ровавшего на пленке сцену, свидетелем которой он был. Герой рассказа не может понять, что там происходит, потому что на снимке детали как бы не связаны между собой. Заинтригованный фотограф увеличивает изображение, и невидимая прежде деталь наводит его на мысль о новом понимании целого ". Изменение масштаба позволило герою из одной истории попасть в другую (может быть, и во многие другие). Как раз такой урок и преподает нам микроистория.
' Ginzburg С. "Spie: radici di un paradigma indiziario" // Crisi delle ragione. Ed. A. Gargani. Torino, 1979; фр. пер.: "Signes, traces, pistes: racines d'un paradigme de l'indice"// Le D^bat, 1980. 6. Хорошим примером этого американского понимания может служить введение Э. Мюира к сборнику, составленному Э. Мюиром и Г. Руджеро: Microhistory and the Lost Peoples of Europe. Baltimore; L" 1991. P. VII-XXVIII.
Тут я отсылаю к моему введению к французскому переводу книги Джованни Леви: Levi G. L'Erediti immateriale. Carriera di un esorcista nel Piemonte del Seicento. Torino, 1985. Фр. пер.: Le pouvoir au village. P., 1989. Оно называется "История на уровне земли" ("Histoire au ras du sol"). CM. также коллективную редакционную статью в "Анналах": "Tentons I' experience"// Annales. E.S.C., 1989. N 6.
" Levi G. On Micro-history // New Perspectives on historical Writing. Ed. P. Burke Oxford, 1991. Упомянутая работа К. Гинзбурга (см. примеч. 1) определенно претендовала на создание новой исторической парадигмы. Она получила очень живой отклик и широко распространилась во всем мире. Но я не думаю все же, что эта работа служит ключом ко всей литературе по микроистории, последовавшей за ее опубликованием.
"* Simian F. Methode historique et science sociale // Revue de synthese historique. 1903. 0 роли дюркгеймовских образцов в становлении "Анналов" см.. Revel J. Histoire et sciences sociales. Les paradigmes des "Annales" // Annales. E.S.C. 1979. N 6.
' CM. весьма проницательные суждения на этот счет: Rougerie J. Faut-il departementaliser Г histoire de France? // Annales. E.S.C. 1966. N 1; Charle Ch. Histoire professionnelle, histoire sociale? // Annales. E.S.C. 1975. N 4. В этом же ключе в середине 70-х годов вокруг диссертации Перро {PerrotJ.-C. Genese d'une ville modeme: Caen au XVIII' siecle (P., 1975)] завязался спор о природе урбанизации.
^ Интересно было бы сравнить, как ставятся эти проблемы в истории и в антропологии. См., напр.: Bromberger Ch. Du grand au petit. Variations des echelles et des objets d'analyse dans l'histoire recente de l'ethnologie de la France // Ethnologies en miroir. Eds. 1. Chiva, U. Jeggle. P., 1987.
Здесь уместно подчеркнуть важность для большинства микроисториков размышлений Фредрика Барта, а также общее влияние на них англосаксонской антропологии. CM.: Scele and Social Organization / Ed. F. Barth. Oslo; Bergen, 1978; Process and Form in Social Life. L" 1980
* Grendi E. Micro-analisi e storia sociale // Quademi Storici. 1977. N 35. CM. также введение Гренди к специальному номеру того же журнала. Famiglia е communit^: Quademi Storici. 1976. N 33.
' Ginzburg С.. Poni С. II nome et il come. Mercato storiografico e scambio disuguale // Quademi Storici. 1979. N 40 (сокращ. фр. пер. см.: Le пот et la maniere // Le Debat. 1981. 17.).
Gribaudi M. Mondo operaio e mito operaio. Spasi e percorsi sociali a Torino nel primo novecento. Torino, 1987; фр. пер.: Itineraires ouvriers. Espaces et groupes sociaux i Turin au debut du XX' siecle. P., 1987.
