Глава 7. Бремя страстей человеческих…
Эпизод 1: Ватерлоо-хаус[1], 12 июня 1992 года
После всех ужасов, случившихся в Хогвартсе 23 мая, Попечительский Совет настоял, чтобы учебный год был закончен досрочно, а учеников младших классов, которым не надо было сдавать экзамены, распустили по домам еще раньше. Девочки же Энгельёэн как покинули школу в мае, так в нее уже и не вернулись. Поэтому, как только, Изи восстановилась в достаточной степени, Анна сочла за лучшее отослать сестер, а заодно и Максимуса, на виллу Ca’Engeløya, находившуюся на побережье Адриатического моря близ итальянского города Анкона. С ними туда отправились приближенные графини Готска-Энгельёэн Ида Марсвин и Малин Левенстад вместе с тремя бойцами охраны, без которой Анна детей теперь далеко от себя не отпускала. Группу телохранителей собрал и обучил Виллем Хофт, так что, если не будет нападения по-настоящему сильных боевых магов, от всех прочих угроз они виллу и ее насельников защитить смогут.
Сама же Анна осталась пока в Лондоне, решая массу накопившихся проблем одновременно, и одной из этих проблем неожиданно стал ее сердечный друг Чарльз Бересфорд. Тут прямо, как в поговорке: сколько веревочке не виться, а конец будет. Так и с Чесом. Как ни крути, они знакомы уже почти год, и как минимум, десять месяцев — естественно, когда коммодор не в походе, — «живут активной половой жизнью». Так что, в конце концов, пришлось познакомить его с детьми и впустить в свой магловский дом на Трафальгар стрит. К счастью, в те две короткие встречи, в которых участвовал Максимус, мальчик ничего особенного, кроме детского любопытства, «маминому другу» не продемонстрировал. В остальное же время они не пересекались, поскольку Максимус, в основном, обитал либо в Энгельёэн-мэноре на Пэлл-Мэлл, либо на вилле Ca’Engeløya в Италии. Однако речь сейчас не о Максе, а, если даже о нем, то лишь косвенно, потому что Чарльз Бересфорд надумал жениться. И, как не сложно догадаться, в невесты он себе выбрал Анну. Ничего неожиданного, если честно, но, как всегда, не вовремя, но главное, Анна сама еще ничего не решила. И это было плохо, потому что она терпеть не могла решать сложные вопросы экспромтом, однако, в данном конкретном случае, сама виновата. Нечего было откладывать такие серьезные вопросы «на потом» и на «я подумаю об этом завтра»[2]. Вот и доигралась.
Чес пришел к ней домой в Трафальгар-хаус. Вроде бы, на ужин. Анна его сама пригласила. Ей просто лень было тащиться в ресторан, зато хотелось «принять на грудь» без оглядки на общественное мнение и, разумеется, в хорошей компании. Пила она, в общем-то, редко, а напивалась и того реже, но иногда накатывало. Вот, как сегодня, например. Отсюда и идея с ужином при свечах. Ужин же должен был «плавно» перерасти в ночь любви. Но и только. Однако все стало понятно уже в то мгновение, когда Чес переступил порог ее дома. Тут даже ведьмой не надо быть, все и так было яснее ясного.
— Мы знакомы уже больше года… — сказал он, как только они разместились в креслах, чтобы выпить аперитив. Ужин должны были подать позже, и, разумеется, не в гостиной. А вот сделать девушке предложение руки и сердца как раз лучше здесь, чем за обеденным столом. Так что, догадаться о продолжении фразы, было несложно.
«Ну, началось…» — Простонала она мысленно, но делать нечего, этот вопрос надо было как-то решать.
— Меньше, — сказала она вслух.
— Что, прости? — не понял ее Чарльз.
— Мы знакомы меньше года.
— В любом случае… — снова начал он «разбег», и Анна была вынуждена его остановить, пока он не произнес «тех самых слов».
— Остановись, Чес! — попросила она. — Просто выслушай меня и постарайся понять.
— Мне показалось… — Все-таки такие люди, как коммодор Бересфорд не умеют принимать отказ. А то, что это отказ, Чарльз уже догадался.
— Тебе не показалось, — чуть улыбнулась Анна. — Все так и есть, Чес. Ты мне нравишься. Не любовь, я думаю, но мы с тобой не дети и в подобного рода романтике не нуждаемся. Мне с тобой хорошо, это главное, но замуж за тебя я выйти не могу. Если бы это было возможно после моего отказа, я бы предпочла сохранить тот тип отношений, который называется «дружба с привилегиями».
— Есть причина, по которой ты не хочешь говорить о замужестве?
Ну все. Чарльз взял себя в руки и повел разговор в строгих рамках «обсуждения имеющей место проблемы».
— Есть, — подтвердила она, — но я не хотела бы ее обсуждать.
— Секрет?
— Все очень сложно, — попыталась она выкрутиться, но ей уже стало ясно, объясняться придется. Если не объясниться, то остается только разрыв, полный и окончательный. Так что, надо было срочно решать, каковы ее приоритеты.
— И все-таки?
— Чес, — сказала она, кляня себя за нерешительность, — я просто не все могу тебе рассказать, тем более, объяснить!
— Значит, я был прав… — Словно бы, размышляя вслух, произнес мужчина. — Позволь мне кое-что объяснить.
«Это моя реплика! — возмутилась мысленно Анна. — Ты украл мою реплику, Чес!»
— Объясняй, — обреченно разрешила она.
— Мне скоро должны присвоить следующее звание…
— Поздравляю!
— Речь не о звании, — отмахнулся Чарльз. — Речь о должности, которую мне предложили. Это, Анни, серьезный пост в Адмиралтействе, и перед назначением МИ5 проверяет кандидатов. Соответственно, в поле зрения контрразведки попадают все, с кем я более или менее связан. Моя девушка — прежде всего. Но, вот какое дело, едва они стали наводить справки, как в дело вмешалась Секретная служба Ее Величества и настоятельно рекомендовала контрразведчикам не лезть, куда не следует. Мне об этом сообщили и вежливо поинтересовались, не знаю ли я, в чем тут дело.
«Да, — согласилась Анна, — красивый поворот. Ожидаемый, к слову сказать, но я об этом не подумала. Дура!»
— Что ты им ответил? — спросила вслух, сделав крошечный глоток виски и потянувшись за сигаретами.
— Я пожал плечами и высказал предположение, что это из-за того, что ты дружишь с принцессой Дианой и вхожа в дом наследника.
— Звучит неубедительно, — прокомментировала его слова Анна.
— Думаю, что так они и подумали, — согласился Чарльз, поднося зажигалку к кончику ее сигареты. — А я задал себе несколько другой вопрос.
— Любопытно.
— Я спросил себя, что я сам знаю о тебе, кроме того, что влюблен в тебя по уши?
«Вот же угораздило! — простонала она мысленно уже второй раз подряд. — Любовь — это серьезно!»
— Серьезно, Чес? — спросила она вслух. — Ты только что объяснился мне в любви?
— Да, — улыбнулся он ей. — Могу повторить в правильной грамматической форме. Анна Энгельёэн, я тебя люблю, иначе бы не стал звать замуж.
