В начале 1941 года генерал армии Г. К. Жуков был назначен начальником Генерального штаба. Вскоре из округа убыли на службу в Генштаб Н. Ф. Ватутин и Г. К. Маландин. Войсками КОВО стал командовать генерал-полковник М. П. Кирпонос. Мы слышали о нем много хорошего. В частности, то, что, командуя во время советско-финляндского военного конфликта 70-й стрелковой дивизией, он показал себя с самой лучшей стороны.
М. П. Кирпонос был очень корректным, приятным во взаимоотношениях человеком, совершенно не кичившимся своим высоким званием и положением. Вот почему мы все вскоре прониклись к новому командующему глубоким уважением.
Следует сказать, что М. П. Кирпоноса очень удачно дополнял прибывший вместо Н. Ф. Ватутина новый начальник штаба округа М. А. Пуркаев - работник опытный и довольно энергичный.
В целом командование округа, как и командование 5, б, 12 и 26-й армий, входивших в его состав, было способно твердо руководить подчиненными ему войсками.
2 мая 1941 года у начальника штаба округа, М. А. Пуркаева состоялось совещание, на котором обсуждался вопрос о положении с лагерями. Было решено, что поскольку из Москвы на этот счет не было никаких конкретных указаний, то артиллерию приграничных стрелковых дивизий в полном составе в лагеря не выводить. А поступить так: от каждого из двух артполков отправлять на полигон сроком на один месяц по дивизиону. И после боевых стрельб возвращать эти дивизионы в свои соединения, заменяя их следующими по очереди. Таким образом, в приграничных стрелковых дивизиях из 5 дивизионов, артполков на месте всегда находилось по 3 дивизиона.
Зенитная артиллерия в свою очередь проводила боевые стрельбы в районах расположения штабов стрелковых корпусов. Там же находилась и корпусная артиллерия. Словом, в отношении боеготовности артиллерии в Киевском Особом военном округе дела обстояли в общем-то благополучно. Основная ее масса всегда находилась под руками.
Между тем в некоторых военно-мемуарных трудах моих коллег-артиллеристов дается утверждение, что якобы вся артиллерия приграничных округов в день нападения врага была в лагерях, поэтому, дескать, стрелковые дивизии в решающий момент и оказались без артиллерии. Возможно, так оно и было в других приграничных округах. Но только не в нашем - КОВО.
Но всецело поддерживаю их выводы о том, что слабым местом у нашей артиллерии являлись средства тяги. Да, артиллерия стрелковых дивизий была тогда еще на конной тяге, а корпусная и РГК - на тихоходных тракторах ЧТЗ-65 и даже ЧТЗ-60. Тягачей же С-80 "Коминтерн" и "Ворошиловец" мы получали крайне мало.
Помнится, нам как-то сказали: изыскивайте выход на местах. Но как? Из народного хозяйства Западной Украины средства мехтяги изымать нельзя. Да брать-то там, собственно говоря, было пока нечего. На развертывание же второочередных артполков средства тяги и личный состав были приписаны из внутренних военных округов с прибытием к нам по отмобилизации в довольно растянутые сроки. Правда, часть личного состава (но не мехтяги) следовало за лето 1941 года приписать из Западной Украины. Но надо было не только обучить на летних сборах этих людей, но и провести с ними огромную воспитательную работу, так как подавляющее большинство приписников раньше служили или пусть даже проходили сборы в бывшей польской армии. А там, как известно, им усиленно прививалась буквально ненависть к Советскому Союзу.
В мае 1941 года у нас в КОВО проводилось двухнедельное оперативное командно-штабное учение со средствами связи. На него были выведены все штабы армий и корпусов.
В ходе этого учения я заехал в 320-й гаубичный артполк большой мощности РГК, располагавшийся в Дубно. Его командир доложил мне, что очень обеспокоен боевой готовностью как своего, так и формируемого им в случае мобилизации второочередного полка большой мощности. В чем дело? Оказалось, что для предполагаемого полка в 320-й гаубичный уже прислали из центра 24 гаубицы калибра 203 мм. А вот механической тяги нет. Теперь он ждет, когда она будет поставлена... из внутренних областей СССР.
К сожалению, о формировании второочередного полка на базе 320-го гаубичного я даже не знал, как не ведал и о том, что для него уже поступили 24 гаубицы. Почему? Да потому, что эти вопросы шли мимо начарта округа, их проводили по линии моборганов.
