Я спросил у радистов, что слышно от остальных трех эсминцев.
Из радиорубки доложили, что "Араси" и "Кавакадзе" передали короткое сообщение о получении попаданий торпедами. От "Хагикадзе" не было ничего.
Быстрая оценка обстановки убедила меня в том, что противнику блестяще удалось заманить нас в засаду, и что "Сигуре" сейчас находится в наиболее невыгодном положении, какое только можно себе представить. Я вспомнил ночной бой у Гуадалканала, когда мой эсминец в одиночку атаковал колонну вражеских кораблей и потопил эсминец "Бартон". Теперь роли переменились. Противник атаковал меня, действуя совсем не в одиночку. Судя по количеству выпущенных торпед, на нас из темноты обрушилось несколько кораблей противника. Я никак не ожидал от американцев такой снайперской торпедной стрельбы в полной темноте. Видимо, опыт прошлых боев с нами их многому научил.
Я, конечно, не мог бросить своих товарищей в беде, но в то же самое время я мало что мог предпринять против настолько превосходящих сил противника. Но поскольку не было никаких сообщений с "Хагикадзе", можно было предположить, что флагманский эсминец еще цел. Тогда нужно попытаться установить с ним контакт.
Я приказал перезарядить торпедные аппараты и объявил, что мы возвращаемся к месту боя. Когда "Сигуре" закончил поворот на обратный курс, было 21:51.
Минутой позже прямо по курсу, примерно в трех милях впереди нас, ночную тьму прорезал огромный сноп пламени. Я отчаянно пытался связаться с нашими кораблями по радио. Никто не отвечал.
В этот момент в ночном небе повисла гирлянда осветительных ракет и засверкали трассы зажигательных снарядов. Противник добивал наши корабли артиллерией.
Еще когда мы разворачивались на обратный курс, я почувствовал, что "Сигуре" как-то неуверенно реагирует на перекладку руля. Еще в самом начале боя я почувствовал какой-то удар в корму, но не был в этом уверен. Только через четыре месяца, когда "Сигуре" был поставлен в док, мы обнаружили в пере руля отверстие диаметром почти в два фута. Американская торпеда прошла прямо через перо руля, но, к счастью, не взорвалась.
Вцепившись в ограждение мостика, я лихорадочно обдумывал свои дальнейшие действия. Палуба эсминца была завалена грузами, а весь корабль забит солдатами, которых было 250 человек. Эффективно сражаться в таких условиях с превосходящим противником было невозможно. У Гуадалканала я совершил три ошибки, и это стоило мне сорока трех человек экипажа. Во сколько обойдутся мне ошибки, которые я совершу сегодня?
"Сигуре" все еще двигался к месту боя, когда в 22:10 артиллерийский огонь неожиданно прекратился. Все снова погрузилось в кромешную тьму. Я был уверен, что три наших эсминца потоплены. Противник, видимо, прячется в темноте, выжидая момент, чтобы обрушиться на одинокий "Сигуре".
В 22:15, не получая никаких ответов по радио и не видя никого вокруг, я дал приказ уходить с места боя.
Таким образом, этот бой, получивший позднее название боя в заливе Велла, закончился полной победой американцев. Три японских эсминца были потоплены. Из 700 человек их экипажей и 820 находящихся на борту солдат уцелело лишь 310 человек. Среди уцелевших был и капитан 1-го ранга Сугиура. Около 30 часов он добирался до берега, а потом неделю мыкался в джунглях, пока не был обнаружен спасательной партией. Когда 20 августа истощенный и угрюмый Сугиура вернулся в Рабаул, мне было больно на него смотреть. Уцелевшие с погибших эсминцев признали, что заметили идущие на них торпеды, когда те находились уже примерно в 300 метрах от кораблей. Две торпеды попали в "Хагикадзе", сразу выведя из строя радиостанцию эсминца. "Араси" получил попадание тремя торпедами, "Кавакадзе" - двумя. Это была одна из наиболее успешных торпедных атак в истории.
Восьмая американская торпеда угодила, как уже говорилось, в перо руля "Сигуре". Если бы она взорвалась, "Сигуре" разделил бы судьбу трех других эсминцев 4-го дивизиона.
После войны я узнал дополнительные подробности об этом бое.