— Я… — начала было Анна, но Чарльз не дал ей завершить предложение.
— Выслушай меня, Анна!
— Хорошо, говори.
— Так вот, — продолжил мужчина, крутя в пальцах так и не закуренную сигарету, — я спросил себя, что знаю о тебе, и оказалось, что практически единственное, в чем я уверен, это то, что ты английская графиня шведского происхождения, принята при дворе, дружишь с принцессой Дианой и с детства знакома с принцами Эндрю и Эдвардом[3]. Ты богата, у тебя есть замок в Швеции и этот роскошный особняк в центре Лондона. Что еще? У тебя четверо детей. Где находится младший, я так и не понял. Где учатся старшие, неизвестно. Известно только, что ты и их отец учились в той же школе. И все, собственно. Чем ты занята, где проводишь свои дни, куда вдруг исчезаешь и откуда появляешься, снова же неизвестно. Где остальные твои родственники? Где Сириус Блэк, являющийся, как я понял, отцом твоих детей? Где твои знакомые и друзья, и есть ли они, вообще? Все покрыто завесой тайны. И ведь есть еще твои шрамы. Они блеклые и сразу в глаза не бросаются, но мы знакомы достаточно давно. Я их рассмотрел, и не раз думал о том, чем тебя ранили, и насколько опасными были эти раны? И вот еще один вопрос: отчего ты их не свела. Красивая женщина, но не позаботилась о пластической хирургии? Я отчаялся в этом разобраться и отправился к Чарльзу. Спросил его, и знаешь, что он мне ответил?
— Не знаю, — тяжело вздохнула Анна, — но могу себе представить.
— Он сказал, что твой случай особый, но мне он ничего об этом рассказать не может. Сказал, если влюблен, иди и сделай ей предложение. Согласится, сама расскажет. Еще Чарльз намекнул мне, что ты выполняешь некую миссию, которая крайне важна для нашей страны, но я так и не понял, о чем идет речь. Разве что шпионаж в стиле Джеймса Бонда… В принципе, похоже… Твоя жизнь полна секретов… Но я военный человек и умею хранить тайны. Так что, если дело в этом, то можешь ни о чем не беспокоиться.
«Почему бы и нет? — вдруг подумала Анна. — Чес увязывает раскрытие моего инкогнито с женитьбой, но я могу поставить вопрос по-другому. В конце концов, моя правда легко объясняет мое нежелание выходить замуж…»
— Что ж, если ты настаиваешь… — сказала она вслух. — Я не стану требовать от тебя клятв, мне хватит того, что ты не лишен здравого смысла и присягал на верность короне. То, что я тебе расскажу, является тайной, и гарантом сохранения этой тайны выступает сама королева. На данный момент, в мою историю посвящены только королева и принц Чарльз. Готов стать третьим?
— Обещаю, что, как бы ни сложился наш дальнейший разговор, все, что сочтешь возможным мне сообщить, я сохраню в тайне.
— Что ж, — кивнула она, вставая. — Тогда, пошли.
— Куда?
— Сам увидишь, — усмехнулась Анна. — Ты же знаешь, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Впрочем, комментарии тоже будут, но уже по ходу дела. Идем!
Они прошли прямиком в ее спальню. Чес здесь уже бывал, так что немного даже удивился. Но Анна надолго оставлять его в неведении не стала, открыла шкаф-купе, сдвинув дверь в сторону, и, взяв Чарльза за руку, потянула за собой.
— Нарния или пещера Бэтмена? — спросил мужчина, следуя за ней.
— Скорее, Нарния… — ответила Анна, — но для взрослых.
Еще шаг, и они оказались в другой ее спальне. Эта была несколько более роскошной по сравнению с той, что на Трафальгар стрит, но дело было не в этом, а в том, что здесь на Пэлл-Мэлл, прямо из спальни можно было попасть в ее рабочий кабинет.
— Это твои тайные апартаменты? — улыбнулся Чарльз.
— Почти, — ответила она ему улыбкой. — Нам туда!
Они подошли к одной из трех дверей, имевшихся в спальне, и, открыв ее, Анна провела Чеса в свой кабинет.
— Это мой кабинет, — сказала, отступив в сторону, — а это мои родители: Карл и Элеонора Готска-Энгельёэн.
— Отец, — обратилась она к портретам, — мать, разрешите представить вам Чарльза Уильяма де ла Повер Бересфорда, 4-го барона Бересфорда.
— Приятно познакомиться, молодой человек, — улыбнулась мужчине Элеонора Энгельёэн.
— Полагаю, ты привела к нам своего жениха? — спросил отец. — Моряк, барон… но не волшебник, не так ли?
— Нет, — сказала она в ответ. — Не волшебник и пока еще не жених.
— Двадцать семь поколений, — напомнил ей отец. — Тысяча триста лет истории! Ты ведь помнишь?
— Ну, как тебе Чес? — повернулась она к мужчине.
— Это магия? — спросил он в ответ. Любопытно, но он не был ни напуган, ни ошарашен. Удивлен? Возможно. Заинтригован — без сомнения.
«Первое впечатление было верным, — вспомнила Анна день их знакомства. — Крепкий парень, не дурак и воображение хорошее, что для английского аристократа — редкость».
— Да, — подтвердила Анна, — это наши живые портреты. — Впрочем, эти не совсем живые, так как выполнены недавно. Посмертные изображения. По-настоящему «живые» надо начинать писать еще при жизни. В моем замке есть такие. Один из них создавался больше семидесяти лет. А это… Художник использовал мои личные воспоминания о родителях, фотографии, дневники и письма, в общем, все, что от них осталось… книги… Одежда, волшебные палочки и личные вещи… Он сделал все, что мог, но в пределах разумного. С ними можно говорить, но свободой воли они не обладают.
— Весьма исчерпывающе! — усмехнулся отец.
— Зато честно! — пожала она плечами и, сделав короткое движение скользнувшей ей в руку палочкой, «выключила» портреты.
Идея создать их возникла три года назад, а закончены они были совсем недавно. Еще и месяца не прошло. Работал не англичанин, а француз, у них это искусство еще не выродилось в ремесло. Свой портрет она заказала тогда же, но уже художнику-флорентийцу, настоящему мастеру своего дела и признанному гению колдоживописи. Если так случится, что она погибнет на войне, у Максимуса и девочек должен остаться хоть кто-то родной. Пусть даже нарисованный волшебными красками.
— Мы находимся в моем волшебном доме, — сказала она Чесу, изучавшему сейчас «стену памяти» — собрание колдографий, имеющих отношение к прошлой войне. — Ты первый не волшебник, который появился в этом доме и в этом кабинете. Моем личном кабинете.
— Тысяча триста лет? Что имел в виду твой отец?
— Он имел в виду, что за всю писанную историю нашего рода, а это как раз тысяча триста лет, в нашем Роду, в основной ее линии, к которой я принадлежу, никто не женился на простецах, ну или не выходил за них замуж.
— А простецы это все остальные? В смысле не маги?
— Именно так, — кивнула Анна обернувшемуся к ней Чарльзу.
