- Ступайте к себе в полк! - сказал князь.
В это время прискакал и гигант кучер из гусарского обоза. Это был мужик-бородач атлетического телосложения. Соскочив с лошади, которая едва выносила бремя такого седока, кучер стал отвечать на допрос князя.
- Ну добра лошадь! - сказал он для начала. - Слава Богу, ускакал, а кабы да на пристяжной, так нет! Там и осталась, сердешная. Ну уж страсти! Насмотрелся! Во шапки! (Он показал величиною чуть не в сажень.)
- Многих убили? - спросил князь.
- Страсти Господни! Как секнет - с Терешки башка долой. Секнет - Степан покатился. Никому нет пардону! Вижу, неладно. Я с возу, хвать за оглоблю, оглоблю-то перешиб, лошадь и выскочила. Я на нее как сигну и да как припущу! А ён за мной пушкой: "буц! буц! буц!" Да, видно, мимо.
- Что же парк?
- Да, я чай, никто не выскочил! Они пардону не дадут.
- Как же это ты, братец, оглоблю переломил? - сказал князь. - Стало быть, есть у тебя сила?
- Да есть-таки дарование! Сгоряча я хватил: когда тут, думаю, рассуждать! Напер на оглоблю, она и треснула.
- А что, взять бы тебе оглоблю да отлущить француза? - сказал Панаев.
- Нет, барин, уж больно страшно! - ответил силач, вздрогнув и покачав головой. - Во шапки! - прибавил он, снова показывая руками.
- Шапки ею ты испугался? Да тебе, брат, на одну ладонь мало трех таких шапок.
- Пожалуй что и мало! - вдруг согласился кучер, как бы впервые поняв неосновательность своего испуга.
- Так что же ты?
- Да что делать! - сказал Силаев, на этот раз совсем уже устыдившийся собственного страха, и ушел, почесывая затылок.
Между тем прискакал и командир парка полковник Хамрат, георгиевский кавалер, которого насилу разбудили в то время, когда англичане уже начали грабить наш обоз.
- Да что у вас там? - спросил его князь Меншиков, думая, что хоть от него добьется толку.
- Вот как есть остался! - отчаянным голосом произнес Хамрат.
- Как? Что?
- Ни нитки не осталось! Нечем переодеться! Я в одной рубашке!
- Да черт возьми, господин полковник, - воскликнул Панаев, позволявший себе многое в присутствии благоволившего ему князя Меншикова, - вас спрашивают о парке, а не о ваших вещах!
- Да, в парке пропало двенадцать повозок. Мы сами в этой путанице много поломали... Говорят, пропало много офицерских вещей.
Действительно, оказалось впоследствии, что весь офицерский обоз Веймарского полка попал в руки английских солдат, которые радовались, как дети, рассматривая доставшееся им добро.
Меншиков отправил в Севастополь состоявшего при его штабе капитана Лебедева хлопотать о пополнении парка и известить о позиции нашей армии.
С утра в Севастополе всюду замечалась лихорадочная деятельность.
Князь Барятинский{86}, один из флаг-офицеров Корнилова, находился на наблюдательном пункте, на Северной стороне, вместе с юным мичманом князем Ухтомским, который был при нем в роли сигнального офицера. Поставив флагшток, они давали сигналы о движениях неприятеля. Жандр производил такие же наблюдения и давал сигнал с библиотеки.
На Южной оборонительной линии работавшие здесь солдаты в первый раз увидели всадника в сюртуке и контр-адмиральских эполетах, в панталонах без штрипок, закатившихся чуть ли не по колено и обнаруживших белье, в шапке, сбившейся на затылок. Это был назначенный Меншиковым командиром всей Южной стороны вице-адмирал Павел Степанович Нахимов. Ехал он задумчиво в сопровождении одного лишь своего адъютанта Фельдгаузена{87} и осматривал укрепления.
- Что бы я дал за то-с, чтобы понимать все, как Владимир Алексеевич, сказал Нахимов. - Смотрю и, быть может, не замечаю самого главного-с. Вот вижу, орудия лежат на земле, подле амбразур, - должно быть, тут хотят возвести новые укрепления... Надо спросить Тотлебена, это золотая голова-с... Ну, посмотрел, довольно-с... Едем теперь к генералу Моллеру{88}.
