Войну я видал. В гробу я ее видал, если честно…
В ранней юности, будучи еще румяным и кудрявым пацаном по фамилии Бабаев и проживая некоторое время в маленькой зеленой, горной и гордой стране, так уж получилось, что хлебнул я войны аж два раза. И мне очень, очень не понравилось. Люди, красивые молодые парни, которые месяцами тренировались, годами учились, жили, чувствовали, любили — одномоментно умирали всем взводом, не успев даже дойти до своих боевых позиций! Смерть с небес волей корректировщика, или из-под земли — волей подрывника ставила крест на их жизнях, не дав проявить и сотой доли своей отваги, воспользоваться полученными от отцов-командиров и инструкторов навыками и умениями. Они даже не успевали повоевать! Эта вопиющая глупость почему-то впилась в мой подростковый мозг сильнее, чем обгорелые остовы домов, мародерство и сотни, тысячи разрушенных жизней.
Молодые и храбрые люди шли на войну и гибли, не добравшись до поля сражения. Слишком старые люди и слишком маленькие люди просто пытались жить дальше, ходить по своим делам и спать в своих домах. И они тоже умирали просто потому, что над городом что-то сбили, и это что-то на них упало.
Умирали и плохие люди, которые спустились с гор и думали, что у них будет легкая прогулка к морю, поскольку они — самые страшные и мощные боевики на свете… Эти мнящие себя великими воинами бандиты даже не умирали — подыхали, потому что их выходили встречать не только молодые красивые парни, но и их отцы — точно такие же боевики, воевавшие в молодости каждые три-пять лет для того, чтобы этот крошечный народ не стерли с лица земли соседи. Они со звуками первых взрывов доставали из-под кровати автоматы, повязывали на рукава старого, выцветшего камуфляжа зеленые ленты, переставали брить бороды и начинали вваливать спустившимся с гор гостям как положено.
И потом, когда через семь лет я по воле судьбы оказался в тех местах снова — в более сознательном возрасте — то имел честь наблюдать, как эти великие дядьки снова доставали автоматы — чтобы ввалить уже другим гостям… Тогда довелось и мне взять в руки автомат, хотя толку с этого было немного. Из меня боец получился тогда, как из говна — пуля. Обнять и плакать. Но — эти дядьки были для меня свои. А те, другие дядьки — чужие. И вроде как мы делали правое дело и даже победили довольно быстро, но мне все равно воевать там, на Земле, очень не понравилось. Говно это, а не занятие.
Здесь, на Тверди, для меня все оказалось гораздо ближе и понятнее. Я рубал тварей. Я рубал врагов, которые пришли убить меня или моих близких. Я ни черта не боялся, не было этого выедающего кишки ощущения, сердце не пыталось проломить грудную клетку и не тяжелело мерзко в коленях. Я видел, с кем сражаюсь! Я видел, на чью башку опускается бердыш, и кого я пинаю ногой в пузо! Чудовищ, негодяев, дикарей! Нет, бывало, что и с нормальными ребятами схлестнуться приходилось — но мы как-то быстро находили взаимопонимание. Тот же Швабр, он же Бахар Двухголовый — на что придурок, а адекватнее многих! Или Денис Скороходович Цегорахов…
А на здешнюю Балканскую войну я не собирался пока что, хотя носферату вполне стоили того, чтобы уничтожить их полностью и окончательно. Мне казалось — там я снова увижу ту же вопиющую глупость, что и в земных субтропиках. И это меня не пугало, нет… Скорее — вызывало внутренний протест. Да и вообще — полно дел было и тут, внутри матушки-России, и я не видел никого, кто хотел бы их решать. Откровения Риковича были тому лучшим подтверждением. Так что война могла подождать, так я думал…
… Так я думал ровно до того момента, пока над самой кромкой воды, гудя турбинами двигателей, не прошли на бреющем полете «грачи». Нет, я знал — это не могут быть «грачи», откуда они тут? Но силуэты были очень, очень родными. Крылатые машины с гулом совершили вираж и разразились огненным дождем, обрушив на лесной массив неподалеку несколько десятков ракет единовременно. И тут же — синхронно завалившись набок и разбрасывая в стороны тепловые ловушки, начали совершать маневр уклонения. Огненные облака разрывов застили горизонт.