— Эти фотографии, — покрутил он головой, — они, как кусочки фильмов.
— Наши колдографии не статичны, они захватывают от трех до десяти секунд жизни, — пояснила Анна. — Действительно похоже на кино.
— Расскажешь мне об этих людях?
По-видимому, он понял, что эти колдографии собраны вместе не просто так.
— Почти со всеми этими людьми я училась в школе. Той самой школе, в которой сейчас учатся мои дочери. Она действительно расположена на севере Европы — в северной Шотландии, и в ней девочки и мальчики учатся вместе. Она называется Хогвартс — школа чародейства и волшебства.
Она замолчала, переводя взгляд с одного знакомого лица, на другое.
— Мне сложно будет объяснить некоторые вещи… — сказала, наконец, вслух. — Поэтому воспользуемся аналогией. Представь себе, что в Англии появляется политический лидер, придерживающийся крайних расистских взглядов. Нацист, вроде Гитлера, требующий уничтожить всех нечистокровных волшебников. Естественно, у него есть противники. Несколько лет длится противостояние, то и дело выливающееся в уличные схватки. Люди гибнут, но пока немного. А потом вспыхивает настоящая гражданская война. Я закончила школу в 1978, война перешла в активную фазу в 1980 и закончилась 31 октября 1981.
— Твои шрамы…
«Догадливый!»
— Все мои шрамы я заработала как раз в том последнем сражении. Хэллоуин 1981 года. Это, Чес, не обычные раны. Это следы темных проклятий. Тот, что на лице, — она непроизвольно коснулась пальцами своего шрама, — это след «Хлыста Морганы», темного проклятия, которое считается смертельным. Я не умерла буквально чудом, но провела пять лет в коме, и когда очнулась не помнила даже того, что у меня есть дочь. Я тогда не сразу нашла Лизу… А эти люди… Это Сириус Блэк. Да, да, тот самый — отец моих детей. Красавчик, не правда ли?
— Почему он не позаботился о Лизе? — Вопрос закономерный и многое говорит о самом вопрошающем.
— Он успел ввести ее в свой Род. Узаконил и обеспечил будущее, но сам был арестован и по ложному обвинению просидел в тюрьме шесть лет. В волшебной тюрьме, Чес. Вот таким он из нее вышел.
Движение палочкой и перед ними появляется колдография, сделанная Адарой Блэк, встречавшей Сириуса на этом берегу пролива.
— А сейчас?
— Сейчас он снова красавчик! — улыбнулась Анна, и на месте одной колдографии появилась другая, сделанная буквально несколько месяцев назад.
— Здесь он с невестой, — прокомментировала она колдографию, прежде чем убрать ее в архив.
— Про остальных расскажешь?
«Любопытство не порок, Чес. И я тебя хорошо понимаю. Рассказывая о них, я рассказываю о себе».
— Это Джеймс Поттер со своей женой Лили, — указала она фото. — Здесь они со своими детьми. Двойня: Гарриет и Гарольд. Джеймс погиб как раз в ту самую праздничную ночь. Хэллоуин 1981. Его жена была ранена, а дочь пропала. Гарольд учится сейчас с моими девочками.
— А Гарриет?
— Гарриет жива, ее удалось найти, но теперь приходится прятать. Но это, Чес, совсем другая история. И кстати. Поттер, Блэк, Боунс, — начала она указывать на людей на колдографиях, — Лонгботтом и Годбир, все они лорды. На наши титулы, как минимум бароны. А Поттер и Блэк, пожалуй, даже герцоги. Поттер погиб, Блэк сел в тюрьму, Боунс погиб раньше со всей своей семьей, Марлин Маккиннон тоже убита со всей семьей, Дэнни Годбир погиб в том же бою, в котором ранили меня. А Лонгботтомов, Фрэнка и Алису — они были, как бы, офицерами спецназа, — запытали до сумасшествия.
— Не похоже на волшебную сказку, — тихо произнес Чарльз. Он был военным моряком и наверняка участвовал в разных инцидентах. В войне за Фолклендские острова точно участвовал. И, наверное, мог оценить то, что она ему рассказала.
— Да уж какая там сказка! Выпьешь со мной?
— Выпью, — кивнул он.
— Значит, королева знает о волшебном мире? — спросил он чуть погодя, перехватив из рук Анны бутылку Dalmore[4] и разливая его по бокалам.
— Знает, — кивнула Анна. — Она попросила меня представлять в волшебной Англии интересы короны.
— Начинаю понимать… — сказал Чес, сделав приличный глоток. — Можно еще вопрос?
— Спрашивай, чего уж там! — она тоже выпила, но легче ей от этого не стало. Не та ситуация, не тот момент.
— Каково твое положение в волшебном мире?
— Высокое, Чес. Я член здешней палаты лордов и располагаю в ней тремя голосами. Стою во главе довольно сильного парламентского блока, представляющего интересы умеренных аристократов. Умеренные, в данном контексте, это что-то вроде консерваторов. Не сильно влево, не сильно вправо. Не лейбористы и не нацисты. К тому же я боевой маг, а в Англии таких осталось совсем немного.
— Теперь ты можешь озвучить причины, по которым не хочешь идти за меня замуж?
— Во-первых, Чес, я к этой идее просто не готова психологически. Ты, вообще, второй мужчина в моей жизни. Если честно, я всю жизнь считала себя лесбиянкой, даже, чтобы Максимуса зачать, специальные зелья пила и ритуалы устраивала. Это у меня как-то после родов подход изменился. И еще, наверное, потому что тебя встретила. А во-вторых, если у нас опять начнется война, а она может начаться, моя семья окажется под ударом. Девочки отобьются, они сильные ведьмы. Максимуса увезут в Швецию…
— Готовишься, — кивнул он.
— А как же! — сказала Анна, допив виски. — Собрана команда, и они готовы в любой момент вывезти его из страны и спрятать в моем замке. Ты на такой ход никогда не согласишься.
— Не соглашусь, — подтвердил Чарльз, разливая по новой.
— Вот именно, — кисло улыбнулась Анна. — А там… Вернее, здесь, любой, кто владеет магией, априори[5] будет сильнее тебя. Ты же понимаешь, что ни один безоружный храбрец не пересилит решительного слабака с взведенным револьвером. В особенности, если тот стоит хотя бы в трех-четырех метрах от героя. Аналогия понятна?
— Покажешь что-нибудь кроме портретов?
— Покажу, — кивнула она, — но не здесь. Пойдем!
Они вышли из кабинета, прошли по коридору до лестницы, спустились на три этажа вниз, перешли через холл в другой коридор, чтобы добраться до еще одной лестницы, и уже по ней спустились на два высоких этажа вниз.
— Это тренировочный зал, — объяснила Анна, когда они вошли под высокие своды просторного и абсолютно пустого помещения.
На самом деле, зал не был пуст, в зачарованных нишах и пространственных карманах находились разнообразные мишени и манекены. Все, к слову сказать, купленные у маглов. Что поделать, если маглы напридумывали для стрелков и бойцов-рукопашников уйму всяких приспособлений, а маги ничего, кроме бревнышек и соломенных человечков так до сих пор и не сподобились изобрести что-нибудь путное!
