— Значит, жена?
Мы стояли с Сокольским на ступеньках крыльца отделения полиции и оба смотрели на дорогу. Всего пару секунд назад за нашими спинами захлопнулась тяжелая бронированная дверь участка, оставив наедине с зимней ночью, в ярком свете фонаря, поблескивая морозными гранями, кружили снежинки… Я честно не знала, что сказать, наблюдая, как мягко они ложатся на широкие плечи парня.
— Стоило всего одну ночь, Чиж, провести с тобой в обнимку, как у тебя оказались на меня все права. Сам себе не верю.
Я вздохнула: как будто я верю. Хорошо хоть не спрашивает, зачем вообще пришла. И не кричит. Стоит, сунув руки в карманы брюк, дышит глубоко грудью, и вроде не злой совсем, а растерянный, что ли.
— Так я же не специально, Артем, — виновато буркнула. — Случайно вышло. Чужому человеку в отделение не попасть, прапорщик спросил, я и сказала, что мы живем вместе. Ну, а он… в общем, он сам догадался.
— И что ребенок имеется? — хмыкнул Сокол.
— Еще нет! — возразила, имея в виду, что усач говорил только об интересном положении, а вовсе не о ребенке.
— Еще?! — парень спустился со ступеньки и повернулся ко мне, изумленный ответом.
— То есть, я не это хотела сказать! Точнее, все не так!
Артем вдруг рассмеялся. Громко и от души. Было холодно, пар шел изо рта, но парень хохотал. Красиво так, я даже заслушалась. Вот чего-чего, а услышать от Сокола открытый смех — ну никак не ожидала.
— Ты чего, Сокольский? — осторожно спросила, смутившись.
— А ничего! — он вдруг подступил ближе, взглядывая мне в лицо. Поднял темные ресницы, рассматривая в свете фонаря серым взглядом так внимательно, словно видел впервые. — Чиж, что происходит? — негромко спросил. — Со мной происходит? Чем я заслужил такое счастье, как ты? Откуда ты на меня свалилась, и я больше ни о ком думать не могу?! Вот такая глазастая, в дурацкой пижаме с мышами?
И ведь даже не обидишься. Действительно свалилась. И все-таки в горле защипало. Я тут за ним в полночь по городу бегаю, по участкам разыскиваю, а он меня «счастьем» обзывает. Еще бы в кавычки взял. Лучше бы сам головой думал с кем связываться, а с кем — нет.
— Нормальная пижама, мне нравится, — насупившись, ответила. — Из Гордеевска свалилась, сам знаешь. Вон, даже с мамой успел познакомиться. И сказки мне не рассказывай, Сокольский! Видела я сегодня в баре, как ты ни о ком не думал. Блондинка твоя, кстати, очень расстроилась, когда ты пропал.
— Она не моя, не выдумывай, Чиж. Я даже ее лица не помню.
— Неважно. Твое-то она точно запомнила. Ты вообще чего драться вздумал ни с того, ни с сего? Зачем этого бугая задел? Сидел себе спокойно, вот и сидел бы! Пил свой коктейль с друзьями! А вдруг бы он тебя покалечил?
— Смешная ты, Чиж… — Артем улыбался, а мне вот было ни капельки не смешно. Ну и что, что на лице не заметны следы драки, так не каждый же раз так везет!
— Ну, так посмейся, — чуточку рассердилась. — У тебя хорошо получается! Кстати, я не шучу, Сокольский — девчонкам понравится. Одна толпа по пятам ходила, а теперь — две будет! Станешь как султан перебирать — Олю не хочу, Наташу хочу! Я вообще не пойму: почему ты дома спокойный, а с людьми — взрывчатка? — вернулась к теме нынешней ночи, разматывая на шее шарф. — Хоть бери и доказывай всем, что это не так! А если бы мне не поверили и тебя не выпустили? А если бы твой отец узнал? Ты же сам говорил, что у него сердце больное. А тут ты в изоляторе! Такой гордый и такой дурак! Сесть он готов, видите ли!
Наконец-то до Сокола дошло, нахмурился. Выдохнул, не веря услышанному:
— Что?
— Что слышал!
Дотянувшись руками до парня, намотала шарф вокруг голой, упрямой шеи. Ну, конечно, вон на рубашке и пуговиц не хватает. Задира!
— Еще и раздетый! И как теперь домой идти?
Сокольский тут же размотал шарф и вернул назад, сверкая глазами.
