Восьмой налет на Берлин
Старший политрук Поляков через Оганезова получил переводы еще двух писем жительниц Берлина, посланных жениху и мужу на фронт, которые, как и солдат Эрнст Реннинг, сложили свои головы под Ленинградом. Поляков тут же размножил текст на пишущей машинке и раздал экипажам и в подразделения обслуживания. Один экземпляр он отнес Преображенскому.
- Очень кстати,- похвалил полковник.- Перед полетом всегда приятно прочесть письмецо, хоть и чужое.
- Почему чужое? - усмехнулся Поляков.- Пишут же про нас, про нашу работу.
Первый лист был с письмом невесты к жениху.
"Мой милый Генрих, пишет твоя невеста. Мы сидим в подвалах. Я не хотела тебе писать об этом... Здесь взрывались бомбы. Разрушены многие заводы. Мы так измучились и устали, что просыпаемся только в момент разрыва бомб. Вчера с половины двенадцатого и до половины пятого утра хозяйничали летчики. Чьи? Неизвестно. Всякое говорят. Нам было очень плохо. Я начинаю бояться каждой ночи. С Брунгильдой мы пошли в бомбоубежище. Там сказали, что это были русские летчики. Подумай только, откуда они летают! Скажу тебе, что у нас каждую ночь воздушная тревога. Иногда два или три раза в ночь. Мы прямо-таки отчетливо слышим, как русские ползают над нашими головами. Они бросают адские бомбы. Что же будет с нами, Генрих? Твоя Луиза".
На втором листке был перевод письма к мужу.
"Дорогой и любимый Курт! Сегодня, после маленького перерыва, мы снова в бомбоубежище: в первый раз от двенадцати до двух часов, потом еще раз с трех часов. К сожалению, сигнал воздушной тревоги дают слишком поздно, когда самолеты уже прилетают и сбрасывают бомбы. С субботы на воскресенье бомбили наш Берлин, и с воскресенья на понедельник бомбили, и с понедельника на вторник бомбили. Прилетают русские и англичане в неделю столько раз, сколько эта кошмарная неделя содержит в себе рабочих дней, не исключая воскресенья. Весело нам теперь живется!.. Целую тебя, твоя Хильда".
Преображенский вернул листки старшему политруку.
- Это хорошо, что берлинские женщины пишут такие правдивые письма на фронт,- сказал он.- Немецкие солдаты будут знать, что их варварские действия против советских людей безнаказанными не останутся. Вот и сегодня мы еще раз напомним в Берлине о возмездии!..
Интенсивность бомбардировок немецкой авиацией аэродромов Кагул и Асте к концу месяца снизилась. Видимо, гитлеровцы посчитали, что их бомбы разбили все советские бомбардировщики. Однако ДБ-3 нисколько не пострадали. Вражеские летчики так и не нащупали их стоянки.
В ночь на 1 сентября Преображенский назначил очередной налет на Берлин. Правда, почти все самолеты авиагруппы из-за различных неполадок в двигателях не могли без риска достичь фашистской столицы. Поэтому решено было часть ДБ-3 направить на запасные цели: первую группу - на Мемель, вторую - на Кенигсберг, третью - на Данциг. И лишь самолеты, двигатели которых надежны в работе, послать на главную цель - Берлин. Таким образом в одну ночь будут охвачены бомбардировкой сразу четыре вражеских города.
Лететь предстояло самолетам только морской авиагруппы. Армейская авиагруппа особого назначения вчера закончила свои боевые действия на острове. Последние три ДБ-3ф майора Щелкунова, капитана Юспина и старшего лейтенанта Семенова улетели на Большую землю. Туда же перебазировались и летающие лодки Че-2 капитана Усачева. И странное дело - аэродром Асте гитлеровские летчики тут же прекратили бомбить. Это еще раз говорило о том, что фашистская агентура действовала вовсю.
Взлетали группами, в зависимости от дальности цели. Первой за час до захода солнца поднялась группа самолетов, следующих на Берлин. Через полчаса стартовало звено, идущее на Данциг. Еще через полчаса - на Кенигсберг. Последними - два ДБ-3 на Мемель.
- До цели осталось пять минут,- услышал в шлемофоне лейтенант Мильгунов голос штурмана.
Самый важный и ответственный момент за все время длительного полета - это сброс бомб на цель. Надо быть предельно внимательным и точным. Ведь не зря же ты летел в такую даль, преодолевая огненные заслоны и рискуя жизнью. Главное поразить цель. Вот и теперь всего через несколько минут цель будет поражена. Вокруг, хотя и реже, продолжают рваться зенитные снаряды, но скоро их не будет вовсе: над Берлином, как правило, немецкая зенитная артиллерия огонь не вела. Она уступала место истребителям.
Вдруг слева донесся удар, словно самолет наскочил левым крылом на какое-то препятствие. Бомбардировщик резко качнуло, левый двигатель заглох.
- Под мотором взорвался зенитный снаряд,- доложил стрелок-радист младший сержант Кулешов.
