Меня поместили на пятый этаж, и оставили в камере — ждать. Тут явно уже обитал некто: двухъярусная кровать была аккуратно застелена на нижней койке, на верхней — матрас оказался скручен, постельное белье лежало ровненькой стопкой. Вроде как — чем выше этаж тюрьмы, тем более неадекватная публика тут должна водиться, но — кто знает? Я здесь всего одну ночь перекантовался, строить из себя бывалого сидельца и делать скоропалительные выводы — такая себе идея.
Наконец с завтрака привели всю партию заключенных. Шаркая ногами мимо моего нового обиталища, эти хмурые типы зыркали на меня злобно. Похоже, из-за меня у них были проблемы с раздачей пищи, не прилетело бы мне потом за это от всего пятого этажа скопом…
— Хероплетов! — рыкнул охранник. — К стене!
Я отошел в дальний конец камеры, решетка отодвинулась, и внутрь впустили кого-то в красном комбезе и с растрепанными волосами. Черно-белого цвета — почти как грива у зебры! Тот самый эльф!
— У вас пять минут оправиться — и на работу. Таго, введи его в курс дела!
Лязгнула решетка, и мы остались один на один со странным остроухим.
— Хай! — сказал он и вдруг протянул руку в приветственном жесте. — Меня зовут Таго Гваунн Амилле. Будем знакомы.
— А? — удивился я. — И никаких попыток показать, кто в доме батька?
Все-таки тут, в этом Бурдугузе, сидели рецидивисты и социально опасные элементы… Ну, и я, да. Однако эльф просто излучал дружелюбие:
— Что? Батька? Это что? А-а-а-а! Нет, зачем? Нам еще работать вместе и время коротать Небеса знают сколько… Так что — ты сам будешь пробовать показать, кто тут… Батька? Будешь рычать и кидаться на меня? Или скажешь как тебя зовут, ёлки?
— Бабай Сархан, — я пожал протянутую ладонь и хмыкнул: конечно, его рука была поменьше моей лапищи — но определенно в этом эльфе было много, очень много силы. И, похоже, он знался с маной. Саириной. А еще… Я не удержался и спросил: — Ты ведь уманьяр? Слишком много уманьяр для меня за последние дни!
Ну да, его кожа имела характерный слегка кирпичный оттенок, и плечи были пошире, чем у лаэгрим, хотя в остальном этот странный эльф походил именно на своих сибирских лесных братьев, а не на авалонских эльдар.
— Много? — удивился он. — Ты встречал уманьяр где-то неподалеку? Я, может, год уже ищу-бегаю по всей России, ёлки! А тут — прям много?
— Троих, — сказал я. — Но это были очень, очень странные эльфы.
— А… — он пригладил обеими руками свою странную полосатую шевелюру. — Я так понимаю, что подробности спрашивать бессмысленно? С чего бы тебе доверять мне, верно?
— Абсолютли, — кивнул я. — По крайней мере, не так сразу. Хотя мне кажется, что парень ты не говнистый. По крайней мере — вежливый и доброжелательный, это в наших реалиях дорогого стоит… Даже если ты потом попробуешь меня задушить. Но пока вроде как у нас через пять минут какое-то дело, да? Что там намечается? Работу подкинут?
— Кочегарка! — вздохнул Таго Гваун Амилле. — Для самых вредных заключенных. Я там уже прописался, ёлки!
— Ёлки? — переспросил я.
— Ёлки! Прицепилось это… Слово-паразит, да? По-нашему ёлка — фирр! Представляешь, когда говорил на своем языке — все время фиркал. Выучил русский — теперь «ёлки» говорю! Выверты психики… Слова ведь ни капельки не похожие, ни одной одинаковой буквы… Хотя если всё детство провел среди йеллоустоунских елок, то оно вроде и не удивительно, да?
Похоже, этот Таго-как-его-там был тем еще балагуром.
— Ну, меня в кочегарку — это понятно. Я бардак на раздаче устроил и не дал себя избить быдлотроллям. А тебя чего?
— А я по стенкам бегаю и лещи раздаю! — улыбнулся он. Зубы у него, как и у всех эльфов, были белоснежные, словно из рекламы зубной пасты.
— Лещи? — нет, определенно, сокамерник мне на сей раз попался прелюбопытный.
— Лещ? Я правильно сказал? Ну, слап! Постчйотчина! — у него внезапно прорезался акцент.
— Даже слишком правильно! Говоришь — год в России? И так приспособился?
— Импровизируй, адаптируйся, преодолевай! — вдруг выдал этот странный эльф как будто в воздух. — Давай, отвернись — я сделаю свои грязные дела. Скоро нас позовут на работу!
