- Поздравляю, Юра! - не выдержал Воробьев, провожая взглядом обреченный самолет.
Внезапно с треском и грохотом раскололось над головой бронестекло. Воробьева обдало холодным воздухом. Кабина наполнилась пронзительным свистом... Потом откуда-то донесся мерный, праздничный звон, словно ударили враз на нескольких колокольнях одновременно. Сержанта осыпало осколками стекла.
Когда через силу разлепил глаза, с трудом удерживая будто наполненную ртутью голову, Воробьев увидел приборную доску в крупных каплях красной росы... Откуда это?.. Что это?.. В коротких проблесках сознания он сам себе казался языком одного из звонких колоколов, невесть как попавшего в пилотскую кабину... Его кто-то раскачивает и раскачивает, бьет головой о что-то твердое: бум-бум...
Шлемофон настойчиво вопрошает и вопрошает... Кто? Зачем?.. А, это сынишка Юрка просит покачать на ноге... Сейчас. Я сейчас, Юрик, дай освободить онемевшую ногу... Ну вот, так лучше. Где же ты?..
Сержанта вывело из шокового состояния родившееся в подсознании чувство: вот-вот произойдет страшное, непоправимое. Стремительно неслась навстречу земля. К ней стремглав несся штурмовик. Воробьев, ни на секунду не выпускающий ручку управления, стал подбирать ее на себя. Машина сразу же подчинилась воле летчика.
Он осмотрелся по сторонам, отыскивая своих. Когда увидел в восточной стороне множество самолетов, шныряющих во всех направлениях, повел штурмовик туда, постепенно набирая потерянную высоту.
- Тридцать девятый! Ответь Двадцать первому.
- Двадцать первый, я Тридцать девятый!
- Костя! Жив?
- Жив... Бронестекло разбито.
Ответа не последовало, и Воробьев догадался: Юрий отражает атаку.
Достав индивидуальный перевязочный пакет, летчик стал прикладывать размотанный бинт к лицу. Невозможно было унять дрожь в руке. Бинт быстро намок. Но как же быть дальше? Безмолвствует стрелок. В кабине свистит резкий обжигающий ветер. Усиливается нестерпимая боль в голове. Саднит ногу. Он не сможет вести бой...
Воробьев все сильнее разворачивал штурмовик влево. Думал: "Доведу до линии фронта, сяду на запасном аэродроме".
Там, где шел неравный бой, изредка полыхающими факелами самолеты прочерчивали серые небеса. Двадцать первый пока молчал.
"Надо лететь туда, - пришло окончательное решение. - Ребята ведут тяжелый бой. Негоже прятаться в кусты в такую минуту... Сочтут еще за труса..."
- Тридцать девятый! Тридцать девятый!
- Слушаю, Юра.
- Крепись, Костя! Следуй домой.
- Нет, не могу!
- Это приказ. Уходи. К нам летит подкрепление... Восьмой, прикрываю.
Летчик с "мессера" при виде круто пикирующего "ила" успел зачислить машину на свой боевой счет. Ловко он полоснул ее из пушки. Еще немного, и штурмовик врежется в землю. Но что это? "Ил" успел выровняться. Он даже набирает высоту.
Вновь бьют пушки и пулеметы "мессера". Не уклонись штурмовик Воробьева вовремя, не известно, что случилось бы. Сперва снаряды рикошетом отскакивали от брони левого борта, потом бритвенно-острая железная струя безжалостно полоснула по приборной доске.
Несколькими секундами позже левую руку точно обожгло. Воробьев пробовал пошевелить пальцами - они не слушались. "Ничего", - успокаивал себя летчик.
Круто развернувшись, пошел навстречу "мессеру" и открыл огонь. Немецкий истребитель попытался уклониться, но это ему не удалось. Когда Воробьев оглянулся, то увидел несущийся по крутой наклонной неуправляемый фашистский самолет.
Штурмовик Воробьева тоже был сильно поврежден, он с трудом перетянул линию фронта. К вечеру летчика уже качала медсанбатовская машина.
Уставали люди, уставала и техника. Из боев "Ильюшины" возвращались иногда, что называется, на одном крыле. Казалось великим чудом, как они вообще могли долететь до аэродрома. После бомбежки одной из переправ Зыков привел штурмовик с разбитыми рулями и стабилизатором. Фюзеляж имел несколько пробоин, нанесенных крупнокалиберной зенитной артиллерией. В довершение всего был отбит кусок лопасти винта. Как тут было не вспомнить слова механика Егоркина, который любовно говорил об "Ильюшиных": "Они все могут!"
Техники ремонтировали самолеты в основном ночью, соблюдая тщательную маскировку, чтобы противник не увидел с воздуха ни вспышки сварки, ни света ламп.
