо? — спросил Максон, оторвав меня от размышлений.
— Да нет, почему? Загадочно, но не глупо.
Мы обменялись улыбками. Подумалось, что, будь Максон просто Максоном Шривом, а не Максоном, будущим королем Иллеа, я была бы не против иметь такого соседа, с которым можно поболтать обо всем на свете.
Он откашлялся:
— Пожалуй, мне нужно идти дальше.
— Да, наверное, кое-кто уже всю голову сломал, гадая, что тебя здесь так задержало.
— Ну, друг, с кем посоветуешь поговорить теперь?
Я улыбнулась и оглянулась, чтобы убедиться, что моя кандидатка в принцессы не успела снова расклеиться. Она не подвела.
— Видишь вон ту блондинку в розовом? Это Марли. Чудесная девушка, очень добрая, любит кино. Давай.
Максон прыснул и направился к Марли.
Казалось, время в обеденном зале тянулось бесконечно, но на самом деле атака длилась немногим более часа. Потом мы узнали, что во дворец никто из повстанцев не пробрался, только на территорию парка. Охрана не стреляла по нападавшим, пока те не попытались прорваться к главному входу. Именно этим и объяснялся такой шквал кирпичей, выбитых из стен дворца, и гнилой еды — всем этим кидали в окна.
В конце концов двое оказались слишком близко к дверям. Стражники открыли огонь, и те обратились в бегство. Если классификация Максона верна, видимо, враги действительно были северянами.
Нас продержали в обеденном зале еще какое-то время, пока охрана прочесывала окрестности дворца. Когда все улеглось, нас распустили по комнатам. Я взяла под руку Марли. Несмотря на то что в обеденном зале я держала себя в руках, нервное напряжение давало о себе знать, и я порадовалась поводу переключиться.
— Значит, он позволил тебе носить брюки, несмотря на то что ты проиграла? — спросила она.
Я при первой же возможности заговорила о Максоне. Не терпелось узнать, как прошел их разговор.
— Угу. Он повел себя очень благородно.
— Приятно узнать, что он великодушный победитель.
— Да уж. Проявляет милосердие, даже когда ему самому достается.
Например, получив коленом по монаршим жемчужинам.
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. — Мне не хотелось вдаваться в объяснения. — О чем вы с ним разговаривали?
— Вообще-то, он спросил, не против ли я встретиться с ним как-нибудь на неделе. — Она покраснела.
— Марли! Это же здорово!
— Тише, — шикнула она, оглядываясь по сторонам, хотя остальные девушки уже поднялись к себе. — Не хочу радоваться раньше времени.
Мы с минуту помолчали, а потом ее прорвало:
— Кого я пытаюсь обмануть? Я просто сама не своя от восторга! Скорее бы он меня вызвал.
— Если он уже предложил тебе встретиться, то наверняка вот-вот пригласит. Конечно, после того, как разберется со всеми государственными делами.
— Мне просто не верится! — рассмеялась она. — Ну, то есть я была в курсе, что он красавчик, но сомневалась в его характере. Боялась, что он будет… ну, даже не знаю, до чертиков правильным или еще каким-нибудь в этом роде.
— Я тоже. А он оказался… — Каким на самом деле оказался Максон? Он действительно был правильным, но вовсе не в том негативном смысле, какой я вкладывала в это понятие. Он, без сомнения, был принцем и в то же время таким… таким… — Нормальным.
Мысли о Марли и Максоне вылетели у меня из головы, едва я переступила порог своей комнаты. Энн и Мэри хлопотали вокруг совершенно обезумевшей Люси. По ее красному, распухшему лицу катились слезы, ее колотило.
— Ну же, Люси, успокойся, все хорошо, — шептала Энн, гладя девушку по спутанным волосам.
— Все кончилось. Никто не пострадал. Тебе ничто не угрожает, милая, — приговаривала Мэри, держа трясущуюся руку подруги.
От неожиданности я онемела. По чистой случайности я стала свидетельницей тайной борьбы Люси, не предназначенной для моих глаз. Я попятилась к выходу, но Люси заметила меня, прежде чем я успела скрыться.
— П-прошу п-прощения, леди… леди… леди… — заикаясь, пробормотала она.
Две другие горничные с тревогой вскинули на меня глаза.
— Не волнуйся. Ты не пострадала? — спросила я, закрывая дверь, чтобы никто не увидел.
Люси снова попыталась заговорить, но язык не подчинился ей. Рыдания и спазмы продолжали сотрясать ее хрупкое тело.
— Она придет в себя, мисс, — вмешалась Энн. — На это может уйти несколько часов, но обычно она успокаивается после того, как все заканчивается. Если ей не будет лучше, мы отведем ее в больничное крыло. — Энн понизила голос. — Только Люси этого не хочет. Если они решат, что она неспособна прислуживать вам, ее определят в прачки или в кухарки. А ей нравится быть горничной.
Я не очень понимала, почему Энн шепчет. Мы все стояли вокруг Люси, и она отлично все слышала, несмотря на свое состояние.
— П-пожалуйста, мисс… Я не… Я не… Я не… — выдавила она.
— Тише. Никто никуда тебя не отправляет, — заверила я ее. Потом взглянула на Энн и Мэри. — Помогите мне уложить ее на кровать.
Казалось бы, втроем мы должны были легко справиться с этой задачей, но Люси так билась, что удержать ее оказалось очень трудно. Пришлось повозиться, прежде чем удалось ее устроить. После того как девушку закутали в одеяло, дело пошло быстрее. Тепло и покой принесли лучший результат, чем все наши уговоры. Мало-помалу дрожь, сотрясавшая тело Люси, стала слабее, и она уставилась отсутствующим взглядом на полог кровати.
