Дай мне жить так, как я хочу.
Если нет — убей, мне здесь тесно.
Знаю я — я всего лишь гость.
На твоей Земле мне нет места.
— Ты говорил, что не знаешь, с чего начались беды Карьяд. — Жанна как могла старалась не отставать от широкого шага Кейна.
— Так и есть. — Вериец, как обычно, обходил свою крепость, чтобы отдать приказы.
Впереди был самый неприятный для полукровки урок: поединок. Как ни старался Истинный, девчонка упорно топталась на месте, делая акцент на Дары. Но Кейн знал: такая могущественная и непредсказуемая сила может коварно отвернуться от тебя или не сработать. То, что получалось в Вересе, по-другому отражалось в чужих мирах.
— Но теперь ты точно знаешь, что Сахрез и Карьяд постигла одна судьба. Скажи, Невеккет так же превратился в пустыню?
— Нет, Жанна, ничего общего. — Покачал головой Кейн.
По имени король называл ее редко, девушка улыбнулась: вериец в хорошем расположении духа. На веалоре ее имя звучало несколько странно: слишком тихо, с каким-то шипением произносилась первая буква, так что, оставалась почти «Анна». Но девушка привыкла.
— Невеккет я покорял сам. У отца уже не было сил, и он сам стал похож на Сахрезейу: подозрительный, мрачный и рассеянный.
— И ты не думал, что Верес тоже? — Она не договорила.
— Разумеется. — Согласился Кейн. — Другие боги ничего не сообщали о своих проблемах, но они есть у всех нас. А что Лорин? Я понимаю, смертный век короток, но, возможно, ты видела что-нибудь необычное?
Он даже замедлил шаг, подстраиваясь под темп полукровки. Заинтересованность на белом лице была неподдельная, в последнее время, между ними установился хрупкий, но мир: лоринка смирилась с неизбежностью своего положения, вериец перестал подозревать ее во всех смертных грехах.
— Наша религия перестала быть общей, если верить Книге просветления.
Кейн скривился, название было слишком возвышенным и пафосным.
— Я бы хотел узнать все сначала.
Жанна удивленно заглянула в его лицо: не издевается ли он? Но Кейн был серьезен и по пути она рассказала ему добрую половину того, что так старательно вдалбливали детям Жрецы Лорин в храмах.
— Достаточно, пожалуй. — Нахмурился Кейн. — Слишком много религиозного вымысла. Мы пришли.
Жанна глубоко вздохнула. Она надеялась, что сможет заговорить верийца и урок будет забыт. Но, видимо, ей не хватало таланта хитрой саадданской наложницы, что тысячу ночей рассказывала сказки султану, спасая свою жизнь. А может, дело было именно в историях?
Новообращенные с любопытством косились на пару. Король никогда не уделял внимание кому-либо из них, зависть светилась в глазах. В то же время, его личное присутствие вызывало в полукровках старание: вдруг удастся отличиться, и жизнь сложится не в рядовой пехоте?
Двери с грохотом распахнулись. Верийцы инстинктивно расступились в стороны. Несколько Истинных равнодушно обернулись и снова занялись своими учениками.
— Кейн! — Свирепо прорычал Фауст.
Король даже бровью не повел, продолжая схватку с молодым соперником в измятых доспехах. Очевидно, Кейн уже загонял мальчишку до смерти.
Черный волк взмыл в воздух, перелетел через щуплого низкорослого незнакомца, приземлился прямо перед королем. Его тело на мгновение охватила судорога и перед Кейном уже стоял князь Гевальт.
— Где она? — Он набросился на короля, не дожидаясь ответа.
Парируя выпад, Кейн с силой отшвырнул соперника. Князь врезался в кого-то из полукровок, вскочил на ноги и снова бросился вперед.
Воины в зале стихли, окружили дерущихся. Их молчаливые взоры были красноречивы — одно слово, и у Фауста противников станет больше.
От нескольких мгновенных выпадов Кейн легко ускользнул, перехватил руку Фауста в броске и увлек его на пол. Вериец откатился в сторону и прыгнул. Кейн пошатнулся от удара в грудь, но удержался на ногах. Князь снова и снова пытался достать его, кидаясь в бой.