— А тебе обязательно работать в месте, где каждый придурок может схватить тебя за плечи и кое-что предложить? Ты время видела, Чиж? Почему еще не дома?! Или тебе нравится, когда тебя за юбку дергают? По улицам ночью одной ходить — нравится?!
— Чего? — так и ахнула. Это он сейчас на что намекнул?
— Нет, не нравится, — ответила не менее сердитым взглядом, спрыгивая со ступеньки. Вздернула подбородок. — Мне совсем не нравится. Но у моих родителей, чтобы ты знал, кроме меня имеются еще две младшие дочери и сын. Им и без моей учебы забот хватает. А я сладкое люблю, жить без него не могу! А когда мне работать, если я учусь? И где? Ты думаешь найти работу на несколько часов легко? Еще и зарплату чтобы каждый день платили? Между прочим, Сокольский, ты тут умничаешь, а я все, что сегодня заработала, вместе с чаевыми, отдала прапорщику Дюденко в уплату штрафа. Просто потому что одному парню захотелось подраться! И денег у меня больше нет. Так что я даже не знаю, как нам теперь домой добраться!
— Не захотелось, а за дело! — упрямо возразил Сокол. — И будь ты, Чиж, на самом деле моей женой, да еще в положении, я бы тебе сейчас так всыпал, чтобы по участкам и барам не бегала! А белобрысого убил!
Нет, ну до чего же упрямый! Почему все мужчины думают, что они вправе решать за своих женщин? Если эти женщины их, конечно.
Да и причем здесь я вообще?
— Не обольщайся, Сокольский. Будь ты моим мужем, ты бы у меня вообще фиг в баре сидел, да еще в обнимку с блондинкой! Только бы на меня смотрел и любовался! Но это ведь не про тебя, верно?.. Наденешь шарф?! Последний раз спрашиваю! — поджав губы, протянула к нему руку. — А то плюну и уйду! Сам себя будешь лечить!
— У тебя денег нет и идти некуда. А я никогда не болею.
— Как будто у тебя есть. Я видела твою куртку у Мальвина.
— Ключей от дома и машины нет, телефона — тоже, а вот бумажник есть. Предпочитаю деньги всегда держать при себе.
Сокол взял шарф и медленно повязал его вокруг шеи, не спуская с меня глаз. Оглянувшись на дорогу, внезапно поймал мою ладонь и с криком: «Бежим, Чиж!», сорвался с места.
— Ой!
А впрочем, я не была против. Давно бы так! Но скорость включила, увидев, что полицейские псы увязались следом. Так и прибежали вполне себе дружной гурьбой к проспекту. А там уж и телефон Сокольскому дала, чтобы вызвал такси.
Удивительно, что у него голос от холода не дрожит, я бы уже давно превратилась в ледышку.
— Диспетчер ответила: ближайшая от нас машина находится в районе трех-четырех минут, — сообщил Артем, возвращая телефон. — Так что ждем, — он поежился в плечах, пряча руки в карманы, а подбородок в шарф.
Я снова участливо вздохнула. Шапку ему свою натянуть, что ли? Смотреть же жалко. Так ведь не наденет с меховым помпоном. А три минуты на морозе — это целая вечность. Запросто не то что ангину, обморожение заработать можно.
— Сокольский, ты только не подумай ничего такого, ладно?
— Какого?
— Ну, что я к тебе пристаю там или еще чего. Мне просто больно на тебя смотреть.
Я расстегнула пуховик и подошла к Артему. Прильнула к спине, обнимая парня под грудью. Уткнулась носом в рваный шов рубашки.
— Чиж, ты чего?
— Ничего. Не могу видеть, как ты мерзнешь, вот и все. А так нужен ты мне, бабник, триста лет и…
— … и три года, — вздохнул Сокол, закончив за меня. — Я помню.
— Точно!
— Ладно, не буду, — пообещал и, отвернувшись к дороге, положил руки поверх моих.
Так, я не поняла: кто кого греет? И почему у него ладони такие горячие?
Диспетчер не ошиблась в расчетах, в машине оказалось тепло, и мы бы доехали до переулка Федосеева в два счета, если бы Сокол не попросил водителя остановить такси у круглосуточного супермаркета.
— Притормози на минутку, шеф.
— Я быстро! Только сахар куплю! — бросил мне через плечо, распахивая дверцу, и исчез в магазине, оставив растерянно смотреть ему вслед.