Противник узнал о нашем выходе еще утром того же дня и постоянно отслеживал движение нашего отряда до входа в бухту Велла.
В 09:30 с Тулаги вышли шесть американских эсминцев. Войдя в бухту, американцы с помощью радаров обнаружили наш отряд на расстоянии примерно в 10 миль. После этого соединение противника разделилось на две группы по три эсминца в каждой.
Группы должны были выйти в торпедную атаку поочередно, но первая группа добилась стольких попаданий, что второй оставалось только добить наши поврежденные корабли артиллерией.
После этого боя в Рабауле начальство наконец поняло, что нельзя снабжать Коломбангару через бухту Велла.
2
Поздно ночью 7 августа "Сигуре" вернулся в Рабаул. В штабах царила атмосфера, напоминавшая панику. Потеря острова Мунда накануне, 4 апреля, а затем небывалый разгром нашего отряда эсминцев повергли всех в состояние шока. Главный бастион японской обороны на Соломоновых островах отделяла от Мунды лишь узкая полоска воды пролива Блэкетта.
Я доложил о катастрофе командующему 8-м флотом вице-адмиралу Самедзима. Он выслушал меня с мрачным лицом, но ни словом не осудил моих действий. Адмирал осознавал собственную ответственность за то, что 4-й дивизион эсминцев был послан в западню из-за дурацкой традиции раз за разом применять одни и те же тактические приемы.
По прибытии на базу мы сгрузили на берег 250 солдат и их грузы. Большинство солдат еле держались на ногах, проведя почти 40 часов в душных, набитых до отказа помещениях под палубой, неимоверно страдая при этом от морской болезни. Спускаясь по сходням на берег, некоторые не могли сдержать радостных криков. Они знали, какая судьба постигла большую часть их товарищей и насколько они сами близки к гибели, а потому были благодарны экипажу "Сигуре" за спасение.
На следующий день я предоставил своему экипажу давно заслуженный отдых, уволив треть матросов на берег.
Увидев в первой группе уходящих на увольнение матросов сигнальщика Ямасита, благодаря которому нам удалось вовремя обнаружить противника, я пригласил его к себе в каюту. Там я вручил матросу свои серебряные часы и сказал:
- Это подарок за отличную службу. Я понимаю, что это слишком малое вознаграждение за спасение корабля и двух сотен человек. Я купил эти часы двадцать нет назад в Нью-Йорке во время учебного плавания.
- Я не могу их принять, - запротестовал Ямасита. - Это не просто часы. Это память о вашей юности. Кроме того, я не совершил ничего особенного, что не входило бы в мои служебные обязанности как сигнальщика. В любом случае, если я и заслужил награду; то пусть пеня официально награждает командующий флотом. - Бери часы и не спорь со мной, Ямасита, - прервал я его. - От командования ты не получишь ничего, поверь мне. Они даже отказываются засчитать нам торпедное попадание, поскольку его наблюдал ты один, а больше свидетелей не было.
- Господин капитан 1-го ранга, - вспыхнул Ямасита, - я точно видел попадание нашей торпеды. Я никогда в жизни никого не обманывал...
- Ладно, - сказал я, - на службе все случается. Иди на берег и постарайся там хорошо провести время.
Я сунул часы в его карман. Сигнальщик остыл, улыбнулся и, отдав честь, вышел из каюты.
Я же засел за рапорт о подробностях ночного боя в заливе Велла. С одной стороны, мне хотелось как можно правдивее описать случившееся, но с другой стороны, не хотелось подставлять своих товарищей на других кораблях, совершивших кучу ошибок. Потребовалось несколько часов, прежде чем я закончил работу и вышел на верхнюю палубу.
К этому времени первая партия отпущенных на берег матросов уже вернулась на корабль. Среди них находился Ямасита. Форменка на нем была разорвана, губы разбиты, а под глазом набухал лиловый синяк.
- Что произошло? - потребовал я объяснений.
- Ничего страшного, господин капитан 1-го ранга, - вытянулся сигнальщик. - Я оступился и упал.
- Утром ты мне сказал, что никогда в жизни не врал, - сказал я. Зачем же ты врешь сейчас?
