Слова дочери заставили Павла Даниловича всерьез обеспокоиться.
— Вот уж не думал, что твой муженек такой легкомысленный…
— Я ничего подобного не говорила, — запротестовала Вика.
— А я догадался. Служебный роман. Умные люди таких вещей избегают… Прости, доча, сорвалось!
— Ничего, я вполне спокойна.
Врет и не краснеет, но отцу вовсе незачем об этом знать.
— Я хотел сказать, что, если кто-то попробует на твоего Саньку, как ты говоришь, наехать, я вам помогу, но, наверное, ты права, ему надо с этой его базы уходить. Потому что в городе ходят слухи… — Он осекся.
— Какие слухи? — сразу напряглась Вика.
— Слухи — они и есть слухи! — нарочито легкомысленно махнул рукой Павел Данилович, но дочь свою не убедил.
— Теперь ты выкладывай, — потребовала она.
— Говорят, на эту базу нацелился Махмуд.
— Кто это?
— Не слышала? Лучше и впредь не слышать.
Вика понимала, что он ей больше ничего не расскажет, но у нее на оптушке был один знакомый парень… Ему двадцать восемь лет, и он — инвалид чеченской войны, но отчего-то Вика всегда относилась к нему как к младшему брату, несмотря на шесть лет разницы между ней и Костиком.
Однако Костика она увидит потом. Ее начальник — теперь уже бывший — разрешал своим работникам приходить на работу к половине десятого. Полчаса хватало, чтобы разложить товар и начать работать. Вика прикинула, что если она сядет на маршрутку, то и не опоздает.
— Я скажу Арнольду, он тебя отвезет, — улыбнулся отец.
— У меня на лице все написано?
— Просто ты — моя дочь, и я только теперь понял, как соскучился по тебе.
— Я тоже скучаю по тебе, папа. Мне бывает так одиноко…
— Александр обижает тебя? — всполошился Хмельков.
— Что ты! За исключением этого случая… с Лизаветой… Нет, я ни разу не пожалела, что вышла за него замуж! И даже после этого случая — тоже.
— Все мы ошибаемся, Витуся. И знаешь, мне не по душе так называемая гордость, когда женщина говорит: «Я не прощу тебе этого никогда!» Одно время в литературе соцреализма был моден такой образ. И никто из писателей не попробовал нам разъяснить, что, прощая, мы сами становимся лучше и чище. Хотя, разумеется, если твоим прощением злоупотребляют… Только не изводи его упреками, если считаешь, что он все осознал.
— Как ты мог такое обо мне подумать! — даже обиделась Вика.
— Умение прощать — это, знаешь ли, искусство.
— Догадываюсь. А Санька — хороший муж, просто он не всегда меня понимает. Наверное, мы — Хмельковы — оригиналы.
— Это точно, — согласился отец. — Ты уверена, что мне не стоит с твоим Санькой поговорить?
— Зачем? Он обидится.
— По-моему, ты чересчур с ним деликатничаешь. Он небось о тебе не подумал… Молчу, молчу… Судя по всему, ты сдаваться не собираешься?
— Вот еще, сдаваться! Ты, кстати, тоже не сдавайся. А то мне показалось…
— Неужели это так заметно? — усмехнулся отец.
— Любящей дочери — заметно…
— Виктория, мне тоже бывает одиноко, но я совсем забыл, что на свете есть родная душа, которая меня поймет… Все-таки что-то тебя беспокоит.
— Вспомнила нашего соседа через два двора. Крутые ребята — уж не знаю за что — отобрали у него дом. Жена вернулась к матери — живут впятером в двухкомнатной квартире, а он… на мусорной машине ездит.
— Ну, говорят, мусорщики очень неплохо получают.
— После того как он был директором автомастерской?
— Что поделаешь, в жизни не всем везет.
— А если и Саньку вот так же из дома начнут выгонять?
— Скажи, я подыщу ему работу. Пусть подождет пару недель. А пока будет поосторожнее… Ты только не забудь на работу выйти.
— Тогда до понедельника?
— До понедельника. Тебя твой Андрей Валентинович отпустит без претензий?
— Поплачет, поплачет, да и отпустит. Где еще он такого супер-продавца найдет?
— Ладно, звезда оптовой торговли. Приходи в офис к девяти часам. Не забудь паспорт и трудовую книжку.
Вика благодаря Арнольду — он вообще как водитель от Бога не боялся уличных пробок и всегда находил самый короткий путь — прибыла на место даже раньше ожидания. Шофер отца домчал ее за пять минут. Так что некоторое время у нее оставалось на то, чтобы найти Костика и поговорить с ним.
Понятное дело, Саньке она об этом рассказывать не собиралась. Во-первых, он стал бы выговаривать, что это дело сугубо семейное, а во-вторых, обиделся бы на то, что Вика считает его неспособным решать собственные проблемы.
Но Вика была уверена, что если в жизни встречается препятствие, с которым ты прежде не сталкивался, то лучше всего в таком случае прибегнуть к помощи специалиста. Может, кто из молодых и учился на собственных ошибках, но Вика в постоянной борьбе с самой собой, вернее, с собственным несовершенством не хотела рисковать еще и в незнакомых вопросах.
