— Чем же так опасна мужская башня? — подозрительно спросила Таня.
— Нехорошее это место! — опять произнесла Прасковья. — Нежилое! Поговаривают, что ходит там приведение. Оно влияет на головы мужчин, делая их одержимыми, — она замолчала и стыдливо потупилась.
— В каком смысле одержимыми? — допытывалась Таня.
— В смысле… в смысле женщинами… — покраснев, ответила бедняжка.
— Не поняла. После ночи в башне, они начинают бросаться на женщин? — Таня видела, что природное целомудрие собеседницы страдает, что такие разговоры ей не по нутру, но непременно хотела докопаться до истины.
Андрей молча слушал их беседу. Напутать его приведением после всего того, что он узнал с момента попадания в Оазис жизни, сложно. Это самое меньшее из зол. Он с опаской посмотрел на Пану. Та снова погрузилась в себя. Выглядела печальной и отрешенной. Она не участвовала в разговоре. Андрей сомневался, что она вообще что-то слышала, так далеко унеслись сейчас ее мысли.
— Они начинают вести себя непристойно? Становятся жестокими? — не отставала Таня от раскрасневшийся от стыда Прасковьи.
— Ох, я не знаю! — взмолилась женщина. — Они… они… в общем, они меняются.
— Я ничего не поняла, а ты? — обратилась Таня к Андрею.
— Единственное, что я понял, что это не опасно для жизни, — улыбнулся он. — Не мучь ее. Она уже сама не своя, — Прасковья на самом деле стала пунцовой от стыда. Сидела на краешке скамейки и озиралась по сторонам в поисках поддержки. Она с благодарностью посмотрела на Андрея, когда Таня решила прекратить допрос.
— Пойдем, Паночка. Милая, тебе пора отдыхать, — повторила Прасковья просьбу, когда Пана никак не отреагировала на ее слова. Она продолжала находиться в прострации. Андрей дотронулся до ее руки. Она вздрогнула и с испугом уставилась на них. — Пойдем, милая. Сейчас время отдыха, и ты должна поспать.
Пана вцепилась в руку Андрея, явно не собираясь никуда уходить.
— Иди и ничего не бойся, — успокоил Андрей, сжав ее руку. — Мы никуда без тебя не уйдем. Будем рядом.
Уводимая Прасковьей, Пана все время оглядывалась, мысленно умоляя их забрать ее скорее из этого места.
— Да уж, — выдохнул Андрей. — Кому нужен рай, если его навязывают силой!
— Послушай! — обратилась к нему Таня. — Я ничего не поняла про эту башню. Пойдем, поговорим с Еленой. Мне кажется, она тут самая общительная, не такая забитая, как остальные.
— Зря ты так волнуешься! — с улыбкой произнес Андрей, когда они направлялись к дому Елены. — Ничего серьезного мне не грозит. И уж тем более одержимость, — он рассмеялся, таким глупым ему показалось предположение.
— Не забывай, что ты не должен находиться в этом мире, — Татьяна оставалась серьезной, не отреагировав на его смех. — Это для них он не представляет серьезной опасности, поскольку они полноправные его члены. А для тебя он может стать опасным. Мы ни в чем не можем быть уверены наверняка.
Они издалека заметили Елену, копошащуюся на огородике возле дома. Она поливала цветы из небольшой лейки, весело напевая незамысловатую песенку. Заметив гостей, засветилась искренней радостью и пригласила их в дом:
— Пойдемте, я напою вас чаем и угощу вареньем собственного приготовления.
Домик у нее был небольшой и чистенький с просторной верандой у входа. Таня предложила посидеть на веранде и подышать свежим воздухом.
Елена проворно накрыла небольшой стол. Все спорилось в ее умелых руках. За считанные минуты в чашках уже дымился ароматный чай.
— Так приятно принимать гостей! Жаль, что такое редко случается. Я и раньше любила это делать, — с печалью в голосе добавила Елена. Но сразу же опять развеселилась. Андрей подумал, что эта девушка — самый жизнерадостный человек из всех, что ему приходилось встречать.
— Мы хотим кое о чем спросить тебя, — обратилась Таня к Елене, надкусывая нежное песочное печенье. — Это касается мужской башни, — Андрей опять заметил испуг, мелькнувший в глазах Елены. — Прасковья сказала, что это место опасное. И больше ничего… Как мы не пытались разговорить ее, она не смогла вразумительно объяснить нам, чем же опасна мужская башня?