— Товарищ, я вахты не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моей топке совсем не горят,
В котлах не сдержать больше пару! — ревел я, орудуя огромной совковой лопатой.
Эльф ржал и знай успевал открывать топки и следить за вентилями и термометрами, чтобы отопительную систему не разорвало к японой матери. Он тут был уже опытный, не одну смену уголек кидал за плохое поведение. Идея немного взбрыкнуть и устроить итальянскую забастовку, максимально эффективно исполняя свои обязанности, и тем самым нанести ущерб пенитенциарной системе Государства Российского, пришла к нам чуть ли не одновременно. Пожалуй, в тот самый момент, когда мой сокамерник первый раз воскликнул «Ёлки!», осознав мои возможности в роли экскаватора. Татау под обмотками полыхали золотом, я кидал уголь быстрее, выше, сильнее, да к тому же еще — добровольно и с песнями! Куда там работничкам, которые тут колупались до этого…
И мы решили дать жару! Ударить трудоголизмом по произволу тюремного начальства.
Вся суть местной работы для заключенных содержалась в одной меткой армейской поговорке про то, что чем бы солдат ни занимался — лишь бы задолбался. И транспортеры для угля тут в теории работали, но — на практике их самым наглым образом отключили от питания. А зачем тратить электроэнергию, если в доступе — бесплатная рабочая сила, которую нужно утомить до последней крайности?
Таго Гваун Промилле… То есть — Амилле прозябал в заточении больше месяца и знал, какая кочегарка отвечает за те или иные помещения. Эта, например, была напрямую связана с административными кабинетами и казармами для охраны.
Работало это всё очень просто: три котла, три топки. Грузовик выгружает уголь в бункер снаружи, через трубу черные куски ископаемого топлива сыплются на транспортер и… И должны были бы автоматически доставляться к месту горения, но хрен там! С замершего транспортера один черный урук в грязном красном комбезе с лопатой в руках с энтузиазмом загружает его в топки. Благо, тут всего-то помещение размером примерно пять на семь метров, особенно далеко ходить-бродить не надо.
Так-то мы должны были грузить вдвоем, поддерживая необходимую температуру в системе двенадцать часов подряд, обедая сухпайком по очереди. Но, попробовав и так и эдак, эльф признал — КПД будет выше, если он возьмет на себя роль помогатора. Вовремя открытая и закрытая дверца топки — это минус потери тепла у нас и шажочек к адскому пеклу там, наверху. Конечно, он тоже брал в руки лопату — в основном для того, чтобы нагрести из трубы угля на ленту стоящего транспортера, если он там застревал, или — хватался за стальной лом, который выполнял тут роль кочерги. Ну, или когда мне хотелось хлебнуть водички из помятого огромного металлического чайника.
Обстановка в топочной царила гнетущая: стены из грязного огнеупорного кирпича, старое, покрытое ржавчиной и угольной пылью оборудование, плохая вентиляция и закрытая на замок с обратной стороны стальная дверь. Окошек не было, систем пожаротушения, похоже, тоже. Интересно, они вообще понимали, что попадись им тут настоящий неадекват — и хана тюремному отоплению! Раздолбает ломом какие-нибудь трубы или вентили собьет, или уголь подожжет — и все, приплыли. Сам, правда, тоже сдохнет, но мало ли — найдется желающий некрасиво и больно помереть? Главное ведь что? Мотивация!
Ну да, несколько кочегарок-топочных этот вопрос отчасти решали, у каждого сектора-башни имелась своя изолированная система, и всю тюрьму от отопления так отключить бы не получилось, но… Неужели нельзя было как-то по-другому это устроить? Видеокамеру хотя бы повесили внутри! С другой стороны, камера здешнего зноя могла и не выдержать. Расплавилась бы к едрени фени.
— Ты вахту до срока не смеешь бросать,
Механик тобой недоволен!.. - рычал я, поддавая жару.
У нас тут сложилась максимально теплая, дружелюбная атмосфера за эти пару часов. Промилле… Амилле… В общем — эльф и урук изо всех сил старались устроить для охраны и администрацию настоящую сауну. Мы держали стрелки термометров на самой границе желтого и красного секторов, чтобы можно было в случае чего сделать вид лихой и придурковатый и свалить все на недвусмысленный приказ местного ответственного за матчасть, некоего капитана Бишофитова. Он весьма опрометчиво озвучил свое ЦУ прямо под камерами: «Работайте, как черти в преисподней, вы, выродки! И если застудите мне систему — сгною!»
