Глава 5. Дела давно минувших дней…
После разговора в Блэк-Хаусе, Анна стала почетной Блэк, самой любимой тетушкой Блэк и еще чертова ступа суперлативов[1] Блэк. Еще бы, наследница по прямой линии, не фунт изюма. Другое дело, что у самой Анны от всего этого резко испортилось настроение. Были слова, которые она не могла произнести вслух. Были мысли, которые она не хотела и не имела права озвучивать. Но это не значит, что самой себе она не могла рассказать, как было дело. А дела обстояли следующим образом: Анна не знала, что сталось с ее дочкой, где она находится, с кем живет и как, и все в том же духе. Скверная история, но могло быть и хуже. А так еще не поздно все исправить, — во всяком случае, она хотела в это верить, — и у Елизаветы все-таки будет родная мать. А если бы Анна не ожила, девочка осталась бы круглой сиротой.
Мысли были тяжелыми, настроение скверное, и, чтобы не пропасть окончательно, Анна взялась просматривать книги и газеты, приобретенные там или тут, намеренно или случайно. Искала она ответы на те вопросы, которые донимали ее все последние месяцы, а точнее, с тех пор, как пришло осознание простой истины, ей не спрятаться от мира, не отсидеться за высокими стенами Стейндорхольма. Так или иначе, но когда-нибудь ей придется вернуться, и вот тогда ей лучше все-таки знать, что и как случилось во время войны с Волан-де-Мортом. Знание — сила, не правда ли?
И вот она сидела в своем кабинете и перелистывала справочники и словари, изучала газеты и просматривала книги. Весь вечер после визита в Блэк-Хаус, затем еще полночи, и весь следующий день, захватив часть новой ночи. Отрывалась только на то, чтобы поесть, принять ванну и отдать распоряжения по дому. Спала мало, два-три часа за ночь. Больше просто не получалось, но ей, вроде бы, хватало. Все остальное время она искала или читала, если казалось, что это именно то, что она ищет. Читала, делала выписки и снова читала. Спасибо еще, что читать она умела быстро и эффективно, а искать — и того лучше. Все-таки у нее в анамнезе было две диссертации и множество написанных ею статей, эссе и курсовых работ. Дни, недели и месяцы работы в библиотеках и архивах, годы учебы и научных исследований. Наверное, поэтому первый подход оказался весьма продуктивным. Пять страниц формата А4 — магловская бумага, а не волшебный пергамент, — заполненных ровными столбиками фактов. Только имена, локации и даты, поскольку пояснения ей были не нужны: все это дерьмо она держала в голове.
Итак, в чистом остатке нашлись уточнения к ее биографии, возможные объяснения вовлеченности в ту скверную заваруху, которую нынешние министерские пропагандисты стеснялись назвать гражданской войной, и новые подробности событий, так или иначе связанных с Хэллоуином 1981 года.
Анна Элисабет графиня Готска-Энгельёэн родилась в январе 1960 года в замке Юларёд, в лене Сконе, самом южном лене королевства Швеция. Почему там, а не в каком-нибудь другом замке, принадлежащем семье Готска-Энгельёэн, можно только догадываться. Возможно, причиной интереса ее родителе именно к этому замку являлось то, что построен он рядом с одной из немногих в Швеции магических деревень. Но, может быть, дела обстояли совсем не так, и это всего лишь случайность? Все возможно, однако, стоит обратить внимание на тот факт, что замок принадлежал в то время одной из боковых ветвей семьи Энгельёэн, во главе которой стояли тогда, двадцать шесть лет назад, отец и дочь фон Ваерн, Лукас и Маргарета.
«Гита — это же Маргарета? Юг Швеции… Совпадение? Может быть, но все равно надо сообщить мэтру фон Шуху. Вдруг поможет?» — Она быстро сделала пометку в своем ежедневнике и снова вернулась к перечню фактов.
До семи лет Анна жила с матерью и отцом во внешнем замке Стейндорхольм. В семь ее по традиции представили родовому камню, и магия Рода отметила ее, как наследницу. Надо было начинать серьезно заниматься магией, и тогда она почти полностью переселилась во внутренний замок. Этот момент Анна не поняла. По общему мнению, волшебники созревали до систематических занятий магией только в одиннадцать лет. Уникумы — в десять. Однако наследнице Энгельёэн первую палочку купили сразу после ритуала. Ее сделал на заказ мастер-артефактор Кирилл Бармалеев из Гардарики — волшебной страны на северо-западе России. Вот и все, что удалось узнать об этом периоде. А в Энгельёэн-мэнор она впервые попала, когда ей исполнилось десять. По неизвестной пока причине, решено было, что учиться она будет в Хогвартсе, и за год до поступления, они всей семьей переехали в Лондон. От этого периода осталось несколько колдографий и некоторое количество документов, в основном, финансового свойства. Так что, ничего путного об этом времени она не узнала. В библиотеке нашелся, правда, альбом с обычными фотографиями, перемежающимися вырезками из британских газет и журналов. Судя по всему, она умудрилась тогда перезнакомиться едва ли не со всеми юными аристократами Соединенного Королевства, но что делать с этой информацией Анна пока не придумала. Впрочем, если ее пригласят в Букингемский дворец, она, вполне возможно, встретит там кого-то, кто помнит ее девочкой. Следовательно, как только появится свободное время, придется изучать жизнь и интересы подходящих ей по возрасту британских аристократов. Во всяком случае, тех, кто фигурировал на совместных фото.