" Вспомним хотя бы начатый Э. Лабруссом спор 50-х годов вокруг проекта сравнительной истории европейской буржуазии или дискуссию 60-х годов между Э. Лабруссом и Р. Мунье о "сословиях и классах".
________Ж-Ревель. MukpoucTOpU4eckuO анализ и Конструирование социального 127
" Thompson Е.Р. The Making of the English Working Class. Harmondsworth, 1982; фр. пер.: La formation de la classe ouvriere anglaise. P., 1988. Напомним, что Томпсон в своем исследовании применяет макроисторический подход.
" CM.: Cerutti S. La ville et les metiers. Naissance d'un langage corporatif (Turin, 17-18' siecles). P., 1990. '"* Levi G. L'Eredit^ immateriale. Cap. 2.
^Другой пример, говорящий о том же, касается формирования генуэзского государства и становления в связи с этим системы насилия. CM.: Raggio О. Faide е parantele. Lo stato genovese visto dalla Fontanabuona. Torino, 1990. ^ Grendi E. Micro-analisi e storia sociale.
" Хороший пример такого понимания дан, как мне представляется, в работе: Gribaudi М., Blum A. Des categories aux liens individuels: l'analyse statistique de l'espace social // Annales. E.S.C. 1990. N 6.
" Loriga S. Soldats. Un laboratoire disciplinaire: l'armee piemontaise au XVIII' siecle. P., 1991. Итальянский вариант: Soldati. L' istituzione militare nel Piemonte del Settecento. Venezia, 1992. "Расёмон" - новелла японского писателя P. Акутагавы и снятый по этой новелле фильм А. Куросавы, где один и тот же эпизод показан глазами разных его участников (примеч. пер.).
" Но также и антропологов. CM.: Geertz С. Works and Lives. The Antropologist as Author. Stanford, 1988.
"° Zapperi R. Annibale Carraci. Ritratto di artista da giovane. Torino, 1989. " Во Франции эта проблема сегодня стоит на уровне национальной истории в масштабе макроисторическом. См. некоторые вехи в работах: Burguiere A., Revel J. "Presentation" к "Histoire de la France". L'Espace fran^ais P., 1989. Vol. 1; Nora P. Comment ecrire l'histoire de France // Les lieun de memoire. Vol. 3. Les Frances. T. 1. P., 1993.
" CM. проницательные суждения о биографии: Levi G. Les usages de la biographic // Annales. E.S.C. 1989. N 6; Passeron J.-Cl. Biographies, flux, itinairaires, trajectoires // Revue frani;aise de sociologie. 1990. XXXI. (статья воспроизведена в кн.: Le Raisonnement sociologique. P., 1991). О событии см.: Farge A.. Revel J. Logiques de la foule. L'affaire des enlevements d'enfants. P., 1988. " Сценарий фильма см.: Antonioni М. Blow up. Torino, 1967.
С. В. Оболенская
НЕКТО ЙОЗЕФ ШЕФЕР, СОЛДАТ ГИТЛЕРОВСКОГО' ВЕРМАХТА Индивидуальная биография как опыт исследования "истории повседневности"
Интерес к историко-антропологическим подходам в германской исторической науке возник в 60-х годах. В 1968 г. здесь был переиздан полузабытый труд Норберта Элиаса "О процессе цивилизации". Знакомство с этим трудом пробудило интерес к изучению повседневных привычек как отражения социальных процессов и вообще к изучению поведения '. В 1963 г. была опубликована знаменитая книга английского историка Эдварда Палмера Томпсона "Становление рабочего класса в Англии" ^ а вслед за тем вышли в свет работы американского этнолога Клиффорда Гирца ^ Авторы этих новаторских работ утверждали, что общественные процессы представляют собой взаимодействие между экономическими, социальными и политическими структурами, с одной стороны, и с другой - восприятием, интерпретацией этих структур реагирующими, действующими людьми, которые своим поведением участвуют в создании этих структур и нередко в их изменении. Творческий импульс к новому изучению роли человека в историческом процессе германские историки получили именно из этих работ. К именам Э. П. Томпсона и Кл. Гирца следует еще добавить имя французского социолога Пьера Бурдье . Нужно отметить, что в Германии это было только еще пробуждение интереса, тогда как в мировой науке историко-антропологические подходы уже получили довольно широкое распространение и развитие.
