В последующие два дня я ела исключительно у себя в комнате, благодаря чему удавалось избегать Крисс до вечера среды. Я надеялась, что к тому времени чувство неловкости пройдет, но сильно ошибалась. За ужином мы обменялись спокойными улыбками, но я не смогла заставить себя заговорить с ней. Я почти жалела, что не села в противоположном конце зала, между Селестой и Элизой. Почти. Когда должны были уже подавать десерт, в зал на всех парах влетела Сильвия, насколько это позволяли ей туфли на высоком каблуке. Наспех сделав реверанс, она поспешила к королеве и что-то прошептала ей на ухо.
Королева ахнула, и они с Сильвией выбежали из зала, оставив нас в одиночестве.
Мы были приучены не повышать голоса, но тут просто ничего не могли с собой поделать.
— Кто-нибудь знает, в чем дело? — спросила Селеста, встревоженная сверх обыкновения.
— Думаете, они ранены? — подала голос Элиза.
— Ох, только не это, — выдохнула Крисс и уткнулась лбом в столешницу.
— Крисс, все в порядке. Возьми пирога, — предложила Натали.
Я онемела, страшась даже подумать о том, что все это могло значить.
— А вдруг их взяли в плен? — вслух высказала свою тревогу Крисс.
— Не думаю, чтобы новоазиаты стали это делать, — сказала Элиза, хотя я видела, что она тоже встревожена.
Впрочем, я не была уверена, беспокоилась ли она исключительно за безопасность Максона или потому, что любое проявление враждебности со стороны людей, с которыми она была связана, могло лишить ее шансов на победу.
— А вдруг их самолет упал? — негромко спросила Селеста.
Она вскинула голову, и я с изумлением отметила, что в ее взгляде читается неприкрытый страх. Этого оказалось достаточно, чтобы мы все умолкли.
А вдруг Максона нет в живых?
Вернулась королева Эмберли с Сильвией, и мы все, как по команде, с надеждой посмотрели на королеву. К нашему безмерному облегчению, она сияла.
— Хорошие новости, девушки. Король с принцем сегодня вечером возвращаются домой! — объявила она.
Натали захлопала в ладоши, а мы с Крисс одновременно откинулись на спинки кресел. Я и не подозревала, в каком напряжении находилась эти несколько минут.
— Поскольку последние дни выдались довольно-таки сложными, мы решили не устраивать пышных празднеств, — подала голос Сильвия. — В зависимости от того, во сколько они вылетят из Новой Азии, мы можем их вообще сегодня не увидеть.
— Сильвия, спасибо, — нетерпеливо произнесла королева. В самом деле, кого это волновало? — Прошу прощения, девушки, но мне нужно доделать кое-какие дела. Наслаждайтесь десертом, и приятного всем вечера, — пожелала она и, развернувшись, поспешила прочь.
Спустя несколько секунд Крисс последовала ее примеру. Наверное, побежала делать для Максона приветственную открытку. Я быстро покончила с десертом и отправилась к себе в комнату. Когда шла по коридору, заметила промелькнувшие светлые волосы под белым чепцом и развевающиеся черные юбки служанки. Она бежала к дальней лестнице. Это оказалась Люси, и, кажется, она плакала. Девушка явно очень старалась проскользнуть незамеченной, так что я решила ее не окликать. Завернув за угол, увидела, что дверь в мою комнату распахнута настежь. Энн с Мэри яростно о чем-то спорили, и я отлично различала каждое слово.
— …ну почему ты всегда так к ней строга? — упрекнула подругу Мэри.
— А что я должна была ей сказать? Что она может иметь все, что захочет? — огрызнулась Энн.
— Да! Тебе что, так трудно было сказать, что ты просто в нее веришь?
Что случилось? Поэтому они в последнее время казались такими отчужденными?
— Она слишком высоко метит! — возмутилась Энн. — С моей стороны было бы жестоко давать ей ложную надежду.
Голос Мэри прямо-таки сочился сарказмом.
— О да, а то, что ты ей сейчас наговорила, было ни капли не жестоко. Ты просто злюка! — укорила она Энн.
— Что?! — вскинулась та.
— Ты злюка. Не в состоянии пережить, что она может оказаться ближе к тому, чего тебе самой хочется! — выкрикнула Мэри. — Ты всегда смотрела на Люси сверху вниз, потому что она попала во дворец уже взрослой, а не росла здесь, как ты, и завидовала мне, ведь я тут родилась! Почему ты не можешь быть довольной тем, кто ты есть, вместо того чтобы принижать ее ради повышения самооценки?
— Я вовсе не пытаюсь ее принизить! — срывающимся голосом возразила Энн.