— Начнем с обычных мишеней, — сказала она, вызывая взмахом палочки стальную мишень «Силуэт». — В такую стрелял, когда-нибудь?
— Стрелял из пистолета с двадцати пяти метров, — подтвердил ее догадку Чарльз. — Но не в стальную.
— Ну а мне нужна стальная, — пояснила Анна. — Сейчас увидишь, почему.
Она взбросила руку с палочкой и почти мгновенно послала в мишень черную стрелу. Воздух вздрогнул, а испаряющаяся в полете стрела, — она, словно бы, курилась тьмой, — ударила в мишень в районе груди и пробила ее насквозь.
— Это Arrow Shooting Spell[6], - объяснила Анна. — Шрам под левой грудью как раз от такой. Это, в принципе, смертельно, но я успела поставить щит. Очень серьезный щит, и все-таки она меня достала. Насквозь не пробила, но было очень больно. Правда, крови не было. Черный огонь прижигает раны, как и любой другой. Впрочем, это темное проклятие, и некроз[7] тканей обеспечен. У меня с собой были кое-какие зелья… Одно на рану, второе — одним глотком, третье — вдогон. Поэтому из боя не вышла, хотя и потеряла секунд двадцать… Фрэнк Лонгботтом меня прикрыл, так что я успела обработать рану и принять обезболивающее и тонизирующее.
— Ты потрясающая женщина! — только и сказал Чарльз, выслушав ее рассказ, в котором было больше недомолвок, чем объективных фактов.
— Есть такое! — ухмыльнулась Анна и, выбросив руку чуть вперед, бормотнула скороговоркой «Секо».
Вырвавшийся из палочки луч полоснул по мишени наискось, оставив на металле глубокий след.
— Это Секо — рассекающее проклятие, — пояснила, опустив палочку. — Шрам на правом боку именно от него. Больно, но не смертельно. Хотя крови было много, но на том этапе боя я даже остановиться не могла. Потом уже, увидев, что я вся в крови, меня прикрыла Алиса — жена Фрэнка. Дала мне время, чтобы остановить кровотечение, заморозить рану и принять Кроветворное и Стимулятор. У меня же еще было ранение в правое бедро, и тоже кровило, и болело. Сошлась по дурости в рукопашной с одной сукой, а она меня ударила зачарованным гоблинским кинжалом… Чары были темными, так что и больно, и шрам остался, но ей я со зла голову нахрен свернула. Покойную, как сейчас помню, звали Мишель О’Гара по кличке Скорпио. Та еще ирландская сука!
«Так, стоп!» — опомнилась она, когда поняла, что воспоминания зажигают в ней то самое темное пламя, которым запугивает обывателей Дамблдор.
— Это было лишнее, — сказала вслух. — Извини. Мы берсеркеры легко заводимся, останавливаться потом куда тяжелее.
— Ты можешь не извиняться, — остановил ее Чес. — Все нормально. И спасибо за демонстрацию. Я все понял. Еще один вопрос, если разрешишь.
— Спрашивай!
— Если бы ты вышла за меня, это бы скверно отразилось на твоих детях?
— В принципе, да, — согласилась Анна. — Но это меньшая из проблем. Есть и другие. Мне по разным причинам важно сохранять свою фамилию. Анну Бересфорд никто не знает. У этого имени нет веса в волшебном сообществе, а вот Анна Энгельёэн известна многим, и это говорящее имя. И здесь, в Англии, и там, за каналом[8]. У меня есть история, семейная и личная, есть репутация, и люди знают, чего от меня ожидать.
— Значит, все-таки нет? — прямо спросил Чарльз.
— Значит, давай подождем хотя бы полгода-год, — предложила Анна. — Если ты не против, конечно.
— Ну, что не сделаешь для любимой женщины, — притворно вздохнул мужчина. — Будем ждать…
Эпизод 2: Поместье «Oak Grove», 15 июня 1992 года
Удивительное дело, как у некоторых людей меняется со временем взгляд на мир и на себя в этом мире, на добро и зло, и прочую этику с эстетикой. Была она когда-то вполне законопослушным гражданином. В Союзе при коммунистах, в России при капиталистах и далее везде: в Германии, во Франции и, наконец, в Англии, где, похоже, вся ее правильность разом и закончилась. Но не в той жизни, где она была историком-медиевистом, а в этой, нынешней, где она молода и красива, и наделена способностью к магии. В этом варианте бытия, если не строить иллюзии и не притворятся кем-то, кем не являешься, Анна оба раза родилась темной волшебницей. Можно сказать, настоящая ведьма, если использовать правильную терминологию. Жесткая, порой жестокая, — чего уж там, — но при том отнюдь не чудовище, а нормальная женщина и хороший человек. Как все это в ней уживалось, другой вопрос, но жестокая и безжалостная к одним, — например, к ныне покойному Вигго Фаусбёллю, — она была добра и щедра к другим. Такая вот сложная натура и неоднозначная личность.
«А кто же я здесь и сейчас?» — спросила она себя, переступая порог особняка Лонгботтомов.
В последнее время, она задавала себе этот вопрос не раз и не два. И более того, временами он приобретал для нее настоящую экзистенциальную[9] ценность. Однако здесь и сейчас, в этом доме и для этой семьи она была одновременно ангелом карающим и ангелом, несущим добрую весть. Кому-то другом, кому-то спасителем, а кому-то мытарем, взимающим долги. Раз уж взялась, она хотела помочь своим старым друзьям Фрэнку и Алисе, но теперь, когда Августа продемонстрировала свою ненадежность, бесплатного обеда уже не будет, а будет выставлена цена, соразмерная оказываемой услуге. А с Фрэнком и Алисой она уж как-нибудь потом объяснится, лишь бы было, с кем говорить.
— Здравствуйте, Августа! — поздоровалась она, входя в холл. — Извините, что без приглашения, но я здесь вместо господина Посредника. Он, видите ли, не придет, так что дальнейшее только между вами и мной.
— Не могу сказать, что понимаю вас, Анна, — нахмурилась леди Лонгботтом. — Но, раз пришли, проходите. Впрочем, вопрос остается, почему вы?
— Сейчас поймете. — Анна больше не собиралась играть в дипломатию, и говорить предполагала только по делу и исключительно по существу вопроса. — Вы не передумали, Августа?
— Нет, не передумала, — нахмурилась леди Лонгботтом, сообразившая, небось, куда ветер дует. — Но вы сказали…
— Я сказала, что посредник не придет, — разъяснила Анна свою позицию, — но при этом ничего не сказала о том, что планы меняются кардинально. Итак, вы готовы к путешествию? Собрались? Можете отправиться прямо сейчас?
— Сейчас? — смутилась женщина. — Но…
— Вы ведь договаривались с господином Посредником именно об этом, — напомнила Анна. — Сегодня, сейчас.
— Да, да! — поспешила заверить ее Августа. — Я готова. Мы готовы.