- Простите, господин капитан 1-го ранга, - опустил глаза Ямасита. - Я подрался с какими-то ублюдками на берегу.
- Идем ко мне в каюту, - приказал я. - Доложишь, что случилось.
Ямасита послушно пошел за мной и в каюте честно рассказал, что с ним произошло.
- Дело было так, господин капитан 1-го ранга. Я выпил пару чашек саке. Возможно, опьянел слегка. И стал хвастаться часами, которые вы мне подарили. Тут ко мне подходит какой-то придурок и говорит, что наш "Сигуре" позорно бежал с поля боя и опозорил весь флот. Затем появился еще какой-то дурак и сказал, что вообще весь 27-й дивизион - это сборище трусов и разгильдяев. Ну я ему и врезал. Вы на меня не смотрите, господин капитан 1-го ранга. Они тоже получили все, что заслужили. Подонки!
- Ямасита, - спросил я, - ты считаешь, что "Сигуре" действовал неправильно?
- Нет, командир, - искренне ответил он. - Вы все сделали совершенно правильно. Просто эти придурки на берегу вывели меня из себя.
- Ты должен был не обращать на эти глупости внимания, - пожурил я сигнальщика. - Мы здесь для того, чтобы сражаться с американцами, а не драться друг с другом. Иди в лазарет, приведи себя в порядок.
После боя в заливе Велла атмосфера на "Сигуре" кардинальным образом изменилась. Я понял, что под моим командованием находится опытный боевой экипаж. Я уверенно чувствовал себя перед грядущими боями, которые не замедлили последовать.
Продолжая свое наступление, американцы провели новую высадку морской пехоты 15 августа на Билоа - вблизи южной оконечности Велла Лавелла. Новый плацдарм вместе с ранее захваченным на Мунде брал в клещи 12 000-й японский гарнизон в Коломбангаре. Реакцией японского командования стал план высадки подкреплений в Хорании для уничтожения нового вражеского плацдарма. Для этого предполагалось использовать и всю наличную в этом районе авиацию.
Утром 16 августа Ямагами и я были вызваны на совещание, которое на борту эсминца "Сазанами" проводил командир 3-й эскадры эсминцев контр-адмирал Мацудзи Иджуин. Было уже объявлено, что он намерен лично возглавить операцию у Хорании.
Иджуин информировал нас, что он добился у командования прекращения выполнения эсминцами транспортных функций. Отныне эсминцы будут заниматься только эскортированием. Эскортирующая эскадра еще год назад всегда состояла не менее чем из восьми эсминцев.
- К сожалению, ныне из-за больших потерь, понесенных в последние месяцы, нам придется довольствоваться четырьмя кораблями. Я сам выбрал эти четыре эсминца, - заявил адмирал. - И уверен, что они стоят восьми других кораблей.
После этого адмирал объявил названия кораблей, отобранных для операции. Если не считать моего "Сигуре", все остальные были эскадренными миноносцами новейшей постройки. Среди них был герой боя в бухте Кула 13 июля эсминец "Хамакадзе", который, помимо всего прочего, являлся одним из немногих японских кораблей, оснащенных радаром. Он и однотипный "Исокадзе" составляли 17-й дивизион эсминцев под командованием капитана 1-го ранга Тошио Мияцаки. Вместе с флагманским эсминцем самого Иджуина "Сазанами" они должны были сформировать охранение конвоя. Это был очень редкий случай, когда такой маленький отряд из четырех эсминцев должно было вести в бой целое созвездие старших офицеров: один контр-адмирал и два капитана 1-го ранга. Все это говорило о том, что на высшее командование разгром в заливе Велла оказал сильное впечатление.
17 августа в 3 часа ночи наши четыре эсминца вышли из Рабаула, продвигаясь в южном направлении на рандеву с конвоем из двадцати самоходных десантных барж. Баржи вышли с Бугенвиля, имея на борту 400 солдат для подкрепления сил гарнизона Хорании.
Мы находились еще примерно в 100 милях от Рабаула, когда радисты перехватили длинное сообщение, передаваемое американским самолетом-разведчиком. Ясно, что речь шла о нас. Адмирал Иджуин радировал в Буин, прося обеспечить воздушную разведку района, чтобы не быть пойманными врасплох кораблями противника.