В конце 60-х и начале 70-х годов новое слово в германской исторической науке было сказано представителями направления, именовавшего себя "историко-критической социальной наукой" (X. У. Велер, X. Бёме, Ю. Кокка, М. Штюрмер). Но в конце 70-х годов против нее здесь вспыхнул настоящий бунт. Труды ее адептов подвергались атакам со стороны молодых, упрекавших ее в пренебрежении к человеку, в вытеснении его на задний план истории, в снобизме, антидемократизме, цеховой замкнутости. В этой критике было немало справедливого, и все же в ней содержалась и несправедливость. Именно "социальная историческая наука" покончила с заскорузлым догматизмом и отрицанием любых новаций. Наиболее видные ее представители впервые в Германии высказались положительно о трудах "анналистов".
В ходе "бунта" прозвучал лозунг: "от изучения государственной политики и анализа глобальных общественных структур и процессов обратимся к малым жизненным мирам" '. В центре этих "малых жизненных миров" - человек или группа людей с их повседневными интересами, сквозь которые просвечивают проблемы культуры как способа повседневной жизни и поведения в ней. Это была программа нового
_________С В. Оболенская. Не^юЙозефШефер, солдат гитлеровского вермахта_____129
направления в германской историографии - "истории повседневности" (Alltagsgeschichte) ^ Обращение к жизни "маленьких людей" было естественным для тех, кто занимался историей народной культуры, и давно уже стало характерной чертой "новой исторической науки". Томпсон образно выразил это, провозгласив своей задачей "спасти бедного чулочника от высокомерия потомков".
В своей статье об "истории повседневности" в историографии ФРГ, опубликованной в "Одиссее-90", я писала о довольно-таки язвительной критике в адрес ее представителей со стороны адептов "социальной исторической науки", о спорах вокруг нового направления, развернувшихся в 80-х годах. Эти споры, равно как и дискуссии самих историков повседневности по поводу предмета и методов исследования, ведутся и поныне. Однако сейчас Велер вряд ли сочтет возможным, как он это сделал в 1981 г., повторить слова Элиаса о том, что история повседневности - это пока что "ни рыба, ни мясо". И Кокка вряд ли скажет, как это было в 1986 году, что история повседневности - это лишь "тенденция, настроение, течение, в котором нет никакого единства" ". В то время уместен был вопрос: суждено ли этому направлению быть просто прикладной отраслью, предназначенной для накопления источников, создаваемых методом "oral history", или же, углубив свои цели и методы, оно станет ветвью "исторической антропологии"? Сегодня этот вопрос ставить не нужно. В середине 90-х годов всеми признано, что "история повседневности" стала заметным и перспективным течением в германской историографии, открывшим ей путь к антропологически ориентированной исторической науке ^ В дискуссиях, часто вызывавшихся критикой, направленной на нее с разных сторон, уточнялись предмет исследования и дефиниции, вырабатывались новые подходы, новая методология. Ныне "историю повседневности" почти никогда не называют, как это было раньше, "историей снизу" и отделяют ее от сочинений непрофессионалов, которых у нас назвали бы краеведами (это не противоречит тому, что сами историки повседневности, провозглашающие демократические принципы в занятиях исторической наукой, очень положительно относятся к такого рода работам). "Alltagsgeschichte" вышла за рамки истории материальной культуры, изучения истории жилья, питания, одежды и т.д. Ее задачаанализ жизненного мира простых людей, изучение истории повседневного поведения и повседневных переживаний. Новая постановка вопроса по-новому ставит проблему методов исследования.