На войне Костик был ранен в живот. Как говорил он сам, рана оказалась нехорошей — хотя разве могут быть хорошие раны? — но попал в руки к опытному хирургу, который выбросил часть желудка, после чего Костя почувствовал себя почти здоровым человеком. По крайней мере ел и пил то же, что и другие. Разве когда таблетку приходилось принимать, что военврач ему прописал.
При этом был Костя худым, как говорила Вика, до безобразия.
Наверное, в отместку за то, что государство послало его на войну, где он чуть не погиб, по крайней мере теперь считался инвалидом второй группы, Костя торговал на оптушке пиротехникой, далеко не всегда лицензированной и безопасной. То есть на виду у него лежали фейерверки почти игрушечные, но интересующимся он продавал такое, о чем можно было только догадываться. Иными словами, пиротехнику военного направления.
Костика, как и его напарника, Вика уважала, потому что это были спокойные, уравновешенные мужчины, вполне понимавшие всю меру ответственности за нелегальную часть своего бизнеса, и «гусарствовали» они при этом так, самую малость.
— Не вижу ничего странного в этом, — говаривал Константин. — Меня испортил экстрим войны, потому и теперь я не могу, например, продавать белье или колготки.
— А если тебя поймают? — спрашивала Вика.
— Посадят, — философски пожимал плечами Костик. — Разве не про таких, как я, говорят: кто не рискует, тот в тюрьме не сидит?!
Помогал ему в бизнесе бывший сослуживец со своим автомобилем, в заднем сиденье которого был вмонтирован ящик, где продаваемая пиротехника хранилась. То есть та, которой на прилавке не было.
Вот Костю сейчас и разыскивала Вика. Впрочем, «разыскивала» — слишком громко сказано, она его сразу нашла и позвала за собой в один хитрый уголок, между металлическими контейнерами, прямо из которых армяне торговали своей обувью.
— Поговорить надо.
— Ходят слухи, что Майор… — начал было Константин, но Вика его перебила:
— Ну его, этого Майора, у меня дела поважнее… Так что к тебе два вопроса.
— Целых два? — улыбнулся Костик. — Ну задавай.
— Во-первых, ты знаешь, кто такой Махмуд?
— Если бы челюсть у меня была вставная, она бы от твоего вопроса выпала. Знаю, конечно. Но вот почему ты им интересуешься?
— Понимаешь, мой муж работает на лесоторговой базе…
— Все понятно, можешь не продолжать. Скажи ему, пусть срочно увольняется. Лучше пусть дома посидит, если работу сразу не найдет, дешевле будет.
— Понятно, — протянула Вика и поспешно проговорила, видя, что Костик переминается с ноги на ногу, явно куда-то торопится: — Знаешь, у меня дома совершенно никакого оружия нет. Даже кухонный нож вот такой маленький, им и не защитишься.
— Хорошо сказала, — похвалил Костик. — О защите должен думать каждый гражданин нашей криминальной державы.
— Костик, я серьезно, ты не поможешь мне достать какое-нибудь оружие?
— Петровская, как говорят в Одессе, я с вас смеюсь. Если Константин когда-то воевал, значит, он должен непременно оружием торговать?
— Костик! Я хочу купить у тебя что-нибудь такое, не оружие в традиционном смысле, а… хотя бы то, чем можно пошуметь. В случае чего, как бы подать сигнал SOS… Знаешь, Санька такой забор сделал, что, войди во двор кто-то посторонний, сможет делать с нами что хочет. Никто не заметит и не услышит…
— Может, ракетницу?
— Нет, еще проще.
— Тогда могу посоветовать китайский фейерверк. Шума от него столько, все соседи сбегутся.
— Костик, если ты будешь надо мной смеяться…
— Мне странны, девочка, твои вопросы. Я бы еще понял, если бы ты жила одна где-нибудь на опушке леса. Но у тебя есть муж. Это он должен думать о твоей защите!
Константин проникся к Вике особым доверием, когда в прошлом году на его дне рождения в шашлычной — он пригласил нескольких «коллег» и ее с Катей — Виктория привычно декламировала Высоцкого, чем вызвала нешуточный восторг «оружейника»: «Как ты можешь все это наизусть помнить?!»
Он посмотрел на неулыбчивое Викино лицо и спросил:
— Тебе кто-нибудь угрожает? Ты только скажи.
— Пока — никто, но все может быть… У мужа на работе неприятности, а он в армии не служил.
Можно подумать, Вика служила!
Хотя служба в армии была здесь ни при чем, у Кости имелось на этот счет свое мнение: все, кто не служил, — слизняки и подонки. Такую его категоричность Вика объясняла тем, что у Константина нет части желудка, и от этого он по характеру как бы язвенник. Но на всякий случай она добавила:
— У Саньки после перелома нога неправильно срослась, вот его и забраковали. Он прихрамывает, но почти незаметно.
— А, ну тогда ежу понятно, — сразу помягчел Костик. — А что у него, у мужика твоего, все так серьезно?