Горькие рыдания заставили Мэри замолчать. Да я и сама бы не знала, что сказать. Чтобы Энн плакала, да мыслимо ли такое?
— Неужели так плохо хотеть чего-то большего, чем вот это вот? — спросила она хриплым от слез голосом. — Я понимаю, что моя должность — это большая честь, и мне нравится моя работа, но я не хочу заниматься этим всю свою жизнь. Мне хочется большего. Мне хочется мужа. Хочется… — Она залилась слезами. Сердце у меня рвалось на кусочки. Единственный способ для Энн вырваться из дворца — выйти замуж. А я что-то не замечала, чтобы вокруг бродили толпы Троек и Четверок, жаждущих заполучить в жены служанку. Она действительно находилась в безвыходном положении.
Я вздохнула, взяла себя в руки и вошла в комнату.
— Леди Америка. — Мэри сделала реверанс, и Энн последовала ее примеру. Краешком глаза я заметила, как она лихорадочно утирает слезы.
Мне не хотелось ранить ее гордость, поэтому я сделала вид, что ничего не заметила, и остановилась перед зеркалом.
— Как вы? — поинтересовалась Мэри.
— С ног падаю от усталости. Пожалуй, лягу прямо сейчас, — сказала я, принимаясь вытягивать из волос шпильки. — Знаете что? Почему бы вам обеим тоже не пойти отдыхать? Я сама со всем справлюсь.
— Вы уверены, мисс? — спросила Энн, изо всех сил стараясь говорить спокойным голосом.
— Совершенно. Увидимся завтра утром.
Второго приглашения им не потребовалось, и это очень меня порадовало. Пожалуй, я сейчас хотела, чтобы они хлопотали вокруг меня, ничуть не больше, чем они. Высвободившись из платья, я долго лежала на постели, думая о Максоне.
Я не очень даже понимала, что думаю именно о нем. Мысли были смутными и путались, но мне снова и снова вспоминалось ощущение переполнившего меня счастья, которое я испытала, когда выяснилось, что он в безопасности и уже на пути назад. И где-то в глубине души мне не давал покоя вопрос, думал ли он обо мне все это время, пока его не было. Несколько часов я ворочалась в постели, не находя себе места.
Около часу ночи я решила, что, раз уж все равно не спится, можно почитать. Зажгла лампу и вытащила дневник Грегори. Пролистав осенние записи, принялась читать ту, что была сделана в феврале.
Иногда мне хочется смеяться оттого, как легко у меня все получилось. Если бы в мире существовал учебник по захвату власти в стране, я был бы в нем звездой. Или даже мог бы сам написать такой учебник. Не знаю, что я порекомендовал бы в качестве первого шага, поскольку нельзя заставить другое государство попытаться напасть на вас или поставить клинических идиотов руководить тем, что уже существует, но я определенно посоветовал бы всем, кто желает пробиться в лидеры, всеми правдами и неправдами обзавестись огромными деньгами.
Впрочем, одного только преклонения перед деньгами будет недостаточно. Нужно обладать способностью командовать другими. Отсутствие опыта в политике не помешало мне заручиться народной поддержкой. Напротив, пожалуй, оно оказалось одним из самых больших моих плюсов. Кто сейчас доверяет политикам, да и с чего бы им доверять? Уоллис многие годы кормил народ пустыми обещаниями в надежде, что какое-нибудь из них в конце концов случайно исполнится, хотя на самом деле на это нет ни единого шанса. Я же, со своей стороны, предлагаю людям идею чего-то большего. Никаких гарантий, лишь слабый проблеск надежды на то, что перемены возможны. На данный момент даже не суть важно, что это будут за перемены.
Они так отчаялись, что им просто все равно. Никому и в голову не придет задаться этим вопросом.
Пожалуй, залог успеха в том, чтобы сохранять спокойствие, когда все остальные паникуют. Уоллиса все так ненавидят, что он практически передал мне президентскую власть, и ни одна живая душа не была против. Я ничего не говорю, ничего не делаю и лишь приятно улыбаюсь, а все вокруг меня бьются в экстазе.
Достаточно лишь поглядеть на этого труса рядом со мной, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что я выгляжу лучше его, когда выступаю с трибуны или пожимаю руку премьер- министру. А Уоллису так отчаянно хочется иметь на своей стороне хоть кого-то, кто пользуется народной любовью, что я больше чем уверен: осталось потихоньку заручиться поддержкой еще пары-тройки человек, и я приберу к рукам все.