В германской историографии очень часто сближаются и даже идентифицируются понятия "история повседневности" и "микроистория". Для "историка повседневности" микроистория - метод. В свою очередь исследовательским полем микроистории чаще всего является история повседневности.
Но что такое микроистория? С конца 70-х годов в Италии под руководством К. Гинзбурга осуществляется серия публикаций (вышло больше 20-ти томов) под названием "Микроистория". Однако каков ее
5 Зак. 125
130 Hcropuk в nouckax метода
функциональный смысл и перспективы, до сих пор не вполне ясно, и даже сам Гинзбург написал о ней статью с таким названием: "Микроистория. Две или три вещи, которые я о ней знаю" ^ Какова цель историка, работающего на путях микроистории? Изучение одного события, одного места, одного момента, одного человека? Один из главных в Германии адептов микроистории X. Медик исследовал в своей книге "Жизнь и выживание в Лайхингене с XVII по XIX в." маленькое сельское местечко на плоскогорье швабской Юры. Но работа Медика- это не локальная история, автор вовсе не ставит своей целью написать историю этого местечка или биографии его жителей. Он изучил религиозные представления некоторых лайхингенских крестьян и влияние этих представлений на труд, материальную культуру и отношения собственности '°. Лайхингенский вариант "протестантской этики", обусловленный пиетистской набожностью, швабским трудолюбием и привязанностью к мелкой собственности, не соответствовал веберовскому "идеальному типу" взаимосвязи между "протестантской этикой" и "духом капитализма". Религиозные установки вюртембергского пиетизма определяли особую "трудовую этику", связанную со структурами мелкой собственности. Тут царил культ "прилежания". Не экономический успех как знак Божия благоволения, а стойкое следование тяжким путем труда и страданий, скромность притязаний как правило благочестия определяли здесь нормы общественной жизни. Вплоть до конца XIX в. это препятствовало утверждению капиталистических структур и составляло, говорит Медик, "исключительное нормальное", развившееся в рамках общества старовюртембергского ancien regime, которое с опозданием нашло свой путь к массовому индустриальному производству. Именно микроистория позволяет "ухватить" это "исключительное нормальное", то, мимо чего может пройти макроистория. Способ, который применяет автор книги исследование ведется в узком пространстве и как бы через увеличительное стекло, - позволяет поставить большую проблему.
Историческая наука пришла к исторической антропологии в значительной мере через исследовательский опыт этнологии. Не случаен поэтому особый интерес антропологически ориентированных историков и, в частности, "историков повседневности" к методу "плотного описания", разработанному в этнологии Кл. Гирцем. Иллюстрируя сущность этого метода, Гирц пересказывает коротко подробнейшую запись из своего полевого дневника, сделанную в 1968 г. в Центральном Марокко ". Респондент рассказал ему историю, разыгравшуюся в 1912 г., когда французские колонизаторы только еще начинали устанавливать здесь свои порядки. У еврейского купца Когена в горах, во владениях племени Mapмуша, была лавка. Несколько берберов из другого племени ограбили лавку Когена и убили двух его гостей. Сам он чудом спасся и убежал искать помощи во французский форт. Купец рассказал о случившемся коменданту и потребовал, чтобы ему разрешили с помощью его торгового партнера, шейха племени Мармуша, взыскать с грабителей традиционное
________С В. Оболенская. Не/его Йо^еф Шефер, солдат гитлеровского вермахта_____131
возмещение в виде четырех- или пятикратной цены украденных товаров. Комендант не дал ему официального разрешения, поскольку французы запретили местную торговую систему, однако грабители были из непокорного племени, и он сказал: "идите, но если тебя убьют, это твое дело".
