Это нападение было очень своевременным для Советского Союза: немцы стояли под Москвой, и над Дальним Востоком сохранялась угроза японского вторжения, сковывая дивизии Советской армии. После начала войны на Тихом океане стало ясно — японцы на СССР не нападут.
В последние годы военные историки и аналитики все чаще поднимают тему участия в этом советской тайной дипломатии и спецслужб разведки. По их версии, именно Россия, чтобы отвести опасность от себя, подтолкнула японцев к нападению на своего союзника.
Интересно, если бы подобная гипотеза появилась уже тогда, в 1941 г., что могли испытать американские рабочие, от чистого сердца вкладывающие в отправляемые в СССР «Генералы Гранты» и «Шерманы» посылки для советских солдат.
Коварство в союзных отношениях является не редкостью.
Ярчайшим примером тому служит так называемый «Мюнхенский сговор», когда в 1938 г. Англия и Франция бросили на съедение германским фашистам своего чехословацкого союзника.
В тог год премьер-министра Франции Даладье, «вернувшегося в конце сентября 1938 г. из Мюнхена, встречают во Франции овациями, восторгаясь тем, что он избавил свою страну от страшной опасности. Действительно, дело дошло до таких неумеренных восторгов, что в честь Даладье решено было выбить медаль! И это делалось после постыдной, трусливой и вероломной выдачи Гитлеру несчастной Чехословакии, понадеявшейся на франко-чехословацкий пакт».
Таких же оваций был удостоен премьер-министр Великобритании Чемберлен, продемонстрировавший публике Мюнхенский протокол со словами: «Я привез вам мир!»
Что произошло дальше, знает каждый школьник.
В 1939 г. «Пакт о ненападении Молотова — Риббентропа» поделил Польшу между Германией и СССР.
А потом была война…
На войне люди оказываются в королевстве кривых зеркал, в царстве антиматерии, где искажаются все понятия о человеческой совести, порядочности и долге. Часто высшие интересы политики и стратегии буквально крали победу у обычных солдат.
Например, Берлинский конгресс 1878 г. свел на нет результаты победоносной для России Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Турции возвратили Баязет и Южную Болгарию, Австро-Венгрия оккупировала Боснию и Герцеговину, а Англия — Кипр.
Еще более дикий поворот в политике произошел в самом конце Семилетней войны, в 1762 г., когда положение Пруссии казалось безнадежным. На русский престол взошел император Петр III, который не только отказался от дальнейшего наступления, но и заключил союз с врагом — Фридрихом II, перед которым он преклонялся.
Русским генералам оставалось при этом лишь пожать плечами, а солдатам, вероятно, крепко выругаться, помянуть напрасно погибших товарищей и покориться своей солдатской судьбе.
Корпус генерала Чернышева присоединился к прусской армии и совершал набеги на Богемию, где «исправно рубил вчерашних союзников — австрийцев».
В рамках одной главы не представляется возможным отразить все аспекты союзных отношений в Истории. Поэтому я ограничусь лишь некоторыми, на мой взгляд наиболее парадоксальными и показательными.
Это только кажется, что союз нескольких государств, совокупность их вооруженных сил мощнее одного-единственного противника, что чем больше — тем лучше. Нередко количество идет в ущерб качеству, а действия небольшой но однородной армии бывают более результативными, чем усилия разношерстных полчищ.
Поэтому у любого государства, ведущего войну против коалиции, всегда есть шанс одержать верх, так как среди союзников постоянно возникают разногласия самого разного плана.
Так Советская республика использовала амбиции интервентов и белогвардейцев для победы в Гражданской войне.
Например, Финляндия предлагала адмиралу Колчаку выставить стотысячную армию для захвата Петрограда взамен на гарантию независимости после разгрома большевиков. Колчак отказался от таких условий. Он не мог поступиться великодержавным принципом неделимой Российской империи.
Независимость Финляндии гарантировали большевики.
Финны не выступили.
Колчак проиграл и был расстрелян.
Так Наполеон одну за другой громил созданные против него коалиции.