Сахар, какой еще сахар? О чем это он? Но вспомнила (когда мы оказались дома и Сокол пошел отогреваться под горячий душ, а я разобрала пакет и нашла на дне любимые шоколадки), о чем сама говорила Артему сегодня утром.
Я честно хотела только присесть на кровать. Посидеть у телевизора, пока остывает чай. Я даже вздохнула, подумав о том, что хорошо бы переодеться и достать матрас… а дальше… а дальше ничего не помню.
Трееень! Трееееень!
Не слышу. Никаких посторонних звуков, я сплю. Никаких звонков в дверь. Никаких тревожных голосов. Ничего. Это сон. Всего лишь сон, а во сне чего только не привидится. Вот и сейчас чудится, будто дядя Вася где-то далеко глухо окликает сына: «Артем!», словно тот заблудился в лесу. А на самом деле здесь только мое храпящее воображение, собственно я, и самая мягкая в мире подушка — по-особенному уютная тихим воскресным утром.
Или не тихим?
В замочной скважине беспокойно заскрежетал ключ, задергалась дверная ручка, и кто-то громко постучал в дверь. Напуганный звуками, сон съежился до неясной точки и вдруг исчез вспышкой, а я распахнула глаза.
— Артем, ты дома? Где ты, сын, отвечай!
А распахнув, взвилась на кровати. На кровати? Снова? Ох, ладно, потом разберусь! Заметалась взглядом по комнате в поисках Сокола. Вот же он! Спит красавчик на полу, выставив на обозрение точеную спину! На моем матрасе! А там папа, между прочим, пришел и сейчас увидит улики нашей фиктивной договоренности во всей красе!
— Сокольский! Артем! — позвала шепотом, в панике сползая к парню. Дотянувшись до плеча, похлопала по нему ладонью. — Просыпайся!
— А? Что? — Сокол перевернулся на бок и сонно провел по лицу рукой. — Чиж… — невнятно пробормотал и снова уткнулся носом в подушку.
— Артем, ты дома? Сынок, ты здесь? — дверь в квартиру открылась, и на пороге послышался топот ног и возня.
— Да Сокол же! — захлопала всерьез. — Хватит дрыхнуть! Там твой папа пришел, а ты тут спишь на полу! Просыпайся!
— А?
— Вот же непонятливый! Прячь матрас под кровать, если не хочешь, чтобы нас застукали! И быстро ныряй ко мне! — задвигалась попой к стене, откидывая одеяло.
Ой, а джинсы-то мои где? Одни колготки с труселями. Уф, хоть свитер на месте, — успокоилась, цапнув себя за рукав. Об остальном тоже позже подумаю!
Сокол в один момент вскочил на ноги и ловким движением спрятал матрас — вот что значит спортсмен! Прыгнув в постель, недолго думая, поймал меня и прижал к себе. Я даже рот открыла — вот обниматься-то зачем? Но слыша беспокойные шаги дяди Васи в коридоре, затихла, уткнувшись носом в теплую шею. Очень теплую, я бы даже сказала — горячую. Все еще мягко пахнувшую гелем для душа.
Чтобы удостовериться: не показалось ли, прижалась к ней губами, услышав в ответ жаркий выдох.
— Анфиса…
— Да нет его здесь, Василий Яковлевич! Я же говорю, что ключи у меня! Только что Лешка позвонил из бара — машина Артема по-прежнему на стоянке. И ночью охранник его не видел. Но не волнуйтесь вы так, он точно не мог пропасть в никуда!
— Какой-то бред про жену. Может, они там косяки конфискованные курят, в этом своем отделении? Откуда? Мы же Сокола как облупленного знаем!
— Да фанатка, точно! Я вчера в баре ребят из футбольной команды видел, любой из них мог запросто инфу о драке в сеть слить. Вот и прибежала какая-нибудь дура спасать. Странно, что возле подъезда чисто.
Я оцепенела. Эти голоса мне были знакомы. Вскинув голову, впилась в Сокола онемевшими пальцами. Если дядю Васю я бы еще пережила, то его друзей… О, нет! Мне же в университете проходу не дадут, дай только слухам разлететься, что спала с Соколом! То есть, не спала, но кто поверит-то?! Изживут или обсмеют, это как повезет, но в покое точно не оставят! А как же учеба?!
И зачем они только пришли! Наверняка, не обнаружив утром друга в участке — бросились на поиски, а тут я — готовый к экзекуции трофей.