Поехали к Моллеру, который официально считался командующим войсками в Севастополе, подобно тому как Станюкович официально был командиром порта.
Старик Моллер сам был в переполохе. Он принял Нахимова весьма радушно и хотел прежде всего угостить завтраком, но тот наотрез отказался.
- Вот лучше скажите мне, генерал, какой принят вами план обороны-с? Я ничего не знаю: его светлость дал мне совсем неподходящее назначение-с. Морскими чинами, предназначенными защищать батарею, буду командовать охотно-с. Вот надо бы пополнить запас пороха и снарядов. Для подвоза всего этого-с на батареи надо повозок, лошадей и волов-с. Прошу вас распорядиться, чтобы жители Севастополя все это нам доставили в самый короткий срок-с.
- Но как же это сделать, ваше превосходительство? - спросил Моллер. Для такой реквизиции необходимо сперва объявить город состоящим в осадном положении. Так по закону. Я вам, если хотите, укажу статью свода военных постановлений...
- Объявляйте что, хотите, ваше превосходительство, - с нетерпением сказал Нахимов. - Дело не в этом-с. Я знаю одно: нам нужны повозки, а там как хотите, в осадном положении или без осадного-с.
- Надо бы собрать военный совет, - сказал Моллер. - Я приглашу всех генералов, адмиралов и начальников дистанций оборонительной линии.
- Как угодно-с, а на первый случай мне нужны повозки, волы и лошади, о чем прошу объявить-с всем жителям города...
- Но вы не откажетесь прийти на совет?
- Приду, приду-с, - добродушно сказал Нахимов, - но чтобы мне были повозки-с!
Моллер обещал и сел сочинять приказ.
Военный совет, на котором присутствовал и Нахимов, был непродолжителен. Ждали Корнилова, но он не явился, так как был слишком занят обороной вверенной ему Северной стороны. Без Корнилова на совете хотя и было одушевление, но не было руководителя. Все говорили, что надо бороться до последней крайности, что необходимы решительные меры, но ничего серьезного никто не предлагал. Все как бы ждали, что в последнюю минуту явится настоящий распорядитель, который разместит войска и воодушевит гарнизон.
На Северной стороне между тем кипела работа. По распоряжению Корнилова подвозили с кораблей и фрегатов цистерны для воды, воду и провизию, а для перевязки раненых доставлялось с каждого судна по бочонку уксуса, смешанного с водкою: этим первобытным средством заменяли современную нам карболовую кислоту. В разных местах были учреждены перевязочные пункты. Пароходы были расположены таким образом, что в случае взятия неприятелем Северного укрепления они могли своей пальбой обеспечить отступление нашей армии. Окончив свои приготовления, Корнилов уже гораздо спокойнее прежнего ждал неприятеля.
- Теперь у меня десять тысяч наших моряков, взятых с кораблей, говорил он Тотлебену, наскоро позавтракав и отправившись вместе с ним на наблюдательный пункт. - Укрепления в надежном виде, не правда ли?
- О, в самом отличном! - весело потирая руки, говорил Тотлебен. Тотлебен всегда был весел, хотя лучше всех видел все недостатки обороны и втайне думал, что неприятель без труда может ворваться в Северное укрепление и оттуда разгромить весь Севастополь. Эта мысль не мешала Тотлебену понукать рабочих и с тем же веселым добродушием отвечать на вопросы Корнилова.
- Если армия сделает свое, я надеюсь отдуться, - сказал Корнилов. Жаль, что нельзя понять намерений князя Меншикова. С моря мы недосягаемы, особенно с тех пор, как обратили прекрасный Севастопольский рейд в озеро.
Последние слова Корнилов произнес с легким дрожанием в голосе.
- Что у вас вчера была за перестрелка? - спросил Тотлебен. - Я был на Южной стороне и не успел узнать.
- Да это Волохова башня перестреливалась с неприятельскими десятью пароходами. Кончилось тем, что наши ядра летали далее их и они со стыдом ушли..."
Подававший сигналы мичман князь Ухтомский вдруг объявил, что из города дают сигнал поставить батарею для защиты Инкерманского моста, сломать мосты и запрудить Черную речку, а также укрепить Малахов курган и Килен-балку.
- Что бы это значило? - спросил Корнилов, переглянувшись с Тотлебеном. - От кого сигнал?
- От вице-адмирала Станюковича, по приказанию его светлости князя Меншикова.