Даже в 1813 г., когда положение французского императора было не самым лучшим, он на предложение мира ответил австрийскому министру иностранных дел Меттерниху: «Я знаю ваш секрет! Вы, австрийцы, хотите всю Италию, ваши друзья русские хотят Польшу, пруссаки — Саксонию, англичане — Бельгию и Голландию… Сколько вас? Четверо? Пятеро? Тем лучше! До встречи в Вене!»
И Наполеон имел все основания для таких слов — союзники с великим трудом сохраняли единство своей коалиции.
Так, Гитлер до последнего момента рассчитывал хотя бы не проиграть во Второй мировой, уповая на разногласия между СССР и его западными союзниками. Сами фашистские главари признавались, что, начиная с 1943 г., они вели войну, пытаясь выиграть время, в надежде на сепаратный мир. Как не странно, на это же полагались и немецкие антифашисты. Глава резидентуры Управления стратегических служб США в Берне А. Даллес доносил в Вашингтон: «Основная идея плана заключалась в том, что антинацистски настроенные генералы откроют американским и английским войскам дорогу для занятия Германии, но одновременно будут продолжать сопротивление русским на восточном фронте».
Так исламские террористы не без успеха пытаются расколоть блок НАТО и антииракскую коалицию. Во время второй иракской войны не только Франция, но и Германия отказались посылать войска и принять участие в оккупации страны, несмотря на жесткое давление со стороны США и Великобритании.
Великий германский стратег Мольтке в своих «Военных поучениях» высказывался о сложностях военных союзов следующим образом: «Коалиция хороша до тех пор, пока общие интересы ее участников совпадают с интересами каждого из них в отдельности. Однако в любых коалициях интересы союзников совпадают лишь до известного предела, ибо, когда одному из участников приходится чем-то жертвовать ради достижения общей цели, рассчитывать на прочность коалиции большей частью уже не приходится. Между тем добиться общего согласия в коалиции весьма трудно, поскольку без жертв со стороны отдельных ее участников нельзя достигнуть больших целей всей войны.
Поэтому всякий оборонительный союз является далеко не совершенным видом взаимопомощи. Он имеет значение лишь до тех пор, пока каждая из сторон оказывается в состоянии обороняться. Таким образом, от коалиций нельзя требовать того, что с военной точки зрения является наиболее желательным. Необходимо ограничиться тем, что представляет выгоду для обеих сторон. Всякое стратегическое решение будет рассматриваться объединенными на таких началах союзными армиями только как компромисс, в котором необходимо учесть особые интересы каждого…»
И если политики еще могут пойти на компромисс ради «особых интересов каждого», то обычным солдатам это сделать куда как сложнее.
Примером тому может служить 250-я дивизия вермахта, или, как ее еще называют, Голубая дивизия (Division Aznl), получившая свое название по цвету форменных рубашек. Дивизия была сформирована из испанских добровольцев, желающих продолжить борьбу с коммунизмом не только у себя на родине. «В глазах испанцев действия против безбожного большевизма являлись крестовым походом в защиту христианского наследия Европы». Телеграммы с просьбой о зачислении поступали тысячами — пришлось даже объявить конкурсный набор. В результате, отправленная на Ленинградский фронт Голубая дивизия насчитывала 18 693 человека.
Командир Голубой дивизии генерал Эмилио Эстебан-Инфантес писал так: «Мы горячо желали крушения русского режима в соответствии с нашими антикоммунистическими идеями. Испанцы были первыми, кто сражался против коммунизма и разгромил его. Мы надеемся быть теми, кто с наибольшим постоянством сопротивляется ему в Европе».
Но, несмотря на объединяющий фашистов фанатичный антикоммунизм, отношения между немецкими и испанскими солдатами были натянутыми.