Король возвышался над соперником грудой мышц, но ловкий и изворотливый вериец был быстрее. Кейн терпеливо блокировал все попытки, затем, уклонившись от очередного выпада, всем корпусом подался вправо, свалил настырного князя во второй раз. Фауст увернулся от летящего в лицо кулака, взмыл вверх, ухватился за потолочную перекладину, подтянулся и встал на нее во весь свой рост.
— Ты заплатишь мне за нее! — Прошипел он.
— Успокойся. — Равнодушно бросил Кейн. — Твои трофеи меня не интересуют.
Его не было всего четырнадцать дней. Он оставил охрану, позаботился о том, чтобы ни одна душа не смогла попасть в его замок, тем более, в восточное крыло.
Слуги дрожали от страха, не могли толком объяснить, что произошло и когда. Но он уже догадался. Никто бы не посмел вторгнуться в его владения. Ни один здравомыслящий вериец, если, конечно, ему дорога была жизнь, не посмел бы так оскорбить Фауста.
Из обрывков мыслей, вериец собрал картину того, что произошло в Волчьем замке.
Горящие глаза воинов пристально смотрели на короля, но он почему-то медлил. Князь был готов убить всех, лишь бы добраться до Кейна. Он жаждал расплаты! Напасть на его слуг, забрать его собственность! В этот раз король зашел слишком далеко.
Фауст не нашел тело девушки, а потому, надеялся увидеть ее живой и невредимой.
Кейн лениво вскинул золотые глаза на соперника. Фауст рухнул на каменные плиты как подкошенный.
— Не забывайся, князь. — Усмехнулся Кейн, наблюдая, как корчится в судорогах Советник.
— Прекрати! — Прозвучало в гробовой тишине.
Кейн удивленно обернулся на фигурку в измятых доспехах и отпустил жертву.
Это был ее голос. Нежные хрупкие руки коснулись пылающих висков. Она взволнованно касалась пальцами тонких губ, жемчужные волосы щекотали лицо.
Ее бледные щеки, яркие, словно аметисты глаза с кровавой искоркой… Дыхание перехватило: она была жива! Советник пришел в себя. Все исчезло: комната, верийцы, гнев… Осталось только ее прекрасное лицо.
Необыкновенное душевное волнение охватило князя, а потому, он не сразу заметил перемену.
— Ты жива! — Его ладони бережно коснулись подбородка девушки.
Любопытные воины зашептались, заглядывая за плечо друг друга. «Что сейчас будет? Они снова сцепятся? Ставлю на короля.»
Обрывки чужих мыслей вывели князя из оцепенения.
Это была она. Нежные черты ее лица чуть заметно заострились, волосы приобрели еще больший блеск, слегка завиваясь в локоны, в аметистовых глазах таилась магия. Изменения были еще поверхностными, но уже необратимыми. Жанна утратила наивную детскость и беспечность, которые так очаровали его когда-то.
— Он изменил тебя. — Задумчиво проговорил Фауст. Сердце болезненно сжалось в груди, он жадно всматривался в ее лицо.
Она прикусила губу, слегка кивнула. Фауст тяжело вздохнул.
— Лучше бы ты умерла. — Прошептал князь и черным зверем покинул зал.
Разочарованные воины стали возвращаться к своим поединкам.
Жанна догнала его во внутреннем дворе крепости.
— Постой! — Ее ладонь коснулась плеча.
Фауст остановился, отрешенно посмотрел на нее, погруженный в раздумья.
— От чего ты злишься? — Напряженно спросила она.
— Он изменил тебя! — С ненавистью повторил князь, высвобождаясь.
— Ты бросил меня, хотя я умоляла! Ты не изменил меня, потому что не смог! Ты знал, что так получится! А теперь злишься? — Недоуменно обрушилась Жанна. — Какая разница, кто это сделал?
Она искала ответ на его лице.
— Разве не этого ты хотел? Я теперь одна из вас.
— Я хотел сделать это сам! — Он задохнулся от возмущения. — Ты не понимаешь! Это было важно для меня. Ты не знаешь, как дорога мне. Ты позволила ему отравить себя! — Он легонько толкнул ее в плечо, но Жанна мигом повалилась на землю.
