Последовала команда "открыть огонь". Прогремел выстрел левого орудия, полуавтоматический затвор сработал - выбросил гильзу. Прогремели выстрелы второго и третьего орудий - полуавтоматы сработали. Это можно было определить, даже находясь в блиндаже, по характерному двойному металлическому стуку. Если слышен двойной стук, значит, все в порядке. И вот раздается четвертый выстрел, а характерного стука нет. Полуавтомат не сработал как раз на том орудии, на котором поменяли ствол. Сердце так и защемило. Почему? Опять разорвало гильзу? Воронов и члены комиссии вышли из укрытий и направились к орудиям, а мы остались в блиндаже - такой был установлен порядок. И вдруг слышу голос Н. Н. Воронова:
- Конструкторов и рабочих к орудиям не допускать Что-то случилось с одним орудием...
Выглянув из укрытия, я увидел, что на лафете, на котором сменили ствол, этого ствола нет. Куда он мог деться? Разглядел: лежит между станинами
Самые разные предположения возникали у меня и моих товарищей, которым я сообщил об увиденном. Хотелось бежать к этому орудию, но приказание было ясное: не приближаться, пока не последует разрешение. Невыносимо долгими и томительными показались нам минуты нашего "заточения" Наконец инспектор артиллерии разрешил подойти к орудию конструкторам и рабочим. Все бросились из блиндажа бегом.
Ствол с закрытым затвором лежал между станинами, зарывшись в песок. Подошли к лафету, осмотрели его - никакой аварии нет. Просто при замене ствола орудийный расчет забыл повернуть головки штоков тормоза и накатника, то есть не скрепил ствол с лафетом. После выстрела, под действием энергии пороховых газов, ствол сошел с полозков люльки и свалился. Так я и доложил инспектору артиллерии и членам комиссии Когда все удостоверились в этом, последовала команда продолжать стрельбу.
Но этот случай показал вторую нашу недоработку Если в полигонных условиях забыли скрепить ствол с лафетом - правда, в присутствии большого начальства, как правило, совершается больше ошибок,- то в боевых условиях тем более возможны такие случаи. При проектировании пушек мы всегда стремились к тому, чтобы на огневой позиции орудийному расчету не нужно было думать: все ли я сделал? Мы создавали конструкции, рассчитанные на почти автоматические действия артиллеристов. И теперь решили внести в Ф-22 поправку, которая исключала бы в будущем повторение случившегося. У конструкторов, которым было дано это задание, возникла идея поставить выстрел в зависимость от закрепления ствола на лафете. Вскоре был создан механизм взаимной замкнутости, если ствол не закреплен на лафете, выстрел невозможен. Впоследствии этот механизм был установлен на всех пушках Ф-22
Во время этих же испытаний у меня с инспектором артиллерии произошел знаменательный разговор Николай Николаевич обратился ко мне с таким вопросом:
- Не находите ли вы, что ваша пушка очень длинна и тяжела?
Такого я не ожидал. Вспомнилось замечание Роговского, когда Ф-22 принимали на вооружение,- о "восьми конях весом по сорок пудов каждый". Николай Николаевич ставил тот же вопрос, но в еще более открытой форме.
Ответил я не сразу. Мне было не известно, знает комкор всю историю нашей дивизионной пушки или нет? Поэтому я сказал:
- Хотелось бы услышать ваше мнение, товарищ комкор, поскольку пушка уже находится в войсках.
- Почему же вам трудно ответить? - спросил Воронов. Пришлось рассказать ему все, читателю уже известное: о том, как в 1935 году наше КБ выступило с проектом 76-миллиметровой дивизионной пушки и к чему это привело в итоге.
- Хотелось бы знать ваши взгляды и мотивировки, товарищ комкор, относительно применения дульного тормоза, допустимой длины, веса и мощности дивизионной пушки,- добавил я.