Затем был Хог, и, судя по всему, учась на Слизерине, она тесно общалась со многими из тех, кто позже примкнул к движению Тома Редла. Кое с кем она, похоже, даже дружила. С Беллатрисой, например. Однако, по-настоящему она сдружилась с ребятами из Гриффиндора. Прежде всего, с мародерами и Лили, а через них, — и, разумеется, несколько позже, — с Алисой и Фрэнком, с Марлин Маккиннон и еще с несколькими парнями и девушками, входившими позже в орден Феникса или служившими в Аврорате. По-видимому, это, в конце концов, и определило ее позицию в противостоянии Волан-де-Морту. Она, впрочем, в орден не входила, хотя, судя по переписке, ее настойчиво в него приглашали. В ее архиве сохранилось несколько писем от Дамблдора, Джеймса Поттера и Фрэнка Лонгботома, а в письме Лили прямо говорилось о том, что Анна несколько раз встречалась с Великим Светлым Волшебником, но в орден вступить все же отказалась. Отчего так, можно было только догадываться, но Анна подумала, перечитывая эти письма, что все упиралось в клятвы, которые приносили члены ордена Феникса. Прямо об этом не говорилось, — люди боялись доверять такие секреты пергаменту и бумаге, — но ей отчего-то казалось, что дело именно в этом. Наследники не имели права приносить клятвы кому-нибудь, кроме главы рода. То, что Поттер, Лонгботом и многие пожиратели наплевали на этот запрет, говорит лишь о том, что они не умели думать своей головой. С обеих сторон конфликта находились опытные манипуляторы, которые легко переигрывали молодых, неопытных оппонентов. То, что это не удалось сделать с Анной, говорит в ее пользу. И кстати, темный лорд, как выяснилось, тоже приглашал ее на встречу и пару раз пытался завербовать. Но, к счастью, она не поддалась.
В общем, прошлое, пусть и нехотя, открывало свои секреты. Биография графини Готска-Энгельёэн обретала вещественность, и становились понятны мотивы тех или иных действий, которые она предпринимала. Прояснились, отчасти, и ее отношения с Сириусом. Прежняя Анна, судя по всему, была бисексуальна. Начала она, — вот смеху-то! — с Лили Эванс, продолжила с Нарциссой Блэк, которая теперь Малфой, и только сильно позже подпала под чары Сириуса. В архиве нашелся дневник, который Анна вела до шестого класса, несколько писем, в том числе и от Нарциссы, и даже колдофото в стиле Ню, которые Анна делала колдокамерой, подаренной ей отцом на пятнадцатилетие. Весьма смелые фото, на которых отметилось, как минимум, пять выпускниц Хога с трех разных факультетов…
***
Лили пришла в десять. Минута в минуту. Точная, подтянутая, но вся, как натянутая струна. Вроде бы, ничего не происходит, но внутреннее напряжение чувствуется. Во всяком случае, Анна почувствовала, и, похоже, это был врожденный Дар, о котором она просто не знала. Однако, сейчас, обнимая Лили, — подруги все-таки, — вспомнила, что и раньше, встречаясь с людьми и нелюдьми, порой, чувствовала нечто похожее. Чувствовала, но не обращала внимания, поскольку не знала, на что надо обращать внимание, а на что — нет. Теперь обратила и, наконец, сообразила, что ее Дар, наверняка, куда сильнее, и, значит, его надо тренировать.
«Вот и еще одно дело подверсталось», — подумала мельком, приглашая Лили в гостиную.
— Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче?
— Я огневиски не люблю, — извинилась Лили. — Может быть, вина?
— А скажи-ка мне, подруга, — усмехнулась Анна, — ты что, совсем на эту сторону перешла?
— Но я же волшебница…
— И что? — удивилась Анна. — У маглов, между прочим, есть много такого, что нам, волшебникам, и не снилось.
— Я не об электричестве, — добавила мгновением позже. — У маглов шоколад вкуснее. Особенно, бельгийский и швейцарский. Кофе… Выбор больше, сорта оригинальные… А коньяк и виски — вообще, песня! Так что, угостить тебя магловскими вкусностями?
— Угости! — согласилась Лили. — И, знаешь, что, от сигареты я бы тоже не отказалась.
— Другой разговор! — улыбнулась Анна, продолжая между тем отслеживать настроение подруги.
— Берси! — позвала она.
— Я здесь, хозяйка Анна, — возник перед нею эльф.
— Накрой нам, пожалуйста, кофейный стол. Шоколад, пирожные… Ты покупал сегодня эклеры?
— Покупал, хозяйка.
— Отлично! Значит, эклеры. Коньяк… И не забудь принести пепельницу и сигареты!
Эльф тут же исчез, а она повернулась к Лили.
— Ты ведь знаешь, что эльфы не могут предать своих хозяев?
— Да, а что?.. — удивилась Лили.
— Я к тому, что я знаю, что ты готовилась к разговору. Хочешь о чем-то рассказать, но колеблешься и не хочешь при свидетелях. Так вот, свидетелей нет, а я тебя никому не выдам, что бы ты мне ни рассказала. Я доверие не предаю. Могу быть не согласна, но предать? Я на Слизерине училась, если помнишь. Но на своих не доносила. Убить могла. В бою, разумеется. Но предать доверие, никогда.
Последний пассаж был целиком высосан из пальца, но, во-первых, показался уместным, а во-вторых, хорошо подходил к психотипу Анны, как она себя сейчас понимала.
— Умеешь ты убеждать, — покачала головой гостья.
— Мой конек, — усмехнулась она в ответ. По-доброму усмехнулась. Без давления или, не дай бог, насмешки. Как, наверное, когда-то, когда они были девчонками.
— Ты… — начала было Лили, но остановилась и закончила не так, как планировала. — Кто это был?
— Кто? — Анна ее поняла, но считала, что Лили сама должна объясниться.
— Ты знаешь, кто это с тобой сделал? — Лили все-таки переборола нервный спазм.