— Трудно сказать, — призналась ему Вика, — но, понимаешь, интуиция у меня…
— Интуиция — великая вещь, — согласился Костик.
Вика и сама не знала, чего она так волнуется. Но после слов Саньки о том, какую пакость может устроить ему Лизавета, где-то внутри у нее поселился червячок беспокойства, который рос даже не с каждым днем, а с каждым часом.
Она вспомнила рассказ мужа, как у него на работе расправились с парнем, у которого на складе обнаружилась большая недостача, и ей вовсе стало плохо. А что, если и к Вике с Санькой придут домой рэкетиры и станут требовать, чтобы он заплатил за пропавший вагон?
Странно, вагон еще не пропал, а она будто наяву увидела, как состав увозит его вместо Ачинска в Качинск. Всего одна лишняя буква — и у человека сломана судьба…
Ее муж, он ведь такой… неспортивный, что ли… То есть он быстро бегает и может носить на руках ее, Вику, но выстоять против мордоворотов, какими их показывают в боевиках, он попросту не сумеет.
— Хорошо, есть у меня один фейерверк… достаточно серьезный, — сказал между тем Костик, наблюдая за мучениями, отражавшимися на Викином лице. — Но вот сможешь ли ты соблюдать все правила безопасности? А то еще покалечишься ненароком.
— Конечно, смогу, — горячо сказала Вика. — Знаешь, я какая дисциплинированная.
— Боязно мне что-то, — задумчиво проговорил Константин. — А с другой стороны, неужели твой муж ракету запустить не сможет?.. Ладно, я еще подумаю. Ты сегодня работаешь?
— Вообще-то я увольняюсь, другую работу предложили, но, наверное, шеф жену пришлет, чтобы приняла все, как положено. Так что до вечера я вряд ли уйду.
— Ладно, я тебя найду и принесу.
— Сколько с меня?
— Пара сотен — это не слишком для тебя напряжно?
— Не слишком, — улыбнулась Вика.
Хозяин тоже появился с утра, так что Вике не пришлось ему звонить и объясняться по телефону. Сказала как есть:
— Мне отец работу предложил.
— Сегодня еще поработаешь?
— Сегодня — обязательно, но, может, Марина Сергеевна потихоньку бы принимала у меня склад?
— Я ее пришлю, — кивнул хозяин. — Но ты же всухую не уйдешь?
— Само собой, — бодро ответила Вика, радуясь, что все складывается у нее так удачно; она приготовилась к тому, что шеф будет возмущаться, что не предупредила его заранее.
А он как раз обернулся уходя и сказал:
— Я давно этого ждал. Не твое это место, Виктория. Мне торговать приходится, а ты здесь торчишь из-за лени.
Вика хотела обидеться, почему из-за лени, разве она плохо работала? Но тот пояснил:
— Небось отец условие поставил, чтобы институт окончила?
— А откуда вы знаете?
— Я бы на его месте так и сделал.
Вика растрогалась. Она ожидала хотя бы некоторого сопротивления со стороны хозяина, а он отнесся с таким пониманием… Вика распахнула объятия и бросилась шефу на грудь.
Но она не учла, что Петя — их грузчик — уже привез со склада ящики с товаром и поставил у входа в секцию. И теперь эти ящики загораживали не только вход в нее, но и выход. Словом, она решила от чувств обнять своего работодателя, споткнулась о ящики, упала прямо на него, сбила с ног, так что он тоже упал, но уже в соседнюю секцию, где Катя свои товары только что расставила, снес весь ее прилавок…
— Мамочки, — свистящим шепотом сказала Катя, — что это было? Землетрясение?
— Всего лишь изъявление благодарности, — пробормотал Викин шеф, поднимая лицо от стопки кружевных трусиков.
На восстановление порушенного у них троих ушло не меньше получаса.
К счастью, успели до прихода жены хозяина, Марины Сергеевны, которая славилась ревностью Отелло и могла бы не так расценить позу, которую Вика занимала совсем недавно, лежа на упавшем шефе.
— За трудовой книжкой можешь зайти завтра, — сказал он, предусмотрительно отойдя от Виктории шага на три.
— Что значит зайти? Я приду, поработаю, и вы сами сказали, надо обмыть уход.
Андрей Валентинович согласно кивнул, но посмотрел на Вику с каким-то новым интересом.
— Ну, Петровская, у тебя и темперамент. Я даже не ожидал. Мне всегда казалось, что ты скорее флегматик…
Вот Санька бы посмеялся: флегматик! Он порой утверждал, что таких психотипов, как у Вики, на свете вообще нет… Все консерваторы категоричны.
— Опять ты сначала делаешь что-то, а потом думаешь, вот оттого и людям рядом с тобой находиться опасно. Если у них, конечно, реакция слабовата.
— У тебя реакция не слабая, — огрызнулась бы Вика.
Санька и не стал бы спорить.
— Благодаря любимой жене я получил такую дрессуру! Я теперь ловлю вещи, которые падают со столов, прежде чем они достигают пола. Директор говорит, у меня талант, а я ему: «Вы не знаете талантов моей жены…»
Но зачем вспоминать о грустном?