И еще одно обстоятельство. Командир 320-го гаубичного артполка доложил, что согласно директиве штаба округа ему следует передать во второочередной полк сорок процентов своего кадрового личного состава, а остальные шестьдесят подготовить за летний период из приписников, жителей Западной Украины. Не считая, естественно, того, что ему из этого же контингента нужно будет восполнить переданные сорок процентов. Задача, прямо скажем, сверхсложная. Вот почему он и добивается, чтобы как можно раньше получить мехтягу. Ведь 24 гаубицы пока стоят, а на них нужно проводить занятия с приписниками.
Я решил помочь командиру полка и по возвращении поставил все эти вопросы в штабе округа. Но мне напомнили, что 320-й гаубичный артполк дислоцирован не где-нибудь, а в Дубно, впереди него находятся стрелковые дивизии и корпуса 5-й и 6-й армий. Да и граница, дескать, проходит сейчас за Владимиром-Волынским, так что разные там опасения о могущих иметь место срывах при отмобилизации напрасны. И все же в конце разговора, чтобы, видимо, не портить мне окончательно настроения, окружные товарищи пообещали, что поднятый мною вопрос будет окончательно решен по возвращении из Москвы М. П. Кирпоноса и М. А. Пуркаева.
Но он так и не был решен. А 22 июня 320-й гаубичный артполк был в числе первых подвергнут бомбардировке с воздуха. Никакого второочередного полка на его базе не было создано.
Обеспечение войск (стрелковых дивизий, стрелковых корпусов) всеми видами артвооружения и боеприпасов производилось в соответствии с планом, спускаемым нам каждый год из ГАУ. Этот план утверждался наркомом, и из него мы могли узнать, какие корпуса, дивизии и отдельные полки будут снабжаться нужным им из центра. И даже до какого процента обеспеченности.
За доставку же этого вооружения и боеприпасов в войска отвечало уже артснабжение округа. Оно отвечало также за организацию войскового ремонта вооружения, за сбережение в отдельных полках, дивизиях и корпусах артимущества, за правильную его эксплуатацию. Кроме того, артснабжение вело учет всего вооружения и боеприпасов, находящихся в войсках округа.
В непосредственном подчинении артснабжения находились и артсклады с боеприпасами. Кроме полутора боекомплектов, которые, как правило, имела каждая стрелковая дивизия в своих НЗ, на артскладах округа, построенных и еще строившихся по указанию Москвы, хранились и продолжали поступать на хранение боеприпасы в количествах, которые на каждый год сообщались в ГАУ. Но предназначения этих складов ни артснабжение округа, ни даже ГАУ не знали. Они отвечали только за сбережение, правильное содержание боеприпасов и их сохранность. Распоряжаться же запасами в этих складах в мирное время имел право только центр. Даже командующий войсками округа не мог вмешиваться в деятельность таких складов.
Конечно, работники службы артснабжения понимали, что в окружных складах накапливается мобилизационный запас боеприпасов для войск, которые в случае войны будут развертываться в данных районах. Но понимать - одно, а знать точно и конкретно - другое.
Кстати, такое положение существовало во всех трех военных округах, где с 1935 года мне довелось служить - в БВО, СКВО и КОВО.
В январе 1941 года Генштаб принял решение о создании артиллерийских противотанковых бригад. Пять из них было приказано сформировать в Киевском Особом военном округе. Мы горячо взялись за это дело, и уже к марту все бригады были сформированы и даже начали боевую подготовку. Каждая из них имела по 120 орудий, являясь мощным средством усиления для общевойсковых армий в противотанковом отношении.
Кстати сказать, это было первой попыткой сформирования артиллерийских соединений, необходимость в которых назрела давно.
И наконец, о положении с укрепленными районами. По роду своей службы в Белорусском и Киевском округах я хорошо знал такие УРы, как Минский, Полоцкий, Мозырский, Новоград-Волынский и Каменец-Подольский. До 1940 года каждый из них имел по нескольку пулеметных батальонов, артиллерийских частей, соответствующие штабы. Войска УРов были подготовлены в общем-то хорошо, имели детально разработанную систему огня, представляли собой слаженные, боеспособные части. Но вслед за освобождением Западной Белоруссии и Западной Украины началось строительство УРов на новой государственной границе, которое к началу войны было далеко не закончено. Большой ошибкой явилось и то обстоятельство, что на старой-то границе к началу войны части, многие годы там находившиеся, были сняты почти со всем своим вооружением (некоторая часть вооружения была все-таки оставлена), а УРы законсервированы.