— Мамочки! — сама не заметила, как прошептала. — Что же сейчас будет?!
Артем словно очнулся. Отпустив меня, вскочил с постели.
— Стоять! — хрипло рыкнул (точно заболел!), вылетая в коридор, заслоняя плечами проем. — Вы что, совсем охренели?! Я не один, а вы толпой! На выход все, быстро! Какого черта Макс? Сева? Еле боксеры успел натянуть! Вы бы еще в кровать залезли!
— Артем! — возмущенно ахнул дядя Вася, не без облегчения. — Ты как с отцом разговариваешь?!
— Пап, давай на кухню. Сейчас все объясню.
— С тобой все в порядке, сын?
— Конечно, не переживай. Жив-здоров! Зря парни позвонили, прости.
— Ну, это не тебе решать!
— Темыч? Это ты зря наезжаешь, мы как бы не чужие, переживаем.
— Я понял, Макс. Но сообщить не мог, сам понимаешь.
— Понимаю. Кстати, вот твои вещи — куртка и телефон. А что насчет инфы? Василий Яковлевич кремень, не колется. Мы о чем-то не знаем? Кто она? Не помню, чтобы с кем-то заставал тебя с утра, иначе бы не вошел, извини.
— Да, Сокол! Ты как дома-то оказался? Мы были уверены, что хрен тебя утром из участка вытащим, а ты здесь ночь с девчонкой кувыркаешься! Красавчик!
— Нормально оказался, как все. С качком разошлись без претензий. Надеюсь, он свою ошибку понял. А ключи у соседей храню, на всякий пожарный, так что пришлось людей разбудить.
— А что насчет…
— Нет, не жена и не беременна, Сева, если ты об этом. Прапорщик попался юморист, неудачно сострил. Но она важнее остальных для меня. Так что без обид, парни — знакомить не стану, это личное.
— Ладно, — долетело до меня удивленное, — умываем руки! Тебе виднее, Сокол. В любом случае главное, что все обошлось!
— Да.
Послышался шум шагов в направлении двери и голос темноволосого друга Артема, Макса, спросил (мне показалось, что парни уже переступили порог):
— Слушай, я не понял, ты вчера зачем мне врезал? Только не говори, Темыч, что случайно промазал, когда целился в белобрысого. Я не дурак.
— Не скажу.
— Значит, за дело?
— Значит.
— Ну, тогда ладно, — неожиданно ответил. — За дело можно и получить. Только в следующий раз, друг, попробуй разложить претензию по нотам, а то ведь я могу и обидеться. Ну, пока, Сокол! До свидания, Василий Яковлевич! Извините, что сдернули!
— До свидания, ребята! Спасибо, что позвонили. Артем, я все еще жду…
Ушли! Слава Богу, ушли! Я подскочила с кровати и забегала по комнате в поисках джинсов, пока Сокол в чем был, так и ушел объясняться на кухню к отцу. Брюки нашлись в шкафу, но передумав, я схватила со своей полки домашнюю одежду, еще пару необходимых вещей, и набралась наглости прошмыгнуть в ванную комнату. Быстренько приняла душ и перед выходом громко выдохнула, внутренне уже готовая к чему угодно.
Оказалось, что не ко всему.
Сначала Сокол отказался верить, что у него горячка (не так, чтобы очень, конечно, но и без внимания не оставить).
— Послушай, Артем, ты бы оделся. Мне кажется, у тебя температура.
— Тебе кажется, Чиж. Я никогда не болею. — Вот же упрямец! Спортивки надел, а футболку отказался!
Потом дядя Вася — ах, да! Василий Яковлевич! — самым серьезным образом стал допытываться у нас насчет шутки с женитьбой. Не расписались ли мы тайно? Не супруги ли? Ему, лично отловившему прапорщика Дюденко при сдаче смены и побеседовавшему с усачом с глазу на глаз, тот юмористом отнюдь не показался. И не в положении ли я? Потому что если в положении, то это все меняет. Что именно меняет, я, сами понимаете, постеснялась спросить, но вот Артем, кажется, отца понял. Зыркнул на меня странным взглядом и потупился, не собираясь особо ничего опровергать. Вернее, продолжил спокойно завтракать, уплетая только что сваренные мной макароны с сосисками, пока я краснея и бледнея уверяла дядю Васю, — ах, да! Василия Яковлевича! — что, конечно же, нет! Что мы с Артемом, как бы это сказать — очень осторожны и вообще не планируем детей в ближайшем будущем. Да мы и свадьбу-то не планируем! Что за ерунда! Зачем мы все о серьезном, на самом-то деле!