«Немцы относились к своим союзникам с нескрываемым презрением, а за низкие боевые качества фалангистов называли непечатными словами (например, «drei Sch…» (трижды г…). — O.K.). По их мнению, в Голубой дивизии каждый солдат воевал с гитарой в одной руке и с винтовкой в другой: гитара мешала стрелять, а винтовка — играть. Испанцы же считали немцев неодушевленными машинами, а не людьми. Особенно немецких офицеров возмущало свободное поведение солдат Голубой дивизии и отношение офицеров с рядовыми — скорее приятельские, чем начальственные. Немцев бесило еще и то, что к местному населению испанцы относились терпимо. Известны факты, когда солдаты Голубой дивизии не только вступали в связи с русскими женщинами, но нередко венчались с ними в православных храмах. (…)
Испанцы были уверены, что они пришли в Россию освобождать русских, а не порабощать, и очень сокрушались, что русские этого не понимают. Солдаты Голубой дивизии, имевшие свежий опыт гражданской войны, сознавали, что в России есть и большевики, и их противники. Недаром своих врагов на фронте они называли не «русские», а «красные». Голубая дивизия была в какой-то мере той Европой, от которой русские антибольшевики ждали вместе спасения и поддержки в своем восстании против Сталина».
Можно много говорить о боевых качествах 250-й дивизии, но несомненно одно — ее бойцы не были «неодушевленными машинами», не видящими разницу между народом и режимом. Вот только любой режим приходится защищать народу, одетому в военную форму.
Это приводит к очередным нюансам военных союзов.
Если испанские солдаты отказывались сотрудничать с союзниками-немцами в геноциде населения враждебной страны, то в начале XIX века, наоборот, американское население не разделял политику своего правительства, поддерживая союзника своего противника.
18 июня 1812 г. между США и Англией вспыхнула война из-за территорий Канады. Кроме того, Англия препятствовала американской торговле с Францией, с которой англичане вели жесточайшую борьбу. В этом же году и России пришлось отражать нашествие наполеоновской армии.
Казалось бы, по логике вещей, американцы должны были радоваться победам французов и ненавидеть их врагов — англичан и русских.
Но на деле оказалось не так. Недавно завоевавшие свою независимость свободолюбивые американцы, продолжая сражаться с англичанами, сочувствовали русским и приветствовали поражение Наполеона вопреки политике своего правительства.
Генеральный консул в Филадельфии Н.Я. Козлов сообщал в середине января 1813 г.: «Известие сие произвело в здешних умах величайшее впечатление… В газетах здешних эти новости напечатаны были под заголовком «Des nouvellesglorieuses», титл, который не был дан самим успехам американцев над англичанами…»
А.Я. Дашков сообщал из Вашингтона: «Я получил письма из Бостона, из Нью-Йорка, из Филадельфии, в которых радостно меня уведомляют, что жители поздравляют друг друга с российскими победами, как будто бы со своими собственными, если не более!»
«Бостон газет» опубликовала статью под заголовком «Американская свобода защищалась донскими казаками». 25 марта 1813 г. на банкете, посвященном победам русской армии, видный федералист д-р Отис выступил с торжественной речью, в которой заявил: «Давайте же приветствовать эти славные события как прелюдию к лучшим временам для нашей страны, так же как для непосредственного дела счастья и свободы других».
Основатель республиканской партии Томас Джефферсон писало России как о наиболее дружественной к США державе, о совпадении русско-американских интересов в отношении прав нейтрального мореплавания и т. д.»
Интересно, каково владычице морей Англии было узнать, что ее враг — США зовет в друзья ее союзника — Россию и предлагает ей обсудить совместные интересы в правах мореплавания? Не насторожился ли британский кабинет после того, как Александр I предложил свое посредничество для прекращения войны США с Англией?
Щекотливость сложившейся ситуации сознавало и американское правительство, стараясь призывать своих граждан к умеренности в проявлениях эмоций.
«Празднование русских побед в условиях войны США с Англией встретили протесты со стороны части американской общественности и неудовольствие правительства. Газета «Нэшнл интеллидженсер» (Вашингтон) 24апреля 1813 г. напомнила читателям, что «Россия являлась главным союзником Великобритании и что те, кто празднует русские победы, считают, что эти победы «благоприятны делу нашего врага»».