Несмотря на испуг, Елена весело рассмеялась, чем сильно удивила гостей.
— Нашли, у кого спрашивать про мужскую башню! — веселилась она. — Представляю себе лицо нашей Прони! Да разве же можно говорить с ней на такие темы?
— А почему нет? — поинтересовалась Татьяна. Ситуация ее забавляла. Глядя на смеющуюся Елену, она тоже начала улыбаться.
— Все, что касается мужчин, для нее табу! Она мирскую жизнь прожила в одиночестве. Не выходила замуж, не рожала детей. А вы хотите, чтобы она рассказала вам про башню.
— Она девственница? — удивилась Таня.
— Конечно! Одна из самых суровых!
— Теперь понятно, почему она так краснела, — улыбнулась Таня. — А ты можешь подробнее рассказать нам про башню?
— В общем-то, я мало чего знаю, — вмиг став серьезной, ответила Елена, — да и запрещено нам говорить на эту тему.
— Запрещено Светланой? — уточнила Таня.
— Да. Но… думаю, что вам я могу рассказать то, что знаю сама. Хотя, пользы от этого мало будет, — она помолчала, собираясь с мыслями. — Эта башня, вернее, даже не сама башня, а та единственная комната в ней наверху… В общем, у нее не очень хорошая репутация… — Елена говорила медленно и вдумчиво, Таню так и подмывало поторопить ее наводящими вопросами. Но она заставила себя молча ждать продолжения, чувствовала, что вопросы спугнут рассказчицу. — Очень редко Светлана отправляет туда на ночь кого-нибудь из мужской прислуги. Даже не знаю, зачем она это делает. Ни разу не замечала, чтобы кто-то из них провинился. Ну вот… а после этого, обычно, она его выгоняет…
— Как, выгоняет? — не выдержала Таня.
— Ну, очень просто, — простодушно уставилась на нее Елена. — Он перестает служить у нее. Уходит отсюда. И больше мы его не видим.
— И это все? — удивилась Татьяна.
— Ну да… Подробнее не могу рассказать. Больше и я ничего не знаю.
— А она никогда не рассказывала, почему выгоняет их? Или может вы спрашивали у нее?
— Как-то Вера поинтересовалась. Просто… у нее… ну, в общем, чувства у них были… Служил тут Степан, красивый такой! Ну вот, выгнала его Светлана после ночи в башне. Вера так переживала, просила не выгонять. Но Светлана была непреклонна! А на вопрос: почему, ответила, что разум его помутился. Будто бес в него вселился, — Елена говорила неуверенно, спотыкаясь. Заметно было, что рассказ ее саму смущает.
— А как выглядели те мужчины после ночи в башне? — допытывалась Таня. Андрея смешила ее настойчивость. Он не думал об опасности. Все казалось не серьезнее детской шалости. Он красноречиво посмотрел на Таню, но та проигнорировала его взгляд, продолжая допрос: — Не замечали ли вы чего-нибудь необычного в их поведении?
— Как вам сказать?.. Они менялись… Только, что именно в них менялось, не пойму. Они становились более наглыми что ли, или, может, уверенными в себе? Не знаю, — она простодушно посмотрела на Таню, и та поняла, что большего от нее не узнает.
— Не нравится мне все это, — озабоченно произнесла Таня, когда они с Андреем покинули гостеприимный дом Елены, — она что-то задумала!
— Не переживай! Что бы она не придумала, я с этим справлюсь, — посмеивался Андрей, глядя на хмурое лицо подруги.
— Ее психика нарушилась после того, как она оказалась тут. Временами она выглядит совершенно ненормальной! Ты заметил, как быстро она выходит из себя?
Они, не спеша, шли в сторону сада. По двору сновали люди, но никто не обращал на них внимания. Светланы нигде не было видно. Скорее всего, сон-час был не только в распорядке дня Паны.
— Интересно, как там Виктор? — решил сменить тему Андрей, заметив, что Таня не на шутку разволновалась.
— Надеюсь, скучает, — немного расслабилась она. — Честно говоря, он меня не сильно заботит. А вот Иван, да. Интересно, нашли они его?
— Там хороший поисковый отряд, — больше себя, чем ее, успокоил Андрей. Он до сих пор испытывал неловкость, что выбрал менее опасное задание. Еще переживал за Алину. Не место ей в темном мире.