Но кажется, мне не поверили. Мужчина как положено отчитал сына, все время косясь на мой живот (на то место, где он был спрятан под столом). А потом и вовсе стал глуповато и загадочно улыбаться. А все потому что Сокол молчал. Один раз сказал нет, и затих, как будто этого хватило!
Ну, а после… После произошла крайне досадная неожиданность. Точнее, приятность, если бы не одно важное «но», даже два, сидящие сейчас в кухне. Да и сама кухня «если бы не».
— Что случилось, Чиж? — отозвался Сокол, глядя в мое побледневшее, а затем покрывшееся пятнами лицо, когда я, ответив на телефонный звонок, снова заглянула к мужчинам, вежливо попросив Артема выйти ко мне на секундочку. — Тебе плохо?
— Ну вот! — тут же крякнул в спину сыну дядя Вася и даже перстом махнул. — Я же говорил! Тошнит!
— Артем, ты меня убьешь!
— Чего это?
— Понимаешь, мне только что позвонил папа. Мой папа.
— И что? — удивился Сокол, уперев руку в стену. Мои глаза тут же отреагировали. По-моему, я еще никогда не рассматривала мужскую подмышку и соски так внимательно. — Ты уезжаешь домой? — выдохнул. Мне показалось, что с сожалением.
— Нет, — мотнула головой. — Хуже.
— Тогда что?
— Это они приезжают сюда в город. Мои родители, — я подняла взгляд. — Точнее, уже приехали! Я сказала, что ты заболел и сейчас не очень удобно, но они просятся заглянуть к нам хоть на минуточку! А так-то у них свои дела! Ого-го какой важности! — точь в точь повторила за папой его слова, и сама им не очень-то веря.
Сокол натужно сглотнул — как я ему сочувствовала!
— Понимаешь, я знаю своих родителей. Они бы все равно приехали! Но я не ожидала, что это случится так скоро! Надеялась, что мама дольше сохранит втайне от папы то, что я теперь живу не в съемной комнате, а с тобой… Ой, и-извини, то есть у тебя! А теперь, когда у меня появился парень и папа об этом узнал… В общем, извини, Артем, — я приложила горячие пальцы к щекам и сама ахнула своему признанию, — я не смогла смолчать и назвала адрес. И уже очень скоро они все будут здесь!
— Офигеть!
— Ага!
— Все, это значит: мама и папа?
— Да.
— Ладно, Чиж. Не переживай, справимся. Маму я беру на себя.
— А еще брат!
— Х-хорошо.
Я вздохнула, чувствуя, как виновато съезжает взгляд. Эх, всем бы такие кубики, как у Сокольского! И почему у меня такой мягкий живот?
— И сестра. Две сестры.
— Ого, — ладонь Сокола упала.
Не то слово «ого».
Я обреченно закрыла глаза и тоже опустила руки по швам, готовая к самому страшному признанию.
— А еще бабуля.
— Чья бабуля? — растерялся парень, видимо, от озвученного масштаба моей семьи придя в ужас, и я выстрелила контрольным:
— Моя! И знаешь, хорошо хоть дедушка не приехал, у него по воскресеньям в клубе пенсионеров кружок йоги.
Надо отдать должное Соколу, он с честью выстоял. Сначала, вернувшись в кухню, как ни в чем не бывало, предупредил отца:
— Пап, тут такое дело… Сейчас к нам гости ненадолго заедут — родители Анфисы. Ты, пожалуйста, новость про интересное положение их дочери не озвучивай, ладно? Это не шутки. Мы пока не готовы к таким заявлениям, всему свое время. Да и неправда все. И про драку лучше не вспоминай, ни к чему людям знать, какой псих их Чижику достался.
— Хорошо, сын, но… Почему ты не предупредил? Я бы хоть подготовился, к-костюм надел. А сейчас что прикажешь делать?
— Пап, успокойся. Все неофициально. Люди проездом, только что позвонили. Никаких предложений руки и сердца, обычный визит родственников на чашку чая.
— Что? Родственников? Так, Артем, ты меня не пугай! Вы расписались с Анфисой или нет?!
— Пап, ты, главное, молчи, ясно? Все остальное я сделаю сам!