— Хорошо. — Анну это устраивало, им с Августой предстоял разговор, не предназначенный для чужих ушей, а значит, решив между собой, что случится дальше, они должны будут сразу же отбыть к месту назначения. Чтобы не было соблазна сбегать по-быстрому к Альбусу Дамблдору и добросердечно настучать на того, кто оказывает тебе благодеяние.
«Вполне в духе борцов за всеобщее благо, не так ли?» — усмехнулась она мысленно.
— Тогда, сразу к делу, — сказала Анна вслух. — Вашими стараниями, Августа, ситуация изменилась настолько, что я должна поставить вам еще одно условие.
— Я извинилась…
— Я приняла ваше извинение, но теперь вынуждена быть куда более осмотрительной…
— Я не… — попыталась объясниться Августа, но Анна ей не позволила.
— Мое условие, — сказала она, — вассальная присяга Рода Лонгботтомов, и это условие не обсуждается. Говорите мне «да», и мы тут же отправляемся в путь, скажете «нет», и останетесь при своем. Новых предложений не будет. Никогда.
Августа молчала почти целую минуту. Затем заговорила, но, похоже, она уже смирилась с поставленным Анной условием.
— Я всего лишь регент Рода…
— И, как регент, имеете право на любое решение, если оно направлено на спасение Рода от неминуемого пресечения, — возразила ей Анна.
— Пресечения? — переспросила Августа, явно знавшая, о чем идет речь. Видать, читала кодекс, когда искала выход из положения.
— У вас есть на этот счет сомнения? — спросила Анна.
— Нет, к сожалению, — призналась леди Лонгботтом.
— Тогда, не будем тратить время, — подвела Анна черту. — Вы принимаете мое предложение?
— Да.
— Тогда приступим, — предложила Анна. — Где ваши дети и внук? Где ваши вещи?
Все, а это Невилл и его родители, пребывавшие сейчас для общего спокойствия в глубоком целительском сне, и их вещи, то есть, приличных размеров горка сундуков и чемоданов, находились в одной из спален второго этажа.
— Отлично, — констатировала Анна, обозрев композицию. — Приступим, помолясь.
Она достала из кармана длинную тонкую веревку с завязанными на ней тут и там узелками и бросила ее на груду чемоданов. Движение палочкой, еще одно и третье, — этот фокус она научилась делать еще тогда, когда ей только исполнилось тринадцать, — и веревка, являвшаяся самосрабатывающим порт-ключом, мгновенно обвилась вокруг всех этих громоздких вещей, стянула их вместе и, сверкнув алмазным блеском, исчезла, унося вместе с собой и все собранные вещи.
— Ваши вещи уже на месте, — объяснила Анна, не уточняя пока, куда они направляются. — Теперь наша очередь.
Она достала из кармана еще одну длинную веревку, аккуратно опутала ею руки Фрэнка, Алисы и Невилла, и, взяв один свободный конец, протянула другой Августе.
— Держите и не отпускайте, — предупредила она на всякий случай. — Этот порт-ключ перенесет нас всех к месту назначения. Это довольно-таки далеко, так что будет «штормить», но лучше так, чем никак, не правда ли?
Августа не ответила, молча взяв в руку второй конец веревки, и тогда Анна активировала порт-ключ. Сказать, что им всем, — ну, кроме спящих, разумеется, — было плохо, значит ничего не сказать. Их, словно вывернуло наизнанку и так пять раз подряд. Так что в аппарационный зал Стейндорхольма они вывалились в полуобморочном состоянии, а беднягу Невилла, вообще, стошнило на каменные плиты пола.
— Токе! — позвала Анна, встряхнув отяжелевшей головой. — Это леди Лонгботтом, ее внук Невилл и родители Невилла. Фрэнку и Алисе требуется особый уход.
— Будет исполнено! — поклонился старичок-ниссе[10].
— Августа, Невилл — повернулась она к немного пришедшим в себя гостям, — приветствую вас в замке Стейндорхольм — древней резиденции Рода Энгельёэн. — Познакомьтесь с Токе — главой ниссе, живущих в замке. Он не похож на английских домовых эльфов, но они существа одного типа. Мои ниссе плохо говорят по-английски, но ваши пожелания они поймут. Стоит лишь позвать «ниссе», и кто-нибудь из них непременно к вам явится.
— А на каком языке вы, Анна, с ними говорите? — поинтересовалась уже вполне пришедшая в себя Августа Лонгботтом.
— На древнескандинавском, — усмехнулась Анна. — И не удивляйтесь, так у нас на волшебном Севере принято.
Идея сделать все самой, в своем замке и на своем алтарном камне, но на более жестких условиях, пришла ей после откровенных метаний Августы между личным и «общественным» благом. Личное требовало от нее одних действий, общее — в лице Альбуса Дамблдора, — совсем других. В этой ситуации Анна тоже нашла себя на распутье. Обнаруженный, ею по случаю, древний ритуал дорогого стоил, потому что давал возможность помочь ее старым друзьям, а ведь Алиса, кроме всего прочего, являлась крестной матерью и Гарриет Поттер, и Елизаветы Энгельёэн. Однако риск, учитывая характер Августы и ее особые отношения с Дамблдором, был тоже велик. И, если этого мало, существовали так же политические интересы союза, который уже несколько лет, — шаг за шагом, — создавала Анна. Если война с темным лордом неизбежна, к ней следует готовиться, и в той авантюре, в которую она ввязалась, имелся, кроме всего прочего, ее собственный шкурный интерес. Голос Лонгботтомов в Визенгамоте плюс два сильных бойца, которым есть за что сражаться, это серьезная причина, чтобы рискнуть если не своей головой, то уж точно, что своей репутацией. Но и рисковать бездумно и бессмысленно, она была не готова. У нее есть дочери и сын, и она обязана защитить их любой ценой. И еще Анне хотелось оставить им в наследство лучший мир, чем тот, который в свое время достался ей.
«Надо — сделаем!»
Эпизод 3: Стейндорхольм, внутренний замок 21 июня 1992 года
Ритуал «Redi ab Oblivione» — «Возвращение из Забвения» — не является полноценно целительским. Просто в те времена, когда он создавался, состояние, в котором находились сейчас супруги Лонгботтом, не считалось болезнью или следствием болезни. Забвение рассматривалось, как порча, лишающая душу жертвы связи с реальностью и закрывающая ей доступ к памяти, как основе самосознания и свободы воли. Соответственно, ритуал был направлен не на исцеление, а на возвращение души в вещный мир и на восстановление ее связей с прежним жизненным опытом.
Анна вынуждена была все это изучить, поскольку сталкивалась с таким колдовством впервые. Пришлось найти и прочесть несколько довольно редких книг, написанных не позднее одиннадцатого века на трех разных, но одинаково мертвых языках: латинском, древнескандинавском и древнегерманском. И только после этого ей стало доступно сделанное в ту давнюю эпоху описание ритуала. Впрочем, даже после этого у нее взяло время привести это описание в соответствие с духом времени и современным пониманием процессов, с которыми придется иметь дело во время волшбы. Результатом ее трудов стало детальное, пошаговое описание всех этапов невероятно сложного ритуала, включающего в себя среди прочего четкий таймлайн[11] и комплексный локальный гороскоп на время и место проведения волшбы.