— Ох-ре-неть! — такого я точно не ожидал. Грохотало и полыхало так, будто на земле разверзся филиал ада!
Но дальнейшее и вовсе заставило меня замереть в своей бочке и сжать покрепче кажущийся теперь таким нелепым бердыш. Над лесом поднялась огромная черная туча! Я сразу и не понял, что это было — небеса потемнели и наполнились резкими, давящими на мозг звуками. И только потом мои глаза распознали: все это мельтешение, всю эту суету создавали птицы! Тысячи и тысячи птиц!
Штурмовики на форсаже врезались в живое облако, и вдруг — воздух вокруг каждого из них засветился. Странные силовые сферы окружили технику, и птички одна за другой заполыхали, бессмысленными горящими комками падая вниз. Но на смену погибшим приходили сотни и сотни пернатых, атакуя ненавистные летательные аппараты — и один из самолетов вдруг выплюнул из турбин густой черный дым и клюнул носом, устремляясь к верхушкам деревьев. Другой же, напротив — полыхнул светом во все стороны еще сильнее и круто начал набирать высоту.
Судя по всему — авиаторы воевали за Ермоловых, по крайней мере — против эльфов точно. Но не болеть за пилотов я не мог: всё-таки слишком чудовищно выглядела эта грандиозная мурмурация из птиц в осеннем небе. Сноп пламени и гулкий звук взрыва возвестил: подбитый «грач» столкнулся с Твердью. А его напарник сумел набрать недосягаемую для живой ПВО высоту и, покачав крыльями, скрылся с моих глаз.
Зато появились новые действующие лица: с лязгом траков и гудением электромоторов на прибрежную полосу на скорости вырвались несколько броневиков. Приземистые, в темном камуфляже, машины, похожие на жуков-навозников, перемалывали гусеницами подлесок, и их башни хищно вращались, хоботки неведомых орудий искали цель — и нашли! Как только взбесившиеся птицы навелись на новую угрозу, стволы поднялись чуть ли не вертикально, примерно на семьдесят или восемьдесят градусов, и исторгли из себя пламя.
Это были огнеметы! Тут же запахло палеными перьями и жареным мясом, птицы гибли сотнями, усеивали своими телами берег… И кто-то, чья воля управляла всей мурмурацией, дал приказ на отступление. Заполошно каркая, галдя и вереща, пернатые ринулись прочь.
И только тут я обратил внимание: вся эта вакханалия разыгралась тут не просто так. Среди деревьев скрывался поселок! Именно его окраины атаковали «грачи», именно к нему, оставшемуся без защиты, рвалась гусеничная боевая техника.
Аккуратные одно- и двухэтажные деревянные домики с крышами, покрытыми дерном, виднелись тут и там по всему лесу, и теперь из них выбегали напуганные жители, вернее всего — эльфы. Один из них — высокий, с белыми, как снег, волосами, держал в руках белый флаг, этот международный и, видимо, межмировой символ переговоров и капитуляции. И к нему со всех сторон стали стекаться местные, как будто надеясь, что простыня на какой-то палке их защитит.
Я скрипнул зубами, ухватил снегоуборочное весло и погреб к берегу изо всех сил: если это были Ермоловы, то хрена с два…
— СУКАПАДЛА! — они таки жахнули из огнеметов по толпе! Это какими тварями надо быть, чтобы делать такое?
В воздухе поднялся неистовый крик, и казалось, небеса разверзнутся и покарают ублюдков, которые сидели в броневиках! Точнее — в одном броневике. Похоже, даже для ермоловских это было слишком. Увидев, что сделал их соратник, боевые машины стали сдавать назад. Все, кроме одной — той самой, управляемой явным моральным уродом. На ее борту красовались намалеванные белым колером цифры 171.
— Кабздец тебе! — прорычал я, чувствуя, как лютая ярость застит глаза багровой пеленой. — Я убью тебя!
И едва бочка ткнулась в берег, я, как чертик из табакерки, выпрыгнул из своего кедрового судна с бердышом и лопатой в руках. Щедро черпая маны из резерва, я с жуткой скоростью мчался по берегу, так что мышцы горели огнем, а суставы ныли от напряжения. Сто километров в час? Очень может быть!