Подумав, Воронов ответил:
- Нас вполне удовлетворила бы мощность такая, как у модернизированной 76-миллиметровой пушки образца 1902/30 годов. Дульный тормоз совершенно недопустим, угол возвышения в семьдесят пять градусов желательно сохранить. Общая длина пушки должна быть меньше, а то в лесу с ней не развернуться. Вот такую бы нам пушку, и мы были бы довольны.
Это высказывание подтвердило мое предположение: наши взгляды расходятся Я еще раз попытался убедить его:
- В отношении испытываемой пушки можно твердо сказать, что ее длина нисколько не повлияла на решение тактических задач, которые проводились, как вы видели, в лесу Я не представляю себе лес, в котором наша пушка не смогла бы развернуться. Ее вес несколько больше веса пушки образца 1902/30 годов, но я не знаю случая, чтобы на испытаниях, которых было достаточно много, орудийный расчет не справлялся бы с ней. Кстати сказать, Ф-22 перекатывается с меньшими усилиями, чем пушка 1902/30 годов, потому что колеса установлены на роликовых подшипниках, а у пушки 1902/30 годов - на подшипниках скольжения, а роликовые подшипники имеют коэффициент трения в десять раз меньший. Что касается снижения мощности, то я полагаю, что недалеко время, когда будут, наоборот, требовать пушку большей мощности и забудут о том, что с ней придется разворачиваться в лесу. Наше КБ считало и считает, что дивизионная пушка, поскольку она одна из самых массовых, должна обладать высокими бронебойными свойствами. В конструкции Ф-22 заложена возможность в случае необходимости легко повысить ее мощность. Комкор, выслушав меня, сказал:
- Меня больше всего беспокоит длина пушки и ее вес. А мощность пушки образца 1902/30 годов вполне нас устраивает.
В этом разговоре наши позиции полностью определились. Настало время - об этом будет рассказано дальше,- когда создали новую дивизионную пушку с баллистикой пушки образца 1902/30 годов. Она получилась легче Ф-22 примерно на 100-130 килограммов и короче на 1200 миллиметров. Желание многих военных товарищей сбылось. Но наступило и другое время. В годы Великой Отечественной войны наши войска захватили у гитлеровцев различные трофейные орудия, и в их числе нашу Ф-22, которую они модернизировали и использовали как противотанковую.
Одну такую пушку доставили инспектору артиллерии. Комкор Воронов пригласил начальника ГАУ и меня для ознакомления с "немецкой новинкой". Осмотрев ее, я установил, что гитлеровцы разгадали наш замысел, заложенный в конструкцию Ф-22 еще в 1935 году. Они расточили камору (мы так и думали сделать), благодаря чему увеличили мощность, поставили дульный тормоз, перенесли привод подъемного механизма на левую сторону, уменьшили угол возвышения и таким образом создали мощную пушку для борьбы с нашими танками. Кроме того, модернизировав таким образом нашу Ф-22, они установили ее на гусеничное шасси, то есть создали самоходную пушку.
Во время осмотра Воронов спросил меня:
- Не смогли бы и мы повысить мощность нашей дивизионной пушки? Я ответил:
- Мы могли бы модернизировать Ф-22 образца 1936 года, но я не знаю, сколько их в армии и смогут ли их поставить на завод для модернизации. Можно заново организовать валовое производство пушек, но это сопряжено с большими трудностями, так как нет технологического оснащения...
На это Воронов ничего не сказал.
Мне очень хотелось напомнить ему нашу беседу на повторных войсковых испытаниях Ф-22, но надо думать, что он и без меня вспомнил ее. В заключение этой истории хочется рассказать о том, что произошло лет 25 спустя - в 1968 или 1969 году. Заведующий отделом науки и техники Всесоюзного радиокомитета Андрей Ильич Зеленцов готовил радиопередачу о моей конструкторской работе. Во время одной из наших бесед я, между прочим, сообщил ему только что описанный факт - о том, что гитлеровцы использовали нашу Ф-22 для борьбы с советскими танками. Этот факт очень заинтересовал А. И. Зеленцова. У него был знакомый немецкий профессор баллистики Вольф из ГДР. Зеленцов списался с ним, и выяснилось, что профессор Вольф прежде руководил отделом артиллерийских конструкций в фирме Круппа. Зеленцов попросил его осветить несколько вопросов; один из них - что побудило немецких конструкторов воспользоваться нашей пушкой Ф-22.