Она обиженно засопела, точно дитя, поднялась на ноги.
— Позволила?! — Она чуть не плакала. — Что я должна была сделать? Кричать: спасите, помогите? Кто бы помог мне? Даже твои стражники не остановили его! Где Ты был, когда моя жизнь уходила? Очевидно, ты расстроен: любимая игрушка сломалась, пришла в негодность! Знай, что Кейн дал мне гораздо больше за эти дни, чем ты за все месяцы в Волчьем замке! Ты ходил вокруг да около, Фауст, а он просто взял и сделал то, чего хотел! Он не создавал вокруг меня иллюзии благополучия, а показал всю правду, какой бы…
На нее вдруг накатил страх. Но это были не ее эмоции! Страх смешивался с гневом и болью.
— Ты что-то скрываешь. — Прошептали ее губы. — И боишься меня. Почему?
Он опустил глаза, ощущения мгновенно оборвались: вериец закрылся от ее чуткого сознания.
— Что ты сделал? — Мертвым голосом спросила Жанна. — Ты был в Лорин.
Напор усилился, князь отступил на несколько шагов. Это получалось само собой, девушка инстинктивно ломала защиту верийца.
— Не надо. — Он покачал головой, виски ломило от боли.
Перед глазами Жанны вспыхнули обрывки воспоминаний: кровь на кинжале, озеро, мертвое тело. Потом все повторилось, но добавился крик. Кричала девушка и голос у нее был такой знакомый!
— Что ты сделал?! — Грозно воскликнула она, мгновенно переходя в наступление.
Их перепалка привлекла внимание стражников, они направились в их сторону.
Била она беспощадно, яростно, но, к счастью, неумело. Фаусту пришлось использовать все свое искусство, чтобы защитить себя и не покалечить Жанну. Он не был вооружен, налокотники и наплечия честно сдерживали удары сабли.
В голове звучали мольбы, мелькали образы, причиняя еще больше страданий. Затравленной ланью на Жанну смотрели глаза ее сестры, полные ужаса. В следующее мгновение Маргери вдруг становилась безвольной и отрешенной. Снова и снова звучал крик, обрываясь с быстрым ударом кинжала.
Это были воспоминания. Жанна вытягивала из разума Фауста все больше подробностей, как бы ни старался вериец закрываться и путать мысли, становилось невыносимо, точно его хлестали кнутом.
Вокруг уже начинали собираться жадные до подробностей обитатели Маледиктуса.
— Ты убил ее! Ты убил ее! — Вопила Жанна, с перекошенным от гнева лицом.
Опять и опять она бросалась на князя, вынуждая его вступить в поединок.
— Прекрати! — Девушка отлетела в сторону, врезалась в стену, упала в грязь. — Это был мой приказ. И князь получит за него хорошую награду.
Фауст как будто съежился, обреченно опустил плечи.
Она смотрела на короля с той же ненавистью, по щекам катились слезы, спутанные промокшие волосы лезли в глаза. Жанна вытерла лицо руками, алый блеск в глазах потух.
— Но у тебя теперь есть выбор. — Продолжил Кейн. — Идти за мной или принять предложение князя. Ты ведь уже поняла, что есть цели более значимые, чем простая жизнь. — Он многозначительно промолчал и протянул ей свою руку.
Князь просил за нее — это все, что дал понять ей Кейн. О чем просил и почему — было уже не важно. Слишком высока цена!
— Наслаждайся своей победой! — Пылко бросила она князю.
Затем пришла пустота. Ей стало безразлично все. Она не подала руки Кейну. Чернильным пятном расползлась печаль в сердце. Жанна тонула в своем горе, перестала замечать даже Фауста.
Князь все еще стоял и смотрел на нее виноватым собачьим взглядом. Он был противен ей! Жанна со вздохом поднялась, оттряхнула грязь и прошла мимо, стараясь не смотреть больше на убийц своей сестры.
Безысходность, липкая и тревожная, накрыла Фауста.
Кейн был слишком занят своими делами. Лорин манил просторами, безумной дикой магией. Чужой мир был открыт, и больше не было причин откладывать назревший и обострившийся конфликт с богиней.