Не знаю, успели меня заметить или нет те, кто сидел в броневике… Но явно — они не собирались останавливать бойню и готовились дать еще один залп огнем. И я не нашел ничего лучшего, кроме как, приблизившись к машине, с разбегу взмыть в воздух, ляпнуться подошвами ботинок на орудийную башенку и с размаху затолкать древко снегоуборочного весла в самый огнеметный хобот. Это случилось именно в то мгновение, как по каналу ствола поперла огнесмесь, но искра еще не щелкнула.
Через секунду я был уже на земле с бердышом наперевес, стоял у самой кормы броневика, готовый к немедленному действию. Внутри боевой машины что-то хлопнуло, а потом раздалась громкая матерщина, задний люк — аппарель — распахнулся, и наружу поперли три типа в серых технических комбезах и технологичных шлемах, кашляя и грязно ругаясь.
Похоже, горючий газ попер в салон! Думать было некогда: ублюдки были вооружены чем-то вроде пистолетов-пулеметов и вполне могли доставить мне проблем, дай я им хотя бы немного времени. И они точно заслуживали смерти!
— Лок-тар огар!!! — взмах бердыша располовинил одного из них и вверг в панику оставшихся в живых.
Они попытались кинуться наутек, но тщетно: я гнал их и преследовал, и убил одного за другим, нанося страшные удары своим оружием. Меньше минуты мне понадобилось на все про все, и этого вполне хватило экипажам других броневиков, чтобы сообразить, что их соратников настигла мгновенная карма. Загудели моторы, и еще четыре стальных монстра двинулись на меня. Бежать? Ну, уж нет! Пожалуй, я мог бы попытаться скрыться в лесу, но струя пламени била метров на пятьдесят, и хоть один из четырех да сумел бы меня поджарить, так что…
Я кинулся в лобовую атаку! Этого они точно не ожидали. Я преодолел разделяющие нас пару сотен метров секунд за десять — Усейн Болт обзавидовался бы! — как в замедленной съемке, наблюдая попытки сложной техники опередить меня и развернуть башенки бронетранспортеров для упреждающей стрельбы. Хрен там! Не успели. Я, уцепившись за какую-то металлическую хреновину, мигом взлетел на броню. Второго весла у меня не было, но в первый заход я уже успел оценить толщину и прочность ствола-хобота, так что ничтоже сумняшеся, обернул бердыш обухом вперед и вдарил что есть силы.
Хобот загнулся. В смысле — прочности демидовского оружия и моей урук-хаевской дури хватило, чтобы привести технику в негодность, да еще и заблокировать вращение башни.
— Сова, открывай! — заорал я, и постучал пяткой в верхний люк десантного отсека. — Медведь пришел!
Но уже через мгновение мне стало не до шуток: один из броневиков подобрался на нужное расстояние и выпустил струю пламени прямо в меня! И плевать ему было, что я тут на броне его соратников орудую! Может — договорились? Так или иначе — я рыбкой слетел сверху, ощущая задницей жар адского пекла, и покатился по земле. Машина со сломанным хреном… То есть — стволом, конечно — тут же попыталась нарезать вальс вокруг своей оси и раздавить меня, но, как оказалось, зря они списали со счетов защитников леса!
В воздухе ощутимо запахло незнакомой магией. Не знаю я, что это за запах такой, и как его определить, и когда мой урукский нос навострился его распознавать — но он отличался от того озонового привкуса, что появлялся во время срабатывания телепорта. Что-то в нем было имбирное, что ли?
А потом из-под земли вырвались толстенные корни и полезли в траки, и оплели их, заставив машину остановиться.
С другими броневиками, похоже, происходило то же самое, но они знали, что делать: заревело пламя огнеметов, устраивая настоящий «френдли файер». Языки огня облизывали броню и гусеницы, испепеляя атакующие из-под земли растительные щупальца. Им в момент стало не до меня, так что я сумел быстро-быстро отползти подальше, к берегу, туда, где качалась на волнах сиротливая пятисотлитровая бочка.