Конечно, укрепленные районы, как это в свое время имело место и с линией Маннергейма, не непреодолимы и не могут в современных условиях считаться совершенно надежной защитой. И тем не менее можно смело утверждать, что, если бы до завершения строительства новых оборонительных рубежей старые УРы были оставлены в том виде, в каком они существовали до 1940 года, они выполнили бы большую боевую работу по уничтожению вторгнувшегося противника. Наши отходившие полевые войска могли бы быть в этих условиях организованно приняты и развернуты на обводах укрепрайонов.
Сошлюсь хотя бы на один только Перемышльский У Р. Здесь наши части уже в первые дни войны проявили величайший героизм и мужество. И фашисты, уже продвинувшиеся главными силами на восток, вынуждены были еще долго вести бои в этом районе. Вплоть до подрыва дотов, защитники которых предпочли смерть позору плена.
В воскресенье 15 июня 1941 года я занимался вопросами боевой подготовки на большом артиллерийском полигоне вблизи города Яворув, что северо-западнее Львова. Это была часть моей повседневной работы в должности начальника артиллерии Киевского Особого военного округа. В лагерях как раз находились артчасти 6-го стрелкового корпуса 6-й армии, зенитные артиллерийские дивизионы Львовского района ПВО и артиллерийский полк резерва Главного Командования.
Помнится, все находившиеся в тот день на полигоне старшие артиллерийские начальники единодушно высказали опасения о возможном нападении фашистской Германии на нашу страну. Такое их мнение разделял и я. Известное сообщение ТАСС, переданное накануне, нас мало успокоило, так как мы-то имели более чем достаточно разведданных о сосредоточении на нашей границе немецко-фашистских войск. Беспокоили и участившиеся нарушения воздушного пространства самолетами германских люфтваффе.
Словом, все явственнее попахивало порохом. И поэтому настроение у всех нас было тревожное.
Поразмыслив, я под свою ответственность приказал поставить на дежурство (естественно, в "учебных" целях) один дивизион 85-мм и дивизион 37-мм зенитных пушек. Остальные артиллерийские парки потребовал убрать с поля на опушку леса, а затем проверить их маскировку с воздуха. Большего я предпринять тогда не мог.
Вечером мне передали приказание командующего войсками округа, чтобы к утру 16 июня я непременно прибыл в Киев. Поехал в тот же вечер. Утром генерал М. П. Кирпонос объявил мне, что я, оказывается, назначен начальником Главного артиллерийского управления Красной Армии. Вот это неожиданность!
Первое, что нашелся спросить, было: а кто будет назначен вместо меня в округ? М. П. Кирпонос сказал, что уже завтра, 17 июня, в Киев с должности генерал-инспектора артиллерии прибывает генерал И. А. Парсегов. Он-то и будет начартом КОВО. Ну, а мне после сдачи ему дел, 21 июня, надлежит явиться уже в Москву, где представиться Народному комиссару обороны СССР Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко.
Повторюсь: назначение начальником ГАУ было довольно почетным повышением, но очень уж неожиданным. Ведь всю свою службу до этого я прошел строевым артиллеристом и к вопросам, входящим в круг деятельности ГАУ, почти никакого отношения не имел. Кроме, пожалуй, лишь того, что артиллерийское снабжение округа имело двойное подчинение. С одной стороны, в округе, - мне, как начальнику артиллерии, с другой - ГАУ. Но практически же все указания по вопросам артиллерийского снабжения начальник артснабжения округа получал непосредственно из ГАУ. Они и адресовались-то из Москвы всегда лично ему, начартснабу. И поскольку у начальника артиллерии округа было много и своих, строевых дел, а дела артиллерийского снабжения определялись директивами ГАУ и указаниями штаба округа, то в детали этой службы я вмешивался нечасто.
В само же ГАУ за все время службы я попал всего лишь один раз - в 1938 году после одного из сборов, проведенных с нами, начартами округов, начальником артиллерии РККА. Да и то это было короткое, с чисто ознакомительными целями посещение. В трудоемкую и обширную деятельность этого ведомства мы, естественно, не вникали. И вот теперь я сам становился его начальником.
С одной стороны, новое назначение меня обрадовало. Но вот с другой... Как я уже упоминал выше, артиллерия Киевского Особого военного округа по состоянию боеготовности в 1940 году вышла на первое место в артиллерии РККА. Этим я не мог не гордиться. И вот теперь, в преддверии неизбежной войны, мне приходилось оставлять строевую артиллерийскую службу. Уходить от повседневной заботы о ней, менять привычное и знакомое дело на малоизвестное. И это меня беспокоило.