У нас тут уже было под шестьдесят градусов жары, но до уровня преисподней мы еще явно недотопили. Другой вопрос — там, на этажах…
Эльф повязал майку на голову, став похож на Ясира Арафата в молодости. Не лицом, а головным убором. Я такими мелочами, как потная шевелюра, не заморачивался — знай, подкидывал во все три топки со страшной силой. Песня уже закончилась, и потому я завыл ее с самого начала:
— Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали!
"Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от нашей земли!"
И зашвырнул еще лопату уголька в центральный котел. Таго мигом захлопнул дверцу и побежал к трубе с углем — наковырять нового, а я присосался к чайнику. В этот самый момент входная дверь в кочегарку с лязгом и грохотом отворилась, и внутрь вбежал Ацетонов с совершенно красной рожей, потный и яростный:
— Сволочи! — орал он. — Вредители! Шомполами запорю! Сгною в карцере! Взять их, взять!
Охранники — насквозь мокрые в своих пластиковых доспехах, отдуваясь, принялись спускаться к нам по железной лесенке.
— Руки за голову! На колени! На колени!
Мы переглядывались и хихикали как ненормальные. Определенно, этот Таго отлично бы вписался если не в Орду, то к Скоморохам — сто процентов! Не знаю, какие цели преследовал он, поддержав меня в акте итальянской забастовки, но пока его общество было лучшим вариантом из возможных. Тем более — в карцере нам куковать, похоже, придется тоже вместе.
— Ты идиот? — спросил Ацетонов капитана Бишофитова. — Ты и вправду так и сказал? Ну-ка повтори дословно…
— Господин майор, ну я дословно не помню… Ну, сказал, чтобы не смели застудить помещения, мол, заморозки нынче… Сказал, чтоб работали как следует!
— Как черти, — подсказал Промилле.
— Чтобы топили как в преисподней, — добавил я. — Согласно исследованиям испанских метафизиков Хорхе Доминго и Хосе Биньо, ад располагается на глубине четырнадцати тысяч метров под поверхностью земли, и температура там соответствует четыреста сорока пяти градусам по Цельсию! Есть запись камеры с приказом, под протокол…
— Заткнись! — заорал Ацетонов. — Молчи, ублюдок! Здесь не сраный сервитут, чтобы…
Мы с Таго давились смехом, хотя по ребрам нам прилетело пару раз капитально. Я терпел, потому как эльф шепнул мне по дороге в допросную, что попасть в карцер — это его давний план, ему просто не хватало напарника, которому можно доверять. С соответствующими физическими кондициями. До моего появления нужными параметрами тут обладали только тролли, а с ними у Промилле как-то сразу не задалось.
— В карцер обоих!!! Бишофитов — выговор с занесением в грудную клетку! Никакой нахрен премии до нового года! Скотина тупая! Думай, что из твоего поганого рта под камерами летит! — этот Ацетонов вроде как не был начальником тюрьмы и какую должность занимал — непонятно. Может, собственная безопасность или типа того? Или замполит какой-нибудь? Сильно уж борзый для майора.
Потные охранники потащили нас по коридорам. Они были в ярости: оказывается, существовала у них манера греть ссобойки из дома на батареях. Поставить тормозок с заветными макарошками в пластиковом контейнере на радиатор, десять минут подождать — и вуаля! Ешьте теплое. Микроволновок, что ли, не было? Хотя- учитывая угольное отопление, которому самое место веке эдак в девятнадцатом…
Короче, благодаря нашей с Промилле ударной работе, они получили вместо сытного обеда пластиково-органическое месиво, вонючее и налипшее на радиаторы. И теперь не знали, кого винить точно: нас или Бишофитова. Но Бишофитов был старшим по званию, а мы — заключенными. Его мог шпынять только Ацетонов, а нас… А нас шпынять было тоже стремно. Эльф заработал себе тут очень странную репутацию, как я понял. Меня они в деле тоже видали. Ну — или их сменщики. Поэтому — волокли нас грубо, матеря и костеря на все лады, но пинать — не пинали. У них преимущество-то было всего один к пяти!
— Остыньте тут, ять! — прокомментировал кто-то из конвоиров, когда дверь карцера уже скрипела, прежде чем захлопнуться.
В карцере было миленько. Покрашенные шершавой зеленой краской стены, сырость на потолке, температура — явно не выше десяти градусов по Цельсию, Единственный минус — камера рассчитана на одного, а запихали нас сюда двоих. Один лежак без матраса, ведро для испражнений, никакого, даже самого маленького, окошечка. Зато — лампочка под самым потолком.
— Это сюда ты мечтал попасть? — уточнил я у эльфа. — Говенное местечко.
— Давай передохнем, дорогой Бабай, и потом я изложу тебе план действий, — эльф обрушился на лежак во весь рост и вытянул ноги.