Гороскоп Анна составляла вместе с девочками, как раз нашелся повод кое-что им объяснить и кое-чему научить. Все расчеты для ритуала тоже делали вместе. Практическая арифмантика подобного уровня в школе не изучается, а в жизни серьезного мага вполне может пригодиться. Так что времени даром не теряли: и дело делали, и одновременно учились, что было, прямо сказать достаточно редкой возможностью, в особенности, для двенадцатилетних девочек, едва закончивших первый класс Хогвартса.
Расчеты показали, что датой проведения ритуала должна стать ночь с двадцать первого на двадцать второе июня, то есть астрономический Мидсоммар, а конкретно, начинать рекомендовалось через четверть часа после полуночи. Но это только то, что касалось главной проблемы. Однако главному ритуалу предшествовали два других. Во время первого, проведенного еще восемнадцатого июня, леди Августа Лонгботтом, как регент Рода, принесла Анне, как главе Рода Энгельёэн, вассальную присягу, а на следующий день был проведен ритуал Вхождения в Род. Являясь сюзереном Рода Лонгботтом, Анна провела на своем родовом камне особый ритуал, которым ввела Невилла в Род Лонгботтом. Это была рекомендация профессора Бернштайна, и она оказалась совершенно правильной. Уже на следующий день диагностика показала, что магическое ядро Невилла закончило, наконец, процесс формирования, а стрелка «Компаса Одина» остановилась на двенадцатой отметке. Вполне приличный, к слову сказать, результат. В особенности, если мальчик будет учиться на герболога.
Таким образом, все приготовления были завершены еще накануне, и в ночь с двадцать первого на двадцать второе Анна начала проведение ритуала «Redi ab Oblivione». Ритуал был многоступенчатый, и начался он с того, что Августа Лонгботтом собственноручно принесла одну за другой три человеческие жертвы, среди которых был серийный насильник и убийца, эсэсовец, служивший в одном из нацистских лагерей смерти и медсестра, любившая делать совершенно не собиравшимся умирать больным смертельные инъекции. Этих троих, — под речитатив Анны, — Августа убила, перерезав каждому из них горло, а затем кровью жертв омыла лежащих по обе стороны алтарного камня Фрэнка и Алису и, макнув в собранную в освященной чаше кровь специальную кисть, вписала в сложную геометрему ритуала несколько древних рун.
Едва она закончила, Анна выкрикнула последние, — ключевые, — слова гимна Великой Матери, и магия буквально хлынула из алтаря, омывая находящихся без сознания мужчину и женщину, а вокруг звездчатого многоугольника[12], - гептаграммы[13], - замыкающей в себе все действо ритуала, возник невидимый глазу, но ощущаемый магическим ядром волшебников вихрь. Августа отошла на противоположную сторону алтаря и встала там на колени, возложив руки на головы Фрэнка и Алисы. Сейчас, закрыв глаза она молилась Великой Матери за своих детей, вымаливая их жизни взамен приносимых жертв. А новых жертв было снова трое — две женщины и мужчина, — руководители террористической организации, осуществившей несколько взрывов гражданских зданий, унесших множество человеческих жизней. Этих принесла в жертву сама Анна, и как только тела жертв исчезли, принятые Матерью Магией, она ударила в гонг, специально установленный рядом с позицией Актора — волшебника, проводящего ритуал.
Завершился очередной этап волшбы, и призванные звуком гонга, в ритуальный зал вошли девочки Энгельёэн. Они появились бесшумно, словно тени, и сев в позу лотоса на самой границе магического вихря, начали свой медитативный трип[14]. Августа их не видела и видеть не могла. Их присутствие диктовалось личными интересами Анны. В присутствии огромного количества сырой магии, из которой, собственно, и состоял вихрь, замыкавший таинство ритуала, глубокая медитация, сосредоточенная на доминирующем Даре волшебника, могла существенно улучшить владение дарованной силой. Эрмина сосредоточилась сейчас на семи изученных ею целительских чарах. В обычном режиме развития она овладела бы ими только после года тяжелых тренировок. Сейчас же у нее появилась возможность разом совершить качественный скачек. Изи и Лиза занимались тем же самым, но они сосредоточились на так называемой атакующей триаде — на трех ударных заклинаниях, каждое из которых имеет свою оборотную, изнаночную сторону, превращаясь по надобности в защитные чары.
Эпизод 4: Стейндорхольм, внутренний замок 25 июня 1992 года
Ритуал прошел на ура, в том смысле, что все цели были достигнуты: и главная, и второстепенные. Тем не менее, Фрэнк и Алиса проспали после этого почти трое суток. И первой к ним наведалась именно Анна. Трюг сообщил, что лорд и леди Лонгботтом проснулись и недоумевают, где они находятся, почему и, вообще, что случилось. Друг друга-то они рассмотрели, увидели, небось, что с ними годы безумия сделали и, разумеется, увиденное их сильно озадачило. И это, между прочим, после проведенных с ними лечебных, оздоровительных и косметических процедур. Однако седину закрашивать все-таки не стали, сами потом решат, оставлять или нет. Ну, и все прочее в том же духе. Худые, изможденные, бледные и с морщинами, которых ни у того, ни у другой раньше не было. А «раньше» для них — это, вроде как, «вчера», потому что между тем, что вспомнили, и «сегодня» ничего не осталось. Впрочем, последние сутки их прошлой жизни профессор Бернштайн тоже безжалостно изъял.
— Не надо людям помнить такое, — сказал он Анне. — Не по-людски это. Забвение не всегда зло, порой оно во благо.
Анна с ним согласилась. Они двое видели воспоминания, изъятые у Фрэнка и Алисы, и Анна сама после омута памяти[15] едва в чувство пришла. Впрочем, в том, чтобы изъять у Лонгботтомов эти ужасные воспоминания, у нее имелась своя собственная, дополнительная причина. Причину эту звали Беллатриса, и даже при том, что на суде Блэк, по большому счету, не соврала, она там тогда была, и этим все сказано. А им еще, между прочим, предстоит воевать, выступая при этом единым фронтом. Так что ложь во спасение, и никак иначе.
— Привет! — сказала она, входя в спальню.
Лонгботтомы лежали на отдельных кроватях, но придвинутых одна к другой так близко, что при желании Фрэнк и Алиса могли держаться за руки. Желание у них было, и, когда Анна вошла в покои, они как раз держались за руки.
— Анника! — слабым голосом, но с неизменной улыбкой приветствовала ее Алиса.
— Подожди, Элли! — остановил жену бдительный Фрэнк. — Ты разве не помнишь, Анна погибла в том бою!
— Тела-то не нашли, — отмахнулась Алиса, славившаяся замечательным чутьем на правду.
— Оба правы, — сказала Анна. — Убил меня Долохов, но не до конца. Пять лет в коме — не шутка.
— Пять лет? — нахмурилась крестная ее дочери. — Ты сказала пять лет? А мы…
— Вот, значит, почему, — совсем тихо произнес Фрэнк. — Сколько?
— Сейчас 1992 год.
