Родственники королевы провели во дворце еще несколько дней, а гости из Свендвея — целую неделю. Они даже появились в «Вестях столицы», участвовали в дискуссии про международные отношения и про меры, которые необходимо принять, чтобы упрочить мир в обоих государствах.
Я жила во дворце уже месяц и чувствовала себя совершенно как дома. Мое тело освоилось в новом климате. Ощущение тепла было божественным. Я словно оказалась на каникулах. Стоял самый конец сентября, и по вечерам стало уже довольно прохладно, но все равно намного теплее, чем в краю, где я выросла. Бесконечные дворцовые коридоры перестали быть загадочным лабиринтом. Перестук каблуков по мраморному полу, звон хрустальных бокалов, стража, печатающая шаг, — все это теперь казалось таким же обыденным, как негромкое гудение холодильника в кухне или стук мяча Джерада дома.
Трапезы в обществе королевской семьи и посиделки в Женском зале были обязательными в каждодневной рутине, но прочие занятия постоянно менялись. Я много музицировала; инструменты во дворце ни в какое сравнение не шли с теми, которыми я пользовалась раньше. Надо сказать, я уже успела избаловаться. Качество звука у них было несравнимо лучше. Да и наши встречи в Женском зале проходили несколько более оживленно. Даже сама королева удостоила нас своим появлением целых два раза. Правда, ни с кем из нас она пока что по-настоящему не говорила, только сидела в удобном кресле в обществе своих служанок, наблюдая за тем, как мы читаем или беседуем.
Атмосфера в целом тоже стала менее враждебной. Мы начали привыкать друг к другу. И наконец-то узнали, какие фотографии отобрали в журнал для публикации. Меня потрясло то, что я оказалась одним из лидеров. Первую строчку занимала Марли; Крисс, Таллула и Бариель отставали от нее совсем ненамного. Когда об этом стало известно, Селеста не разговаривала с Бариель несколько дней, но в конце концов все успокоились.
Самое большое напряжение вызывали обрывки сведений, просачивающихся там и сям. Очередная счастливица, побывавшая на свидании с Максоном, непременно должна была поделиться подробностями с окружающими. По их рассказам складывалась такое впечатление, как будто Максон решил обзавестись по меньшей мере полудюжиной жен. Впрочем, восторгались далеко не все.
К примеру, Марли ходила на свидания с Максоном довольно часто, что действовало всем на нервы. Однако я ни разу не видела ее в таком восторге, в каком она была после самого первого их свидания.
— Америка, — заговорила она как-то во время прогулки по саду, — я должна кое-что тебе сказать, только поклянись, что об этом не узнает ни одна живая душа.
Разговор явно предстоял серьезный. Марли дождалось, пока мы не очутились подальше от множества ушей в Женском зале и от глаз охранников.
— Конечно. У тебя все в порядке?
— Да, все прекрасно. Просто… Просто мне нужно с тобой кое о чем посоветоваться.
Вид у нее был озабоченный.
— Что случилось?
Она закусила губу:
— Это насчет Максона. Я не уверена, что у нас с ним что-то выйдет. — Марли опустила глаза.
— С чего ты взяла? — спросила я с беспокойством.
— Ну, хотя бы с того, что я не… Я ничего не чувствую, понимаешь? Никакой искорки, никакого душевного родства.
— Максон просто немного застенчив, вот и все. Не нужно его торопить.
Это была правда. Я удивилась, что она до сих пор не раскусила его характер.
— Нет, я имею в виду, что, по-моему, он мне не нравится.
— А-а! — Ситуация правда не из легких. — А ты пыталась сделать так, чтобы он тебе понравился?
Я и сама понимала, что это глупый вопрос.
— Да! Изо всех сил! Все жду, наступит ли такой момент, когда он скажет или сделает что-нибудь такое и я почувствую, что у нас есть нечто общее. Но момент все не наступает и не наступает. Я считаю, что принц симпатичный, но этого же недостаточно, чтобы построить отношения. Даже не знаю, находит он меня привлекательной или нет. Ты представляешь себе хотя бы примерно, какие у него вкусы?
Я задумалась.
— Пожалуй, нет. Мы никогда не говорили о том, что он ищет в плане внешности.
— Вот, кстати, еще один момент. Мы совсем не разговариваем. С тобой он только и делает, что болтает, а у нас с ним просто-напросто нет никаких общих тем. Мы уйму времени молча смотрим фильмы или играем в карты.
С каждой минутой вид у нее становился все более потерянный.
— Мы иногда тоже молчим. Просто сидим рядом. И потом, такие чувства не всегда возникают прямо вот так сразу. Может, вам обоим нужно время.
Я пыталась говорить как можно убедительнее: Марли, похоже, готова была расплакаться.
— Честно говоря, думаю, я до сих пор здесь только потому, что нравлюсь народу. Мне кажется, общественное мнение для него важно.
Такая мысль мне в голову не приходила, хотя звучало это правдоподобно. Раньше я не приняла бы такую причину всерьез, но Максон действительно любил своих подданных. Их вклад в выбор следующей принцессы будет куда большим, чем они сами догадываются.