В Москве я тоже никогда не служил. Правда, бывал в ней проездом или же в командировках. Но это - считанные дни. Центрального аппарата, кроме управления начальника артиллерии РККА, не знал. Теперь же нужно было все это познавать, привыкать к новому, столичному ритму работы.
Итак, я стал готовиться к отъезду в Москву. Мне предстояла встреча с бывшим командующим войсками КОВО, а ныне наркомом обороны С. К. Тимошенко, с его преемником на этой должности генералом армии Г. К. Жуковым, сейчас возглавлявшим Генеральный штаб. Был уверен, что мое назначение начальником ГАУ не обошлось без их непосредственного участия. Поэтому и надеялся, что на первых порах смогу получить помощь с их стороны.
В наркомате было и еще несколько моих сослуживцев по КОВО. Это бывший начальник штаба округа Н. Ф. Ватутин. Сейчас он являлся заместителем начальника Генерального штаба - начальником оперативного управления. В его непосредственном подчинении работал и генерал Г. К. Маландин. До середины 1940 года он занимал в Киеве должность заместителя начальника штаба округа. Мы даже жили с ним в одном доме.
Начальником бронетанковых войск РККА также был наш, "киевский", - Я. Н. Федоренко. Выходцем из КОВО являлся и Я. М. Хотенко, возглавлявший сейчас Центральное финансовое управление, строительством руководил А. В. Хрулев, кипучей энергии человек. Да, все эти товарищи были уже крупными военными работниками. Однако непосредственно в ГАУ они мне мало чем могли помочь.
К 19 июня я уже закончил сдачу дел своему преемнику и почти на ходу распрощался с теперь уже бывшими сослуживцами. На ходу потому, что штаб округа и его управления в эти дни как раз получили распоряжение о передислокации в Тернополь и спешно свертывали работу в Киеве.
21 июня около 14 часов приехал в Москву. Буквально через час уже представлялся наркому обороны Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко.
В кабинете наркома как раз находился начальник Генштаба генерал армии Г. К. Жуков. Мы тепло поздоровались. Но С. К. Тимошенко не дал нам времени на разговоры. Лаконично предложил с понедельника, то есть с 23 июня, начать принимать дела от бывшего начальника ГАУ Маршала Советского Союза Г. И. Кулика. А уже затем снова явиться к нему для получения дальнейших указаний.
Во время нашей короткой беседы из Риги как раз позвонил командующий войсками Прибалтийского военного округа генерал Ф. И. Кузнецов. Нарком довольно строго спросил его, правда ли, что им, Кузнецовым, отдано распоряжение о введении затемнения в Риге. И на утвердительный ответ распорядился отменить его.
Продолжения этого телефонного разговора я уже не слышал, так как вышел из кабинета наркома и из его приемной позвонил Г. И. Кулику. Тот .согласился начать сдачу дел с понедельника, а пока предложил к 20 часам приехать в ГАУ и неофициально поприсутствовать на совещании, связанном с испытаниями взрывателей к зенитным снарядам.
На совещании собралось около 30 человек военных и гражданских лиц. Для меня все на нем было ново. Примостившись в углу кабинета, я с недоумением осматривал непривычные штатские пиджаки среди гимнастерок военных. И это можно было понять, ведь за моими плечами было почти двадцать пять лет армейской службы с ее известным порядком и формой обращения. А здесь...
Г. И. Кулик почему-то ни с кем меня не познакомил. То ли потому, что, являясь заместителем наркома обороны и Маршалом Советского Союза, не счел удобным это сделать. Ведь он-то, видимо, хорошо понимал, что сдает должность начальника ГАУ вопреки своему желанию. И кому! Какому-то малоизвестному генералу из войск! Поэтому, вероятно, и счел, что ему не к лицу рекомендовать такого преемника.
Но это, как говорится, было его дело. Важно, что я все-таки присутствовал на данном совещании.
Г. И. Кулик вел совещание с заметной нервозностью, но высказывался крайне самоуверенно, вероятно надеясь, что авторитет его суждений обязан подкрепляться высоким служебным положением и званием маршала.
Слушая путаное выступление Г. И. Кулика, я с горечью вспоминал слышанное однажды: что он все же пользуется определенным доверием в правительстве, и прежде всего у И. В. Сталина, который почему-то считал Г. И. Кулика военачальником, способным на решение даже оперативных вопросов. И думалось: неужели никто из подчиненных бывшего начальника ГАУ не нашел в себе смелости раньше, чем это уже сделано, раскрыть глаза руководству на полную некомпетентность Г. И. Кулика на занимаемом им высоком посту?
Но тут же утешил себя: а все-таки нашлись смелые люди! Справедливость-то восторжествовала!