— Валериан Долохов, помнишь такого?
— Его тело нашли после боя, — Лили вдруг охрипла и говорила сейчас каким-то сиплым шепотом. — Мне кое-что рассказал потом один парень из Аврората. Но это строго между нами. Все только между нами, — она помотала головой, словно, пыталась вытрясти из себя то, что накатило на нее всего лишь из-за того, что они заговорили о том дне. — Это была твоя Авада?
— Осуждаешь? — подняла Анна бровь.
— Что ты! — всплеснула руками Лили. — Всех их надо было вырезать до одного. Джеймс повторял за Дамблдором, как попугай… Мы не убиваем, мы не убиваем… А они пришли и убили.
— У нас с Долоховым была почти-что взаимность, — пожала плечами Лили и потянулась к сигаретам, которые, как раз, появились на столе. — Он убил меня, я убила его. Меня вытащили, а его нет. Но я, Лили, потеряла пять лет своей жизни. Память… И…
Она хотела сказать о дочери, но вовремя спохватилась. Если Лили не знает, пусть так пока и остается. Это она сейчас храбрая Дамблдора ругать, а что случится, когда он заведет свою волынку, Лили, девочка моя? То-то и оно.
«Верить ей пока еще рано, пусть сперва докажет, что мы действительно подруги!»
— Ох!
Ну, конечно! Вскочила на ноги и бросилась обниматься. Даже заплакала. Но Анна не поддалась, не позволила себе соскользнуть в бабские сантименты. Отметила другое. Лили оказалась гораздо выше, чем она себе представляла, хотя могла бы догадаться, глядя на фотографии. А она была не ниже метра семидесяти пяти. Высокая, красивая, — ну, какие ее годы, — и грудь упругая.
«Или это лифчик у нее хороший?»
— Будет, будет! — Погладила женщину по волосам. — Успокойся! Я, как видишь, жива, а он нет. Давай выпьем за это! Чтобы не они нас, а мы их!
Между тем, Лили отошла от нее с явной неохотой, и, если иметь в виду, что когда-то между ними было кое-что большее, чем дружба, то это могло стать первым признаком рецидива.
«А оно мне надо? — спросила она себя, возвращаясь в кресло и начиная разливать коньяк по бокалам. — Может быть, и надо. Секса много не бывает, а с Адарой у нас не католический брак».
— Давай, Лили! — сказала после того, как выпили. — Твоя очередь. Ты хотела говорить? Говори.
— Тот день… — Лили закурила и, кажется, начала успокаиваться. Ее эмоции были непостоянными.
«Была вспышка, теперь — ремиссия».
— У нас собрались несколько человек. Все-таки Хэллоуин, а мы прятались уже почти год. Джеймс хоть иногда выбирался из дома. Они с Сириусом ходили на задания. А я… Я безвылазно сидела с детьми…
— С детьми?
— Ну, ты же знаешь, что у нас с Джеймсом было двое детей!
— Знаю, — кивнула Анна. — Что случилось с Хэтти?
— Вот, вот! — пыхнула дымом Лили. — Слушай, я как раз об этом… Давно хотела кому-нибудь рассказать, да некому. Попробовала поговорить с Кингсли Бруствером, так уже назавтра пришел Дамблдор и начал меня воспитывать. Пожаловалась мужу… Я имею в виду, Питеру. Я о Сметвике…
— Я поняла, — поддержала Анна рассказчицу.
— Знаешь, что он мне сказал? Сказал, не будь дурой! Не лезь куда не следует! Струсил… Представляешь, он струсил! Даже говорить на эту тему не захотел. Сказал, Дамблдор знает, что делает. Представляешь?
— Представляю, — кивнула Анна. — Но не знаю пока, о чем речь. Объясни по-человечески!
— По-человечески… — Лили одним глотком допила свой коньяк и потянулась к бутылке. — Не возражаешь, если я разолью?
— Ни в чем себе не отказывай! — отмахнулась Анна. — Не молчи, рассказывай дальше!
— В тот вечер у нас были Сириус и Люпин. Посидели, выпили, посмеялись, вспоминая, как мы отмечали Хэллоуин в Хоге. Тебя, к слову, вспомнили. Я спросила Сириуса, почему ты не пришла. А он помялся так, знаешь… Сделал собачьи несчастные глаза и говорит. Я, мол, Лили, сделал самую большую глупость в своей бестолковой жизни. Но рассказывать, о чем идет речь, не стал. Отказался.
«А ларчик просто открывался, — не без горечи усмехнулась Анна. — Женщина, на которой он обещал женится, поймала его с другой».
Эту историю она по крупицам выгрызла из трех писем с извинениями и просьбами понять и простить. Но Анна его, видимо, не простила. Тогда, наверное, он и бросился признавать и «удочерять» Лизу. Не хотел, наверное, выглядеть перед ней последним говном.
— Дальше! Что было дальше? — спросила, заметив, что ее сигарета, про которую она совершенно забыла, догорела до фильтра.
— Они ушли, — Лили закурила уже вторую сигарету и сделала приличный глоток из бокала. — Джеймс полез целоваться. Потянул меня в спальню, а мне, как назло, совсем не хотелось. Вот никак! Понимаешь? И тут дети проснулись. Заплакали в два голоса, и я бросилась в детскую. Успела только войти, как внизу взрывом высадило дверь. Бомбарда[2] или что-то такое… Я даже испугаться не успела… Наверное, эта скотина аппарировала прямо из холла. Возник сука передо мной… Я слова сказать не успела, а он, вроде бы, небрежно так… отмахнулся от меня, и я полетела. Беспалочковая, невербальная, с левой руки. Представляешь, какая сила? Меня впечатало в стену, и все. Больше ничего не помню. Очнулась в Мунго через пять дней. Потом уже задумалась, отчего так долго? Не было у меня таких повреждений, чтобы пять дней в отключке лежать. Сотрясение мозга, ушибы… Обычному целителю максимум на день работы! А я провалялась там пять дней! И такая дура, прости господи! Мне бы попросить кого-нибудь… У меня в Мунго, знаешь ли, было тогда много знакомых… Я после Хога пошла учиться на колдомедика, год прозанималась, но потом забеременела… Неважно! Были знакомые. Порядочные люди. Могла попросить сделать проверку на зелья, но не додумалась.