А Жанне хотелось выбраться из Вереса! Вернуться домой и разыскать свою семью. Маргери была мертва, в этом девушка не сомневалась. Но остался Луи, остались мать и отец. Может, она сумеет защитить хотя бы их? Слишком много потрачено времени! Слишком много она вытерпела от Вереса! Маледиктус, действительно, давал все больше поводов для убийств и ненависти.
— Как неловко вышло.
Она появилась бесшумно, как все верийцы. Шарлотта подала Жанне платок.
В холодном и пустом зале, а таких в Маледиктусе было много, не известно, как давно Жанна сидела на широком подоконнике и переживала свою утрату. Слезы давно засохли на лице. Вероятно, она говорила вслух, Жанна не помнила последние два часа своей жизни.
Кажется, она бродила по Маледиктусу, натыкалась на его обитателей, пока не очутилась в этой огромной и пустой комнате.
— Ты поссорила очень могущественных верийцев, дорогая. — Шарлотта аккуратно откинула пряди волос с лица девушки. — Что будешь делать теперь? — Ее приятный голос эхом отлетел от теплых стен.
Верийка участливо приобняла девушку за плечи.
— Не знаю. — Девушка всхлипнула, вытерла мокрые ресницы. — Мне безразличны их склоки и ссоры. Я хочу уйти. Если бы я знала, как и куда.
— Не печалься.! Я могу подсказать тебе, если ты действительно готова покинуть Верес. — Шарлотта погладила лоринку по голове.
— Да! — С жаром отозвалась Жанна. — Я ничего здесь не понимаю. Для меня все чуждо и отвратительно! Я должна защитить свою семью, должна быть рядом! Я уже потеряла Маргери. — Ее плечи снова поникли.
— Успокойся. — Шарлотта улыбнулась, вкрадчивый голос был полон сочувствия. — Ты уйдешь через Костяной хребет.
— Но сначала я убью Гевальта! — Решительно выпалила Жанна.
Шарлотта вздрогнула, настолько угрожающе выглядела сейчас лоринка. Верийка взглянула на чужестранку внимательнее: внутри Жанны бурлила смесь золотых и голубых искорок.
Полукровки в первые месяцы обращения всегда были нестабильны, но, хвала Вересу, еще слишком слабы, чтобы наделать бед.
Злополучный амулет девчонка все же сняла, чтобы не сдерживать свои Дары. Хоть какая-то польза от жалкого Раска!
Шарлотта снисходительно улыбнулась и применила свой Дар. У нее был лишь один сын и бестолковая дочь. Ее род почти оборвался. Как любая мать, Шарлотта Агнесса Гевальт желала своим детям только счастья.
Несмотря на раннюю весну, ночь была холодной. Звезды мерцали, выглядывая из-за плывущих по небу туч. Безлунная ночь накрыла лес. Черными исполинами возвышались дубы и лохматые ели. Дорога вела к горам. Молчаливым и равнодушным.
Она сбежала. Ее никто не остановил. Вся крепость бурлила от последних событий, даже кичливые придворные с волнением обсуждали триумфальное возвращение разведчиков.
Жанна аккуратно ступала по замерзшей земле. Лес жил своей жизнью. Где-то ухала сова, деревья шелестели, потревоженные морозным ветром, перешептывались множеством голосов. Девушка слышала, как выли волки где-то на западе, не решаясь подобраться к странной гостье. От проснувшихся после долгой зимы елей пахло смолой.
Сколько она уже в дороге? Неужели, в ту роковую ночь лоринка проделала такой долгий путь? Приметы, о которых говорила Шарлотта давно миновали: Жанна прошла узкой горной тропой, окропила серые камни своей кровью и представила родной дом.
Дальше были туманные подъемы и ущелья, мост через Гремучую и мир утонул во мгле, чтобы раскрыться старым, вековым лесом.
Подумать только, что для верийцев все, что связано с кровью, носит такой священный отпечаток.
— Это как супружеская неверность. — Усмехнулась верийка. — Ты оскорбила князя своим… легкомыслием.
— Мне наплевать! Если этот убийца попадется мне на глаза!.. — Она сжала руки в кулаки.