Однажды поздно вечером один штурмовик вернулся с задания с поврежденным шасси и хвостовым оперением. На рассвете полк должен был перебазироваться в другое место. В случае неготовности штурмовика к утру, его по приказу командования дивизии должны были уничтожить. Для ремонта был мобилизован весь технический состав полка. Когда над степью занялась заря, "Ильюшин" был готов к перелету.
Все дальше на запад уходила война. Гимнастерки летчиков, техников, оружейниц украшали ордена и медали: по заслугам отмечались доблесть и ратный труд авиаторов.
Командира полка повысили в звании - стал подполковником.
И вот гвардии подполковник Максим Скляров повел группу штурмовиков, состоящую из шести самолетов, на скопление вражеских танков.
Метеоусловия были тяжелые. Высоту нельзя было набрать из-за плотной мглы. Невольно приходилось прижиматься к земле, благо, что не попадались на пути высокие колокольни, заводские трубы и шпили зданий. На подлете к цели удалось увеличить высоту. Как ни хорошо были замаскированы танки, но ведущий быстро их обнаружил. Помогла дымящаяся полевая кухня за реденьким леском.
Немцы не ожидали появления "илов" в столь ранний час, да еще в такую погоду.
Прорезанные бульдозерными ножами широкие траншеи служили для танков надежным укрытием. Обнаружить их можно было только сверху. В разные стороны шли траншеи поуже: там скрывался личный состав. Немцы не спешили себя обнаружить. Воспользовавшись этим, штурмующие группы обрушили на цель осколочные и противотанковые бомбы.
Скляровцы всегда стремились заставать фашистов врасплох, зная, что зачастую выигранные две-три минуты могут решить исход атаки. Так случилось и здесь. Создав панику, сковав инициативу, парализовав с первого захода несколько тяжелых бронированных машин, гвардейцы развернули штурмовики для нового захода.
Пикируя на цели, летчики увидели оранжевое пламя над широкой траншеей. Толстыми конусами в разных местах поднимался дым, расстилался над землей, окутывая бегущих людей, зенитные установки. По скоплению врага и ударили новые бомбы и эрэсы.
Сделав четыре штурмовки по танкам, "Ильюшины" на бреющем полете прошли над траншеями. Ветер переменил направление, отбросив гриву дыма и огня на северо-восток, открыв темные провалы углублений.
Лейтенанту Зыкову нравились бреющие полеты. По возможности он не упускал ни одного случая расчетливо разбомбить врага.
Из Ставки в штаб 16-й воздушной армии поступил приказ: как можно быстрее уничтожить переправу через реку Припять; приостановить продвижение танковых частей врага на киевском направлении. Вызвались добровольцы, среди них - Юрий Зыков.
Еще не пробился осенний рассвет, как его штурмовик появился над Припятью. Для гитлеровцев этот налет явился полной неожиданностью. Хотя основную часть танков и другой техники немцы, видимо, пропустили ночью, но и утром не прекращался поток машин, бронетранспортеров, тягачей. С высоты понтонная переправа казалась прочно припаянной к свинцовой пластине реки.
От штурмовика Зыкова отделились бомбы. Вскоре на воде образовалась изломанная пунктирная линия - по течению тянуло звенья разбитой переправы. На одном понтоне, как на шатком пьедестале, замер объятый пламенем танк. Пылающий островок несколько секунд пронесло по течению, накренило, и многотонная громадина, дымя, пошла ко дну.
Приказ Ставки был выполнен с честью, а лейтенант Зыков получил еще один орден Красного Знамени.
Началась Севская операция на брянской земле. Значительным событием в жизни полка явилось разрушение сильно укрепленной крепости. На ее штурмовку летали двумя группами. Первую вел командир полка, вторую - Гребеньков. Вскоре в газете "Доблесть" за подписью Склярова появилась статья "Как была разрушена вражеская крепость".
Зыков Держал свежий, только что доставленный номер газеты, собираясь читать статью, набранную в три колонки.
- Юра, почитай вслух, - попросили ребята.
- Ну что ж, пожалуйста, - улыбнулся Зыков.- О таком приятно почитать: "Нам поставили задачу - подавить огневую систему на Н-ском участке, заставить замолчать пулеметы и пушки врага, проложить путь пехоте. Мы начали с того, что ознакомились с целью прямо на местности, выехав на передовую. На этом участке фронта узкая река отделяла позиции наших войск от передовой линии противника. Восточный берег реки, занимаемый нами, имеет низменный, болотистый характер, крайне невыгодный в тактическом отношении. Центром, опорой всей системы вражеской обороны этого участка являлся бывший монастырь.
Высокая и толстая кирпичная ограда опоясывала просторный двор со строениями. Одна из стен подходила к самому обрыву берега. По углам находились башни, обращенные в сторону наших войск.
Капитан-артиллерист, знакомивший нас с местностью, сказал,. что штурм этой крепости пехотинцам будет стоить много крови.
Внимательно осмотрев ее в бинокль, гвардии капитан Гребеньков, мастер точных бомбовых ударов, определил: "Орешек крепок, но расколоть его можно".