Коген вместе с шейхом и небольшой группой Мармуша отправился в горы; им удалось увести у зазевавшихся пастухов племени грабителей стадо овец. Очень скоро их нагнали вооруженные всадники из этого племени. Увидев, однако, что овец увел Коген, которого обокрали их соплеменники, убившие к тому же его гостей, и не желая вступать в опасные распри с мармушами, они пошли на уступки. Договорились о возмещении убытков. Коген выбрал себе 500 лучших овец и погнал их во владения Мармуша. Французы, увидевшие его, не могли поверить, что Коген получил овец "законным" путем, заподозрили его в краже, а также в том, что он шпионил в пользу непокорных, отобрали у него овец, а самого отправили в тюрьму. Через некоторое время купца все-таки отпустили и он без овец вернулся домой, а затем пошел искать справедливости к французскому полковнику, управлявшему всей округой. "Я ничего не могу сделать, - сказал тот, - это не мое дело".
Как разобраться в этой, на первый взгляд незамысловатой истории из повседневной жизни? Выявление фактов, т. е. "простое" объяснение маленькой драмы, разыгравшейся в 1912 г. и переданной Гирцу лишь в 1968 г. (одно это уже усложняет дело), было бы лишь "объяснением объяснения". Настоящий анализ события есть расшифровка культурного содержания и выявление социального дискурса, составляющего смысл происходящего, говорит Гирц. В данном случае такой анализ должен быть начат с различения трех уровней и трех интерпретаций происшедшего: интерпретации еврейского купца, защищавшего свою честь и свое имущество, не понимавшего действий французов и совершенно зря обращавшегося к ним за помощью; интерпретации берберов, отдавших овец Когену на основании своего, не известного французам обычного права, и интерпретации французских колонизаторов, несправедливо обвинивших купца в краже овец, поскольку они совершенно не могли постигнуть мотивы действий берберов относительно Когена, а желали лишь продемонстрировать и Когену, и берберам, что хозяевами в этих местах отныне будут они. Погружаясь в гущу дела, описанного со всей возможной полнотой, этнолог приходит к пониманию, что кража овец Когеном, передача овец Когену в виде возмещения, конфискация овец французами по "политическим" мотивам - все это социальный дискурс, который шел на разных языках и не только вербально. Именно такой подход делает возможным проникновение в жизнь данного общества и понимание его культуры. С точки зрения немецких историков, "плотное описание" (обычный способ полевой работы этнографа) как попытка понять неизвестное, "чужое" в "текстах" культуры с помощью описательной реконструкции, осуществляемой возможно более полно и предполагающей анализ символических форм (слова, институции, способы поведения и 5*
132 HcmpukBnouckaxMeroga
т. п.) и постижение скрытого в них мира смыслов, является наиболее плодотворным методом для историко-антропологического исследования вообще и для микроисторического исследования в частности ".
Но итальянские "микроисторики", отвергают "интерпретативную антропологию" Гирца (и особенно его последователей). Крупнеший итальянский специалист в области микроистории Д. Леви в докладе, прочитанном в Институте всеобщей истории РАН в Москве в марте 1996 г., подчеркивал (на мой взгляд, несправедливо), что метод "плотного описания" - это всего лишь бесконечная "интерпретация интерпретации", превращающая познание реальности в бесплодную игру, где расшифровка символов становится самоцелью. Исследователь изучает историю культуры и робко останавливается на пороге социальной истории, тогда как важнейшей задачей микроисторического исследования является именно выход в социальную историю, постижение исторической реальности во всей ее сложности.
Совершенно особое значение итальянские микроисторики придают способам и формам коммуникации с читателем. К. Гинзбург вспоминает о том, как он писал свою известную книгу "Сыр и черви". "Я долго размышлял, - говорит он, - о соотношении между исследовательской гипотезой и способом изложения... Я вознамерился раскрыть духовный, нравственный мир мельника Меноккьо и мир его фантазии с помощью документов, исходивших от тех людей, которые послали его на костер. Этот замысел, в известном смысле парадоксальный, можно было осуществить в виде рассказа, закрыв с помощью внешней отделки проблемы в передаче документа. Это было возможно, но, конечно, недопустимо по мотивам как когнитивного, так и этического и эстетического характера". Историк решил, что эти пробелы, порожденные либо молчанием мельника в ответ на вопросы допрашивающих его инквизиторов, либо молчанием, которым документ встречал вопросы исследователя, должны послужить его замыслу. "Гипотезы, сомнения и неуверенность становились частью рассказа, и поиск истины развивался в составную часть изложения полученной все же истины..." ' . Процесс исследования описывается ярко и подробно, процедура исследования, критика документов и проблема их интерпретации, аргументация историка становятся частью изложения. Это диалог с читателем, которого автор как бы вовлекает в процесс своей работы. Гинзбург называет этот метод "повествовательной историей", "историей-рассказом".