— Маледиктус полон убийц. — Шарлотта пожала плечами. — Мы все выполняем волю своего короля. И Фауст — не исключение. Ты жива, потому что твоя сестра умерла. Думаю, ему было не легко так поступить. А вот Лино ди Герра стоит опасаться.
Верийка смотрела на нее так, будто Жанна уже была при смерти. Дар Шарлотты действовал не сразу. И действовал он через слова. Любые. Но, пока верийка говорила, ее голос зачаровывал, а Магия внушала, что на самом деле нужно сделать жертве.
Поэтому Фауст изгнал Шарлотту из родового замка: она попыталась заставить его заключить союз с Мари де Гинейро, его четвероюродной сестрой по линии отца. Это была грустная история, в результате которой двое лишились жизни, а Шарлотта, — своего дома.
— Среди Истинных нет ни одного дома, который не написал бы свою историю кровью предков. Ди Герра — не исключение. Лино замуровал своего отца в башне, тот умирал долгую сотню лет.
— Какой ужас. — Мурашки пробежали по спине Жанны. — Это же жестоко!
— Я бы не жалела Уго ди Герра. — Шарлотта усмехнулась. — Он сам когда-то отобрал южные земли у прежнего владельца, женился на его дочери, — матери Лино. А когда вассалы окончательно смирились с новым хозяином, — убил Ядвигу ди Герра. Он вырвал ей сердце прямо на глазах Лино.
— Чем больше узнаю ваш мир — тем меньше мне хочется в нем находится! Верийцы — просто безжалостные убийцы. Бесчувственные, бессердечные животные. И я не прощу князя никогда! Убью при первой же возможности!
— Быть старшим рода — значит принимать сложные решения, отвечать за всех перед королем и богом. У людей тоже есть такие законы. Вы скрываете свою жестокость под маской добродетели, верийцы все делают открыто. — Шарлотта помолчала. — Тебе стоит опасаться Лино. Он не оставит в покое убийцу своей пассии, хотя она ему и надоела. Ты можешь ненавидеть весь род Гевальт, — Шарлотта легонько коснулась своего украшения в виде волчьей головы, — можешь мечтать о мести. А можешь хорошенько взвесить все, что случилось. Этот мир не для тебя, тебе пора домой.
Раздумывая над словами Шарлотты, Жанна пришла в еще большее негодование: кто сказал Фаусту, что она захочет остаться его гостьей навсегда? И девушка всегда чувствовала себя лишь редким экземпляром в коллекции красивых вещей Волчьего замка. Счастье никак не ассоциировалось у девушки с кровью и убийствами. Верийцы слишком странные и опасные.
Как может она жить теперь, зная, что сестра умерла ради нее? Сама Жанна решилась стать чудовищем, только бы вернуться в Лорин, приблизиться к своей семье. Верес ломал ее медленно и верно. Страшно было представить, в кого она может превратиться, если примет правила игры!
Коварный Кейн так умело увлек ее своими рассказами, она почти поверила, что он искренне желает найти того, кто уничтожает другие миры. И пока она летала в облаках и строила предположения, Верес снова показал свое истинное лицо. Лжецы, убийцы, маньяки.
Она заметила крошечный огонек, мелькнувший за плотным строем черных стволов. Девушка отчетливо уловила запах горящего дерева, зажаренной рыбы, человеческого пота и молодого терпкого вина, которым незнакомцы согревались, дожидаясь рассвета. Огонек, мигнув за очередным деревом, стал чуть больше. Жанна внимательно всматривалась в него.
В ее сознание вторглись непонятные видения: город, какие-то люди, разговоры о мелочах, зима, битвы…. Все смешалось в кашу.
— Возвращайся скорее. — Говорила какая-то девушка.
— Земля промерзла, сеять в этом году начнем позже. — Вздыхал старичок.
Затем возник образ детишек, озорно бегающих по двору.
Жанна покачнулась, тряхнула головой, сбрасывая морок. Что это? Мысли тех, что сидят возле костра? Шарлотта упоминала, что верийцы способны на такое. Точно также Кейн прочитал жизнь юной графини, пролистал воспоминания, отпечатавшиеся в сознании, точно слова на белых страницах книги.
Огонь приближался. Она, не скрываясь, направилась к группе людей. Их было десять. Конечно, ее заметили.