— Однако! А в дверь не вбегут сейчас лихие демоны? Это ж карцер, тут лежать нельзя! Или можно?
— Елки, да ладно тебе! Мы — два самых крутых сукиных сына в четвертом секторе! Они рады, что от нас избавились хоть на время! Сунутся и попробуют воспитывать — видит Небо, я сломаю кому-нибудь из них вымя!
— Что? — я не выдержал и заржал. — Какое, в задницу, вымя?
— А что я неправильно сказал? — удивился Таго Гваун.
— Ну, вымя — это… Сиськи коровы! — вытирая выступившие от смеха слезы, сказал я.
— Так всё правильно! — закивал эльф. — Я это и имел в виду!
— Уф… Подвинься, комедиант, я присяду. А потом ты мне расскажешь, какого хрена ты тут делаешь, как с тобой связаны уманьяр-киборги на мосту через Бирюсу, причем тут плазмометы, зачем тебе такая дебильная прическа, и какого хрена мы забыли в карцере! Кстати — ты не знаешь такого парня… Цегорахов его фамилия? Вы капитально похожи. Как чертовы братья-близнецы, но он — человек, а ты — эльф!
— Елки, ты знаешь Дэна? О-о-о-о этот пройдоха! Охо-хо, знаешь, в последнюю нашу встречу он написал мне на лбу матерное слово, а я ходил с ним полдня и понять не мог — чего все так рады мне? Улыба-а-аются, понимаешь. аж глазки сверкают! Мир тесен, да? Или это придурки притягиваются к придуркам?
— Мне он раскрасил зубы во все цвета радуги. Но мы с ребятами обосрали ему все филиалы в Сан-Себастьяне…
— Ты тамошний? — тут же навострил свои и без того острые уши эльф. — Ты — Сан-Себастьянский?
— Я вездешний, — отмахнулся я. — Вездесущий! Куда хочу — туда скачу, кого хочу — того топчу! Из дикой Хтони дикая тварь!
— Везде ссущий? Хо-хо-хо! — он лежал на спине и хохотал, сверкая белыми зубами, и у него внутри что-то булькало. — Хы-хы-хы!
— Черт побери, мне казалось — это у уруков самое дебильное чувство юмора… — почесал голову я. — Рассказывай, в чем суть идеи попасть в карцер?
— Ёлки! Тут прямо над нами — буквально над потолком — прачечная. А над прачечной — пункт внутренней связи. Ну, матюгальники все эти, выход на динамики системы оповещения и доступ к каналам радио. Плюс — дублирующие экраны для камер наблюдения.
— А зачем это нам?
— О! Я должен убить Вуйи Вэзаванге Лалоезика! — заявил он.
— Что, ять? Какого вуя? Что за… — в этот момент я понял, как чувствуют себя окружающие, когда я несу свою дичь.
Очень глубокомысленно, явно с некой целью, но ни-хре-на непонятно!
— Вуйи Лалоезика, — пояснил эльф. — Это мой двоюродный брат, ёлки. Он контрабандист и торговец живым товаром. Продал каким-то уродам из вашей российской аристократии несколько простолюдинов из нашего клана…
Тут я напрягся. Это не могло быть обычным совпадением! Уманьяр в Государстве Российском — крайне мало. И все, что есть — в крупных городах, столице… А тут — Сибирь! Дремучая провинция! И на моем пути к Байкалу, то есть — в теоретической близости к владениям лаэгрим… Это «ж-ж-ж-ж» неспроста!
— … обычные наркоманы, обжеванные в хлам, пропащие души. Но! Нельзя продавать эльфов. Вообще — торговать разумными нехорошо. Тем более- он знал, отрыжка койота, что на них будут ставить опыты!
— Опыты? Какого рода? — подобрался я.
— Насколько я могу судить — техномагического, — Таго Гваун Амилле заложил руки за голову. — Бр-р-р-р, мерзость… В общем — у нас с ним непреодолимые расхождения. Я, может быть, и простил бы ему этих доходяг, но…
— Но? — я покрутил пальцами, требуя продолжения.
— Но год назад он продал меня, — житейским тоном сообщил эльф. — Теперь мне нужен доступ к изображениям на камерах, чтобы я мог увидеть — где обитает эта двоюродная падла, елки. И я пойду туда и убью его.
— Отличный план, — сказал я. — Простой и точный, как кхазадские часы. Что может пойти не так?
— Действительно! — хмыкнул эльф. — Что?
— Очень просто, — я встал с лежака, сложил руки на груди и уставился на него из-под нахмуренных бровей. — На кой хрен это МНЕ?