Эта страна принадлежит мне. Я чувствую себя мальчишкой, играющим шахматную партию, исход которой ему заранее известен. Я умнее, богаче и куда больше подхожу на роль правителя в глазах нации, которая по непонятным причинам обожает меня. К тому времени, когда кому-нибудь придет в голову задуматься, все это уже не будет иметь никакого значения. Я могу делать все, что угодно, и нет больше ни одного человека, способного меня остановить. Итак, что же дальше?
Пожалуй, пришло время перекроить всю систему. Эта их жалкая республика прогнила до основания и почти не функционирует. Вопрос в том, кого мне выбрать в союзники? И каким образом построить то, что нужно народу?
У меня есть одна идейка. Моей дочери она придется не по вкусу, но меня ее мнение не волнует. Пора ей принести хоть какую-то пользу.
Я захлопнула тетрадь, озадаченная и раздраженная. Может, я чего-то не понимаю? Какую систему он собирался перекраивать? Командовать народом? Неужели государственное устройство нашей страны возникло не в силу жесткой необходимости, а потому, что так было выгодно Грегори Иллеа?
Хотелось посмотреть, что случилось с его дочерью, но я и без того оказалась настолько сбита с толку, что решила не трогать дневник. Вместо этого, вышла на балкон, надеясь, что свежий воздух поможет разобраться в том, что я только что прочитала. Я смотрела на небо и пыталась переварить информацию, но не могла понять даже, с чего начать. Со вздохом устремила взгляд на сад. Мое внимание привлекло что- то белое. Это был Максон, в одиночестве шагавший через лужайку. Наконец-то он вернулся! Рубашка на нем была расстегнута, ни пиджака, ни галстука не было. Что он делал в такое время за пределами дворца? Я различила у него в руках камеру. Видимо, ему тоже не спалось.
Я заколебалась, но с кем еще я могла все это обсудить?
— Эй!
Он закрутил головой, пытаясь сообразить, откуда доносится звук. Я снова позвала его и замахала руками, чтобы привлечь к себе внимание. На лице Максона мелькнула изумленная улыбка, и он замахал в ответ. Надеясь, что он сможет различить мое движение в темноте, я потянула себя за ухо. Он сделал то же самое.
Я указала на него, затем на свою комнату. Принц кивнул и поднял вверх палец, давая понять, что будет через минуту. Я кивнула в ответ и поспешила внутрь, как и он. В комнате накинула халат и пригладила волосы, пытаясь придать себе хотя бы вполовину такой же собранный вид, как у него. Я не очень понимала, как начать разговор. По сути, я собиралась поинтересоваться у Максона, в курсе ли он, что является олицетворением гораздо менее альтруистического государственного устройства, чем предлагалось в это верить народу. Когда я уже начала гадать, где он запропастился, раздался стук в дверь.
Я бросилась открывать и уперлась в объектив фотокамеры. Щелкнул затвор, запечатлевая мою ошарашенную улыбку. Должно быть, изумление на моем лице очень быстро превратилось в возмущение этим маленьким фокусом, потому что Максон со смехом запечатлел и его тоже.
— Вот тоже шутник нашелся! Заходи же, — велела я, хватая его за локоть.
Он подчинился.
— Прости, я не мог противостоять искушению.
— Не слишком же ты торопился, — упрекнула его я, устроившись на краешке кровати. Он подошел и уселся рядом так, чтобы мы могли видеть друг друга.
— Мне пришлось зайти к себе в комнату.
Он осторожно пристроил камеру на столике в изголовье кровати, бросив взгляд на склянку с монеткой на дне. Потом издал звук, больше всего похожий на смешок, и снова обернулся ко мне, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
— А-а. Ну и как впечатления от поездки?
— Странные, — признался он. — Мы были в сельских районах Новой Азии. Отец сказал, там произошел какой-то локальный конфликт, но к тому времени, как мы туда добрались, все уже было улажено. — Максон покачал головой. — Честно говоря, я так и не понял, зачем нам понадобилось туда лететь. Мы несколько дней бродили по древним городам и пытались разговаривать с местными жителями. Отец остался недоволен моим уровнем владения языком и требует, чтобы я больше занимался. Как будто у меня сейчас и без того мало дел, — добавил он со вздохом.
— Как-то это странно.
— Наверное, он устроил какую-то проверку. В последнее время он постоянно устраивает такие вещи без предупреждения, и я даже не всегда понимаю, что меня проверяют. Может, он хотел посмотреть, как я принимаю решения или веду себя в непредвиденных обстоятельствах. Не знаю. — Он пожалмплечами. — В любом случае у меня такое чувство, что этумпроверку я не прошел. — Какое-то время Максон не знал, куда деть руки. — И потом, он хотел серьезно поговорить со мной об Отборе. Думаю, он счел, что мне полезно сделать небольшую передышку, посмотреть на все свежим взглядом или что-то в этом роде. Честно говоря, мне до смерти надоело, что все, кому не лень, твердят о решении, которое должен принять я.