После очень скромного ужина Светлана приказала проводить Андрея в его покои. Молчаливый слуга знаками велел следовать за ним. Когда Андрей уходил, все взгляды были устремлены на него. Кто-то смотрел испуганно, другие — сочувственно, некоторые — с недоверием. Во взгляде Татьяны он прочел беспомощность и озабоченность. Глаза Светланы горели плохо скрываемым торжеством.
«Чему она так радуется?» — подумал он, стараясь не подать виду, что тоже взволнован.
Комната, отведенная ему для ночлега, располагалась на самом верху сторожевой башни. В нее вела винтовая лестница с небольшой площадкой на самом верху, за которой сразу же располагалась дверь.
Пока Андрей в сопровождении хмурого слуги поднимался по лестнице, он заметил большие тенета паутины, свисающие, как гамаки, между балясинами перил. Неутомимые труженики покрыли тончайшим ковром всю лестницу. Разрываясь, она повисала бесформенными хлопьями на одежде. Андрей терпеть не мог паутину — считал ее признаком ветхости. Он брезгливо снимал ее с себя, и она медленно падала вниз, кружась в наполненном пылью воздухе.
Пыли здесь было еще больше, чем паутины. Она толстым слоем лежала на ступенях, выпархивая из-под ног и повисая в воздухе, как кадры в замедленном кино.
«Когда же последний раз ступала сюда нога человека?» — подумал Андрей. Он задал свой вопрос вслух. Но ответом была тишина и могучая спина идущего впереди мужчины.
Массивная дверь со скрипом отворилась и впустила Андрея внутрь просторной комнаты, где из всей мебели только огромная кровать стояла в центре. Свет, окрашенный закатом, проникал сквозь узкие окна-бойницы, занавешенные плотной тканью. Шторы колыхались от легкого сквозняка.
Комната была круглой формы, как и сама башня. Каменные стены, ни чем не отделанные изнутри, отдавали средневековьем. Андрею опять почудилось, что он слышит звуки сражения и стоны раненых и умирающих на сырой земле.
Пока он озирался по сторонам, суровый проводник сменил постельное белье на кровати. Когда тот стягивал покрывало, Андрей едва не задохнулся от пыли, взметнувшейся в воздух. Он громко чихнул, чем заслужил злобный взгляд исподлобья, вместо «Будь здоров!». Решив не оставаться в долгу, и не понимая причины подобной враждебности, Андрей одарил мужчину таким же взглядом. Даже сдвинул брови для пущей убедительности.
«Ладно, хоть постель чистая!» — хмыкнул он, когда проводник скрылся за тяжелой дверью, унося постельное белье. Андрей прислушивался и, не различив шума поворачиваемого в замке ключа, удовлетворенно кивнул. «Значит, я, все-таки, гость, а не узник!» Но радость его быстро померкла, когда, проделав обратный путь по лестнице, он обнаружил, что дверь в башню заперта, и выйти наружу нет никакой возможности.
Ничего не оставалось, как взбираться обратно в башню, чувствуя себя сказочным персонажем — Рапунцель. «Или я принц, ослепленный злой колдуньей? — невесело думал он, приближаясь к площадке на самом верху. — И там осталась моя Рапунцель?» Его мысли устремились к Тане. С каждым мгновением, ситуация все меньше нравилась ему. В душе росло раздражение против властной и деспотичной Светланы, нарушающей простые законы гостеприимства.
Пыль, которая лежала повсюду, выводила из себя. Он забрался с ногами на кровать — единственный островок относительной чистоты. В комнате постепенно становилось все темнее. Лампы или чего-нибудь другого Андрей не нашел. Когда и в окна перестал проникать свет от быстро прячущегося за горизонт солнца, комната погрузилась в темноту.
Постепенно затих шум, доносящийся со двора. Иногда только из рощи долетал одинокий вскрик ночной птицы, от которого становилось еще тоскливее на душе.
Андрей приподнял подушку, оперев ее о спинку кровати, и улегся, закинув руки за голову. Он смотрел в грубо сколоченный деревянный потолок, освещаемый луной. Воспоминания, которые перестали преследовать с момента попадания в Оазис жизни, вновь нахлынули на него.