И ведь сделал же! Для начала надел футболку, потом спустился вниз к машине за передачкой. Потом еще раз. Потом заболтался с бабулей Фисой, которая наотрез отказалась подниматься в квартиру, но приехала с петушком и вязаными носками для «Фанькиного жениха», и тут же все это ему от всей души вручила.
— Держи, сынок. Чтоб в зиму ноги не мерзли, а гребень стоял, как у этого петуха! — важно пожелала, но вдруг, спохватившись, хлопнула себя по губам. Отвернувшись, полезла назад в машину — старенький папин микроавтобус, который он выкупил у школы три года назад. Отмахнулась, вместе со мной покрываясь пятнами стыда, как жираф.
— Ой, не слушай меня, сынок! Я не то имела в виду.
— Баб Фис!
— Хотя и то тоже! Ладно, Фань, я лучше в машине посижу, газетку вон почитаю, а то снова брякну что-нить лишнее. Все привыкнуть не могу, что ты выросла. А жених мне твой понравился — хорош парень! Не тощий, высокий и взгляд не слащавый, как у бывшего предателя-ухажера. Ой, — виновато оглянулась, я снова что-то не то сказала, да?
— Да ладно, забудь, баб Фис…
Потом Сокольский по-взрослому познакомился с братом. Ну, а мелюзга сразу же восторженно уставились на «новенького», боясь вздохнуть. Попав в квартиру, скинули сапожки и побежали в комнату галопом «тихо сидеть», как попросил папа.
— Я первая!
— Нет, я первая!
— Ого, какой телевизор!
— Ого, какой!
— А можно нам мультики?
— Да, можно нам мультики?
И хором, когда Артем вручил брату пульт.
— Вот здо-орово!
А я повела родителей на кухню знакомить с Василием Яковлевичем. Он почему-то предпочел прятаться именно там. И тоже покрылся пятнами, не зная куда смотреть, то ли на нас, а то ли на пакеты с гостинцами в руках гостей.
— Анфиса, ну зачем же так официально-то? — смутился мужчина, поднимаясь со стула. — Лучше уж как привыкла — дядя Вася. Здравствуйте, — протянул папе руку, а тот, кашлянув в кулак, скромно поставил на стол торт и рядом с ним сироп от кашля, — Василий Сокольский!
— Федор! А это моя жена — Надя, — ответил папа. — А это детям, — показал рукой на стол. — Анфиса сказала, что Артем простыл, вот мы и… Там, в пакете, апельсины и гранат, — зачем-то добавил. — Василий, вы нас простите, что заехали без приглашения. Мы только дочь увидеть и уже уходим. Мы в городе по делам, вот и заглянули. Понимаем, что бесцеремонно получилось, но не могли не удостовериться сами, что у Фани все хорошо. Не каждый день узнаешь, что у твоего ребенка взрослая жизнь. Не так-то просто это принять.
— Конечно, я вас понимаю, — кивнул дядя Вася. — Сам никак не привыкну, что сын не один живет, вот и получил сегодня от него нагоняй за то, что с утра ввалился и разбудил. Непросто, это вы, Федор, верно сказали. Но раз уж наши дети вместе и, кажется, у них все серьезно — будем привыкать? — хлопнув в ладоши, неловко рассмеялся. — А для начала давайте чай пить за знакомство! Только сироп — это вы зря. Артем у меня никогда не болеет!
А вот я думала иначе, глядя, как у Сокольского поблескивают в подступающей лихорадке глаза и размышляя о том, до чего же мужчины упрямые создания. Даже мой папа! Сколько лет обещает маме перестать рассказывать на семейных вечеринках историю о том, как он, будучи студентом и отправившись в одиночный пеший поход, поймал сома в двадцать килограммов весом и нес на себе сорок километров до студенческого лагеря, чтобы всех накормить. Но всякий раз рассказ повторяется снова. И снова мы с мамой молчим и не замечаем, что пять лет назад сом был на пять килограммов легче, а расстояние до лагеря значительно короче, но возраст придает вес даже историям.
— Если будете в наших краях, Василий — заезжайте в гости, сходим на рыбалку. У нас места знатные — воздух, озера! И Артема с собой берите! Фанька со мной все детство в походах провела! И рыбачить умеет, и костер знает как развести, и как палатку поставить. С соседским пацаном, помню, все соревновались, кто больше пескарей выловит, так дочка всегда спор выигрывала!
Мама внезапно закашлялась и напомнила, что пора бы уже и уйти. Папа согласился.