— Думаешь, тебя специально держали на зельях? — уточнила Анна.
— Ты слушай дальше, — остановила ее неожиданно разговорившаяся подруга. — Сейчас поймешь.
Она судорожно сжала бокал. Сделала глоток. Потом еще один.
«Напьется» — констатировала Анна. — Впрочем, пускай! Иногда это просто необходимо…»
— Так, о чем это я? Очнулась. Вспомнила. Спрашиваю, где Джеймс, где дети? Где все? Но мне никто ничего не говорит, заговаривают зубы, несут какую-то околесицу… Потом, ближе к вечеру, появляется Дамблдор…
— Ты же его знаешь! — продолжила после короткой паузы, понадобившейся, чтобы допить коньяк. — Завел волынку о добре и зле, о тьме и свете, о всеобщем благе, и мне, веришь, стало так страшно, что я чуть в обморок не упала. Спасло то, что лежала, да и накачали меня успокаивающими, как я теперь понимаю. Как раз перед его визитом зелья давали, а я, дура, даже не спросила, что дают и зачем.
Лили замолчала и снова потянулась за бутылкой.
— Уверена? — осторожно спросила Анна. Ну, не запрещать же ей, в самом деле! Взрослая женщина, должна сама понимать.
— Уверена!
— Тогда, будь любезна, закусывай! — попросила Анна.
— Права, — тяжело вздохнула Лили. — Как всегда права…
Она цапнула с блюда эклер и едва ли не по-пролетарски сразу откусила большой кусок. Было видно, торопится. Не рассказанная история жжет ее изнутри. Торопит, подталкивает, но разум согласен с мнением подруги и требует съесть что-нибудь жирное и сладкое, а то действительно развезет.
— Берси! — позвала Анна домовика. — Завари нам, пожалуйста, свежий кофе. Покрепче, как я люблю.
— Будет исполнено, хозяйка Анна!
— Думаешь, этот уже остыл? — спросила Лили, прожевав пирожное.
— Думаю, остыл, — кивнула Анна и поторопила подругу:
— Ешь давай!
Ей тоже не терпелось. Хотелось услышать историю до конца, но она держала себя в узде. Напиваться — последнее дело, а пьяная женщина — это вообще ужас. Так что, пусть лучше закусит.
Между тем, Лили добила-таки пирожное, запила остывшим кофе, промокнула губы салфеткой и закурила очередную, — какую-то по счету, — сигарету. Делала она все это размеренно, нарочито спокойно, чтобы продемонстрировать свою «вменяемость».
— В общем, — сказала, выдохнув сигаретный дым, — вымучил меня своими сентенциями о всеобщем благе и силе любви, а потом сообщает, что Джеймс убит. Предал нас Сириус. Привел к нам в дом Волдеморта и пожирателей… Волдеморт убил Джеймса. Меня тоже хотел убить, но использовал недостаточно сильное заклинание, и я выжила. Потом кинул в Гарри Аваду, но что-то пошло не так, как он рассчитывал. Гарри заклинание отразил, и оно ударило в самого Волдеморта. Наплел еще какую-то хрень… Но мне уже было не до этого. Спрашиваю, что с Гарри, а у самой слезы в глазах. Джеймс… Я, может быть, его и не любила, но он был мой муж. Мы прожили вместе почти три года, а знакомы были и того больше. Был и не стало. Страшно даже подумать. Но я, первым делом спросила о Гарри. Это же в него Волдеморт запустил Аваду. Дамблдор меня успокоил, сказал, что Гарри почти не пострадал. Только шрам на лбу, наверное, останется. Но мальчик герой. Избавил магический мир от Темного Лорда. Спас множество жизней и все-такое. Минут десять вещал, не давал мне слова вставить. А я… Я была какая-то заторможенная, куда только весь мой темперамент подевался? В общем, он снова завел свою шарманку, но я в конце концов все-таки сформулировала вопрос: что с Хетти? Не пострадала ли она? Тут он состроил постную рожу и говорит: «Девочка моя, мне так жаль. Твоя Хетти больше не с нами». Вот тогда у меня и случился первый приступ… Целители называют это «Непереносимым ужасом». Это, как нервный срыв или истерика, но человека вырубает сразу и напрочь. Болезнь хроническая и, по сути неизлечимая. Ничего ужасного, если честно. Два-три глубоких обморока в год, и неделя-другая на восстановление после каждого приступа. Практически здорова, если смотреть со стороны…
«Ну и ну, — поразилась Анна рассказу Лили. — Это просто фантасмагория какая-то, а не жизнь!»
