Поначалу мне кажется, что я ослышалась, поэтому я переспрашиваю у Лизы:
— Кто-кто с нами в поезде едет?
— Мой Глеб, — отмахивается она, пытаясь запихнуть чемодан в отсек для хранения рядом с моим, точно таким же.
Чемоданы мы купили буквально три дня назад на распродаже по акции «Два по цене одного». Ну и пусть они обошлись нам за те же деньги, что мы могли бы потратить и купить себе целых три чемодана, но именно такие, со слов Лизки, сейчас в моде в этом сезоне.
Кто вообще придумал эту моду на чемоданы? Мой папа назвал его кислотной тошниловкой, и я была с ним полностью согласна.
— Давай, Лизок, свою тошниловку, — вырастает в дверях купе папа, и подруга перестаёт пыхтеть, замолкая.
Я тоже прикусываю язык. Если папа узнает, что с нами в одном составе в сторону Крыма едет потенциальная угроза моей девичьей чести, то просто закинет меня на плечо и оттащит обратно домой, заперев до конца лета.
Папа закидывает наверх Лизкин чемодан, окидывает нас с подругой суровым взглядом и говорит на прощание:
— Проводница за вами приглядит, я договорился. Чай, кофе купите сами, не маленькие. На станциях-пятиминутках из вагона нос не высовывайте. И чтобы без глупостей. Никаких курортных романов!
Я закатываю глаза, еле сдерживаясь от язвительного комментария. Но если открою рот, боюсь, что орать придётся до самого дома. До самого сентября.
Я полгода уговаривала отца отпустить меня с Лизкой на море. Мы подрабатывали всю весну, помогая одноклассникам подготовиться к единому госэкзамену, успешно сдали сами, поступили в приличный вуз, справили моё совершеннолетие, и в качестве подарка и поощрения моих трудов папа дал своё согласие на наше путешествие. Целый месяц вдали от дома!
— Никаких курортных романов, дядь Дим, — серьёзно заявляет Лизка и чуть ли не прикладывает руку к своей голове, отдавая честь. Но вовремя останавливается. — Я пригляжу за Маськой, чесслово!
Я с трудом проглатываю смешок. Ну, конечно! Приглядит она! Да за самой Лизкой только глаз да глаз нужен! Стоило пустить дело на самотёк, как оказалось, что с нами увязался её ухажёр-технарь, да ещё и с сомнительным другом в придачу.
— Масянь, ты всё помнишь? — папа целует мою макушку.
— Граждане-провожающие, просим покинуть вагон. Через три минуты поезд отправляется. — кричит проводница, продвигаясь по проходу спального вагона.
— Пап, я всё помню! — торопливо заверяю отца. — Буду звонить каждый день. Люблю вас!
— Хорошего отдыха, девочки!
— Пока! — кричим мы с Лизкой и выдыхаем, когда он наконец покидает вагон и машет нам с той стороны окна.
Но окончательно напряжение покидает меня только тогда, когда поезд плавно трогается, и мы отъезжает от перрона со стоящим на нём отцом.
— Так кто, ты говоришь, решил поехать с нами? — с лёгким прищуром спрашиваю у подруги.
— Масянь, мой Глебушка, и его друг Лёнька. С парнями веселее же, — щебечет Лиза, игнорируя мой убийственный взгляд. — И не так страшно. Все свои. И потом, ты знаешь нашу ситуацию. А так — целый месяц свободы вместе с любимым!
Ситуацию я знаю, да. Пусть у Лизки и не такой строгий отец, а мать и вовсе компанейская, в отличие от моей интеллигентной мамы-поэтессы, но, узнав о наличии у дочери-школьницы двадцатилетнего парня-технаря, они были, мягко говоря, не в восторге.
Да и было от чего: Глебушка крайне смазлив и самонадеян, не пропускает ни одной юбки, даже меня — серую мышь и гадкого утёнка — умудрился облапать как-то на вечеринке. Я наглядно показала парню, почему изменять Лизе — плохая идея, и, кажется, он внял.
Что уж говорить о его компании! Такие же жалкие пацаны, мнящие себя эксклюзивными мачо! И одного из этих «мачо» позвали специально для меня!
Спустя полчаса, когда мы переодеваемся в комфортную одежду и собираемся включить сериал, раскладывая на столике еду, к нам в купе СВ приходят парни. Они заряжены по полной: с бутылкой шампанского для нас и бутылкой текилы для себя.
А когда мы все порядком навеселе, Лизка откровенно вешается на своего парня, а тот и рад запустить руки под её кофточку.
— Какая мерзость, — бубню себе под нос, и Лизка оскаливается.
— Так прогуляйтесь с Лёнькой до вагона-ресторана, — вижу мольбу в её взгляде и уступаю.
Мы оставляем их наедине. В вагоне приглушен свет, все готовятся ко сну.
— Пойдём в ресторан? — Лёня мажет по мне масляным взглядом. — Чё в проходе топтаться… Гы… Или можно пойти в наш плацкарт, но там особо не разгуляешься, сама понимаешь.
Что он подразумевает под своим «разгуляешься», я не знаю и уверена, что не хочу знать.
— Пойдём в ресторан, — вздыхаю я.
Мы следуем в указанную проводницей сторону, вагон за вагоном, минуя тамбуры. В одном из них, прямо в подвижной части на стыках, между двух дверей, этот придурок решает позажиматься со мной.
— Ну что ты такая холодная, малышка? — хохочет Лёня и проводит языком по моей ушной раковине. — Нам целый месяц развлекаться вдвоём, так, может, не будем откладывать неизбежное и познакомимся чуть ближе?
— Ага, познакомимся, — ухмыляюсь я и скольжу рукой вниз по его телу.
Мачо замирает в ожидании острых ощущений. Что ж, с удовольствием ему их предоставлю!
Сжимаю в ладони его причиндалы и резко тяну на себя, словно пытаюсь завести бензопилу или газонокосилку, и парень взвывает от боли.
Этому приёму обучил меня папа, едва мне стукнуло десять. Не думала, что мне когда-либо пригодится это знание, но папа, как всегда, оказался прав.
— Не для того папа ягодку воспитывал, чтобы ты её сорвал, дружок, — доверительно говорю Леониду в лицо и продолжаю двигаться в сторону вагона-ресторана.
Я убью Лизку!