О том, что произошло между мной и Максоном, я не рассказала никому, даже Марли и моим служанкам. Мне нравилось хранить секрет, который я могла вспоминать посреди какого-нибудь скучного урока Сильвии или очередного нескончаемого дня в Женском зале. И, по правде говоря, я думала о наших поцелуях — и о первом, неловком, и о втором, восхитительном, куда чаще, чем сама ожидала.
Я понимала, что не полюблю Максона в мгновение ока. Сердце не позволило бы этого. Но внезапно я очутилась в мире, где могла этого захотеть. Так что я молча размышляла на эту тему, хотя не раз меня подмывало раскрыть тайну.
Особенно меня разобрало три дня спустя, когда Оливия во всеуслышание объявила в почти полном Женском зале, что они с Максоном целовались.
К собственному изумлению, эта новость меня просто убила. Я поймала себя на том, что то и дело бросаю на Оливию взгляды, пытаясь понять, что в ней особенного.
— Рассказывай скорее, как все случилось! — потребовала Марли.
Всем остальным девушкам тоже было любопытно, но Марли больше других не терпелось. С того момента, как они с Максоном в последний раз встречались, она начала активно интересоваться тем, как продвигаются дела у других. Что стоит за этой переменой, я не знала, а спросить не хватало смелости.
Уговаривать Оливию не понадобилось. Она уселась на диванчик и красиво уложила юбки. Такое впечатление, что уже тренировалась быть принцессой. Меня охватило острое желание сообщить ей, что один-единственный поцелуй — еще не залог победы.
— Не хочу вдаваться в подробности, но это было так романтично, — протянула она жеманно. — Мы с ним гуляли на крыше. Там есть такое местечко, что-то вроде балкона, но похоже, что оно используется для охраны. Не знаю точно. Оттуда открывается вид на город, и он весь был перед нами как на ладони. Принц привлек меня к себе и поцеловал. — Она просто заходилась от восторга.
Марли вздохнула. У Селесты сделался такой вид, как будто ей хотелось что-нибудь расколотить. Я сидела молча.
До этого мне нет никакого дела, твердила я себе, это все часть Отбора. И вообще, кто говорит, что я хочу быть с Максоном? Вообще-то, я должна благодарить небеса. Селеста явно нашла новый объект для шпыняния, а после эпизода с платьем — кстати, я совершенно позабыла рассказать о нем Максону — я должна была радоваться, что она переключится на кого-то другого.
— Полагаешь, она единственная, кто с ним целовался? — шепотом спросила меня Тьюзди.
Крисс, стоявшая рядом, услышала и тоже не смогла остаться в стороне.
— С другими он не целовался. Наверное, она умеет правильно себя вести, — пожаловалась она.
— А что, если он перецеловался с половиной зала, но все остальные хранят это в секрете? Ну, такая у них стратегия?
— Я не думаю, что все, кто держит рот на замке, обязательно рассматривают это как стратегию, — возразила я. — Может, они считают, что никого, кроме них, это не касается?
— А вдруг все эти россказни — просто какая-то игра со стороны Оливии? — ахнула Крисс. — Теперь мы все забеспокоились, но ведь не будет же никто из нас спрашивать Максона, целовался ли он с ней на самом деле. Откуда нам знать, правда это или ложь.
— Разве она могла так поступить? — усомнилась я.
— Эх, жаль, я не додумалась до этого первой, — с тоской в голосе протянула Тьюзди.
— Все это оказалось куда сложнее, чем я себе представляла, — вздохнула Крисс.
— Что уж тогда говорить обо мне, — пробормотала я.
— Мне нравятся почти все девушки в этом зале. Но когда я слышу, что Максон занимался с кем-то чем-то особенным, единственное, чего мне хочется, это придумать, в чем я могу всех перещеголять, — призналась она. — Мне не нравится с вами соревноваться.