— И потом, — прошептала она, — наши отношения кажутся такими… пустыми. — Марли залилась слезами.
Я вздохнула и обняла ее. По правде говоря, мне хотелось, чтобы она осталась во дворце, рядом со мной, но если любви нет…
— Марли, если ты не желаешь быть с Максоном, думаю, нужно ему об этом сказать.
— Ох, нет, я не смогу.
— Ты должна. Он не захочет жениться на девушке, которая его не любит. Если ты не испытываешь к нему никаких чувств, принц должен об этом знать.
Она покачала головой:
— Я не могу взять и попросить, чтобы меня отпустили! Мне нужно остаться здесь. Я не могу вернуться домой… Пока не могу.
— Почему, Марли? Что тебя здесь держит?
На мгновение я задалась вопросом, не один ли у нас с ней темный секрет. Может, в ее жизни тоже был человек, от которого ей необходимо держаться подальше. Единственное различие между нашими ситуациями заключалось в том, что Максон знал о моей истории. Мне так хотелось, чтобы она произнесла это вслух! Хотелось оказаться не единственной, кто попал сюда в силу дурацких обстоятельств.
Но слезы Марли иссякли почти так же быстро, как и потекли. Она несколько раз хлюпнула носом и выпрямилась. Потом разгладила платье и обернулась ко мне.
— Знаешь что? — с теплой улыбкой сказала она мне. — Наверное, ты права. — Марли отстранилась. — Если не торопить события, все у нас получится. Я должна идти. Меня ждет Тайни.
Марли побежала обратно во дворец. Что на нее нашло?
Весь следующий день она меня избегала. И следующий за ним тоже. Я целенаправленно садилась в Женском зале на безопасном расстоянии и кивала ей всякий раз, когда она оказывалась поблизости. Хотела дать понять, что она может мне доверять, я не собираюсь пытаться вытянуть из нее то, о чем она не желает говорить.
На то, чтобы добиться от нее понимающей грустной улыбки, у меня ушло четыре дня. Я лишь молча кивнула в ответ. Судя по всему, Марли больше нечего было поведать о том, что творилось у нее на сердце.
В тот же день меня вызвал Максон. Сказать, что я не пребывала в абсолютной эйфории, когда выскочила за дверь и очутилась в его объятиях, значило бы покривить душой.
— Максон! — выдохнула я, налетев на него с разбегу.
Когда же отступила назад, он неловко замялся. Ясно почему. В вечер приема в честь свендвейской королевской четы я призналась, какой разлад творится у меня в душе. И попросила не целовать меня, пока я ни в чем не уверена до конца. Моя просьба его задела, но принц кивнул и до сих пор своего слова не нарушал. Слишком сложно мне было разобраться в собственных чувствах, когда он вел себя как мой возлюбленный, хотя на самом деле им не являлся.
Нас по-прежнему оставалось двадцать две девушки, после того как Камиллу, Микаэлу и Лейлу отправили домой. Камилла с Лейлой оказались совершенно несовместимы друг с другом и были вынуждены уехать с позором. Микаэла так скучала по дому, что отчаянно разрыдалась прямо за завтраком два дня спустя. Максон проводил ее до выхода из зала, ласково похлопывая по плечу. Их отъезд, казалось, ничуть его не огорчил. Он счастлив был сосредоточиться на остальных своих потенциальных невестах, включая меня. Но мы с ним оба знали, что с его стороны крайне неосмотрительно вкладываться только в отношения со мной, когда даже я сама не была уверена, хочу ли я этих отношений.
— Ну, как твои дела сегодня? — спросил он, отступая на шаг.
— Превосходно, разумеется. Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен сейчас заниматься делами?
— Президент комитета по инфраструктуре заболел, так что совещание перенесли. Я свободен как птица до самого вечера. — Глаза у него сияли. — Чем бы ты хотела заняться? — спросил он, предлагая мне руку.
— Чем угодно! Во дворце столько всего, чего я еще не видела! У вас же тут есть лошади. И кинотеатр. Ты так меня туда и не сводил.
— Тогда давай сделаем это прямо сейчас. Мне не помешало бы отвлечься. Какие фильмы предпочитаешь? — спросил он, пока мы шли к лестнице, ведущей в подвал.
— Честно говоря, я и сама не знаю. Мне не слишком часто приходилось смотреть кино. Но мне нравятся книжки про любовь. И еще юмористические.
— Про любовь, говоришь? — Он вскинул брови, как будто задумал какую-то каверзу.
Я против воли рассмеялась.
Мы свернули за угол, продолжая болтать. Завидев нас, строй охранников расступился и отдал честь. Там, в холле, их оказалось, наверное, больше десятка. Я к ним уже привыкла. Сколько бы их ни было — это не помешает мне наслаждаться просмотром фильма в обществе Максона.
Однако препятствием стало не их количество, а потрясенный возглас, вырвавшийся у кого-то из них, когда мы проходили мимо. Он и заставил нас оглянуться.
Это был Аспен.
Я тоже ахнула.
Пару недель назад я краем уха услышала, что объявили призыв. Уже тогда мелькнула мысль об Аспене, но, поскольку я опаздывала на один из многочисленных уроков Сильвии, времени на раздумья оказалось не слишком много.