Вскоре пришел обстоятельный ответ профессора Вольфа, Зеленцов дал мне копию этого письма. Привожу из него дословную выдержку:
"Переделка Ф-22 в противотанковую пушку потребовалась потому, что не хватало таких орудий и пробивная способность существовавших орудий по отношению к советским танкам была недостаточная..."
"Тот факт, что немцы переделали 76-миллиметровую пушку Ф-22 образца 1936 года в противотанковое орудие 36/р/Л/51,- пишет далее профессор Вольф,говорит о хорошем качестве ствола. В настоящее время я не располагаю данными о Ф-22, но из данных противотанковой пушки можно заключить, что дульная энергия была существенно увеличена. Для этого была увеличена зарядная камора. С этим связано увеличение максимального давления газов. Конструкция ствола была настолько превосходна, что давление газов можно было повысить..."
3
Итак, Ф-22 выдержала еще одни войсковые испытания, хотя столь жестко не испытывали до сих пор ни одну пушку. Но еще не успело АУ утвердить и разослать отчет об этих испытаниях, как появилась на свет такая "теория": якобы при большом режиме огня наш полуавтоматический затвор сначала ведет себя нормально, но с увеличением настрела работа полуавтоматики затухает, и, наконец, затвор совершенно отказывает. Неизвестно, откуда поползли эти слухи, но они становились все упорнее. Хотя заказчик не предъявлял к нам никаких требований, мы еще раз тщательно проверили все расчеты и снова убедились в том, что ничего подобного с затвором произойти не может. Если, конечно, пушка изготовлена в соответствии с требованиями чертежей и технических условий.
А слухи ползли и ползли. Должен признаться, что новоявленная "теория" волновала и беспокоила КБ, она действовала нам на нервы. Прямо хоть снова начинай жечь снаряды, а сколько их уже пожгли - уму непостижимо! Или сам запрашивай заказчика: соответствуют ли слухи действительности? Но запрашивать не пришлось: вскоре на завод прибыли представители Артиллерийского управления и инспектора артиллерии. Именно по этому вопросу. В присутствии Ренне, Строгова, Мещанинова, Муравьева, Боглевского представитель АУ вполне официально изложил все, что до сих пор до нас доходило стороной.
- Это сильно беспокоит АУ и инспектора артиллерии, они считают, что пушка ненадежна.
- Но до сих пор на завод не поступило ни одного документа об отказе в работе полуавтомата, - заметил я и попросил сказать конкретно, когда и где был такой случай.
Однако представители АУ не могли назвать ни одного случая, что нас прямо-таки поразило. Как они могут заявлять о ненадежности пушки, не имея никакого документа, который подтверждал бы это? Я предложил им познакомиться с расчетами, которые полностью опровергают их заявление. Муравьев принес эти расчеты. Ими предусматривалась возможность разогрева ствола до 500 градусов. Исходя из этого, строилась конструктивная схема сочленения захватов ствола и полозков люльки. Любому инженеру было ясно, что защемления в полуавтоматике никак не может быть.
Ознакомившись с расчетами, представители АУ уже не говорили о непригодности пушки, но настоятельно утверждали, что при большом режиме огня полуавтомат перестает работать, и просили продумать и, если возможно, устранить этот серьезный дефект.
Как же еще можно доказывать и нужно ли? Да, нужно доказывать. Стрельбой! Иначе они настоят на дополнительных испытаниях, которые протянутся долгие месяцы. Я предложил представителям АУ сегодня же провести на заводском полигоне испытание одной из пушек Ф-22 серийного изготовления по их выбору. Они согласились. Попросил назвать число выстрелов и установить режим огня. Они предложили сделать 300-400 выстрелов в течение трех часов. Отобранную пушку доставили на заводской полигон. Я дал указание начальнику полигона Козлову выложить у пушки 450 патронов и вести огонь непрерывно. Представители АУ настоятельно просили сократить число выстрелов до 400 и не вести непрерывного огня, так как это будет для пушки чрезмерной нагрузкой, какой в армии не предусмотрено и никогда не может быть. Наше КБ с их доводами не согласилось. Я попросил Козлова, чтобы тот заряжал сам: он в этом был очень искусен.