— А Невилл? Что с Невиллом? — всполошилась вдруг Алиса.
— Жив, здоров, — успокоила их Анна. — Скоро придет. Хороший мальчик. Учится в Хогвартсе с Поттером и с моими девочками.
— Его мать воспитывала? — довольно хмуро поинтересовался Фрэнк. Он свою мать знал и иллюзий, по-видимому, на ее счет не строил.
— Да, Фрэнк, — кивнула Анна. — Но ты должен понять, она делала, что могла.
— Так он здесь? — все еще тревожилась Алиса. — А где мы, кстати?
— Вы в моем замке в Швеции, — объяснила Анна. — Мы называем его Внутренний замок Стейндорхольм. Есть еще внешний замок, но он на магловской стороне.
— Расскажи, как мы здесь очутились, — попросил Фрэнк. — Вообще, что случилось? Ничего не помню.
— История поганая, — честно призналась Анна. — Сама я в это время числилась мертвой, так что знаю только по описаниям авроров.
На самом деле, теперь она точно знала, как и что там и тогда происходило, но им обоим об этом знать не следует. Такое знание уничтожало куда более сильных людей, чем эти двое, ослабевшие за одиннадцать лет безвременья.
— Рассказывай, что знаешь, — попросила Алиса.
— Барти Крауч младший знал месторасположение вашего особняка. Он был пожирателем, как выяснилось позже. Привел в дом братьев Лестрейдж и Беллатрису. Они искали темного лорда, никак не могли поверить, что он погиб. И мстили, разумеется. По всей стране шли аресты пожирателей, кое-кого убили. Вот они и взялись за вас. Застали, по-видимому, врасплох, как и Поттеров. Обезоружили и пытали Круциатусом. Долго пытали, пока вы оба не отключились от реальности.
— А Невилл? Что с ним? — снова всполошилась Алиса.
— Его защитила Беллатриса, — успокоила Алису Анна. — Взяла на руки и унесла в сад. Потом, когда нагрянули авроры, положила его в беседке и испарилась. Ушла в подполье, но это уже другая история. Потом расскажу. Старшего Лестрейджа убили при задержании, младший умер в Азкабане. Барти тоже там умер. А вы… В общем, считалось, что вывести вас из этого состояния невозможно. Целители оказались бессильны, и вас все эти годы содержали в Мунго.
— Тогда, как же? — Фрэнк даже не договорил вопрос, все и так было ясно.
— Благоприятное для вас стечение обстоятельств, — грустно усмехнулась Анна. — У меня, знаете ли, вялотекущий конфликт с Дамблдором… Что, как — пока неважно. Все потом. Будет еще время поговорить. Поэтому только про вас. Альбус человек творческий и действует порой с выдумкой. Он хотел меня спровоцировать и подставить. Сказал твоей матери, Фрэнк, что есть, мол, некий наитемнейший ритуал, который может вам помочь. Сам он, понятное дело, за такое паскудство не взялся бы, даже если бы знал, как этот ритуал провести, но вот леди Энгельёэн де известна, как темная ритуалистка, и по некоторым данным уже провела за последние годы несколько очень мощных темных ритуалов. Обратитесь к ней, может быть, она вам поможет.
«Вообще-то, вполне модус операнди, — подумала мимолетно. — Лили ведь он, по его же собственным словам, тоже дал книгу с описанием темных чар и ритуалов. Сам ни-ни! Я же Светлый. Но вот другим… Отчего бы и нет?»
— Мать, что не поняла? — поинтересовался Фрэнк, который даже сейчас, едва выйдя из своего плачевного состояния, соображал быстро и говорил только по существу вопроса.
— Не знаю, Фрэнк, — покачала Анна головой. — Да и неважно. Я-то поняла, но тут другое важно. Не помню, рассказывала я вам об этом или нет, но Энгельёэны — темный род. Очень древний и очень темный. Тысяча триста лет исключительно чистокровных браков. За эти столетия сами понимаете, многое собралось в закромах. Вот я и бросилась искать.
— Нашла! — прошептала Алиса. — Но как же теперь?..
— Нашла и смогла исполнить ритуал. Твоя мать, Фрэнк, в нем тоже участвовала. Сразу хочу сказать, ритуал действительно темный, темнее некуда, но я считаю, что, если можно помочь друзьям, все остальное — побоку.
— Принесли человеческие жертвы? — почти с ужасом спросил ее Фрэнк.
— Принесли, — спокойно ответила она. — Жертвы… Одна из жертв, такой, знаешь ли, Фрэнк, благообразный дяденька. Преподавал детям музыку. А потом похищал их, насиловал и убивал с особой жестокостью. Считаешь, не стоило его жизнь приносить в жертву в уплату за жизнь твоей жены, за будущее твоего сына, за сохранение Рода Лонгботтомов, наконец?
— Отнять жизнь…
— Тогда, задам тебе прямой вопрос, — сказала Анна, не поддаваясь на провокацию. Чего-то в этом роде она от него и ждала, на самом деле. От Алисы — нет, а от него — да. Ему, Джеймсу и Сириусу Дамблдор в свое время хорошо промыл мозги. Но ничего, она еще сделает из Фрэнка Лонгботтома человека. Сделала из Сириуса, сделает и из Фрэнка.
— Скажи, Фрэнк, а того, кто пытал твою жену, ты бы тоже пожалел?
Ох, как его повело! Что сказать? Как ответить? За себя он мог бы, пожалуй, простить, но за жену? И это он еще не знал, что происходило тогда, на самом деле. Даже Белла не рассказала, хотя Анна теперь точно знала, когда и как произошел раскол между Беллатрисой и ее мужем. Она темная и сумасшедшая, это так, но она женщина и аристократка. Смотреть, как ее муж и деверь насилуют на глазах Фрэнка его жену? Она возмутилась. Попыталась вмешаться, и Лестрейдж ее избил прямо там, в комнате залитой кровью Алисы и Фрэнка. Тогда она и сбежала, прихватив Невилла. Правду знали только авроры и колдомедик, прибывший вместе с ними. Разумеется, Анна не знала, кто именно заткнул им рот, но наружу ничего не просочилось. Они с Бернштейном тоже вложились в сохранение тайны. Не надо знать эти подробности ни Алисе, ни Фрэнку. Так что стерли воспоминания о том дне так, чтобы никто уже не смог восстановить. Качественно стерли, замаскировав следы остаточными симптомами «болезни».
— Скажи, Фрэнк, а того, кто пытал твою жену, ты бы тоже пожалел? — спросила она.