Ясно, что посмотреть на все свежим взглядом с точки зрения короля значило выкинуть меня из головы. Не раз мне доводилось видеть, с каким выражением он улыбался остальным девушкам за столом и кивал им в коридорах. На меня он так никогда не смотрел.
Мне немедленно стало не по себе. Я не знала, что сказать. Похоже, Максон тоже не знал.
Я решила, что пока не стоит заводить с ним разговор о дневнике. Он всегда с такой неуверенностью говорил о своих лидерских качествах, о том, каким королем он хотел бы стать, что я не чувствовала себя вправе требовать от него ответов, которых, вполне возможно, у него пока и близко не было. Где-то глубоко в мозгу свербела мыслишка, что он мог знать больше, чем мне в том признавался. Необходимо получше разобраться во всем самой, прежде чем заводить с ним этот разговор.
Максон нерешительно кашлянул и вытащил из кармана небольшую нитку бус.
— Как я уже сказал, мы побывали в разных городках, и я разглядел их в лавке у одной пожилой женщины. Они голубые, — добавил он, как будто я сама этого не видела. Ты, кажется, любишь голубой цвет.
— Очень люблю, — прошептала я.
Я взглянула на браслет. Несколько дней назад Максон увидел его в лавке на другом краю земли… и подумал обо мне.
— Больше никому ничего не привез. Если можно, пусть это останется между нами? — (Я лишь молча кивнула.) — Ты ведь не из тех, кто любит хвастаться.
Я не могла отвести от браслета глаз. Он был совсем скромный, из полированных камней, которые не были даже драгоценными. Я протянула руку и пальцем погладила бок овальной бусины.
Максон помахал браслетом, и я рассмеялась.
— Хочешь, я надену его тебе? — предложил он.
Я кивнула и подставила ему свободное запястье. Гладкие бусины приятно холодили кожу. Максон обвил мою руку и завязал маленькую ленточку, на которую они были нанизаны.
— Очень красиво, — произнес он.
Этого оказалось достаточно, чтобы сквозь все мои тревоги пробился крохотный росток надежды.
Он заставил ощутить, как мне его не хватало, и сбросил с моего сердца тяжкий груз. Захотелось вычеркнуть из памяти все, что произошло после того злосчастного Хеллоуина, вернуться назад в тот вечер и вновь стать той беззаботно танцующей парой. И тут мое сердце опять придавила свинцовая тяжесть. Вернись мы в тот вечер, у меня не было бы причин сомневаться в его искренности. Даже если бы я позволила себе проявить все те качества, которыми я, по словам отца, обладаю и которых, по мнению Аспена, начисто лишена, я все равно не стала бы… и не смогла бы стать Крисс. Она была лучше меня.
Я так устала, так изнервничалась и запуталась, что начала плакать.
— Америка? — спросил Максон нерешительно. — Что случилось?
— Я не понимаю.
— Чего?
Я отметила про себя, что плачущие девушки уже не наводят на него ужас.
— Тебя. Я совершенно перестала тебя понимать в последнее время. Я смахнула слезы с одной щеки, а Максон очень бережно утер другую. Странно вновь чувствовать его прикосновение. С другой стороны, оно было таким знакомым и привычным, что мне показалось бы неправильным, если бы он этого не сделал. Когда слезы были утерты, Максон не отнял руки, а ладонью погладил меня по щеке.
— Америка, — произнес он очень серьезно, — если ты захочешь что-то узнать обо мне — о том, что для меня важно и кто я на самом деле, — достаточно просто меня спросить.
У него был такой искренний взгляд, что я чуть и в самом деле не спросила. Я едва не взмолилась, чтобы он все мне рассказал: в какой момент он обратил свой взгляд на Крисс? Знал ли он про дневники? Что такого было в этом совершенном браслете, что заставило его вспомнить обо мне?
Но как узнать, правду он скажет или нет? А тут еще и другой вопрос: как быть с Аспеном, если чаша весов — я это постепенно осознавала — склонялась в строну Максона?
— Не знаю, готова я к этому или нет.
Максон на мгновение задумался, потом взглянул на меня:
— Я понимаю. Во всяком случае, думаю, что понимаю. Но нам нужно в самое ближайшее время поговорить о некоторых серьезных вещах. Так что, когда будешь готова, я рядом.
Он не стал на меня давить. Вместо этого, поднялся, коротко кивнул и, забрав со столика камеру, двинулся к выходу. Прежде чем переступить через порог, Максон в последний раз оглянулся, и я с изумлением осознала, как больно мне видеть, что он уходит.