— Стой, где стоишь! — Крикнул мужчина, прицеливаясь из арбалета.
Остальные уже схватились за оружие, готовые в любой момент вступить в бой.
— Тьфу. Да это девчонка. — Сплюнул один из бойцов. Его рябое лицо было изуродовано шрамом на щеке.
— Кто такая? Иди сюда. — Позвал ее арбалетчик, но оружие не опустил.
Жанна медленно приблизилась к огню, ощутила тепло пламени и крови в венах людей.
— Меня зовут Жанна Аделина де Стрейн. — Сказала она.
Арбалетчик внимательно осмотрел девушку в мужском костюме, удовлетворенно кивнул: оружия не было.
— Ты врешь. Графиня пропала бесследно больше года назад.
— Так и есть. Вы позволите? — Она присела на бревно возле костра. — Я сбежала. Меня хотели убить.
Девушка прикрыла глаза и вытянула руки к огню.
«Почему же так холодно?» — Подумала она. — «В Сумеречных землях давно весна».
— Что ж. Смелое заявление…. Госпожа графиня. — Иронично добавил арбалетчик.
Воины, усмехаясь, расположились вокруг костра, отложили оружие. Они с любопытством рассматривали гостью. Гостья была высокого происхождения — об этом говорили и украшения, и одежда, и манера поведения. Темно-синий бархатный костюм, отороченный серебряными нитями, высокие сапоги, несколько колец с рубинами на тонких холеных руках.
Девицы Оринберга всегда носили платья, а эта была одета в брюки! Вот так невидаль! Ткань обтягивала изящные формы девичьей фигуры и будила фантазию. Мужчины заулыбались, обмениваясь многозначительными взглядами.
— Где же вы, ваша светлость, пропадали так долго и как нашли дорогу назад? — Спросил мужчина с изуродованным лицом.
Жанна кинула на него быстрый взгляд.
— Я расскажу все, как только вы проводите меня в город. Это — слишком невероятная история. И долгая… а вы? Кто вы все и что здесь делаете?
— Мы — дозорные. Ваша светлость не знает, что разразилась война… — Заговорил третий дозорный. Лицо его обрамлял капюшон серого балахона.
Другие сразу притихли, будто только вспомнили о том, что среди них есть кто-то еще.
Жанна вцепилась руками в край бревна. Говоривший вызывал у нее чувство опасности. Человек явно носил духовный сан: на его коленях лежала Книга просветления, вместо оружия у него был посох с навершием в виде полукруга.
Жрецы Лорин давно утратили былую власть и могущество. Орден измельчал под напором новых верований и религий, что так стремительно ворвались в Оринберг вместе с легкокрылыми торговыми судами из Сааддана, поклоняющегося Создателю вечности, паломниками из Атланы, чтившим Сестер. Было еще много последователей идолопоклонничества из Бирема, язычников и другого сброда, который подрывал авторитет жрецов Лорин, высмеивал их убеждения, подвергал сомнению Книгу просветления и смущал истинно верующих.
Жрецы еще были способны сотворить чудо для своей паствы, но этими ценными навыками обладали единицы.
Но пугало не это! Он что-то чувствовал, этот духовник! По его бесстрастному лицу плясали тени от костра, а руки едва заметно поглаживали Книгу просветления, будто священное писание придавало ему силу. Он был не прост. Жанна чувствовала, как он всматривается в ее глаза, точно хочет залезть в самую душу.
Ветер задул с северо-запада, взъерошивая волосы на голове Жанны. Пламя заплясало, потревоженное в своем гипнотическом танце. Дозорные молчали.
— Нет, я не знала о войне… — Соврала она. Значит, армия была где-то поблизости.
— Упыри, моя госпожа. — Крякнул четвертый, с наивным детским лицом и телячьими большими глазами. — Со всех сторон прут. Один восток, значит, свободен. Туды и подаются люди.
— И каковы известия? Есть надежда? — Участливо спросила она.
— О, конечно, госпожа. — Кивнул тот, что со шрамом. — К нам пришла помощь от самой Богини, не иначе. Говорят, когда нечисть совсем сдурела и стала сметать последние рубежи, прямо с неба свалился могучий воин.