— Примерно то же самое я на днях объясняла Тайни, — подхватила Тьюзди. — Я понимаю, она немного робкая, но зато очень женственная, и считаю, что из нее вышла бы отличная принцесса. Я не могу злиться на нее за то, что она больше раз была на свидании с ним, чем я, даже если мне самой хочется заполучить корону.
Мы с Крисс переглянулись. Очевидно, ее зацепило то же самое, что и меня. Она упомянула «корону», а не «его». Но я не стала обращать на это внимание, потому что вторая часть ее маленькой речи задела знакомую струну.
— Да, мы с Марли все время это обсуждаем. Я имею в виду, что видим друг в друге достоинства.
Мы все переглянулись, и что-то вдруг неуловимо переменилось. Внезапно моя ревность к Оливии перестала быть такой острой, и даже неприязнь к Селесте слегка поутихла. У каждой из нас был свой путь и, возможно, свои причины, приведшие сюда, но, по крайней мере, пока мы все в одной лодке.
— Может, королева Эмберли права, — сказала я. — Главное, быть самой собой. Пусть лучше Максон отправит меня домой, потому что я такая, какая есть, чем оставит, потому что я такая, как кто-то еще.
— Это правда, — согласилась Крисс. — И в конечном итоге тридцати четырем девушкам так или иначе придется уйти. Если бы я победила, приятно было бы знать, что остальные меня поддерживали. Мне кажется, мы должны постараться перестать ненавидеть друг друга.
Я кивнула, признавая ее правоту. Мне это под силу, я убеждена.
И тут в зал ворвалась Элиза. По пятам за ней бежали Зои и Эммика. Обыкновенно Элиза была очень нетороплива и спокойна, никогда не повышала голос. Сегодня же она разве что не визжала.
— Смотрите, какие хорошенькие! — закричала она, показывая всем два прекрасных гребня для волос, усыпанные драгоценными камнями на многие тысячи долларов. — Это мне Максон подарил! Красивые, правда?
Зал огласили новые возгласы восторга и разочарования, и моя свежеобретенная уверенность куда-то испарилась.
Я попыталась не дать разочарованию взять верх. В конце концов, мне тоже вручали подарки, и с Максоном я тоже целовалась. Но по мере того, как в зал набивались все новые и новые девушки и одни и те же истории повторялись по многу раз, я поймала себя на том, что мне хочется от всех спрятаться. Пожалуй, неплохо провести остаток дня в обществе служанок.
Пока я обдумывала, не уйти ли к себе, в зал вошла Сильвия. Вид у нее был замотанный и возбужденный одновременно.
— Девушки! — возвысила она голос, пытаясь утихомирить нас. — Девушки, все в зале?
Ответом ей был нестройный хор «да».
— Ну, слава богу, — выдохнула она. — Я знаю, о таких вещах нужно сообщать заранее, но мы сами только что выяснили. Через три дня к нам прибывают с визитом король и королева Свендвея, и, как вам всем известно, королевская семья состоит с ними в родстве. Кроме того, в те же дни родня королевы приедет познакомиться с вами, так что народу будет полон дом. Времени в обрез, поэтому отмените все дела. Уроки начнутся в Главном зале сразу же после ланча. — Она двинулась к выходу.
Такое впечатление, что у дворцовой челяди было несколько месяцев на подготовку. В саду разбили огромные крытые павильоны; на лужайке расставили столики с винами и закусками. Охрану дворца усилили, и к иллеанским гвардейцам присоединились несколько иностранных, которых король и королева Свендвея привезли с собой. Наверное, они знали, как рискованно находиться во дворце.
Под навесом установили троны для короля, королевы, Максона и для королевской четы соседней страны. Свендвейская королева — ее имя я не смогла бы выговорить даже ради спасения собственной жизни — оказалась почти такой же красавицей, как и королева Эмберли. Судя по всему, они были близкими подругами. Оба королевских семейства с удобством расположились под тентом, за исключением Максона — тот прогуливался по лужайке с девушками и своими родственниками.