— Нет, разумеется, — ответил Фрэнк. — Но я бы не стал приносить его в жертву…
— А теперь послушай меня, господин праведник, — жестко сказала Анна. — Вы оба были все равно, что мертвые. Растения, а не люди, и жизнь в вас поддерживали, только потому что мать платила. Не Дамблдор, заметь, не орден Феникса, не Аврорат, в котором вы оба служили, не Министерство, а семья в лице единственного ее дееспособного представителя — Августы. А мать у тебя, Фрэнк, женщина властная, но совершенно необразованная. Она не знала, как правильно воспитывать наследника и не могла представить его родовому камню. У мальчика в двенадцать лет… Почти в двенадцать, было даже не сформировано магическое ядро. Опять же вопрос, как так вышло, что Великий Светлый и Министерство не подсказали ей самых простых вещей? Невилл оказался никому не нужен. При этом он пытался колдовать твоей палочкой, Фрэнк. Результат понятен? В этом году его бы вышибли из Хогвартса, как сквиба. И все, собственно. Лонгботтомы — пресекшийся род! Ты этого хотел бы? Только честно! Жизнь нескольких ублюдков, повинных смерти, стоит того, чтобы уничтожить свой собственный род? Выбросить на свалку своего единственного сына и наследника? Серьезно?
— Я не готов сейчас обсуждать свершившиеся факты, — ушел от ответа Фрэнк, но Анна видела, Алиса задаст ему позже по первое число.
— Не слушай его, Анника! — заговорила Алиса. — Мы тебе жизнью обязаны, а за сына особенно. Черт бы с ним с Родом, я не аристократка, мне на все эти родовые дары и прочее все плевать. Но спасти Невилла для меня важнее всего. Ты мать, ты понимаешь! И мне плевать, сколько там козлов пошло под нож!
Умная женщина, но, прежде всего, мать, и инстинкты у нее правильные. У Поттеров было то же самое. Мужчина — козел, царство ему небесное, а женщина была готова бороться до конца. Этих же мужественных борцов с тьмой распропагандировал Великий Светлый. И не сказать, чтобы это было участью одних лишь волшебников. В своей прошлой жизни Анна не раз поражалась непроходимой тупости большинства, так называемых, гуманистов. Тупости, потому что, если проблема не в интеллекте, то значит, проблема в их морали, в их искаженной дурными идеями нравственности. Жертва преступника мертва, не говоря уже о том, как именно умер тот или иной человек. Его или ее семья страдает. И это ноша теперь уже на всю жизнь, а преступника даже казнить нельзя. Не гуманно, понимаешь ли. И держать в клетке тоже нельзя. Есть же санитарные нормы, то да се. А значит, и на хлебе с водой никак нельзя содержать. Иначе получится, что мы не гуманны и уподобляемся преступнику. И так далее, до полного идиотизма, когда грабителю и убийце позволяют, сидя в тюрьме, учиться в университете, женится и прочее в том же духе. Паноптикум, а не либеральная демократия. Так что Дамблдор еще не худший проповедник праведности и гуманизма, и, к его чести, ни разу не заикнулся о «нечеловеческих условиях», в которых отбывают свой срок в Азкабане бывшие пожиратели смерти.
— Спасибо, Алиса, что хоть ты все правильно понимаешь. Я пойду уже. Сейчас Невилл придет, я и для него провела темный ритуал, Фрэнк, поскольку Дамблдору не до твоего сына. Теперь парень здоров, только палочку нормальную надо купить. Все, все! Отдыхайте!
— Постой! — остановила ее Алиса. — Еще пару минут. Расскажи о себе. О дочке. Ты сказала девочки…
— У меня три дочери, — улыбнулась Анна. — Родная — Лиза и приемные — Эрмина и Изабелла. Они все перешли во второй класс. Лиза и Эрмина учатся на Рейвенкло, а Изабо на Слизерине. И еще у меня есть мальчик — Максимус. Ему три года, отец — Сириус, но мы так и не поженились. Долгая история, потом как-нибудь расскажу.
— Ты сказала Поттер, — припомнил вдруг Фрэнк. — А что с девочкой? Я помню, говорили разное…
— Про нее тоже как-нибудь потом, — решила Анна не вдаваться в подробности. — Она жива, здорова и, по-видимому, счастлива, но живет в другой семье. И не спрашивай, где. Не знаю, мне и так уже оказали одолжение, показав ее и рассказав, как она теперь живет. За эти одиннадцать лет, что вас не было с нами, произошло много всего. Вы все узнаете, но не все сразу. Вы ведь только-только вернулись. И, слава богу, что вернулись…
[1] Ватерлоо-хаус — резиденция графов Готска-Энгельёэн в магловском Лондоне.
[2] Несколько измененная цитата из романа М. Митчелл «Унесенные ветром». Главная героиня говорит: «Не буду думать об этом сейчас. Подумаю об этом завтра».
[3] Принц Эндрю, герцог Йоркский (род. 19 февраля 1960) — британский принц, вице-адмирал (2015–2022). Третий ребёнок и второй сын королевы Елизаветы II, младший брат короля Карла III. Принц Эдвард, герцог Эдинбургский (род. 10 марта 1964) — член Британской королевской семьи, третий сын и младший ребёнок королевы Великобритании Елизаветы II и её супруга принца Филиппа, герцога Эдинбургского.
[4] Dalmore — сорт шотландского виски.
[5] Априори (лат. a priori, букв. — «от предшествующего») — знание, полученное до опыта и независимо от него (знание априори, априорное знание), то есть знание, как бы заранее известное.
[6] Заклинание стрелы — трансфигурационное заклинание, позволяющее создавать направленную на цель стрелу (взято из Энциклопедии Гарри Поттер).
[7] Некроз (от древнегреческого некрозис, «смерть») — повреждение клетки, которое приводит к их преждевременной гибели в живой ткани.
[8] За каналом, то есть, в континентальной Европе. Английский канал — English Channel, так англичане зовут пролив Ла-Манш.
[9] Экзистенциальный — относящийся к экзистенции, то есть к существованию, бытию (к ценностям этой группы относятся такие ценности, как жизнь, смерть, любовь, секс, семья, свобода и творчество.
[10] Ниссе — скандинавский аналог домовых.
[11] Таймлайн — визуальное представление каких-либо событий, явлений, лиц или предметов в хронологическом порядке; временная шкала
[12] Звёздчатый многоугольник — многоугольник, у которого все стороны и углы равны, а вершины совпадают с вершинами правильного многоугольника. Стороны звёздчатого многоугольника могут пересекаться между собой. Существует множество звёздчатых многоугольников или звёзд, среди них пентаграмма, гексаграмма, две гептаграммы, октограмма, декаграмма, додекаграмма.
[13] Гептаграмма — правильный семиугольник.
[14] Психоделическое состояние (трип) — изменённое состояние сознания, характеризуемое отличным от типичного восприятием и интенсивным процессом осознания. Психоделические состояния могут быть вызваны различными способами, например, сенсорной депривацией или приёмом психоактивных веществ класса психоделиков. Термин психоделический происходит от двух греческих слов психи — дух, душа и дилос — проявляющий. Буквальное значение термина — проявляющий дух.
[15] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, омут памяти (англ. Pensieve, в некоторых переводах встречается слово «думоотвод») — неглубокая каменная (или металлическая) чаша с вырезанными на ободке рунами. Предназначена для просмотра чьих-либо воспоминаний. Для этого воспоминание, которое представляет собой нечто среднее между газом и жидкостью, выливают в Омут памяти. Если волшебник окунается в Омут с головой, он может попасть внутрь воспоминания и пережить давно прошедшие события так, как если бы лично при них присутствовал.