Жанна недоумевающе окинула дозорных: в своем ли они уме? Может, хотят посмеяться над нею? Но дозорные не шутили, разве что, немного привирали без того обросшие слухом новости, она это почувствовала.
— Чудеса. — Без энтузиазма согласилась она.
— Лорин явила милость свою верующим. — Сверкнул глазами духовник. — И теперь в наши храмы вернулись все, кто сомневался в силе ее.
Проповеди Жанна не любила. Она относилась к жрецам и жрицам как к фанатикам. К тому же, духовники сами были повинны в своем вырождении: слишком много возомнили о себе верные слуги Лорин.
Вмешивались в политику и отношения между знатными домами, запускали руку в государственную казну, преследовали всех инакомыслящих… В конце концов, люди взбунтовались, а дворяне поддержали мятеж. Пришлось жрецам, поджав хвост, идти на попятный, да было поздно: запылали костры, столь любимые прежде храмовниками, засвистел топор палача, обезглавив духовное сословие и культ Богини вместе с ним.
Но, дочь своего благородного семейства, она безропотно молилась в часовне два раза в день, отучилась в церковной школе и, следуя наставлениям матушки, старалась исполнять все заветы Книги просветления.
— Отрадно слышать, святой отец. — Смиренно отозвалась Жанна. — А как же моя семья? Вы что-нибудь слышали?
— Насколько мне известно, рядом с вашими землями пока еще тихо! Несомненно, это благодаря вашей матушке: она всегда была набожна, вопреки придворной моде. А вот ваша сестра, графиня Маргери… Соболезную, дочь моя. Ее выкрали прямо по пути в столицу. Графиня-мать отправила дочь подальше от военных действий…Помолитесь с нами. — Предложил духовник, протягивая свою драгоценную книгу девушке. — За упокой души вашей сестрицы.
Жанна кивнула, принимая оплетенный серой кожей тяжелый том. С минуту духовник бормотал молитву, остальные сидели, закрыв глаза, и повторяли слова про себя.
— Что же союзники Оринберга? — Поинтересовалась Жанна, возвращая книгу жрецу.
— Они выжидают, трусливые зайцы! — Арбалетчик зло скривился, снова сплюнул под ноги.
— Ни Сааддан, ни Атлана, ни Бирэм — никто не прислал свою помощь. — Согласно кивнул добродушный дозорный.
— Они готовы помочь, но взамен просят привилегии в торговле, право добывать ресурсы на нашей земле, политические уступки. — Духовник устало вздохнул. — Как будто будет с кем торговать, если королевство падет. Впрочем, вам, вероятно, все это не понятно, госпожа де Стрейн.
— Нет, я прекрасно понимаю, о чем вы говорите. — Повела бровью Жанна. — Мне горько слышать, что жизнь нашего государства стала оцениваться золотом. Ах, если бы они сами попали в такую беду — то поняли бы, что жизнь — единственное, что нельзя повторить! — Жанна яростно сжала кулаки.
— Для правителя человеческий ресурс — восполняемая вещь. Женщины родят новых воинов и других женщин. — Духовник внимательно всматривался в лицо Жанны. — Уверен, они понимают, но до последнего надеются, что захватчики удовлетворяться нашей кровью.
— Это слишком цинично! — Зло бросила девушка. — Неужели захватчики не выдвигают никаких требований? Они просто уничтожают людей?
— Увы, дочь моя. Они разрушают храмы Лорин, беспощадно стирают с лица земли королевство и его жителей! Дикари! Варвары! Уверен, они безумны и живут в пещерах как звери!
— Нет, святой отец. — Печально возразил стрелок. — Звери не куют мечей и убивают лишь от голода. А эти чудовища наслаждаются тем, что творят!
— Должна быть причина! — Не унималась Жанна.
Она сама не заметила, как важно стало для нее найти эту причину, объяснить ее лоринцам. Не были безумны верийцы, хотя и смотрели на смертных как на ошибку природы. Если бы можно было понять их поступки и мотивы до конца. Что-то ускользало во всей этой картине.
И как объяснить все то, что она уже знала о восьми мирах, о неизбежном разрушении, сумасшествии богов, их непростых взаимоотношениях.