На поле боя ситуация же продолжала развиваться стремительно: от лесной опушки к броневикам дымными полосами устремились росчерки то ли управляемых ракет, то ли противотанковых реактивных гранат: эльфы умели не только в магию! Две из четырех машин заполыхали сразу же, остальные — закружились, затанцевали, разбрасывая во все стороны дымовые шашки, укутывая опушку и берег плотной завесой.
На что они рассчитывали? Эвакуировать своих? Идиоты… Нет, попытка была. Из люков горящей техники полезли фигуры в комбезах и шлемах, целые броневики подкатились поближе, открывая аппарели… Дым явно был не простой, с какой-то примесью алхимии, поскольку эльфы больше не стреляли и не использовали магию: скорее всего, сбивались настройки не только у электроники, но и у заклятий. По крайней мере, так я себе это объяснил, когда мчался с бердышом наперевес в вонючий туман. Мне-то плевать было и на магию, и на электротехнические сложности. Сила есть — ума не надо! Плохо видно? Будем ориентироваться на слух, нюх и осязание!
Четверых из подбитой техники, я зарубил в первые полминуты, потом — отбросил бердыш и кинулся к полуоткрытой аппарели одного из броневиков-эвакуаторов и вломился внутрь с кулаками, избивая ошеломленных танкистов… Бронетранспортерщиков? Броневичников? В общем, я разбивал им шлемы и бошки о переборки и стены, ломал руки и ноги и вообще — вел себя по-варварски. Почему? Потому, что увидел герб Ермоловых. Это определенно были враги!
Честно говоря — увлекся, потому что когда вылез из десантного отсека — то едва не прозевал эльфийский отряд!
— … Алле лье телла синоме… — обрывок фразы на певучем языке заставил меня мигом засунуться обратно в салон в неловкой попытке отложить встречу с воинами-лаэгрим. Но тщетно. В люк заглянул сначала ствол снайперской винтовки, а потом — голова в шлеме, напоминавшем лисью морду. — Эд и еар ар эленеа! Ирчи!
— Лле лаквениниэн? Ирчи, йа? — второй голос выражал напополам удивление и презрение.
— Спокойно, ребята, я не враг вам! — мне показалось, что пускать ситуацию на самотек нельзя. — Так уж вышло, что я проплывал мимо и увидел, как ермоловские уроды жгут поселок. А у меня Ермоловы в печенках, если честно. Их методы — полное говно, жечь лю… Эльфов! Да кого угодно — под белым флагом, не представляющих угрозы — это низость!
— Урук? О, Элберет Гилтониэль! Это урук с топором сделал половину нашей работы? Откуда тут вообще черный урук? — они явно были билингвы и легко переключились на русский язык. — Квеннар, мы не можем…
— Конечно, не можем! Орк, выходи медленно и держи руки так, чтобы мы их видели! Лаэгрим, тира тен ласхве, ела сен! — послышались легкие шаги и едва слышный шорох снаряжения. Не будь я уруком — ни черта бы не услышал. А так стало понятно — рассредотачиваются.
— Вы, ребята, там поспокойнее, — я потихоньку подбирался к аппарели. — Стрелять не начните, главное. Мне из себя разрывные пули выколупывать вообще не улыбается. А я ведь ваш союзник, между прочим! Ну, если не ваш конкретно — то Росомах точно.
— Росомахи наняли уруков? — удивился тот, которого назвали Квеннаром. — Неожиданно… Но возможно. Повторюсь — выходи осторожно и не делай резких движений. Здесь хватит хороших стрелков, чтобы прострелить тебе каждую конечность в трех местах…
— … и не хватит, чтобы не допустить сожжения целого городка… — пробормотал себе под нос я, выбираясь на свет Божий.
Однако! Воины в лисьих шлемах действительно взяли ситуацию под контроль: у них было еще три пленных, не считая меня, и теперь эльфы споро собирали трофеи с броневиков. Дым рассеялся, и мне стало очевидно: одной из ермоловских машин удалось отступить.
— Мы наденем тебе на голову мешок, орк, — сказал Квеннар. Из-за шлема я отличал его только по голосу. — Не пытайся его снять, или придется связать тебе руки, а мне очень не хочется этого делать. Пойдем к форпосту, ты не должен иметь возможности выдать его месторасположение.
— Хрен с вами, надевайте — и пошли, — махнул рукой я. — Только заберите мой бердыш, он дорог мне как память.