— А теперь смотри, — Лили переключилась с одного на другое достаточно быстро. Погасила эмоции. Стала серьезна, заговорила более, чем четко. — Во-первых, мне Леди Лонгботом показала позже утренний выпуск «Ежедневного пророка» от первого ноября. Там четко написано, что Гарриет была убита Волдемортом, что был бой, потому что Сириус вернулся забрать какую-то вещь, был атакован пожирателями, и рядом с домом вспыхнуло чуть ли не настоящее сражение. Люпин вызвал подмогу из ордена, кто-то из соседей кликнул авроров. Итоги боя были тогда еще неизвестны, но утверждалось, что есть многочисленные жертвы с обеих сторон, а среди, предположительно, погибших названа наследница Энгельёэн. Однако, уже через день историю начали рассказывать совсем по-другому. Оказывается, мы с Джеймсом дрались до последнего, и я, в буквальном смысле, пожертвовала жизнью, чтобы спасти Гарри, но каким-то чудом осталась жива. Никакого боя, оказывается, не было. На руины дома прибыл Дамблдор с членами ордена Феникса, разогнавшими пожирателей, которые попытались пробиться к Гарри. Он забрал меня и Гарри в Мунго и сразу же дал интервью. Чуть-чуть не успел к первому утреннему выпуску газеты, а то бы разъяснил все непонятки сразу, не оставляя на потом. Кстати, Сириус стал предателем только на третий день, но его участие в бою было вымарано еще во втором, вечернем выпуске «Пророка». Это, Анна, все еще «во-первых». Теперь, во-вторых. Ты слышала когда-нибудь, чтобы Авада не просто кого-нибудь убила, но именно развоплотила? А про то, что Авадой можно сломать стену? Нет? Не слышала? Но именно такую херню продал публике «Пророк». Не знаю, зачем. Даже предположить не могу. Но это тот нарратив, который звучит все эти годы. Вначале был сыроват, конечно, склеен на соплях, но со временем его причесали и растиражировали. А Хетти… Хетти полностью исчезла из истории. Не убита, не ранена, ее просто нет. Гарри есть, а Гарриет — нет, и, вроде бы как, никогда и не было. Такой посыл.
— Но ты же пыталась узнать?
— Пыталась, — кивнула Лили. — Версия Дамблдора такова: спасая сына и наследника, я применила какое-то древнее заклятие. На короткий срок Гарри получил невероятную силу, и именно эта сила создала щит, отразивший Аваду и убивший Волдеморта. Как он при этом получил рану во лбу и что разрушило детскую, снеся напрочь внешнюю стену, не уточняется.
— А Гарриет? Что с ней? — напомнила Анна.
— Дамблдор говорит, что мое колдовство дало Гарри огромную силу, но для отражения атаки ему нужно было много больше, и он непроизвольно потянул магию извне. По словам Дамблдора, Гарри просто «выпил» Хетти до дна. Выжег ее Дар, превратив в маглу, да еще и изуродовал. Колдовские ожоги… Сама понимаешь. Оттого, мол, про нее вначале и подумали, что убита. Но она выжила, и Дамблдор передал ее на удочерение в хорошую магловскую семью, в которой о девочке позаботятся.
«Бред какой-то!» — мелькнуло в голове.
— Не поняла, — честно призналась Анна. — Трагедия, конечно, мои соболезнования! Но зачем куда-то отдавать? Дома же ей явно будет лучше!
— Я так и сказала, — с горечью ответила Лили. В глазах ее плескалась смертельная тоска.
«Как бы в разнос не пошла!»
— Он тебе что-то ответил? — спросила вслух. — Что-то объяснил?
— Объяснил… Сказал, что Гарри теперь не просто герой, он знамя Светлых. Случись новая война, ему поднимать народ на борьбу. Нельзя, чтобы он всю жизнь мучился угрызениями совести. Он и так, возможно, узнает когда-нибудь этот секрет, но будет к тому времени уже взрослым сформированным человеком. А что сейчас? Видя рядом с собой искалеченную сестру, он рано или поздно узнает, отчего она стала такой. Объективно говоря, на нем вины нет, но ребенок этого не поймет. Будет видеть в ней вечный укор и уже никогда не сможет стать настоящим лидером. Командир на войне часто вынужден рисковать чужими жизнями, посылать людей в бой, засылать шпионов во вражеский стан. Как ты думаешь, сможет такой Гарри взять на себя ответственность?
— Ну да, ну да, — не без иронии в голосе прокомментировала Анна слова Дамблдора. — Забалтывать он горазд, этого не отнимешь.
Разумеется, она знала это не из собственного опыта, а из тех книг и фильмов, которые видела отнюдь не целиком, а запомнила еще хуже. Но, как оказалось, ничуть не ошиблась. Лили ее тут же поддержала:
— Именно! — сказала она. — Сказал мне еще, что девочка тоже будет страдать, зная, кто виновник ее бед. Будет завидовать, начнет ненавидеть, и кто-нибудь не преминет воспользоваться их горем и очернить не только Гарри, но уже всю семью Поттеров. Заклятие-то, которое я применила, оно, де, запрещенное. За него можно в Азкабан загреметь.
— Гладко выходит…
— Анника, я даже не знаю, о чем идет речь. Я ничего такого не помню. Впрочем, возможно, на то и расчет.
— Поясни! — встрепенулась Анна. — Какой расчет? Чей расчет?
— Не знаю, — покачала Лили головой. — Но подозреваю, что это Дамблдор, только не понимаю, зачем?
— Требуются пояснения, — напомнила Анна.
— Да, конечно, — согласилась Лили, выходя из длившегося всего пару мгновений ступора. — Я, когда с Питером говорила… Он, знаешь ли, хороший человек, и в моем положении лучшее решение. Но он конформист… оппортунист чистой воды, да и трусоват немного. Так-то это в жизни не мешает. Даже наоборот: достаток в доме, связи, общественное положение… Но, когда я заговорила с ним о своих страхах и подозрениях, он сильно испугался и рассказал все своему брату. Мы с Гиппократом давно знакомы, и он решил со мной поговорить. Объяснил мне, что это дело политическое, а в политике никто крови не боится. Могут и убрать, чтобы не мешала. И чтобы подтвердить свои слова, сказал, что, когда он делал мне диагностику перед вторыми родами, нашел у меня следы Обливиэйта[3]. От трех до пяти эпизодов и, судя по состоянию «вторичных наслоений» случилось это как раз осенью 1981.