Проблема метода микрологического историописания имеет еще один важный аспект, в понимании которого сходятся немецкие и итальянские исследователи. Какими должны быть отношения исследующего субъекта с субъектом исследуемым? Историку необходимо придерживаться позиции вненаходиМости, невчувствования, говорит X. Медик, ссылаясь на слова Гирца о том, что исследователь не имеет права, подобно писателю, "воображать себя "другим"", и в особенности на выска
С. В. Оболенская Не/сто ЙозефШефер. солдаггитлеров"Логовермахта 133
зывание К. Гинзбурга о том, сколь важна для историка способность рассматривать знакомые вещи как непонятные, неизвестные '^
Существует ли проблема значимости "истории повседневности"? Разумеется, такая проблема существует. Часто утверждают, что история повседневности - всего лишь "мозаика миниатюр", лишенная теоретической глубины и предназначенная для "легкого чтения". Между тем, микроистория реально приближает историка к людям прошлых времен и позволяет понять механизмы их реального воздействия на ход исторического процесса. Тем самым она действительно обнаруживает возможность выходов в макроисторию. Убедительным тому доказательством служит упоминавшаяся выше книга X. Медика. Интересно высказанное по этому поводу суждение К. Гинзбурга. Он вспоминает, что к занятиям "повествовательной историей", может быть, и к занятиям историей вообще, его побудило чтение "Войны и мира" Л. Толстого. Книгу "Сыр и черви", говорит Гинзбург, можно рассматривать как крошечный результат увлечения мыслью Толстого о том, что исторический феномен может быть воссоздан только через реконструкцию действий всех его участников.
Действительно, исследователи, работающие в области микроистории, видят одну из своих главных задач в установлении многочисленных и разнообразных связей между действующими лицами истории и именно в этом усматривают возможности "объяснения" и "понимания" истории. "Мозаика миниатюр" позволяет исследователю рассмотреть отдельные составные "силового поля" как социокультурного контекста событий или явлений. Вероятно, возможности микроистории с особой ясностью должны раскрываться в "альтернативной истории", при изучении несостоявшихся исторических возможностей и "состоявшегося" исторического выбора, поскольку, как пишет Ю. М. Лотман, "выбор того пути, который действительно реализуется, зависит от комплекса случайных обстоятельств, но, в еще большей мере, от самого сознания актантов" ^.
Микроистория позволяет раскрыть субъективную сторону исторических процессов; не на словах, а на деле увидеть в них роль людей. Ведь задача состоит не в том, чтобы показать роль неких анонимных "народных масс", а в том, чтобы описать и проанализировать участие в событиях конкретных людей или групп людей, являющихся носителями определенной культуры, их восприятие происходящего, их действия. Усиленное внимание исследователя, обращенное на единичные ситуации, стремление раскрыть их многозначность, построить "силовое поле" взаимосвязей, охватывающее как структуры, так и действующих лиц, - залог успеха постижения макроистории с помощью микроистории. Ниже речь пойдет именно о такой попытке, выразившейся в конкретном историческом исследовании. Разумеется, возможности микроистории не безграничны. Уровень обобщения, которое осуществляет историк, не всегда соответствует тому уровню, который открывается благодаря работе с микроскопом. Однако то, что микроистория имеет хорошие перспективы, не подлежит сомнению.