Он, похоже, ужасно рад был видеть кузенов и кузин, даже самых маленьких, которые то и дело дергали его за полы пиджака и убегали прочь. Вооруженный одной из многочисленных камер, он без устали фотографировал ребятишек. Почти все Избранные взирали на него с обожанием.
— Америка! — окликнул меня кто-то. Я посмотрела направо и увидела Элейн и Ли в обществе женщины, как две капли воды похожей на королеву. — Иди сюда, познакомься с сестрой ее величества.
В тоне Элейн прозвучали какие-то неуловимые нотки, которые заставили меня насторожиться.
Я приблизилась и сделала книксен. Женщина залилась квохчущим смехом и сказала:
— Брось, дорогуша, я же тебе не королева. Я Адель, старшая сестра Эмберли. — Она протянула мне руку для приветствия и икнула.
Говорила она с легким акцентом, зато казалась какой-то очень уютной, домашней. У нее были пышные формы, а в руке она держала практически пустой бокал с вином, и, судя по осоловевшему взгляду, далеко не первый.
— Откуда вы родом? У вас такой приятный акцент, — полюбопытствовала я.
Некоторые девушки-южанки обладали аналогичным выговором, и мне их манера разговора казалась страшно романтичной.
— Из Гондурагуа. С самого побережья. Мы выросли вот в такусеньком домишке. — Она свела большой и указательный палец, демонстрируя, какой маленький был у них дом. — А теперь посмотрите на нее. Да и на меня тоже, — указала она на свое платье. — Какая перемена.
— Я жила в Каролине. Родители как-то раз возили меня на побережье. Мне там очень понравилось, — отозвалась я.
— Что ты, что ты, детка, — отмахнулась она. Элейн и Ли с трудом сдерживали смех. Обе явно считали, что сестра королевы не должна вести себя так бесцеремонно. — Ваши пляжи ни в какое сравнение не идут с теми, что у нас на юге. Очень советую тебе как-нибудь съездить и поглядеть своими глазами.
Я с улыбкой кивнула. Здорово было бы побывать в разных уголках страны, но едва ли это осуществимо. Вскоре один из многочисленных детей Адели пришел за ней и увел прочь. Элейн с Ли немедленно расхохотались.
— Умереть можно со смеху, правда? — веселилась Ли.
— Не знаю. С виду она вполне дружелюбная, — пожала плечами я.
— Она вульгарна, — отрезала Элейн. — Слышала бы ты, что она несла перед тем, как ты подошла.
— Что в ней такого ужасного?
— Мне кажется, за столько-то лет ее могли бы уже и поднатаскать по части хороших манер. И куда только Сильвия смотрит? — ухмыльнулась Ли.
— Вообще-то, если ты забыла, она выросла Четверкой. Как и ты, — парировала я.
Самодовольное выражение с ее лица как рукой сняло: она вспомнила, что разница между ней и Аделью не столь уж существенна. Элейн же, которая по рождению была Тройкой, униматься не желала.
— Уж будьте уверены, если я выиграю, моим родным придется или научиться себя вести, или отправиться куда подальше. Не позволю им так меня позорить.
— Что в этом такого постыдного? — удивилась я.
Элейн прищелкнула языком:
— Она пьяна. И это в присутствии короля и королевы Свендвея. Ее следовало бы изолировать.
Я решила, что с меня хватит, и отправилась на поиски вина. Заполучив бокал, огляделась по сторонам и поняла, что меня не тянет устроиться ровным счетом нигде. Все вокруг было красиво, интересно и совершенно невыносимо.
Но я задумалась над тем, что сказала Элейн. Если останусь во дворце, буду ли я ожидать от родных, что они изменятся? Я посмотрела на ребятишек, носящихся вокруг, на сбившихся в кучки людей. Разве я не захочу, чтобы Кенна осталась такой, какая есть, чтобы ее дети тоже наслаждались всем этим вне зависимости от того, как они себя ведут?