Мильгунов впился глазами в левый двигатель. Если осколки пробили топливный бак, то может случиться пожар. Тогда гибель неминуема. Длинны, ох как длинны и тягостны эти две-три секунды, решающие судьбу экипажа. За эти мгновения в сознании стремительно возникают планы дальнейших действий: выброситься на парашютах или рвануться вместе с самолетом на цель? В обоих случаях - смерть, но жизнь надо отдать как можно дороже. Значит, нельзя расставаться с машиной.
Предательский огонь слева не появился, и Мильгунов расслабился. Выходит, осколки не задели ни топливный бак, ни бензопровод. Но все же они попали в двигатель, скорее всего в цилиндры, и заклинили их.
- Командир, надо поскорее избавиться от бомб,- посоветовал штурман лейтенант Чубатенко.
Штурман прав. В создавшейся аварийной обстановке следовало немедленно облегчить самолет и развернуться на обратный курс. Но цель так близка! И не какая-нибудь, а авиационный завод.
- Сколько до цели?
- Минуты три...
Мильгунов прислушался к работе правого двигателя. Звук нормальный, мотор тянул хорошо. Он вспомнил, что майор Щелкунов отбомбился по заданной цели, тоже идя на одном моторе.
- Идем на большой риск,- предупредил Чубатенко, не понимая молчания командира экипажа.
- Риск, говорят, благородное дело,- ответил Мильгунов.- Давай на цель. Рядом же!
- Ну и даешь ты, командир...
- Меньше слов, штурман. Уточняй боевой курс.
Чубатенко понял, что разубеждать командира экипажа напрасно. Да в душе он и сам был согласен с его решением. Опасность упасть на землю велика, зато бомбы пойдут не куда попало, а точно на цель - авиационный завод. Игра стоит свеч.
- Цель! - выдохнул, выкрикнул он.
- Пошел!..
Бомбы полетели на скрытый в темноте завод. Мильгунов тут же начал разворот на обратный курс.
- Попали, попали! - закричал обрадованный стрелок-радист.
Надо еще преодолеть огненные кольца. Озлобленные неудачей, гитлеровские зенитчики теперь стреляли из орудий особенно рьяно, стремясь хотя бы на обратном пути сбить советские бомбардировщики. Спасение от их огня - высота и облака. В высоту один мотор тяжелую машину не тянул, скорость заметно упала, а облака, как на грех, попадались редко. Они обычно нависали над морем. Скорее бы долететь до них и избавиться от беспрестанно рвущихся вокруг снарядов.
- Проскочим?! - скорее сам себе задал вопрос Мильгунов.
- Конечно,- заверил штурман.- Уж если из такой передряги вышли целыми и невредимыми, то тут тем более.
- Так и сделаем...
Территория Германии, а с ней зенитки и прожектора остались наконец позади. Внизу море, скрытое ночной мглой и густыми облаками. Все внимание - на работу единственного мотора, от него одного зависело спасение. А до Сааремаа еще так далеко, с пониженной скоростью больше трех часов лета...
Как и обычно, в ночь налета на Берлин на аэродроме никто не спал. Инженеры, техники, мотористы, оружейники с нетерпением и волнением ждали возвращения экипажей. Комаров, как всегда, находился в штабной землянке, где они раньше вместе с генерал-лейтенантом Жаворонковым коротали ночи и по карте следили за примерным местонахождением самолетов. И сейчас, уже по привычке, Комаров, зная время полета и скорость ДБ-3, делал пометки по линии маршрута от Кагула до Берлина.
Первыми возвратились два самолета, бомбившие Мемель.
Примерно через час появилась группа ДБ-3, осуществлявшая налет на Кенигсберг. А перед рассветом, когда только-только начинала алеть робкая полоска утренней зари, вернулись самолеты, сбросившие бомбы на морской порт Данциг. Комаров радовался: все экипажи возвратились, хотя некоторые летчики и жаловались на неустойчивую работу двигателей, особенно те, кто летал на Мемель.
Утренняя заря разгоралась на глазах. Из алой полоска превратилась в огненно-красную. Она ширилась, росла, расплавляя край неба. И вот уже солнце из-за горизонта брызгами ярких лучей окропило вначале вершины деревьев, а потом и влажную от росы землю.
Самолеты из Берлина начали появляться, когда солнце уже оторвалось от горизонта.
"Один... Второй...- считал про себя Комаров.- А где же третий и четвертый? Ведь всего на Берлин полетело четыре машины!"
Самолеты садились поспешно, чувствовалось, что летчики страшно устали. Едва ступив на землю, они буквально валились на траву и засыпали.
Наконец появился третий бомбардировщик. Стоящий рядом с Комаровым старший инженер Баранов определил, что летит он на одном моторе, видно, здорово ему досталось над Берлином. Но чей самолет: лейтенанта Мильгунова или лейтенанта Русакова?
Подбитый ДБ-3 между тем пошел на посадку с первого захода, на второй круг идти у него возможности не было. По бортовому номеру определили: возвращается машина лейтенанта Мильгунова.
Бомбардировщик тяжело стукнулся колесами шасси о грунтовую полосу, высоко подскочил и снова ударился о землю. Погасив скорость почти в конце посадочной полосы, Мильгунов развернул самолет, подрулил к старту, остановил мотор. К нему подошли Комаров и Баранов.