— Черт! — сказала на это Анна. — Теперь и мне надо выпить.
Она плеснула в бокалы себе и Лили, и без раскачки вылила весь коньяк, — грамм восемьдесят, наверное, или все сто, — себе в рот. Проглотила, не чувствуя вкуса, закурила и посмотрела Лили в глаза.
— Поклянись, что ничего не наврала! — потребовала, не переводя дыхания.
— Клянусь! — сразу же ответила старая подруга. — Теперь понимаешь, почему я к тебе бросилась? Мало того, что оказалась жива, так еще тот самый человек, перед которым я могу выговориться. Не к Грюму же мне идти или к Уизли! Подруг не осталось, Люпин пропал, Сириус в тюрьме, остальные или погибли, или поджали хвосты.
— Хэтти надо найти! — Анна это поняла еще во время рассказа, но теперь знала уже твердо, надо искать.
— Я даже пошевелиться не могу без того, чтобы Великий Светлый не начал свои уговоры по новой. Нельзя, мол. Сына пожалей. Младшенькую. Себя, наконец. Да, если бы и нашла. Где мне ее спрятать? А прятать придется. Не от общественности или от Гарри, от Дамблдора. В конечном счете, он всегда умел настоять на своем, боюсь, что и в этом случае сумеет сделать так, как ему хочется.
«И не бросишь же, — между тем с тоской и с жалостью к себе думала Анна. — Сама же себя поедом съем!»
— Хорошо, — сказала вслух. — Буду искать. Имя и фамилию они, должны были сменить, записей, наверняка, нигде не осталось. Но так не бывает, чтобы совсем без следов. Где-нибудь что-нибудь да осталось. Но зачем ему все это? Действительно из-за Гарри или есть какой-то другой интерес?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю, но любопытно узнать…
***
В тот день они сначала крепко выпили, а потом рыдания на дружеском плече и дружеские же обнимашки стремительно переросли в секс. Желание буквально вскипело в крови и разом захлестнуло, гася разум. Причем сразу у обеих, так что закончилось братание уже в постели. И могло бы продолжиться, но вмешалась злоба дня.
— Надо, наверное, забрать детей… — без явного желания вставать и тащиться к родителям мужа вздохнула Лили.
— А договориться никак нельзя? — Анне не хотелось прерываться «на самом интересном месте», и она, будучи решительной и деятельной натурой, уже искала выход из положения.
— Можно попробовать… — не слишком уверенно предположила Лили. — Но что я им скажу?
— Правду, — предложила Анна, подтягивая Лили поближе к себе. — Школьная подруга из Швеции приехала. Сидим, выпиваем, вспоминаем прошлое.
— У нее и заночую, — прыснула Лили.
— Можно и так, — согласилась Анна, но уже ей стало очевидно, что продолжения не будет.
— У тебя есть сова? — Закономерный вопрос, в волшебном мире нет телефонов.
«Надо было сразу покупать!» — мысленно простонала Анна, понимая, что упускает шанс из-за обычной оплошности.
— Нету пока, — призналась, не без сожаления. — Я же только недавно приехала… Просто не успела обзавестись.
— Ты что, живешь с маглами? — удивилась маглорожденная волшебница.
— Среди них, — поправила ее Анна. — Последний месяц лишь изредка переходила на волшебную половину. По магловской Европе, знаешь ли, путешествовать куда комфортнее, чем по волшебной. Больше удобств, больше соблазнов. Я и здесь собираюсь жить на два дома. Машину хочу хорошую. Мерседес или Вольво, но можно замахнуться и на Бентли. Деньги-то есть, так отчего бы не побаловать себя любимую.
— Купи Феррари, — неожиданно подала Лили годную идею.
— Феррари — это идея, — улыбнулась Анна. — У кого видела?
— Да есть тут один банкир, Джейкоб Финч-Флетчли. Он сквиб и поэтому может работать на обе стороны. Наши, у кого есть интересы на той стороне, в его банке иногда деньги меняют или берут заем. Гоблины, говорят, на него из-за этого злятся, но даже им выгодно с ним работать. Мы с Питером как-то были на приеме у этого Финч-Флетчли, в его магловском особняке, хотя мог бы жить и на волшебной стороне. У него жена — ведьма. Так вот, там я и видела Феррари, на парковке.
— Надо будет сходить в автосалон, — решила Анна. — Не может быть, чтобы в Лондоне не было их представительства!
— Купишь, покатаешь, — усмехнулась Лили и, выбравшись из постели, стала одеваться.
«Красивая женщина, что тут скажешь! — отметила Анна, наблюдая за тем, как Лили надевает панталоны. — Но одевается, по-уродски. Все-таки маглорожденная, могла бы сходить в магловский магазин…»
Адара, к слову, носила нормальное магловское белье, а ведь была не просто чистокровной, происходила из наитемнейшей древней семьи. Блэки они такие. Беллатриса наверняка тоже не носит этот средневековый ужас. Так что, скорее всего, это был личный заскок Эванс, которой очень хотелось стать «настоящей» волшебницей.
«И кстати об этом. А не проверить ли мне, как поживет Петуния Эванс?»
Идея была странной, — практически сумасшедшей, — но, учитывая, что этот мир во многих деталях напоминал мир Джоан Роулинг, вполне жизнеспособной. Если Дамблдор действительно умеет читать мысли… Да, даже если не умеет. Достаточно пообщаться с Лили сколько-то времени, чтобы понять, что она не станет поддерживать отношения со своей сестрой-маглой.