— У вас еще дети есть, Василий? — задал вопрос, благодаря всех за чай и гостеприимство. — Если да — приезжайте к нам всей семьей, будем только рады. У нас не заскучаешь!
Василий Яковлевич как-то напрягся, Сокол тоже. Ну и я за компанию: мало ли чего? Помолчал, покусывая губы, но все-таки ответил:
— Да, сын двенадцати лет. Лука. Ровесник вашему.
— Замечательно. Берите и его с собой. Роберт у нас со всеми общий язык найдет, а девчонки и подавно!
— Фань, почему отец Артема все время косился на твой живот, — заметила мама уже в прихожей. — Как он вообще к тебе относится?
— Хорошо относится, мам, не переживай!
— А мне показалось — легковесно. Он как-то странно улыбался, глядя на тебя. Как будто все несерьезно, или наоборот слишком серьезно и это его веселит. Он случайно не намекал на какую-то тайну, о которой мы с папой ни сном ни духом?
— Да нет конечно! — заверила маму. — Ты что?! Скажешь тоже!
А сама ка-ак покраснела как свекла под родным всезнающим взглядом! Вот это я завралась!
Еще бы дяде Васе не улыбаться! Наблюдая за тем, что вытворяет его старший сын! Нет, с виду-то все вполне прилично для двух влюбленных, но как по мне — так явный перебор! Не ожидала я такого от скупого на эмоции Сокола. И пусть Артем обещал, что справится с ситуацией, с таким подходом к делу я себе точно хроническую тахикардию заработаю!
Сначала он без лишних церемоний усадил меня к себе на колени, как только стало понятно, что четвертый и единственно-свободный в кухне стул придется занять кому-то одному. (Я вообще-то могла и постоять!) Потом убрал волосы с моего плеча и опустил на него подбородок. Уверенно положил руку на живот, прижав к себе, на мой удивленный и растерянный взгляд ответив невозмутимо приподнятой бровью. Снова провел рукой по волосам, улыбаясь гостям, запутав пальцы в длинных прядях.
Точно так же провокационно и спокойно я сама еще недавно поглаживала его плечо и грудь в присутствии Сусанночки и ее дочери. Но я же не думала, что подобные прикосновения могут напоминать покалывание иглами тока и ощущаться настолько ярко, словно ты остался без кожи и чувствуешь каждое чужое касание оголенными нервами.
Я то накрывала пальцами, то отпускала ладонь Сокола, лежащую на моем животе, ощущая, как под ней разгорается жар нашего сближения. Не до конца понимая, что тому причиной — горячая рука Артема, его усиливающаяся лихорадка, или моя реакция на это прикосновение и глупое женское воображение, способное воссоздать желаемую реальность из крупицы внимания.
Говорю же — тахикардия обеспечена! Еще бы дядя Вася не смотрел на мой живот и не строил глазки своим мыслям, когда я все время елозила попой на коленях у его сына, не способная найти себе место под рукой Сокола. Артему ли не знать, как он действует на девчонок. Хоть бы пожалел — избавил от нежностей! А то страшно даже представить, как я себя почувствую, если его смелая ладонь вдруг накроет мою грудь? И…или что-то еще?
Тьфу, Фанька! Что за распутные мысли! Да еще в присутствии родителей! Об учебе думать надо! О сердце, которое уже однажды пережило боль предательства. О том, что если верить, любовь однажды обязательно тебя найдет, где бы ты ни был — настоящая и верная. Конечно, — даже наверняка! — парень вряд ли окажется красавчиком и сердцеедом, как Сокол. Ну, так и что ж? Я ведь тоже не с Венеры отлитая! Обычная девчонка!
Как только мама с папой спешно допили чай, я быстренько спрыгнула с колен Сокольского и сбежала в прихожую. Но он и там меня нашел, поймав и вполне прилично для родительских глаз прижав к боку. Так и спустились вниз милой парочкой. Так что справился с задачей Сокол, еще как справился. Вон, даже папа его на прощание приобнял.
— Рад знакомству с тобой, Артем, рад! Смотри, не обижай Анфису! Она у нас славная.
— Да, Федор Александрович, я это уже понял. Не беспокойтесь!
— Ты тоже ничего. Впечатляешь!
И это папа еще не в курсе, что Сокол у нас типа местная знаменитость — звезда футбола с мировыми перспективами. Даже не знаю, обнимался бы он сейчас с парнем, узнав, кто он есть на самом деле, или схватил дочь в охапку и увез домой, чтобы поставить в угол и покрутить у виска пальцем, обидно обозвав Сенькой*.