Как сильно изменит меня жизнь во дворце?
Потребует ли Максон, чтобы я соответствовала придворной жизни? Может, поэтому он и целуется с другими девушками? Потому что со мной что-то не так?
Неужели я до конца Отбора буду чувствовать себя не в своей тарелке?
— Улыбочку!
Я обернулась, и Максон щелкнул затвором фотокамеры. От неожиданности я отскочила. Этот снимок стал последней каплей, и я отвернулась.
— Что-то не так? — спросил принц, опуская камеру. Я пожала плечами. — Что случилось?
— Ничего. Сегодня меня бесит участие в Отборе, — отозвалась я отрывисто.
Ничуть не обескураженный ответом, Максон подошел поближе и понизил голос:
— Хочешь с кем-то поговорить? Могу прямо сейчас потянуть себя за ухо.
Я вздохнула и попыталась изобразить вежливую улыбку:
— Нет, мне просто нужно сосредоточиться.
Я собралась уходить.
— Америка, — позвал он тихо. Я остановилась и посмотрела на него. — Я что-то не так сделал?
Я заколебалась. Спросить его, целовался он с Оливией или нет? Признаться, как мне не по себе в обществе девушек с тех пор, как наши отношения перестали быть чисто дружескими? Рассказать, как сильно не хочется меняться самой и вынуждать приспосабливаться моих родных, чтобы соответствовать всему этому? Я почти готова была выплеснуть на него все свои страхи и сомнения, когда за спиной у нас вдруг раздался пронзительный голос.
— Принц Максон!
Мы обернулись. Неподалеку стояли Селеста и королева Свендвея. Селесте явно хотелось, чтобы во время этого разговора рядом с ней находился Максон. Она помахала ему рукой, приглашая присоединиться.
— Давай беги, — с раздражением в голосе сказала я.
Максон посмотрел на меня. Выражение его лица напомнило мне, что таковы условия договора. Я должна делиться.
— Осторожнее с Селестой. — Я быстро присела и зашагала прочь.
По пути к дворцу я наткнулась на сидящую в одиночестве Марли. Мне сейчас не хотелось общаться даже с ней, но я заметила, что она устроилась на скамье неподалеку от черной стены дворца, на самом солнцепеке. Кроме безмолвного молодого охранника, стоявшего навытяжку в нескольких ярдах от нее, поблизости никого не было.
— Марли, ты что? Давай скорее в тенек, а то сгоришь!
Она вежливо улыбнулась в ответ:
— Мне и здесь неплохо.
— Нет, правда, — потянула я ее за руку. — Ты сама не заметишь, как будешь красная как рак. Давай-ка…
Марли выдернула руку, но ответила кротко:
— Я хочу остаться здесь, Америка. Мне тут лучше.
На ее лице промелькнуло напряженное выражение, которое она попыталась скрыть. Я была уверена, что расстроена она не из-за меня, но что-то было не так.
— Ладно. Только не сиди долго на солнцепеке, хорошо? Ожоги — это очень болезненно, — сказала я, пытаясь скрыть недовольство, и двинулась своей дорогой.
Очутившись внутри, я решила отправиться в Женский зал. Слишком надолго отлучаться было нельзя, а там, по крайней мере, никого не должно быть. Однако, переступив порог, я обнаружила у окна Адель, которая наблюдала за тем, что происходит снаружи. Когда я вошла, она обернулась с улыбкой.
Я приблизилась к ней и присела рядышком.
— Прячетесь?
— Что-то вроде того, — усмехнулась она. — Мне хотелось познакомиться со всеми вами и повидаться с сестрой, но я терпеть не могу, когда это превращается в государственные обязанности. Чувствую себя не в своей тарелке.
— Я тоже не слишком люблю такие вещи. Не представляю каково, когда приходится делать это все время.
— Еще бы, — лениво отозвалась она. — Ты ведь Пятерка?