Грянул первый выстрел, второй, третий... Орудийный расчет работал четко и проворно. Пушка грызла патроны и безотказно выплевывала стреляные гильзы. Чем больше делала она выстрелов, тем становилась злее. На стволе появился дымок, загорелась краска, возле пушки скопилась гора стреляных гильз, которые орудийный расчет не успевал не только убирать, но и отбрасывать. Ящики с патронами таяли, как снег на огне, а пушка все грызла и грызла патроны, полуавтомат четко и безотказно выбрасывал одну гильзу за другой. Вот уже сделано 200, 250, 300 выстрелов - никаких задержек. 350-й выстрел прогремел, а пушка все неутомимо трудится. Не выдержал один из представителей АУ, подошел ко мне: мол, хватит, совершенно ясно, что пушка работает надежно. Я не дал согласия на прекращение огня.
Темп стал немного замедляться, чувствовалось, что орудийный расчет уже устал. Даже здоровяк Козлов начал сдавать, но все равно интенсивность огня продолжала оставаться значительно выше уставной, а пушка после каждого выстрела была всегда готова к следующему. Вот уже 400 выстрелов, 425... Пушка огнем пышет, но продолжает безотказно работать:
440, 441... 449... остался один патрон. Все присутствующие приблизились к пушке. Грянул 450-й выстрел, полуавтомат выбросил последнюю гильзу. Она полетела к тем 449-ти, которые уже лежали у хобота орудия; звякнула, упав на них, и задымила.
И сразу наступила мертвая тишина.
Один из номеров орудийного расчета вынул папиросу, приложил ее к стволу и прикурил.
Представители Артиллерийского управления подошли ко мне и стали благодарить за прекрасное зрелище.
- Теперь вы верите нашим теоретическим расчетам? Но чтобы убедить вас, потребовалось израсходовать более шестидесяти семи тысяч рублей. Это дороговато,- сказал я.
- Дороговато,- согласились они. "Надолго ли они убедились? Не появится ли еще одна какая-нибудь новая "теория", которая обойдется дороже этой?" - между тем думал я.
А вокруг еще долго шли оживленные разговоры. Все восторгались: 450 безотказных выстрелов пушка сделала за какие-нибудь 20-25 минут!
После этого жестокого испытания Ф-22 на заводском полигоне наступило затишье. Даже не верилось, что мы наконец-то разделались с последней "теорией" и теперь сможем спокойно работать. И не зря не верилось. Вновь обрести душевное равновесие нам было пока не суждено.
Прежде каждому новому испытанию пушки предшествовали слухи: в Ф-22 не годится то-то и то-то, не ладится еще то-то и то-то. Потом эти слухи как бы превращались в действительность и начинались повторные испытания. Каждый раз они проводились под одним и тем же благовидным предлогом - проверки надежности пушки и лучшей ее отработки. Испытания Ф-22 начавшиеся в июне 1935 года, продолжались в 1936, 1937 и в 1938 годах. "Золотой" стала она.
На этот раз совершенно неожиданно было объявлено еще об одном срочном испытании двух батарей Ф-22. Председатель комиссии - народный комиссар обороны маршал Ворошилов. Прежде такого никогда не бывало. Командование на полигоне было поручено В. И. Казакову, впоследствии маршалу артиллерии, а тогда командиру артиллерийского полка, на вооружении которого как раз были наши Ф-22 образца 1936 года.
Начало испытания было настолько законспирировано что я приехал на полигон с опозданием, когда все уже были в сборе и находились на огневых позициях: Ворошилов, Кулик, Буденный, начальник и ответственные работники Генштаба ответственные работники АУ, инспектор артиллерии Воронов а также другие военачальники, представители Наркомата оборонной промышленности.