Вспомнился мальчик лет десяти, воспитанник детдома. Никогда раньше Андрей не думал о нем. Скорее, даже забыл о его существовании. И имени не помнил. А тут… Он отчетливо видел его — веселого и подвижного, непослушного заводилу в детских шалостях, двоечника и шалопая. Что там тогда случилось? Андрей нахмурился, восстанавливая в памяти события давно минувших дней. Ах, да! Конфликт у него был, у того мальчика, с учительницей в школе. Вроде не любила она его… за непослушание. И накатала бумагу в Департамент образования, содержательную такую, с просьбой оградить учеников от пагубного влияния одноклассника.
Андрей хорошо помнил утро, когда за этим мальчиком приехала машина «скорой помощи». Отчетливо слышал его крики и видел растерянное лицо Зинаиды Сидоровны, когда того волокли двое санитаров. Мальчик пытался вырваться и брыкался. Директриса просила объяснить, что происходит, на что водитель «скорой» сунул ей какую-то бумагу под нос, после прочтения которой она побледнела, но перестала вмешиваться, молча наблюдая со стороны.
Дети высыпали на улицу, привлеченные криками. Как плакал тот мальчик! Как же его звали? Никак не может вспомнить имя. Да и неважно… Этого мальчика не было более двух месяцев. Андрей уже успел забыть о его существовании, тем более что друзьями они не были. А через два месяца он внезапно вернулся! Но какой?! Из худенького подвижного ребенка он превратился в толстый овощ, который почти все время сидел, уставившись в одну точку, и ни с кем не разговаривал. Перед мысленным взором Андрея всплыла картина: рыхлые, безвольные руки, висящие вдоль тела…
Больше он ничего не мог вспомнить, как ни напрягался. Что стало с тем мальчиком? Беспечное детство вбирает в себя только то, что ему интересно, а этот мальчик интересным не был. Андрей не помнил, сколько тот пробыл в детдоме, вернулось ли к нему прежнее состояние. Да и этот эпизод никогда раньше не всплывал в памяти. До сегодняшнего дня…
Сильный порыв ветра задул в окна, отчего занавески забились о каменные стены, как крылья раненой птицы, пытающейся взлететь. «Ни о чем не волнуйся… — услышал Андрей знакомый голос, принесенный ветром, — завтра мы уйдем отсюда навсегда…» Он улыбнулся. Таня установила с ним мысленную связь. Хороший же рыцарь из него получается! Сидит тут запертый в башне, а любимая собирается его спасать.
На смену иронии пришла злость. Да что она себе позволяет, эта Светлана?! Завтра он выскажет ей все, что думает! Он не собирается щадить ее чувства! Мог бы ей посочувствовать, веди она себя по-другому, достойно относясь к людям!
Мысли не давали уснуть. Они упорно лезли в голову, лихорадя сознание. А так хотелось, чтобы эта ночь побыстрее закончилась. Вспомнился пионерский лагерь. Целых три месяца удовольствия и строгой дисциплины! На все лето их отправляли в лагерь, чтобы отремонтировать детдом.
И вот, подъем, линейка, завтрак, мероприятия до обеда (тематические кружки или подготовка к какому-либо конкурсу), обед, дневной сон, во время которого мало кто спал, но все должны были находиться в своих комнатах, купание в озере — самый любимый момент. А вечером, после ужина, — дискотека. И песни детства: «Светофор» Леонтьева, «Я буду долго гнать велосипед» Барыкина и, конечно же, «На недельку до второго» в исполнении Игоря Скляра.
Галстук нельзя повязывать на голую шею… На ногах всегда должны быть носки… Обязательная пробежка с утра к озеру… Романтика детства, наполненная жужжанием комаров и расчесанным до крови телом.
Андрей улыбнулся, вспомнив этих жутких кровососов. Как они устраивали заграждения от них из простыней, натягивая их между железными спинками кроватей. И ведь нормально же себя чувствовали! Взрослый бы точно задохнулся, но только не ребенок!
Забавная мордашка рыжей бестии никак не желала покидать мысли, оттесняя сон, который постепенно накрывал. Андрей вспомнил, как она злилась, когда он приглашал какую-нибудь девочку на медленный танец. Она испепеляла его детским сердитым взглядом. А потом отказывалась разговаривать. Правда, хватало ее от силы на час. После отбоя, забыв обиды, она тайком пробиралась в их комнату и залезала к Андрею под одеяло, занимая место, которое считала своим. А на утро им обоим влетало. Но на следующий день все повторялось. И так бывало всегда, кроме тех дней, когда Таня болела, и ей запрещали вставать с кровати. Тогда она заставляла Андрея до ночи сидеть рядом, рассказывать всякие истории, пока не засыпала.