«Вполне возможно!» — решила Анна, проводив Лили и договорившись с ней, уже стоя на пороге дома, снова встретиться в среду, которую та специально освободит для «девичника».
Эта идея Анне тоже понравилась. «Девичник»? Почему бы и нет. Она девушка свободная, без обязательств, ей можно.
«И нужно!» — подвела она черту под мыслью о том, что секса много не бывает, в особенности, если его разнообразить. Позиция, чего уж там, насквозь эгоистичная, и звучит весьма цинично, но зато честно.
Приняв душ и переодевшись в магловский джинсовый костюм, Анна вышла из дома и, первым делом, остановила такси. Таксист ничуть не удивился ее просьбе подвезти к справочному бюро. Он ее даже подождал, пока она выясняла, где живут Вернон и Петуния Дурсль. Дело ускорил тот факт, что она вспомнила примерное название городка. Оказалось, действительно «Литл что-то там». И вскоре она уже ехала в кэбе в этот самый Литтл Уингинг, где на улице Тисовой в доме номер четыре проживала семья Вернона Дурсля. Пока ехала, все время думала о том, как Дамблдор крутит всем волшебным миром. Ну, пусть не всем, но значительной его частью, наверняка. Творит, что пожелает, и даже не слишком прячется. Зная психологию людей, крутит ими, как марионетками. Такой человек не стал бы заморачиваться поисками семьи, в которую можно было бы спихнуть «увечную» Гарриет. Да и такую ли «увечную»? Интуиция подсказывала, что не все так просто в этой истории, но вот найти Гарриет оказалось на удивление просто.
Анна минут пять наблюдала за тем, как копается в саду маленькая рыжая девочка, одетая в большие мальчиковые штаны и рубашку, доходившую ей до колен. Образ был настолько узнаваемый, — несмотря даже на смену пола, — а внешность до такой степени «мамина», что и захочешь ошибиться, не получится.
«Вот так по наглому? — спросила она себя едва ли не с восхищением. — Да, силен старик!»
Что ж, дело, которое должно было отнять у нее много времени и сил, разрешилось на удивление легко и быстро. Анна велела водителю возвращаться в Лондон, а сама прикрыла глаза и стала планировать, что и как станет делать в ближайшие сорок восемь часов. Первое и главное, забрать девочку. Но сделать это нужно так, чтобы никто не узнал, куда она делась и когда это произошло. Теоретически, проделывать такие фокусы Анна умела, но на практике никогда такого еще не делала, а значит следовало подстраховаться и взять с собой на дело «набор взломщика». И, разумеется, никаких такси. Только аппарация. И начать, пожалуй, следует, не откладывая — прямо сегодня ночью.
Оставшееся до полночи время Анна занималась подготовкой к рейду, приказав между делом домовушке Баре подготовить детскую комнату, а другой — по имени Ран — продумать и приготовить самый вкусный завтрак из всех возможных. Домовушки, узнав, что ночью к ним прибудет юная гостья, едва не умерли от счастья и умиления, но тут Анна вспомнила, что с одеждой у Хэтти не так, чтобы хорошо.
— Бара, посмотри пожалуйста в кладовых, не осталось ли там моей детской одежды.
— Той, что я носила лет в пять, — добавила, прикинув размеры девочки. — Найди и приведи в порядок. Если ничего не сохранилось, то попробуй перешить из того, что есть. Нам нужна пижама, домашнее и уличное платья поприличнее, трусики, туфли и летний плащ.
Отдав распоряжения, она спустилась в арсенал и занялась делом. Достала из одежного шкафа армированный кевларовой нитью «костюм ниндзя», берцы, кожаные перчатки с обрезанными пальцами и шелковую балаклаву, а затем в течении часа аккуратно покрывала все внешние поверхности «Зельем Оберона». Это было хитрое зелье, редкое и недешевое, но незаменимое для такого рода операций. Человек в костюме «под зельем», что называется, «исчезал с радара». Обыкновенные «следилки» и сторожевые чары до третьего уровня включительно на него не реагировали, собаки теряли к нему интерес, а люди и маги, находившиеся на расстоянии не больше двадцати метров, непроизвольно отводили взгляд. Следом за костюмом шла сбруя: поясной ремень и нечто вроде спецназовской разгрузки. В карманах и кармашках разместились артефакты различного назначения: защитные, подавляющие магловскую электронику, медицинские и парочка боевых — на всякий случай. Что касается зелий, то в специальном патронташе находились капсулы с полным набором боевых зелий, от восстанавливающих и стимулирующих до набора первой помощи при ранениях и проклятиях. Далее шли две кобуры, — набедренная и наручная, — для палочек и сами палочки. Завершали экипировку пара метательных ножей и боевой гоблинский кинжал. Одевшись и проверив, все ли на месте и хорошо ли закреплено, Анна выпила чашечку кофе и без четверти двенадцать аппарировала в сквер на границе Литтл Уингинга.