В ее устах вопрос прозвучал совершенно необидно. Как будто она интересовалась, принадлежим ли мы к одному клубу.
— Верно, я и есть та самая оставшаяся Пятерка.
— Я запомнила твое лицо. Ты очень мило держалась в аэропорту. Примерно в том же духе, как вела бы себя она. — Адель кивнула на королеву за окном и вздохнула. — Не знаю, как ей это удается. Она сильнее, чем кажется. — Взяв бокал, она сделала очередной глоток.
— Она выглядит царственной и женственной одновременно.
Адель просияла:
— Да, но я не только об этом. Взгляни-ка на нее.
Я посмотрела на королеву. Та то и дело косилась в сторону. Я проследила за направлением ее взгляда. Он был устремлен на Максона. Он разговаривал с королевой Свендвея в обществе Селесты, в то время как один из его кузенов цеплялся за его ногу.
— Из него вышел бы отличный брат, — сказала Адель. — У Эмберли было три выкидыша. Два до него и один после. Это до сих пор не дает ей покоя, она сама мне сказала. А у меня шестеро детей. Я чувствую себя виноватой все время, когда навещаю их.
— Я уверена, что она ничего такого не думает, — заверила ее я. — Готова поклясться, что она наслаждается каждый раз, когда вы приезжаете.
Адель обернулась:
— Знаешь, что ее радует? Вы все. Понимаешь, она видит в вас дочерей. Она надеется, что, когда все это закончится, у нее будет двое детей.
Я снова посмотрела на королеву:
— Вы так считаете? Она держится довольно отчужденно. Я до сих пор даже ни разу с ней не говорила.
Адель кивнула:
— Подожди еще. Она до смерти боится привязаться к вам всем, ведь потом вы все уедете. Как только вас станет меньше, ты сама все увидишь.
Я опять взглянула на королеву. На Максона. На короля. На Адель.
В голове у меня крутилось множество разных мыслей. О том, что все семьи одинаковы, к какой бы касте ни принадлежали. Что каждая мать несет свой груз тревог. Что на самом деле я вовсе не испытываю ненависти ни к кому из девушек, как бы они себя ни вели. Что все здесь, похоже, храбрятся по той или иной причине. И про обещание, данное мне Максоном.
— Прошу прощения. Мне нужно кое с кем поговорить.
Адель продолжила потягивать вино и с радостью отпустила меня. Я выбежала из зала и вновь очутилась на солнцепеке в саду. Оглядевшись по сторонам, я обнаружила, что один из маленьких родственников Максона затеял с ним игру в пятнашки среди кустов. Я улыбнулась и медленно приблизилась.
Наконец Максон остановился и поднял руки, со смехом признавая свое поражение. Все еще веселясь, он обернулся и увидел меня. Когда наши глаза встретились, его улыбка померкла. Он вгляделся в мое лицо, пытаясь определить, в каком я настроении.
Я закусила губу и опустила глаза. Совершенно очевидно, что с тех пор, как исход Отбора стал представлять личный интерес, у меня возникла необходимость справляться с множеством разнообразных чувств, к которым я оказалась не готова. Однако как бы трудно мне ни приходилось, я должна была постараться не вымещать их на других, в особенности на Максоне.
Я подумала о королеве, вынужденной принимать в своем доме одновременно правителей соседней страны, членов своей семьи и толпу чужих девушек. Она устраивала мероприятия и участвовала в благотворительности. Она поддерживала мужа, сына и страну. И за всем этим скрывалась обычная женщина, Четверка, точно так же подверженная всем ударам судьбы, которая, однако же, никогда не позволяла ни призракам своего прошлого, ни горестям настоящего помешать всему этому.
Я взглянула на Максона из-под ресниц и улыбнулась. Он медленно расплылся в ответ, что-то шепнул маленькому родственнику, в итоге постреленок развернулся и побежал прочь. Максон поднял руку и потянул себя за ухо. И я повторила его жест.