Странно, что дядя Вася промолчал. Вот уж кто гордится сыном и гадать не надо. Наверняка на этом сердечном моменте и играет Сусанночка, манипулируя мужчиной, когда предлагает свои варианты улучшения и обустройства жизни Артема.
А может, она права? И бледной красотке Илонке в самом деле место рядом с таким, как Сокол? И заживут они чинно, дорого и пристойно. Как Сусанночка! И никакого чумового нашествия родственников, только закрытые вечеринки, типа «White party», визиты по расписанию, и ужины в известных ресторанах исключительно в обществе людей соответствующего ранга и положения.
Да ну нафиг! А я все равно свою семью люблю! И они меня! Вот скажи им, что завтра Фанька бросит учебу и пойдет мыть полы в этот самый ресторан — разве они от меня откажутся? Отвернутся? Разве станут любить меньше? Нет. Так какого же мне рожна еще надо? Лучше пусть приезжают, или я к ним, и все знают, что друг у друга есть! А перед Соколом я извинюсь, неудобно вышло. Может, приготовлю ему что-нибудь вкусненькое. Ну, а как еще неловкий момент замять?
Я подошла к машине и чмокнула брата в щеку, затем малышку Николь, — та, прыснув смехом, быстренько забралась внутрь салона. Поймала Мишель, но сестричка посмотрела на меня обиженно-ревностным взглядом и вдруг разревелась. Повернувшись к папе, превратилась в мопсика, растеряв за всхлипыванием четкую речь.
— Мышка, ты чего?
— Па-ап! А я тозе такого зе Артема хотююууу! Как у Фанькииии…
Я что-то такое подозревала, заметив, что последние минут десять Мишель стояла в коридоре и таращилась на Артема из-за двери кухни, но все равно растерялась. Вот тебе и сила мужского обаяния!
— Такого зе, — нижняя губа сестренки затряслась, — хотюююуууу! И телевизииир!
А папа уверенно ответил, не обращая внимания на слезы дочери и на маленькие кулачки, утирающие мокрые щеки, поднимая малышку на руки.
— Будет! Обязательно будет! Еще больше и красивее, как Дед Мороз!
— Правда?! — ахнула хитрюга Мишель. — С подарками?!
— Ну, конечно! Разве я когда-нибудь врал?
Родители уехали, и дядя Вася тоже. У подъезда мы остались одни, и я повернулась к Соколу. Парень внимательно и хмуро смотрел на меня.
— Вот это утречко! Веселое вышло, да? — нарочито-бодро спросила, не зная, как себя чувствовать от неловкости: то ли плакать, а то ли смеяться.
— Да уж.
— Обиделся? — я тут же сдулась.
— С чего это?
Точного ответа не нашлось, и я пожала плечами. Просто было очень неудобно. От всего.
— Кажется, ты расстроился.
— Нет, — Сокольский вздохнул и сунул руки в карманы. Чуть склонил голову — все-таки он был гораздо выше меня. — Кажется, я думаю.
— О чем?
— О том, Чиж, что после всего, что между нами было, после петушка и носков твоей бабули, я, как честный человек, должен на тебе жениться.
Вот чего-чего, а услышать такое от Сокола я точно не ожидала. Даже волнение как рукой сняло! Значит, действительно не обижается. И я расхохоталась. Совсем как он вчера. Рассмеялась в удовольствие, вдыхая полной грудью морозный воздух.
— Глупый ты, Артемка! Чтобы жениться, петушка мало. Не спасут носки. Надо любить, Сокольский, иначе всю жизнь будешь несчастен. А я хочу, чтобы ты был счастлив, — неожиданно призналась, чувствуя, что это правда. — Ты на самом деле совсем не такой, каким тебя видят другие.
— Хуже? — невесело усмехнулся парень.
— Лучше. Гораздо лучше! — А еще ты чистюля и от тебя потрясающе пахнет. Так офигительно, что у любой девчонки зайдется дыхание. Но об этом я ему, конечно, не скажу. Как не признаюсь в том, о чем иногда думаю, глядя на него.
Ой, похоже, я засмотрелась. Стряхнув смущение под серым взглядом, подошла ближе и приложила руку к горячему лбу.
— У тебя жар, Сокольский, и уже нешуточный. А при высокой температуре наш мозг продуцирует странные мысли. Пошли домой, а?