Постояв пару минут на месте, Анна тщательно просканировала окрестности, но ничего подозрительного не заметила. Теперь можно было начать движение, и она медленно, соблюдая все меры предосторожности, пошла по направлению к дому номер четыре по Тисовой улице. Первый признак того, что все в этом деле не так уж просто, появился в самом начале улицы. Простенькая, но хорошо замаскированная «сигналка», настроенная на магов. Если не знать, что ищешь, можно запросто пропустить. Но зато чувствительность у такой «сигналки» крайне низкая, и Анна прошла ее, совершенно не потревожив. Вторая и третья линии обороны располагались с передней и задней стороны дома и еще одна «сигналка» стояла прямо на дверях. Все они были настроены на ауру магов, но, имея в своем распоряжении «волшебный глушитель», Анна осталась ими незамеченной. А дальше все было бы просто, — «отпирающее», «сонное», «внушающее» заклинания, и дело сделано, — если бы один старый прохвост не заложил в доме не извлекаемую, как он, верно, считал, «мину ловушку». Это было очень сложное «пристяжное» заклинание. Оно привязывало одного из жильцов дома к самому дому, к городку Литтл Уингинг и к двум взрослым членам семьи. Легко догадаться, для чего это было сделано. Попробуй возьми ребенка, чтобы переместить его в другое место. Как только «оборвутся» все привязанные к нему нити, активизируются не только мощные сигнальные чары, но и «следилка», прикрепленная прямо к голове девочки. Вот тут Анне пришлось попотеть по-настоящему. Чары нельзя было отключить, их нужно было переставить на какой-нибудь другой объект. Этим она, собственно, и занималась почти целый час. Работа тонкая, требующая немалых знаний, особого навыка и недюжинной выдержки, но Анна умела собираться, когда ей это было нужно. Собралась и на этот раз.
Наконец в половине второго ночи все было сделано. Все люди в доме, кроме маленькой девочки в чулане под лестницей, спали волшебным сном. Утром, когда они проснутся, им придет в голову устроить себе длинные выходные и провести уикенд вдали от дома. При этом они совершенно забудут, что кроме них и их сына, в доме живет еще один ребенок. Они соберутся, сядут в машину и уедут, и, хотя девочки в их доме уже не будет, никто об этом не узнает, потому что все «поводки» теперь были привязаны к их сыну Дадли. Ну а «следилку» на голове девочки Анна пока просто «заморозила». Снимать ее она решила дома, в лаборатории. Тогда хитрый старик даже не узнает, что его «спящая закладка» уже обнаружена и обезврежена. Теперь можно было безбоязненно разбудить девочку.
Анна сняла с себя балаклаву, — нечего зря пугать ребенка, — и осторожно тронула девочку за худенькое плечико:
— Проснись, деточка!
— Не пугайся, — улыбнулась, посветив свое лицо слабеньким «Люмусом». — Я не сделаю тебе ничего плохого.
— Вы мне снитесь, тетя? — спросила тогда совершенно неиспуганная девочка.
— Нет, — покачала головой Анна. — Я настоящая. Меня прислала твоя мама. Она просила узнать, не хочешь ли ты оставить этот дом?
— Значит, вы ангел! — счастливо улыбнулась Хетти.
— Почему ты так решила? — удивилась Анна.
— Вы красивая, как ангел… Только кто-то вас обидел. — Маленькая ручка поднялась над одеяльцем и тонкие пальчики коснулись ее шрама.
Увидеть ее шрам при таком освещении мог только маг. Магические шрамы обладают своей особой аурой. Ее могут видеть только волшебники, да и то далеко не все. Означать это могло только то, что Дамблдор наврал. Ребенок не магл и даже не сквиб. У девочки очевидный талант Видящей.
«Тогда, зачем все?!» — ужаснулась Анна. Она уже рассмотрела, какой мелкой, недокормленной и неухоженной была эта девочка. Рассмотрела синяки и царапины, и захотела было подняться наверх в спальню Дурслей, поставить заглушающие чары и лечить их Круциатусом[4], пока не подобреют. Но делать этого сейчас было нельзя, хотя никто, — даже она сама, — не сможет запретить ей наведаться к Дурслям как-нибудь в другой раз. Через год, скажем, или два. Энгельёэн не стали бы великим родом, если бы умели прощать обиды или забывали вернуть своим врагам причитающееся.
— Я сейчас умру? — спросил между тем ребенок.
— Мои мама и папа умерли, — объяснила девочка. — Попросить помочь мне они могли только ангела или фею. Но я знаю, куда ангелы забирают людей. Не думайте, тетя фея, я не боюсь. Я согласна.
«Твою же мать! — вспыхнула Анна. — Я убью этого урода. Специально запишусь в пожиратели, чтобы убить этого говнюка, а потом снова выпишусь!»[5]
— Нет, милая, — погладила она девочку по всклокоченным волосам. — Умирать не надо. Я не ангел и не фея. Я просто волшебница, и, если ты не против, я заберу тебя к себе домой, в мой волшебный дом. Согласна?
— Да! — просияла девочка. — А как? Дядя же заругается. Тетя будет кричать…
— Не бойся! — утешила Анна ребенка. — Я же волшебница. Я погрузила всех в доме в волшебный сон, и никто даже не узнает, что мы ушли.
Она завернула девочку в ее тощенькое лоскутное одеяльце, взяла на руки и аппарировала в Энгельёэн-мэнор.
[1] Суперлатив — превосходная степень.
[2] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Бомбарда (англ. Bombarda) — чары, взрывающее препятствие (например, стену).
[3] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Обливиэйт (другие переводы: «забудь», «заклятие забвения» или просто «забвение») (англ. Obliviate) — заклинание изменения памяти. Может стереть недавно полученную информацию.
[4] Согласно Энциклопедии Гарри Поттера, Круциатус (англ. Cruciatus) — одно из трёх «Непростительных заклятий». Применение его к человеку карается пожизненным заключением в Азкабан. Круциатус — заклинание боли и ужасных, нестерпимых мучений. Но для того, чтобы заклинание работало в полную силу, недостаточно просто направить волшебную палочку на жертву и произнести: «крУцио!», нужно ещё и наслаждаться болью жертвы. Предполагается, что любое из трёх непростительных заклятий требует именно искреннего желания причинить вред жертве.
[5] Автор немного пошутил, перефразировав монолог генерала Черноты в пьесе Булгакова «Бег».