— Для чего живет человек, святой отец? Наши короли воюют между собой, ради земель и богатства. — С жаром заговорила Жанна. — А ведь земные блага не спасут нас от смерти. Верийцы пренебрегают всем, чего мы так жаждем. Для них важны души, бессмертная энергия, что без конца блуждает в мире, дает жизнь.
— Откуда тебе знать, дочь моя, чего добиваются варвары? — Спросил жрец.
— Я видела их, святой отец. — Вздохнула Жанна. — Их мир жесток и беспощаден. Но они ценят знания, свободу. Люди желают лишь материальных благ. Для них все это — мелочь. Тлен.
— Уж не оправдываешь ли ты их, дитя? — Тихо спросил жрец.
— Мне кажется, что люди и верийцы — просто два разных вида. У нас разные цели, разные боги, но все мы хотим просто жить. И защищаем свое право на жизнь любой ценой.
— Не мы пришли к ним! — Вскинулся рябой. — Они убивают наших детей, сжигают наши дома, ради чего?
— Что-то не так с нашим миром и с нашей богиней. — Потупилась Жанна. — Я не вижу другой причины.
— Еретичка! Она — одна из них! — Возмутились дозорные.
Их лица стали напряженными, злыми.
— Опомнись, дитя! Что ты говоришь? — Самый стары и самый тихий из мужчин горько покачал головой. — Не может наша богиня отвернуться от детей своих! Она смиренна и все это — кара за гибель святой Лидии: люди всегда отворачивались от Лорин, а ведь в Книге просвещения сказано: «придет разлад и люди потеряют разум, уверуют в идолов, рассорятся и разбегутся в поисках блага для себя; тогда придет Ночь и принесет с собой демонов нечистых, что будут мучить, истреблять и умываться кровью».
Жанну передернуло от фанатичного блеска в глазах людей. Вера и религия — та крайность, в которой смертные ищут утешения и спасения, когда не хотят признавать свои ошибки или сталкиваются с тем, чего никогда раньше не видели.
Девушка никогда не была так религиозна как мать или отец. Все трое отпрысков де Стрейн больше верили в теории восточных ученых, что обретали все большую популярность среди молодежи. И сложно было не верить, когда в Атлане появились чудесные летающие шары, а в Бирэме давно не пользовались свечами, чтобы осветить дом. В белоснежных бирэмских домах сияли лампы со странной жидкостью внутри, в Саадданских дворцах знать пользовалась необыкновенной, изящной посудой из нового материала, а ткани Увары славились на весь мир своей прочностью и легкостью. Доходили слухи о создании странного вещества, что взрывалось при соприкосновении с огнем, о необыкновенных мостах, что расходятся и сходятся, повинуясь какому-то механизму, чтобы пропустить корабли через город и еще многое, многое другое, что никак не было связано с религией, но подчеркивало торжество человеческого разума.
Жанна упрямо поджала губы.
— Все это — лишь лекарство для измученных душ, не более того. — Процедила она.
В этот же миг духовник вскочил на ноги. Его губы забормотали молитву, пухлые руки стиснули посох, глаза фанатично заблестели. Духовник в один шаг приблизился к девушке, ухватил ее за горло, она не успела даже вскрикнуть.
Дозорные взволнованно подскакивали, схватились за мечи и арбалеты.
— Ты чего, Гарет? Енто ж девчонка! — Воскликнул один из них.
— Еретичка! Она послана кровопийцами, чтобы подорвать нашу веру! — Духовник, которого звали Гаретом, с неожиданно цепкой хваткой продолжал сжимать шею Жанны. — Холод не донимает ее, а глаза эти? Взгляните! — Он повернул лицо испуганной Жанны к людям и в отблеске огня ее глаза сверкнули алым. — Да и сгинула юная графиня уже давно! Семейство долго горевало, а оно вон как обернулось. Она же и убила свою сестру, кровопийца! Крамольные речи не смущают тебя, Дорн? Где это видано, чтобы благородная леди учила да рассуждала в обществе мужчин? Ни один человек не будет сомневаться в вере своей в такие времена, да других смущать своими речами.
Люди с ужасом отпрянули, точно увидели бешеного зверя.
— Доигралась, ночная тварь? Сгоришь на костре!