Значит, его все-таки забрали. И надо же было ему попасть не куда-нибудь, а именно во дворец.
— Америка, ты знаешь этого молодого человека? — спросил Максон.
Я не видела Аспена уже больше месяца, но это был именно он. Тот, чей образ за многие годы намертво отпечатался в памяти. Тот, кто до сих пор являлся во снах. Я узнала бы его где угодно. Он стал немного крупнее, как будто хорошо, по-настоящему хорошо питался и много тренировался. Его лохматые волосы были коротко, практически под ноль, острижены. И я привыкла видеть его в поношенной одежде, на которой живого места не было от заплаток, а этот Аспен был одет в отутюженную, с иголочки форму дворцовой гвардии.
Он казался чужим и знакомым одновременно. В его облике появилась масса новых черт. Но глаза… Это были глаза Аспена.
Взгляд упал на нашивку с именем на его форме. «Офицер Леджер».
Все это уместилось в одну секунду.
Я ничем не выдала бури, бушевавшей в душе, что само по себе чудо. Хотелось дотронуться до него, расцеловать, наорать на него, потребовать, чтобы он убирался вон из моего убежища. А еще — раствориться и исчезнуть, но никогда еще я так физически не ощущала своего присутствия.
Бред какой-то.
Я кашлянула.
— Да. Офицер Леджер родом из Каролины. И даже не просто из Каролины, а из моего родного города.
Я улыбнулась Максону.
Без сомнения, Аспен слышал, как мы смеялись, заворачивая за угол, и не мог не заметить, что моя рука все еще лежит на руке принца. Пусть думает что хочет.
Максон, похоже, порадовался за меня.
— Вот это да! Добро пожаловать, офицер Леджер. Вы наверняка рады снова видеть вашу победительницу.
Максон протянул руку, и Аспен пожал ее.
— Да, ваше высочество, — ответил он с каменным лицом. — Очень рад.
К чему это все?
— Уверен, вы тоже за нее болеете, — продолжал Максон, подмигнув мне.
— Разумеется, ваше высочество. — Аспен слегка склонил голову.
А это к чему?
— Превосходно. Коль скоро вы с Америкой земляки, более надежной кандидатуры на роль ее защитника сыскать трудно. Я позабочусь о том, чтобы вы вошли в число ее охранников. Эта упрямица отказывается оставлять при себе на ночь горничную. Уж как я ее не уговаривал. — Максон покачал головой.
Аспен наконец немного расслабился.
— Я ничуть не удивлен, ваше высочество.
Максон улыбнулся:
— Что ж, я уверен, у вас впереди еще долгий день. Мы пойдем. Доброго всем дня, господа. — Максон коротко кивнул и повел меня прочь.
Каких же усилий мне стоило не оглянуться!
Сидя в темноте кинотеатра, я лихорадочно пыталась сообразить, что же теперь делать. Максон еще в самый первый вечер, когда я рассказала ему об Аспене, недвусмысленно дал понять, как относится к человеку, который так со мной обошелся. Если я скажу ему, что офицер, назначенный охранять меня, и есть тот самый человек, попытается ли он каким-то образом его наказать? С него вполне могло статься. Разработал же он целую программу поддержки для страны, узнав о том, как моей семье пришлось голодать.
Значит, я не могла рассказать ему все. Не имею права. Как бы сильно я ни злилась на Аспена, любовь к нему никуда не делась. Нельзя позволить, чтобы ему причинили зло.
Тогда я должна уехать? Меня раздирали противоречия. Я могла скрыться от Аспена и не видеть его совсем. Ведь сталкиваться с ним каждый день и знать, что он не принадлежит мне, будет для меня пыткой. Но если я уеду, то придется расстаться и с Максоном тоже. А принц успел стать мне лучшим другом, если не больше. Разве можно вот так взять и бросить его? И как я объясню ему свой отъезд? Если нельзя говорить, что Аспен здесь?
А родные? Может, чеки теперь не столь щедры, но моя семья все-таки продолжает их получать. Мэй писала, что папа пообещал им в этом году лучшее Рождество в жизни, но я была уверена: он держал при этом в уме, что следующее Рождество вполне может оказаться совсем не таким хорошим. Если я уеду, кто знает, сколько денег принесет моя угасающая слава? Нам нужно скопить сейчас как можно больше.
— Тебе не понравилось? — спросил Максон два часа спустя.
— А?
— Я про кино. Ты ни разу не рассмеялась.
— А-а. — Я попыталась припомнить хотя бы одну сцену, хотя бы реплику, про которую можно было бы сказать, что она мне понравилась. В памяти не отложилось ровным счетом ничего. — Знаешь, я сегодня не в своей тарелке. Прости, что зря потратил на меня свое свободное время.
— Ерунда. — Максон отмахнулся от моего унылого оправдания. — Я все равно насладился твоим обществом. Хотя, пожалуй, тебе стоило бы вздремнуть перед обедом, а то ты какая-то бледная.
Я кивнула. Очень хотелось забиться в свою комнату и никогда больше оттуда не вылезать.