Мэри присела на край постели и принялась негромко что-то напевать, напомнив мне то, как я сама убаюкивала маленькую Мэй, когда она болела. Я отвела Энн в уголок, где Люси не могла нас услышать.
— Что случилось? Кто-то прорвался внутрь? — спросила я.
Странно, что нам об этом не сообщили.
— Нет-нет, — заверила меня Энн. — Люси всегда становится такая, когда атакуют повстанцы. Она принимается рыдать, стоит кому-то в ее присутствии просто упомянуть о них. Она…
Энн принялась разглядывать носки своих начищенных до блеска черных туфель, пытаясь решить, надо рассказывать мне что-то или нет. Мне не хотелось лезть в жизнь Люси, но необходимо было понять, что происходит. Энн глубоко вздохнула и заговорила вновь:
— Некоторые из нас родились здесь. Мэри родилась во дворце, и ее родители до сих пор прислуживают. Я сирота, меня взяли, потому что во дворце были нужны рабочие руки. — Она расправила платье, как будто пыталась стряхнуть эту часть своего прошлого, которая, похоже, до сих пор не давала ей покоя. — Люси во дворец продали.
— Продали? Как такое возможно? У нас в стране нет рабов.
— Официально нет, но это не значит, что такое не случается. Матери Люси нужны были деньги на операцию. Они подались в услужение к одной семье, Тройкам. Ее мать так и не выздоровела, они не смогли расплатиться с долгами, так что Люси и ее отец продолжали жить дальше с этой семьей. Как я поняла, обращались там с ними немногим лучше, чем со скотиной. Потом Люси приглянулась хозяйскому сыну. Я знаю, что иногда касты не имеют значения, но между Тройкой и Шестеркой слишком большой разрыв. Когда обо всем узнала его мать, она продала Люси и ее отца во дворец. Я помню, как она здесь появилась. Она только и делала, что плакала. Должно быть, они очень друг друга любили.
Я покосилась на Люси. В моем случае, по крайней мере, решение о разрыве принял один из нас. Когда ее лишали любимого человека, выбора у нее не было.
— Отец Люси служит на конюшне. Он не очень расторопный и не очень крепкий, зато абсолютно преданный работник. А Люси — горничная. Я знаю, вам это может показаться глупым, но во дворце это почетная должность. Мы — лицо дворца. Это значит, что мы признаны достаточно подготовленными, достаточно сообразительными и достаточно привлекательными, чтобы предстать перед любым, кто нуждается в наших услугах. Мы очень серьезно относимся к службе, и не без причины. Тех, кто не справляется, отсылают на кухню, где приходится работать не покладая рук и носить мешковатую одежду. Или приставляют рубить дрова или убирать территорию. Так что горничная не последняя профессия во дворце.
Я почувствовала себя идиоткой. В моей картине мира все они были Шестерками. Но оказывается, даже внутри их касты существовала собственная иерархия, система статусов, которую я не понимала.
— Два года назад на дворец напали посреди ночи. Повстанцы раздобыли где-то униформу охранников и всех сбили с толку. Начался страшный хаос, никто не понимал, где свои, а где чужие, и бунтовщикам удалось проникнуть во дворец… Это было ужасно.
Я содрогнулась при одной мысли об этом. Темнота, всеобщее смятение, бесконечные дворцовые коридоры… Если судить по событиям этого утра, это было дело рук южан.
— Один из повстанцев схватил Люси. — Энн на миг опустила глаза и продолжила еле слышно: — По-моему, женщин в их рядах не так много… В общем, сами понимаете.
— Ах!
— Я сама этого не видела, но Люси рассказала мне, что он был весь грязный. И постоянно облизывал ее лицо.
Энн передернулась. Меня затошнило. Это было просто омерзительно. Неудивительно, что у человека, и без того уже травмированного, во время атаки случился нервный срыв.
— Он куда-то ее потащил, она принялась истошно кричать. Шум вокруг стоял такой, что едва ли ее кто-нибудь услышал бы. К счастью, из-за угла выскочил другой охранник, настоящий. Он прицелился и всадил повстанцу пулю прямо в лоб. Тот рухнул как подкошенный и придавил собой Люси. Она вся оказалась залита его кровью.
В ужасе я прикрыла рот ладонью. Не могла представить, как хрупкая маленькая Люси пережила весь этот кошмар. Ничего удивительного, что она так реагировала.
— Ей оказали медицинскую помощь, но ее душевными ранами никто не занимался. С тех пор она немного дерганая, но изо всех сил старается держать себя в руках. И старается она не только ради себя, но и ради отца. Он так гордится, что его дочь выбилась в горничные. Ей не хочется его разочаровывать. Мы пытаемся ее подбадривать, но каждый раз, когда происходит нападение, она считает, что теперь-то уж точно все будет плохо. Кто-нибудь поймает ее, причинит зло, убьет.
— Она очень старается, мисс, но я не знаю, сколько еще продержится.
Я кивнула, глядя на лежащую в постели Люси. Она задремала, хотя до вечера было еще далеко.
Остаток дня я провела за чтением. Энн с Мэри принялись наводить чистоту в комнате, где все и так было безупречно. Ни одна из нас не проронила ни слова, пока Люси не проснулась.
Я дала себе клятву, что, если это будет в моей власти, Люси никогда больше не придется пережить что-то подобное.